О войне. Леня

С дедушками у меня всегда было… не очень. То есть, вообще-то они были, но как-то не рядом. В бабушках, напротив, недостатка не наблюдалось: родные, двоюродные (или как там их правильно назвать), приятельницы бабушек… Словом, бабушки были моим привычным окружением с младенчества.
Мальчик в пиджачке и кепке на старой фотографии — мой двоюродный дедушка, бабушкин брат. Леонид, Леня. Сколько я помню, никто не называл его по имени. То есть, чужие-то почтительно именовали его Леонидом Викторовичем, не иначе: он был механиком и руки имел золотые, так что если нужно было починить какую-либо машину, разобраться в незнакомом механизме или выточить какую-нибудь деталь, обращались к нему. И он разбирался, делал, чинил — даже когда уже вышел на пенсию. Свои — моя мама, ее сестры, братья, называли его Лелька — крестный. Хотя крестным он, кажется, приходился только маме.
Не знаю отчего, мы мало с ним разговаривали, словно бы стеснялись. Кроме того, он вообще говорил немного, сильно заикался. Мы считали это последствием контузии на войне, но, вообще-то он заикался еще до армии, с детства. Помню, как мы с ним вдвоем ели хлеб с маслом и медом, а в новогодний праздник пили квас, отчего-то хихикая. В моем детстве он спиртного не пил. Еще мы катались на его мотоцикле «Урал» с коляской. Позднее он позволял гонять на нем мальчишкам, моим двоюродным братьям.
К старости, больной и одинокий (жена и приемный сын умерли, племянники навещали, но не так часто), он стал по чуть-чуть выпивать. Это вызвало неожиданный эффект: дед практически перестал заикаться и время от времени рассказывал нам, его двоюродным внукам, о своей жизни. О войне он говорил немного и неохотно, чаще любил рассказывать об учебе в техникуме в Петропавловске (Казахстан), о своем увлечении историей, о Григории Распутине.
Расскажу о его военной судьбе.
На фото, сделанном в конце августа 1941 года, накануне ухода отца на фронт, Лене еще нет восемнадцати лет. Семья жила тогда в Березовске Свердловской области. В армию его призвали, видимо, зимой 1941;1942 гг. или весной 1942 г. По словам бабушки, у него какое-то время была бронь. Как способного к технике, его направили в Забайкалье, учиться на механика-водителя танка. Когда учеба закончилась, будущих водителей перевели в Омск. Там они сдали экзамены, там были сформированы команды для отправки на фронт. Леонид каким-то образом сумел сообщить родным, когда пройдет эшелон, и они ездили на станцию встречать. Эшелон не остановился.
Путь на фронт лежал через Нижний Тагил: предстояло получить новенькие танки Т-34. Когда нужно было загонять танк на железнодорожную платформу, старый рабочий, поглядев на водителя-мальчишку (хотя и младшего сержанта), прогнал его из-за рычагов и заехал на платформу сам. Конечная точка маршрута была неизвестна, поначалу думали, что едут к Москве, потом поезд повернул к Сталинграду.
Новые танки с новыми водителями прибыли в части накануне наступления 19 ноября 1942 г. Леонид попал в 8-й мотоциклетный полк. В состав полка входила танковая рота, также перед наступлением полк был усилен техникой. Предстоял прорыв в тыл врага. Леня участвовал в боях в качестве стрелка-радиста (ведь как водитель он не имел еще боевого опыта). В декабре 1942 г. полк был переименован в 3-й гвардейский. В марте 1943 г. Леонид был награжден медалью «За отвагу» за уничтожение цистерны с горючим и живой силы противника. В наградных документах он назван Алексеем.
В дальнейшем он служил механиком-водителем, поменял за войну четыре танка и трех командиров. Сам же он был один раз легко ранен в руку. Леонид участвовал в боях на Днепре, в освобождении Одессы и Николаева, форсировал Днестр, Буг, Серет (Румыния), воевал в Югославии, Австрии, Венгрии (на озере Балатон).
Под Одессой он заслужил вторую «Отвагу» за разминирование прохода для танков. Третью получил за уличные бои в городке Добровник (Югославия).
В конце войны произошел случай, о котором он рассказал моей сестре. Не знаю, в ка-ком городе это было. В Европе. Однажды они подъехали на танке к магазину. И зашли, просто так, посмотреть. Это был магазин готового платья. Многие заходили. Кто посмотреть, кто брал что-нибудь, а кто и мешками таскал. Одного так с мешком и убило шальным осколком прямо на пороге. Леня и его экипаж никогда ничего не брали. А тут он увидел платье, красивое, из ткани, что можно сжать в кулаке. Дома у него три младших сестры, и носить нечего. Он положил платье в карман.
Вскоре после этого танки наступали по мосту на немецкий берег. Их танк подбили, он упал с моста. В танке было трое: один утонул вместе с танком, механик-водитель и командир успели выпрыгнуть через люки. Леониду повезло: он упал ближе к мосту и своему берегу. Не помня себя, он доплыл до берега и упал в ближнюю воронку. Командира выкинуло ближе к середине реки и он не мог плыть, может быть, был ранен. Но он видел, что его механик жив и закричал: — «Ленька, спаси!» Леня кинулся было из воронки, но его прижало немецким огнем, он попробовал с другой стороны — то же самое. Палец нельзя было высунуть. Когда он смог подобраться к реке, по воде плыли только круги…
Леня выбросил платье, он считал, что виноват в гибели своего экипажа. Ничего трофейного он с войны не привез. Насколько я знаю, после того случая он больше не водил танк: был регулировщиком, работал в мастерских. После войны нужно было оформлять много документов увольняющимся в запас, и Леонида за хороший почерк назначили писарем. Тогда он уже был старшиной. С войны он вернулся, вероятно, в 1946 г., точно не знаю. На фото 1945 года ему еще нет двадцати двух лет. Мальчишка в военной фуражке…
После войны Леонид Викторович Киргинцев вернулся в Ражево, закончил техникум, женился и всю жизнь проработал механиком в машинно-тракторных мастерских. Он умел все и был безотказным. И всегда стеснялся достать ветеранское удостоверение. Его любимая военная песня — «Эх, дороги».