Ничего не досталось, кроме тишины...

Ничего не досталось,
Кроме тишины.
Какая удача!

     *

Сердце замрет
На перепутье.
И-снова забьется!

     *

Ключи потерял от дома.
Так и живу
Открыто.






     Брат.




Маленький китайский автобус, поднимая пыль подкатил к конечной остановке.
Несколько бабусь, кряхтя под тяжестью баулов, спустились по крутым автобусным ступенькам.
Жарило изрядно. Вглуби павильона парень с девушкой лузгали семечки, сплевывая прямо на пол.
Петров не прочь был передохнуть в тенечке под бетонной крышей,но передумал и подхватив защитного цвета рюкзачок, смело нырнул в июльский зной.
Рыночная площадь за супермаркетом пустовала. В рыночный день тут бойко шла торговля китайским товаром и ивановским текстилем. По средам била жизнь, невесть откуда взявшаяся, и так же неожиданно, как приходила, исчезала к обеденному жару.
Петров покупал на рыночке мед у вежливого, но не заискивающего волгоградского пасечника. Мед был вкуса простого и со слабым стойким запахом.
Он пересек площадь, с удовольствием погружаясь в чистый пахучий владимирский воздух. Бабки пошли к поселку, Петрову было с ними не по пути. Он шел через Еськино, тоже пустое и незамыленным взглядом впитывал Еськинские, столь любимые за простоту и соразмерность дома, и раздваивался.
Безусловную радость будто что-то омрачало. А что именно понять и осознать он не мог. Даже лоб его наморщился от мысленного усилия.
Конечно, дома многое потеряли за последние годы. Часть из них стала расти, как на дрожжах, пристраиваться, перестраиваться, распухать без всякого смысла и пропорции.
На смену невысоким заборчикам из штакетника пришли высоченные ограждения из фуксийного цвета металлического профиля.
Железо резало глаз и вызывало стойкое желание сказать его обладателю недоброе словцо.
 Народ богател, а красота уходила.
 Парадоксально и печально, как ни посмотри.
Но Петров чувствовал, что не в заборе и не в домах Еськинских причина его грусти. Нет не в них.
 Что-то более глубоко запрятанное, хотя и не сильное, мешало ему испытать радость не половинчатую, но полную.
  "А ну ка, песню нам пропой веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер..- завел Петров для бодрости, спугнув нескольких упитанных кур и вызвав недовольство местного петуха. Он бы пел и дальше, и громче, и с завываниями, но вдали появилась женщина на велосипеде и, проехав мимо, улыбнулась и кивнула, как старому знакомому.
Петров подобрался и грянул еще сильнее.
"Моря и страны ты обшарил все на свете..."
В конце деревни от улицы ответвлялась прибитая тропка и вилась вдоль живой, журчащей внизу, Вольги.
 Петров присел на пригорке под ракитой  и стал смотреть вдаль.
 Необыкновенно легкая плывущая Ивановская церковь так и притягивала взгляд.

..Вечером, переделав все дела по дому, Петров сидел на крыльце, попивая чай в удобном кресле.
Участок его располагался на возвышенности и с него хорошо был виден и лес за рекой, и огромное закатное солнце. Легкие розово-серые облачка, легче перьев завораживали и так бы Петров и смотрел на них, и смотрел.
Душа его как-то размякла и стало ей одновременно и хорошо, и больно. Больно  сладкой забытой болью.
Верхушки высоких сосен оторачивали край неба и с каждой секундой будто подбавлялось в краски черной туши. Время остановилось и наступил покой.
...Вздрогнув, Петров открыл глаза.. То ли он задремал, то ли горизонт загипнотизировал его.
Тряхнув головой, он допил чай и стал энергично махать руками, прогоняя наваждение. А заодно отгоняя распоясавшихся комаров.
Солнце давно зашло, вышел желтый месяц и Большая медведица уже приступила к своему межпланетному дежурству.
"Странно,- сам себе сказал Петров. И он стал думать о природе. Причем не о природе вообще,а о местной, мягкой прилипчивой и близкой человеку природе Владимирской области.
Казалось бы люди здешние должны были жить необыкновенной под стать природе жизнью. Счастливые и довольные. Но этого не было. Люди были такие же. Ничуть не лучше и не хуже. И никакой красоты они тут не видели.
И он понял, что смущало его поутру и не давало покоя.
Евгений! Подумал он о младшем брате. Как же я сразу не сообразил!

..Ты неплохо устроился, -заметил Петров своему другу и соседу Феденьке, благосклонно рассматривая обширную веранду. В словах его сквозила легкая ирония, поскольку веранда была никакая. Сделанная на живую нитку.
Два пыльных старых кресла, стол узкий и длинный, вдоль стола широкая лавка. Многочисленные по двум большим сторонам веранды окна, вставленные как попало, с огромными щелями и желтыми от времени занавесками. Крыша из прозрачного дешевого пластика.
"А то- обрадовался Феденька,- высший класс! Не поверишь, как я скучаю в городе без нашей дачи.
"Это ты то скучаешь?- удивился Петров,- тебя на дачу и калачом не заманишь!
Кстати, чего это ты заявился. Только не говори про дачные прелести.
"Ты, Петрович, слишком приземленный человек. Недоверчивый.А я  дачу люблю.
"Ладно, ладно, любишь- улыбаясь заметил Петров,- а я кстати, рад тебя видеть!"
"Да?"
"Очень рад.!
 Феденька был характера легкого и Петров болтал с ним не без удовольствия.
Феденька засмеялся.
"Взносы какие-то надо заплатить. Целевые называются.Ты не знаешь что это такое?
Жена говорит электричество могут отключить, если вовремя не заплатишь"
Петров развалился в кресле и вдруг почувствовал, что эта никудышная веранда на самом деле хороша.
В ней был какой-то уютный беспорядок. На полу валялась загадочного назначения черная железная конструкция. Вместо двери пришпиленный кое-как, развевающийся при ветре кусок материи. Окна и прозрачная крыша давали неожиданное изобилие света.
По полу вился брошенный абы как удлинитель,которому грозило обесточиться.
"Не отключат. Твоя жена зря беспокоится. Вот я тебе расскажу историю."
Через три дома от тебя живет некто Петухов. Неприятный человек.Все время ходит на собрания садового товарищества и выказывает недовольство правлением.
Он надоел не только правлению, но и всем остальным дачникам. Поскольку всех задерживает на собрании.
Ему говорят помолчи. А он не молчит. Народ его не слушает и расходится. А он в знак протеста теперь не платит взносы. Ни целевые не платит. Ни за электричество.
"Правление отрезало ему провод. А он на правление в суд подал. И ему провод снова протянули. И сказали, чтоб больше не отрезали."
"Вот это да!- поразился Феденька.



Ни свет ни заря Петрова разбудил стук в дверь.На пороге стоял Феденька, раньше девяти никогда не встававший.
"Что тебя в такую рань принесло?- Петров никак не мог продрать глаза.
"Да ты что! Какая такая рань. Солнце уже вовсю вжваривает. Пора вставать- мягко заулыбался Феденька
" Я думал ты в город уехал. Ты же дачу терпеть не можешь"
"Нет, нет. Ты не понимаешь- протянул приятель,- я дачу очень люблю. И намерен задержаться здесь надолго. Может быть даже на три дня!
Петров пропустил гостя в дом. Собственно, он был рад приятелю. Тем более Феденьке, который все время молол чепуху. Но чепуху веселую. Вот и сейчас. Надо же что надумал! К Петухову идти.
"На что тебе Петухов?
Феденька посерьезнел.
"Очень мне хочется на него взглянуть.
И зачем?
Необыкновенный человек! Железный человек!
Эко ты наговорил!- Петров задумался -Да он нас и выгонит пожалуй!"
"Почему это?- удивился Федя,- я может ему руку пожать хочу."
...Через полчаса друзья робко стучали в дверь неведомого Петухова. Дверь открыл лысоватый мужчина лет пятидесяти, еще крепкий,спортивного сложения в синей майке.
Он напоил их чаем и с удовольствием пожал руку Феденьке.И дружелюбно выпроводил.
Оказалось, что Петухов- ничего себе. Не мрачный и не желчный.И не глыба.
А такой же человек, как Петров и Феденька.

  Утро было замечательным. Такое, какое бывает только в этих замечательны краях под Владимиром, в самый замечательный летний месяц июль.
 Роса сверкала на газоне, пели невидимые птицы, солнце еще нежаркое мягко грело. И невозможно было представить в это утро человека несчастного или грустного или озабоченного жизненными проблемами. Природа смело утверждала, что жизнь хороша и проблем на самом деле никаких нет. И Петров искренне с ней( с природой) согласился И не только Петров согласился, но и спящий в этот утренний час Феденька, поскольку хотя он и спал, но во сне улыбался. И Петров решил не будить товарища, а погулять одному.
Он выбрал дорогу на Перново. Справа от него тянулись ряды огромных сосен. Пахло хвоей. и вдруг сильно запахло липой. Этот запах перебивал и запах зеленой травы и сосновый запах. Как будто шел Петров не по лесной дороге, а по липовой аллее
. Но лип не было. А запах был.
 И Петров глазами стал искать липу. И нашел таки.
 Чуть в стороне, около последних низинных дачных домов стояла сплошь усыпанная цветами липа. И трудно было поверить, что одно дерево запахом пересиливало и березы, и сосны, и высокую траву,  и даже цветущий шиповник. Так пах сибирский липовый мед, который Петров покупал на ярмарке в Коломенском.
Дорога уходила вниз и в самой низине путь пересекал темно-коричневый, почти черный от торфа ручей. Он брал начало где-то в глубине леса и устремлялся к быстрой Вольге. Проходя перекинутый через ручей мосток, Петров увидел в воде быстрое движение. Уж - догадался он. Было видно желтое кольцо у шеи.
Но в местных болотистых лесах водились не только ужи,а и настоящие гадюки.
Некоторые дачники не ходили в лес исключительно из страха перед гадюками. И сам Петров прежде опасался.
Но на второй год пребывания в Вольгинском тяга к лесу пересилила страхи.
 И Петров ходил в лес совершенно свободно и безбоязненно. Гадюки попадались каждое лето и не однажды. И шипели на него. Но по большей части проползали мимо, не выказывая ни малейшей враждебности. И Петров стал улавливать  тихий голос леса, который говорил - будь внимателен и доброжелателен и никто не сделает тебе худого.
 Столько интересного, живого было в лесу для любопытного человека! Столько можно было увидеть!
 Но умение видеть приходило не сразу.
 Сначала над зрением возвышался и властвовал азарт. Стремление найти гриб, ягоду, редкую траву. И глаз только гриб, ягоду и траву видел. И больше ничего. Но с годами азарт, не пропадая вовсе, смягчался.
  Теперь Петров научился видеть не только  спрятавшиеся под темной листвой маленькие как кнопки, лисички, и перезревшую ягоду земляники, но и куст отцветающего шиповника и маленького пугливого лягушонка пересекающего второпях дорогу. Он видел оттенки травы и преломление света через хвойные иголки и осу и дятла и тетерева. Он видел цвет неба впереди, форму облака, высоту туч.
И гадюку, быть может потому теперь не боялся, что краем глаза в любую секунду мог заметить ее блестящее гибкое тельце. И спокойно дать ей проползти мимо. По своим змеиным делам.
Но не только смотрелось на прогулках, но и думалось хорошо. И особенно утром и ранним вечером.
Вот и сегодня. Потому Петрову хотелось прогуляться одному и не стал он будить Феденьку, что хотелось навести в мыслях порядок. Порядок который был нарушен недавней поездкой в Москву.
А ездил он навестить младшего брата, Евгения.

   У всякого человека есть увлечения. В которые он вкладывает свою нерастраченную душу. Кто-то занимается йогой, кто-то танцует рок-н-рол, кто-то болеет за Спартак, кто-то ходит в баню, а кто-то пьет горькую. Человек с увлечением и ходит по своему, и одевается по-своему, и говорит на своем только этому клану свойственному наречию.
Евгений увлекался начальствованием. У него был небольшой бизнес и он считал необходимым соответствовать. И очень старался.
Он был одет в новый модный костюм,начищенные новые и модные ботинки излишне блестели, шаг был порывист, а разговор энергичен и убедителен. Так, во всяком случае казалось ему самому.
Он был очень расчетлив и аккуратен. Покупал дорогие вещи, но отчитывался перед самим собой за каждую копейку. Он был приветлив и доброжелателен, улыбался широкой улыбкой и мог умно поддержать любой разговор.
Но при более близком знакомстве оказывалось, что он из тех, кто мягко стелет, но жестко спать. Особенно жестко спать приходилось его немногочисленным сотрудникам, которых он держал в черном теле.
  Он старался выглядеть рубахой-парнем, но начальственные замашки то и дело прорывались в нем и вызывали в ином собеседнике недоумение и неосознанную настороженность.
Человеком он был по форме порядочным, а по сути сухим. А многочисленные улыбки при ближайшем рассмотрении казались неестественными и приклеенными.
Петрова сильно тревожили столь явственные перемены в прежде добродушном и покладистом брате.Он видел брата насквозь и жалел его. Но не мог приспособиться к 
 его бойкой и безапелляционной манере говорить. Она (манера эта) раздражала его и он ничего не мог с собой поделать. Неприятный осадок остался у него после встречи с братом. Он злился вровень и на самого себя- за нетерпимость, и на брата- за глупость.
Но сегодняшняя прогулка и утренний свет и бьющая изо всех щелей жизнь смыли раздражение и недовольство. И он снова искренне полюбил брата и объяснил его и оправдал, если было за что оправдывать.
Сначала он испытал недовольство собой за недобрые чувства и испытал раскаяние, но вскоре и недовольство собой исчезло напрочь, поскольку исчезло напрочь это ложно-преувеличенное "я". И он забыл о себе. А был лишь лес, солнце, запах липы, шорох ллиствы.
Придя домой он застал проснувшегося Феденьку и наговорил тому добрых слов, а Феденька по простоте души признался, что обманывал Петрова. И приехал он на дачу вовсе не по любви, а в желании отдохнуть от семейно жизни.
"Моя жена- замечательный человек,- говорил он. Я люблю ее и другой жены мне не надо. Но. Но хочется иногда и от нее отдохнуть. Очень хочется отдохнуть от семейной жизни. Я, знаешь ли, долго об этом думал. И считаю, что даже любящим надо отдыхать друг от друга. И жена моя, хотя никогда в том не признается, тоже с удовольствием отдохнет от меня"
Последние слова очень развеселили Петрова.
"Ай да, Федя. Ай да философ!- засмеялся он.













Маленький китайский автобус, поднимая пыль подкатил к конечной остановке.
Несколько бабусь, кряхтя под тяжестью баулов, спустились по крутым автобусным ступенькам.
Жарило изрядно. Вглуби павильона парень с девушкой лузгали семечки, сплевывая прямо на пол.
Петров не прочь был передохнуть в тенечке под бетонной крышей,но передумал и подхватив защитного цвета рюкзачок, смело нырнул в июльский зной.
Рыночная площадь за супермаркетом пустовала. В рыночный день тут бойко шла торговля китайским товаром и ивановским текстилем. По средам била жизнь, невесть откуда взявшаяся, и так же неожиданно, как приходила, исчезала к обеденному жару.
Петров покупал на рыночке мед у вежливого, но не заискивающего волгоградского пасечника. Мед был вкуса простого и со слабым стойким запахом.
Петров не мог в своей жизни обходиться без меда.
Если он в чем нибудь и разбирался в жизни, так это в меде и математике.
 Впрочем мед был важнее. Без него он жизни не представлял, а без математики, который уже год, вполне удовлетворительно обходился.
Он пересек площадь, с удовольствием погружаясь в чистый пахучий владимирский воздух. Бабки пошли к поселку, Петрову было с ними не по пути. Он шел через Еськино, тоже пустое и незамыленным взглядом впитывал Еськинские, столь любимые за простоту и соразмерность дома, и раздваивался.
Безусловную радость будто что-то омрачало. А что именно понять и осознать он не мог. Даже лоб его наморщился от мысленного усилия.
Конечно, дома многое потеряли за последние годы. Часть из них стали расти, как на дрожжах, пристраиваться, перестраиваться, распухать без всякого смысла и пропорции.
На смену невысоким заборчикам из штакетника пришли высоченные ограждения из фуксийного цвета металлического профиля.
Железо резало глаз и вызывало стойкое желание сказать его обладателю недоброе словцо.
 Народ богател, а красота уходила.
 Парадоксально и печально, как ни посмотри.
Но Петров чувствовал, что не в заборе и не в домах Еськинских причина его грусти. Нет не в них.
 Что-то более глубоко запрятанное, хотя и не сильное, мешало ему испытать радость не половинчатую, но полную.
  "А ну ка, песню нам пропой веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер..- завел Петров для бодрости, спугнув нескольких упитанных кур и вызвав недовольство местного петуха. Он бы пел и дальше, и громче, и с завываниями, но вдали появилась женщина на велосипеде и, проехав мимо, улыбнулась и кивнула, как старому знакомому.
Петров подобрался и грянул еще сильнее.
"Моря и страны ты обшарил все на свете..."
В конце деревни от улицы ответвлялась прибитая тропка и вилась вдоль живой, журчащей внизу, Вольги.
 Петров присел на пригорке под ракитой  и стал смотреть вдаль.
 Необыкновенно легкая плывущая Ивановская церковь так и притягивала взгляд.

..Вечером, переделав все дела по дому, Петров сидел на крыльце, попивая чай в удобном кресле.
Участок его располагался на возвышенности и с него хорошо был виден и лес за рекой, и огромное закатное солнце. Легкие розово-серые облачка, легче перьев завораживали и так бы Петров и смотрел на них и смотрел.
Душа его как-то размякла и стало ей одновременно и хорошо, и больно. Больно  сладкой забытой болью.
Верхушки высоких сосен оторачивали край неба и с каждой секундой будто подбавлялось в краски черной туши. Время остановилось и наступил покой.
...Вздрогнув, Петров открыл глаза.. То ли он задремал, то ли горизонт загипнотизировал его.
Тряхнув головой, он допил чай и стал энергично махать руками, прогоняя наваждение. А заодно отгоняя распоясавшихся комаров.
Солнце давно зашло, вышел желтый месяц и Большая медведица уже приступила к своему межпланетному дежурству.
"Странно,- сам себе сказал Петров. И он стал думать о природе. Причем не о природе вообще,а о местной, мягкой прилипчивой и близкой человеку природе Владимирской области.
Казалось бы люди здешние должны были жить необыкновенной под стать природе жизнью. Счастливые и довольные. Но этого не было. Люди были такие же. Ничуть не лучше и не хуже. И никакой красоты они тут не видели.
И он понял, что смущало его поутру и не давало покоя.
Евгений! Подумал он о младшем брате. Как же я сразу не сообразил!

..Ты неплохо устроился, -заметил Петров своему другу и соседу Феденьке, благосклонно рассматривая обширную веранду. В словах его сквозила легкая ирония, поскольку веранда была никакая. Сделанная на живую нитку.
Два пыльных старых кресла, стол узкий и длинный, вдоль стола широкая лавка. Многочисленные по двум большим сторонам веранды окна, вставленные как попало, с огромными щелями и желтыми от времени занавесками. Крыша из прозрачного дешевого пластика.
"А то- обрадовался Феденька,- высший класс! Не поверишь, как я скучаю в городе без нашей дачи.
"Это ты то скучаешь?- удивился Петров,- тебя на дачу и калачом не заманишь!
Кстати, чего это ты заявился. Только не говори про дачные прелести.
"Ты, Петрович, слишком приземленный ты человек. Недоверчивый.А я  дачу люблю.
"Ладно, ладно, любишь- улыбаясь заметил Петров,- а я кстати, рад тебя видеть!"
"Да?"
"Очень рад.!- Феденька был характера легкого и Петров болтал с ним не без удовольствия.
Феденька засмеялся.
"Взносы какие-то надо заплатить. Целевые называются.Ты не знаешь что это такое?
Жена говорит электричество могут отключить, если вовремя не заплатишь"
Петров развалился в кресле и вдруг почувствовал, что эта никудышная веранда на самом деле хороша.
В ней был какой-то уютный беспорядок. На полу валялась загадочного назначения черная железная конструкция. Вместо двери пришпиленный кое-как, развевающийся при ветре кусок материи. Окна и прозрачная крыша давали неожиданное изобилие света.
По полу вился брошенный абы как удлинитель,которому грозило обесточиться.
"Не отключат. Твоя жена зря беспокоится. Вот я тебе расскажу историю."
Через три дома от тебя живет некто Петухов. Неприятный человек.Все время ходит на собрания садового товарищества и выказывает недовольство правлением.
Он надоел не только правлению, но и всем остальным дачникам. Поскольку всех задерживает. Ему уже и намекали и ругались впрямую с ним, Не действует.
"А чего же хочет Петухов?,- поинтересовался Феденька.
"Он вопросы задает. Куда пошли деньги за установку электрических столбов?
Почему новый трансформатор малой мощности и свет по вечерам тусклый из за недостаточного напряжения? Почему председатель правления на канцтовары истратила сто тысяч. И где эти самые канцтовары?
Феденька слушал внимательно, переполняясь уважением к неведомому Петухову."
"И ему отвечают?
"Вынуждены отвечать.
А он что?
А он новые вопросы задает.
А правление?
Ему говорят помолчи. А он не молчит. Вот. И в знак несогласия он теперь не платит взносы. Не целевые не платит. Н за электричество. Не за ремонт дорог."
"А правление ему отрезало провод. А он на правление в суд подал. И ему провод снова протянули. И сказали, чтоб больше не отрезали."
"Вот это да!- поразился Феденька эдакому упорству.



Ни свет ни заря Петрова разбудил стук в дверь.На пороге стоял Феденька, раньше девяти никогда не встававший.
"Что случилось?- забеспокоился Петров,- что тебя в такую рань принесло?"
"Да ты что! Какая такая рань. Солнце уже вовсю вжваривает,- пора вставать мягко заулыбался Феденька- пора вставать"
" Я думал ты в город уехал. Ты же дачу терпеть не можешь"
"Нет, нет. Ты не понимаешь- протянул приятель,- я дачу очень люблю. И намерен задержаться здесь надолго. Может быть даже на три дня!
Петров пропустил гостя в дом. Собственно, он был рад приятелю. Тем более Феденьке, который все время молол чепуху. Но чепуху веселую. Вот и сейчас- надо же- к Петухову собрался.
"На что тебе Петухов? Нет, ты мне скажи, зачем мы пойдем к Петухову. С какой стати?
Феденька посерьезнел.
"Очень мне хочется на него взглянуть.
И зачем?
Необыкновенный человек! Железный человек! Глыба! Мне таким никогда не стать!
Эко ты наговорил! Ты его и в глаза не видел, Петухова то.
Да он нас и выгонит пожалуй!"
"Почему это?- удивился Федя,- я может ему руку пожать хочу."
"Он может принять нас за лазутчиков с враждебной стороны. Видишь ли, около Петухова ведутся военные действия. А может он только сам так считает, что ведутся. И прячется.
Федя покраснел за своего героя.
"Как ты можешь это говорить Петрович! Ты же- справедливый человек и борец за правду. Вы с Петровичем близнецы- братья. Или почти близнецы- братья.
Он нуждается в нашей поддержке- вот что я думаю!- заключил Федя.
Ты Федя, что говоришь! Ты видел этого Петухова. Мрачный тип. Ни с кем не здоровается.
" А он потому мрачный, что вы его не поддерживаете."
Зря ты так, Федь. Ни за какую он справедливость не борется, а просто желчный тип.
А может денег за электричество ему жалко.
 Как тебе, Петрович, не стыдно!- Федя огорченно махнул рукой.
...Через полчаса друзья робко стучали в дверь неведомого Петухова. Дверь открыл лысоватый мужчина лет пятидесяти, еще крепкий,спортивного сложения в синей майке.
Он напоил их чаем и с удовольствием пожал руку Феденьке.И дружелюбно выпроводил.
Оказалось, что Петухов- ничего себе. Не мрачный и не желчный.И не глыба.
А такой же человек, как Петров и Феденька.
  Утро было замечательным. Такое, какое бывает только в этих замечательны краях под Владимиром, в самый замечательный летний месяц июль. Роса сверкала на газоне, пели невидимые птицы, солнце еще нежаркое мягко грело. И невозможно было представить в это утро человека несчастного или грустного или озабоченного жизненными проблемами. Природа смело утверждала, что жизнь хороша и проблем на самом деле никаких нет. И Петров искренне с ней( с природой) согласился И не только Петров согласился, но и спящий в этот утренний час Феденька, поскольку хотя он и спал, но во сне улыбался. И Петров решил не будить товарища, а погулять одному.
Он выбрал дорогу на Перново. Справа него тянулись ряды огромных сосен и вдруг сильно запахло липой. Этот запах перебивал и запах зеленой травы и сосновый запах. Как будто шел он не по лесной дороге, а по липовой аллеи. Но лип здесь не было. А запах был. И Петров глазами стал искать липу. И нашел таки. Чуть в стороне, около последних низинных дачных домов стояла сплошь усыпанная цветами липа. И трудно было поверить, что одно дерево пересиливало и березы и сосны и высокую траву  и даже цветущий шиповник. Так пах сибирский липовый мед, который Петров покупал, когда бывал в Москве. Такой мед продавался только в одном месте- на коломенской ярмарке.
Дорога уходила вниз и в самой низине путь пересекал темно-коричневый, почти черный от торфа ручей. Он брал начало где-то в глубине леса и устремлялся к быстрой Вольге. Проходя перекинутый через ручей мосток, Петров увидел в воде быстрое движение. Уж - догадался он. Было видно желтое кольцо у шее.
Но в местных болотистых лесах водились не только ужи,а и настоящие гадюки.
Некоторые дачники не ходили в лес исключительно из страха перед гадюками. И сам Петров прежде опасался.
Но на второй год пребывания в Вольгинском тяга к лесу пересилила страхи.
 И Петров ходил в лес совершенно свободно и безбоязненно. Гадюки попадались каждое лето и не однажды. И шипели на него. Но по большей части проползали мимо, не выказывая ни малейшей враждебности. И Петров стал улавливать  тихий голос леса, который говорил - будь внимателен и доброжелателен и никто не сделает тебе худого.
 Столько интересного, живого было в лесу для любопытного человека! Столько можно было увидеть!
 Но умение видеть приходило не сразу.
 Сначала над зрением возвышался и властвовал азарт. Стремление найти гриб, ягоду, редкую траву. И глаз только гриб, ягоду и траву видел. И больше ничего. Но с годами азарт, не пропадая вовсе, смягчался.
  Теперь Петров научился видеть не только  спрятавшиеся под темной листвой маленькие как кнопки, лисички, и перезревшую ягоду земляники, но и куст отцветающего шиповника и маленького пугливого лягушонка пересекающего второпях дорогу. Он видел оттенки травы и преломление света через хвойные иголки и осу и дятла и тетерева. Он видел цвет неба впереди, форму облака, высоту туч.
И гадюку, быть может потому теперь не боялся, что краем глаза в любую секунду мог заметить ее блестящее гибкое тельце. И спокойно дать ей проползти мимо. По своим змеиным делам.
Но не только смотрелось на прогулках, но и думалось хорошо. И особенно утром и ранним вечером.
Вот и сегодня. Потому Петрову хотелось прогуляться одному и не стал он будить Феденьку, что хотелось навести в мыслях порядок. Порядок который был нарушен недавней поездкой в Москву.
А ездил он навестить младшего брата, Евгения.

Первые годы Петров боялся и не только змей, но и ужей. Со временем же так попривык, что земноводные гады не вызывали в нем ни малейшего страха. Разве что живой интерес.
В местных болотистых лесах водилось не только крупное зверье: лоси, кабаны, лисы, зайцы, но и живность поменьше- клещи, комары и всякий прочий гнус.
Некоторые дачники не ходили в лес исключительно из страха перед гадюками и клещами. И сам Петров прежде, когда только читал или слышал рассказы о них удивлялся, как это находятся люди, которые смело бродят меж гадюк и клещей.
Но уже на второй год пребывания в Вольгинском тяга к лесу пересилила страхи и Петров шагал уже в любое время и в любом месте совершенно свободно и безбоязненно. Несколько лет его кусали клещи, но он быстро научился вытаскивать их с помощью петли из ниток. Гадюки попадались ему каждое лето и не однажды. И шипели на него. Но по большей части проползали мимо, не выказывая ни малейшей враждебности. И Петров стал улавливать этот тихий голос леса, который как бы говорил ему- будь внимателен и доброжелателен и никто не сделает тебе худого.
 Столько всего интересного, живого было в лесу для любопытного человека, что удовлетворяло стремление к новизне лучше всякого южного края.
 Но умение видеть приходило не сразу. Сначала над всем возвышался и властвовал азарт. Стремление найти гриб, ягоду, редкую траву. Но с годами азарт, не пропадая вовсе, смягчался и вперед выступало вИдение.
Так и сейчас. Петров видел и спрятавшиеся под темной листвой маленькие как кнопки, лисички, и перезревшую ягоду земляники и куст отцветающего шиповника и маленького пугливого лягушонка пересекающего второпях дорогу. Он видел оттенки травы и преломление света через хвойные иголки и осу и дятла и тетерева. Он видел цвет неба впереди, форму облака, высоту туч.
И гадюку, быть может потому он теперь не боялся, что краем глаза в любую секунду мог заметить ее блестящее гибкое тельце. И спокойно дать ей проползти мимо. По своим змеиным делам.
Но не только смотрелось на прогулках, но и думалось хорошо. И особенно утром и ранним вечером.
Вот и сегодня, потому Петрову хотелось прогуляться одному и не стал он будить Феденьку, что хотелось ему навести в мыслях порядок. Порядок который был нарушен недавней поездкой в Москву.
А ездил он навестить младшего брата, Евгения.

   У всякого человека есть увлечения. В которые он вкладывает всю свою нерастраченную душу. Кто-то занимается йогой, кто-то танцует рок-н-рол, кто-то болеет за Спартак, кто-то ходит в баню, а кто-то пьет горькую. Человек с увлечением и ходит по своему, и одевается по-своему, и говорит на своем только этому клану свойственному наречию.
Евгений увлекался начальствованием. У него был небольшой бизнес и он считал необходимым соответствовать. И очень старался.
Он был одет в новый модный костюм,начищенные новые и модные ботинки излишне блестели, шаг был порывист, а разговор энергичен и убедителен. Так, во всяком случае казалось ему самому.
Он был очень расчетлив и аккуратен. Покупал дорогие вещи, но отчитывался перед самим собой за каждую копейку. Он был приветлив и доброжелателен, улыбался широкой улыбкой и мог умно поддержать любой разговор.
Но при более близком знакомстве оказывалось, что он из тех, кто мягко стелет, но жестко спать. Особенно жестко спать приходилось его немногочисленным сотрудникам, которых он держал в черном теле.
  Он старался выглядеть рубахой-парнем, но начальственные замашки то и дело прорывались в нем и вызывали в ином собеседнике недоумение и неосознанную настороженность.
Человеком он был по форме порядочным, а по сути сухим. А многочисленные улыбки при ближайшем рассмотрении казались неестественными и приклеенными.
Петрова сильно тревожили столь явственные перемены в прежде добродушном и покладистом брате.Он видел брата насквозь и жалел его. Но не мог приспособиться к
 его бойкой и безапелляционной манере говорить. Она (манера эта) раздражала его и он ничего не мог с собой поделать. Неприятный осадок остался у него после встречи с братом. Он злился вровень и на самого себя- за нетерпимость, и на брата- за глупость.
Но сегодняшняя прогулка и утренний свет и бьющая изо всех щелей жизнь смыли раздражение и недовольство. И он снова искренне полюбил брата и объяснил его и оправдал, если было за что оправдывать.
Сначала он испытал недовольство собой за недобрые чувства и испытал раскаяние, но вскоре и недовольство собой исчезло напрочь, поскольку исчезло напрочь это ложно-преувеличенное "я". И он забыл о себе. А был лишь лес, солнце, запах липы, шорох ллиствы.
Придя домой он застал проснувшегося Феденьку и наговорил тому добрых слов, а Феденька по простоте души признался, что обманывал Петрова. И приехал он на дачу вовсе не по любви, а в желании отдохнуть от семейно жизни.
"Моя жена- замечательный человек,- говорил он. Я люблю ее и другой жены мне не надо. Но. Но хочется иногда и от нее отдохнуть. Очень хочется отдохнуть от семейной жизни. Я, знаешь ли, долго об этом думал. И считаю, что даже любящим надо отдыхать друг от друга. И жена моя, хотя никогда в том не признается, тоже с удовольствием отдохнет от меня"
Последние слова очень развеселили Петрова.
"Ай да, Федя. Ай да философ!- засмеялся он.






Брат.


Маленький китайский автобус, поднимая пыль подкатил к конечной остановке.
Несколько бабусь, кряхтя под тяжестью баулов, спустились по крутым автобусным ступенькам.
Жарило изрядно. Вглуби павильона парень с девушкой лузгали семечки, сплевывая прямо на пол.
Петров не прочь был передохнуть в тенечке под бетонной крышей,но передумал и подхватив защитного цвета рюкзачок, смело нырнул в июльский зной.
Рыночная площадь за супермаркетом пустовала. В рыночный день тут бойко шла торговля китайским товаром и ивановским текстилем. По средам била жизнь, невесть откуда взявшаяся, и так же неожиданно, как приходила, исчезала к обеденному жару.
Петров покупал на рыночке мед у вежливого, но не заискивающего волгоградского пасечника. Мед был вкуса простого и со слабым стойким запахом.
Он пересек площадь, с удовольствием погружаясь в чистый пахучий владимирский воздух. Бабки пошли к поселку, Петрову было с ними не по пути. Он шел через Еськино, тоже пустое и незамыленным взглядом впитывал Еськинские, столь любимые за простоту и соразмерность дома, и раздваивался.
Безусловную радость будто что-то омрачало. А что именно понять и осознать он не мог. Даже лоб его наморщился от мысленного усилия.
Конечно, дома многое потеряли за последние годы. Часть из них стала расти, как на дрожжах, пристраиваться, перестраиваться, распухать без всякого смысла и пропорции.
На смену невысоким заборчикам из штакетника пришли высоченные ограждения из фуксийного цвета металлического профиля.
Железо резало глаз и вызывало стойкое желание сказать его обладателю недоброе словцо.
 Народ богател, а красота уходила.
Парадоксально и печально, как ни посмотри.
Но Петров чувствовал, что не в заборе и не в домах Еськинских причина его грусти. Нет не в них.
Что-то более глубоко запрятанное, хотя и не сильное, мешало ему испытать радость не половинчатую, но полную.
  "А ну ка, песню нам пропой веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер..- завел Петров для бодрости, спугнув нескольких упитанных кур и вызвав недовольство местного петуха. Он бы пел и дальше, и громче, и с завываниями, но вдали появилась женщина на велосипеде и, проехав мимо, улыбнулась и кивнула, как старому знакомому.
Петров подобрался и грянул еще сильнее.
"Моря и страны ты обшарил все на свете..."
В конце деревни от улицы ответвлялась прибитая тропка и вилась вдоль живой, журчащей внизу, Вольги.
Петров присел на пригорке под ракитой  и стал смотреть вдаль.
Необыкновенно легкая плывущая Ивановская церковь так и притягивала взгляд.

..Вечером, переделав дела по дому, Петров сидел на крыльце, попивая чай в удобном кресле.
Участок его располагался на возвышенности и с него хорошо был виден и лес за рекой, и огромное закатное солнце. Легкие розово-серые облачка, легче перьев завораживали и так бы Петров и смотрел на них, и смотрел.
Душа его как-то размякла и стало ей одновременно и хорошо, и больно. Больно  сладкой забытой болью.
Верхушки высоких сосен оторачивали край неба и с каждой секундой будто подбавлялось в краски черной туши. Время остановилось и наступил покой.
...Вздрогнув, Петров открыл глаза.. То ли он задремал, то ли горизонт загипнотизировал его.
Тряхнув головой, он допил чай и стал энергично махать руками, прогоняя наваждение. А заодно отгоняя распоясавшихся комаров.
Солнце давно зашло, вышел желтый месяц и Большая медведица уже приступила к своему межпланетному дежурству.
"Странно,- сам себе сказал Петров.
 И он стал думать о природе. Причем не о природе вообще,а о местной, мягкой прилипчивой и близкой человеку природе Владимирской области.
Казалось бы люди здешние должны жить необыкновенной, под стать природе, жизнью. Счастливые и довольные. Но этого не было. Люди были такие же. Ничуть не лучше и не хуже. И никакой красоты они тут не видели.

..Ты неплохо устроился, -заметил Петров своему другу и соседу Феденьке, благосклонно рассматривая обширную веранду. В словах его сквозила легкая ирония, поскольку веранда была никакая. Сделанная на живую нитку.
Два пыльных старых кресла, стол узкий и длинный, вдоль стола широкая лавка. Многочисленные по двум большим сторонам веранды окна, вставленные как попало, с огромными щелями и желтыми от времени занавесками. Крыша из прозрачного дешевого пластика.
"А то- обрадовался Феденька,- высший класс! Не поверишь, как я скучаю в городе без нашей дачи.
"Это ты то скучаешь?- удивился Петров,- тебя на дачу и калачом не заманишь!
Кстати, чего это ты заявился. Только не говори про дачные прелести.
"Ты, Петрович, слишком приземленный человек. Недоверчивый.А я  дачу люблю.
"Ладно, ладно, любишь- улыбаясь заметил Петров,- а я кстати, рад тебя видеть!"
"Да?"
"Очень рад.!
Феденька был характера легкого и Петров болтал с ним не без удовольствия.
Феденька засмеялся.
"Взносы какие-то надо заплатить. Целевые называются.Ты не знаешь что это такое?
Жена говорит электричество могут отключить, если вовремя не заплатишь"
Петров развалился в кресле и вдруг почувствовал, что эта никудышная веранда ему по нраву.
В ней был какой-то уютный беспорядок. На полу валялась загадочного назначения черная железная конструкция. Вместо двери пришпиленный, развевающийся при ветре кусок материи. Окна и прозрачная крыша давали неожиданное изобилие света.
По полу вился брошенный удлинитель,которому грозило обесточиться.
"Не отключат. Твоя жена зря беспокоится. Я тебе расскажу историю."
Через три дома от тебя живет некто Петухов. Неприятный человек.Все время ходит на собрания садового товарищества и выказывает недовольство правлением.
Он надоел не только правлению, но и всем остальным дачникам. Поскольку всех задерживает на собрании.
Ему говорят помолчи. А он не молчит. Народ его не слушает и расходится. А он в знак протеста теперь не платит взносы. Ни целевые не платит. Ни за электричество.
"Правление отрезало ему провод. А он на правление в суд подал. И ему провод снова протянули. И сказали, чтоб больше не отрезали."
"Вот это да!- поразился Феденька.



Ни свет ни заря Петрова разбудил стук в дверь.На пороге стоял Феденька, раньше девяти никогда не встававший.
"Что тебя в такую рань принесло?- Петров никак не мог продрать глаза.
"Да ты что! Какая такая рань. Солнце уже вовсю вжваривает. Пора вставать- мягко заулыбался Феденька
" Я думал ты в город уехал."
"Нет, нет. Ты не понимаешь- протянул приятель,- я дачу очень люблю.
 И намерен задержаться здесь надолго. Может быть даже на три дня!
Петров пропустил гостя в дом. Собственно, он был рад приятелю. Тем более Феденьке, который все время молол чепуху. Но чепуху веселую. Вот и сейчас. Надо же что надумал! К Петухову идти.
"На что тебе Петухов?
Феденька посерьезнел.
"Очень мне хочется на него взглянуть.
И зачем?
Необыкновенный человек! Железный человек!
Эко ты наговорил!- Петров задумался -Да он нас и выгонит пожалуй!"
"Почему?- удивился Федя,- я может ему руку пожать хочу."
...Через полчаса друзья робко стучали в дверь неведомого Петухова. Дверь открыл лысоватый мужчина лет пятидесяти, еще крепкий,спортивного сложения в синей майке.
Он напоил их чаем и с удовольствием пожал руку Феденьке.И дружелюбно выпроводил.
Оказалось, что Петухов- ничего себе. Не мрачный и не желчный.И не глыба.
А такой же человек, как Петров и Феденька.

  Утро было замечательным. Такое, какое бывает только в этих замечательных краях под Владимиром, в самый замечательный летний месяц июль.
Роса сверкала на газоне, пели невидимые птицы, солнце еще нежаркое мягко грело. И невозможно было представить в это утро человека несчастного или грустного или озабоченного жизненными проблемами. Природа смело утверждала- жизнь хороша и проблем на самом деле никаких нет. И Петров искренне с ней( с природой) соглашался. И не только Петров соглашался, но и спящий в этот утренний час Феденька, поскольку хотя он и спал, но во сне улыбался. И Петров решил не будить товарища, а погулять одному.
Он выбрал дорогу на Перново. Справа него тянулись ряды огромных сосен.
 Вдруг сильно запахло липой. Этот запах перебивал и запах зеленой травы и сосновый запах. Как будто шел Петров не по лесной дороге, а по липовой аллее.
 Но лип здесь не было. А запах был. И Петров глазами стал искать липу. И нашел таки. Чуть в стороне, около последних низинных дачных домов стояла сплошь усыпанная цветами липа. И трудно было поверить, что одно дерево запахом пересиливало и березы, и сосны, и высокую траву,  и даже цветущий шиповник. Так пах сибирский липовый мед, который Петров покупал на ярмарке в Коломенском.
Дорога уходила вниз и в самой низине путь пересекал темно-коричневый, почти черный от торфа ручей. Он брал начало в глубине леса и устремлялся к быстрой Вольге. Проходя перекинутый через ручей мосток, Петров увидел в воде быстрое движение. Уж - догадался он. Было видно желтое кольцо у шее.
Но в местных болотистых лесах водились не только ужи,а и настоящие гадюки.
Некоторые дачники не ходили в лес исключительно из страха перед гадюками. И сам Петров прежде опасался.
Но на второй год пребывания в Вольгинском тяга к лесу пересилила страхи.
 И Петров ходил в лес совершенно свободно и безбоязненно. Гадюки попадались каждое лето и не однажды. И шипели на него. Но по большей части проползали мимо, не выказывая ни малейшей враждебности. И Петров стал улавливать  тихий голос леса, который говорил - будь внимателен и доброжелателен и никто не сделает тебе худого.
 Столько интересного, живого было в лесу для любопытного человека! Столько можно было увидеть!
 Но умение видеть приходило не сразу.
 Сначала над зрением возвышался и властвовал азарт. Стремление найти гриб, ягоду, редкую траву. И глаз только гриб, ягоду и траву видел. И больше ничего. Но с годами азарт, не пропадая вовсе, смягчался.
  Теперь Петров научился видеть не только  спрятавшиеся под темной листвой маленькие как кнопки, лисички, и перезревшую ягоду земляники, но и куст отцветающего шиповника и маленького пугливого лягушонка пересекающего второпях дорогу. Он видел оттенки травы и преломление света через хвойные иголки и осу и дятла и тетерева. Он видел цвет неба впереди, форму облака, высоту туч.
И гадюку, быть может потому теперь не боялся, что краем глаза в любую секунду мог заметить ее блестящее гибкое тельце. И спокойно дать ей проползти мимо. По своим змеиным делам.
Но не только смотрелось на прогулках, но и думалось хорошо. И особенно утром и ранним вечером.
Вот и сегодня. Потому Петрову хотелось прогуляться одному и не стал он будить Феденьку, что хотелось навести в мыслях порядок. Порядок который был нарушен недавней поездкой в Москву.
А ездил он навестить младшего брата, Евгения.

Сегодняшняя прогулка и утренний свет и бьющая изо всех щелей жизнь смыли раздражение и недовольство. И он снова искренне полюбил брата и объяснил его и оправдал, если было за что оправдывать.
Сначала он испытал недовольство собой за недобрые чувства и испытал раскаяние, но вскоре и недовольство собой исчезло напрочь, как и недовольство братом, поскольку исчезло напрочь ложно-преувеличенное "я". И он забыл о себе.
 А были лишь лес, солнце, запах липы, шорох листвы.
Придя домой, он застал проснувшегося Феденьку и наговорил тому добрых слов, а Феденька по простоте души признался, что обманывал Петрова. И приехал он на дачу вовсе не по любви, и не с целью заплатить за свет, а в желании отдохнуть от семейной жизни.
"Моя жена- замечательный человек,- говорил он. Я люблю ее и другой жены мне не надо. Но хочется иногда и от нее отдохнуть.
 Я, знаешь ли, долго об этом думал. И считаю, что жена моя, хотя никогда в том не признается, тоже с удовольствием отдохнет от меня"
Последние слова очень развеселили Петрова.
"Ай да, Федя. Ай да философ!- засмеялся он.