Солнце, ты будешь завтра
Этой зимой всё ненормально. Ни снега, ни Нового Года, ни ожидания весны. Только дождь и свинцовое небо, грозящее рухнуть на землю.
Капли стекают по стеклу. В автобусе тепло, я смотрю на улицу сквозь забрызганное дождём окно — не радостный вид.
Надо как-то смахнуть эту хмарь, а ещё и не разболеться. Не те нынче времена, чтобы болеть и так ничего толком не успеваешь.
— Ну всё! — говорю я мысленно. — Слышишь, вселенная? Договариваемся — если я не выкурю ни одной сигареты до приезда на работу, то буду абсолютно здорова и даже ни разу не чихну, до каникул уж точно.
И мне становится легче, словно завязала узелок на чём-то, что обязательно сбудется. Слышит ли меня вселенная или я договариваюсь сама с собой, — понятия не имею. Но сам факт бессловесного уговора для меня абсолютно реален — когда-то я научилась просто верить...
***
Солнечные зайчики распрыгались по всей комнате. Яркий, дотошный утренний свет дотянулся через окно до моего дивана и спать уже невозможно, а вставать не охота. Лениво обвожу взглядом комнату.
Кофта брошенная на спинку стула. Опять скажут повесить надо было аккуратно. Никак не научусь. Часы... Одно и тоже время на старинных настенных часах, замершее с того момента, как они сломались. Мама всё только собирается отнести их в починку. Зачем? Как по мне, — всё в порядке. Даже не представляю их отстукивающими минуты с секундами.
Сколько лет прошло, и совсем не помню с каких гвоздей, именно тем утром, я впервые осознала, что такое смерть. Часы ли остановившиеся разбудили во мне эти мысли или они сами по себе свалились в мою голову и, словно окатили холодом непонимания небытия.
Смерть — это когда меня не будет — всё, что помнила откуда-то, не очень понимая. А тут дошло, — как это не будет? Вот эти древние часы будут, комната будет, люди на улицах, дома , трамваи за углом, моя кофта будет, а меня не будет?!
Все останется, всё будет точно таким же как сейчас, но без меня? Как это? И сразу же посыпались картинки — любимые места, прохожие, каток, качели, да весь город, где есть всё кроме меня. Это было так страшно, что внутри что-то сжалось в комок и не хотело расправляться.
В конце концов от таких эмоций приходишь в себя и начинаешь размышлять более конкретно и практично. Паникующий разум быстро вычислил, что ближе всех к "не будет" — бабушка. Для меня семилетней, бабушка за пятьдесят, — старенькая.
Говорить в открытую — как-то не очень. Но жуткое беспокойство не отпускало и, заходя издалека, я стала навязчиво расспрашивать о том, что делают врачи, учёные для того, чтобы люди перестали болеть. Слово "умирать" вслух не проговаривалось никак. Мой, явно нездоровый, интерес к перспективам медицины и науки не прошёл незамеченным. После заверений, что лекарства улучшаются, здоровье человеческое тоже, бабуле удалось заставить проговорить то страшное слово.
Выслушав все мои истеричные вопросы, она спокойно улыбнулась:
— В науке много новых открытий. И когда-нибудь люди будут жить дольше, чем сейчас.
Вера в могущество докторов помогла справится со страхом потерять любимую бабушку. Успокоила уверенностью, что уж в ближайшие лет пять точно изобретут лекарство, и смерти не будет.
Наверное именно с этого момента и по сей день, я точно знаю, что смерти нет. Есть конец жизни — то самое "без меня" и всё.
От веры в могущество врачей, как-то очень легко я перешла к вере во что угодно. Загадывала желания — ставила условия и верила, что они исполнятся. Причудливые, самодельные талисманы вечно лежали по карманам, и я знала — они обязательно помогут если потребуется.
***
Бабушки не стало через восемнадцать лет после тех моих открытий о конце жизни, разговоров о возможном бессмертии и всего прочего, что помогло пережить и осознать черту за которой остаётся всё кроме тебя.
Только за три дня до её ухода мой мир раскололся, как щепка. Навсегда исчезла однозначность понимания самой веры во что-то, тех границ, что у неё были.
В сутках двадцать четыре часа...
Но в тех, время исчезло. Я молилась, как умела. Стягивала на себя все вселенные до которых могла дотянуться воображением, все силы природы, себя, даже того, чего не понимала. Всё было в одной точке — в вере, что словосочетание "смертельно травмирован" — это диагноз с которым везут в больницу и лечат травму.
Но это было не так.
Реальность не сошлась с моей верой в чье-то могущество к кому надо только обратиться. А осознание, что в мире уже нет человека, что он никогда не вернётся, что ему невозможно позвонить, дотронутся до руки, услышать голос — пришло и осталось навсегда. Жизнь кончается, и теперь я это знала слишком хорошо. Потому что случилось то, что когда-то появилось перед сознанием — "мир без кого-то".
С тех пор в моей вере два варианта. Один не поддаётся никаким моим желания — там они не исполняются и не у кого просить, вымаливать — бесполезно. Просто в жизни есть события, которые нельзя отменить. Они должны случиться, тебе придётся через них пройти и идти дальше.
Есть то, что нельзя предугадать, изменить или получить, веря в чьё-то могущество. Так должно быть, а называется такое судьбой.
Но это совсем не мешает верить в какие-то пустяки, помогающие в трудные моменты. Как вера в возможность договориться о чём-то, не самом большом, но вполне реальном, просто загадав или условившись — сбывается.
Научившись во что-то верить, ты уже не потеряешь такую маленькую опору и поддержку, а порой она очень нужна.
Не знаю с кем я договариваюсь, кто протягивает мне руку помощи, когда своих сил маловато и хочется на что-то опереться. Понятия не имею как, но это срабатывает.
И если я условлюсь в хмурый, дождливый день о солнечном настроении на завтра — так и будет.
Свидетельство о публикации №220042300123