Ромео и Джульетта

Северо-Западный фронт. Ленинградская (Новгородская) область.
Старорусский район возле Демянска. Излучина реки Ловать.
Весна 1943 года.

Ударная группа войск генерала М. С. Хозина совместно с 1-й гвардейской танковой армией А. В. Чайко и 68-й армией во главе с генерал-лейтенантом Е. П. Журавлёвым расположилась поблизости, южнее многострадального рамушевского «горлышка из кувшина».
Измотанным частям красной армии предстояло перерезать путь немцам, отступавшим из Демянского котла через реку Ловать в направлении Холмов, Ожедово, Пеннов и Старой Руссы.

Чернобровая красавица Катюша Одинцова призывалась из небольшой деревушки Залучье, уютно примостившейся с краю непролазного урочища возле озера Селигер.
До того, как мир перевернулся с ног на голову, примерная ученица жила в школьном интернате, с удовольствием грызла твёрдый гранит науки, хорошо усваивала бездну премудростей.
В свободное от познавательной активности время Катюша подавала надежды в художественном училище, пела в хоре местной самодеятельности райцентра Осташков.
Военкомиссариат, который располосовал судьбу надвое, располагался в шестидесяти километрах от родного поселения, если шарахаться разбитыми шоссейными дорогами. В том случае, когда двигаться не напрямую, а грунтовками обходным способом — путь немного короче.
Добираться на сельсоветовской моторке километрами бескрайнего озера — тоже малоприятное путешествие. Хотя маршрут по родной водной глади считался практически домашним — чуть больше двадцати вёрст.
Когда немцы оккупировали новгородские земли, храбрая девушка без колебаний пришла на местные курсы молодого бойца и записалась в активные слушатели ускоренных трёхмесячных форм обучения военных медсестёр.
И пошло-поехало. Дальше события развивались достаточно просто — по традиционно накатанной дорожке для призывников.
Однажды, как снег на голову, приехал «хозяин» из 166-й стрелковой дивизии и не оставил молодым рекрутам никакого выбора. Перед очередной кровавой срубкой на передовой срочно потребовалось пополнить значительно прореженный персонал действующих медицинских работников.
Никто из будущих санвоенспецов не возражал, без вариантов. Так очаровательная молодая барышня, неожиданно для себя, оказалась на передовой в самом пекле противостояния.

Дмитрий Русанов к призыву в действующую подошёл по возрасту. Только выпускной отметили. Парень собирался отправиться на полевые работы в родном колхозе «Заветы Ильича» деревни Борки, что юго-западнее Новгорода. Не сложилось.
Однажды в июльский полдень к аграрному стану приехал на велосипеде местный колченогий почтальон и вручил повестку.
Короткие сборы много времени не заняли. Мать суетливо причитала в уголке избы. Отец молча грустил на табуретке под образами. У русских так принято — перед дальней дорожкой присесть на удачу. С минутку погоревав, простились.
Димка громко смеялся и обещал вскорости, к зиме, вернуться с победой. Домочадцы делали вид, что верили, улыбались и одобрительно похлопывали по плечу будущего героя. Но грусть-тоска прослеживалась в голосах близких людей: как оно сложится у сыночка, одному Богу известно.

 Однако на войне как на войне. С Катюшей, сестричкой из неподалёку расположенного медсанбата, юный рекрут случайно познакомился, когда набирал воду из ручья для полевой кухни. Сами понимаете, восемнадцатилетним молодым воздыхателям палец покажи, а они уже хохочут — оба смешливые, весёлые, игривые.
Совершенно неожиданно для себя Димка влюбился. Пока старшина не видел, у запавших молодых людей случались романтические свидания до утра. Даже целовались изредка.
В раненном амуром сердце Димона поселилась божественная нега. По утрам голова кружилась от сладострастного ожидания встречи, не до войны было. Чаровница Катюша словно луч света в суровых фронтовых буднях, яркое солнце на всю ширь полыхающем небосклоне.
Сентиментальный романтик с головой купался в несвойственных для грозовой поры возвышенных чувствах любви. Понятная история для мечтателя — строго по курсу впереди маячила Великая Победа. Дело оставалось за малым.
Ромео нестерпимо хотелось очаровать свою ненаглядную Джульетту звоном наград, блеском медалей и орденов. Отцовская присказка: «Не торопи умирать, дай состариться», — как-то невзначай, сама собой ушла в безызвестие, испарилась.

…Поутру добровольцам в экстренном порядке дали пятнадцать минут на сборы и выстроили на перекличку. В связи с важностью события присутствовал старший офицер НКВД.
Командиры поочерёдно лужёными глотками поставили задачу до безобразия нехитрую, рядовую. Предстояло встречным, неожиданным броском по торфяной взвеси ударить немцу во фланг.
Проще говоря, требовалось отвлечь на себя внимание, чтобы выходящий из вражеского тыла разведбат с добытой бесценной информацией сумел выскользнуть из кольца.
Наиболее осведомлённые вояки сообразили: бездумная затея в очередной раз бесперспективна. Люди понимали возможную обречённость штурмовой группы. Жизнь решившихся на подвиг храбрецов не в первый и не в последний раз была поставлена в противовес секретам, добытым разведчиками с превеликим трудом.
Разумеется, организаторы массового и бесперспективного убоя своих подчинённых гарантий не давали. Никто в шеренгах не поразился бестолковой глупости. У начальства крайнего не найдёшь, всё как обычно: война грехи спишет.
Зато комполка обещал победителям награды. Димка уверовал, что рискнуть за медаль для любимой Катеньки стоило. Грудь в крестах или голова в кустах — другого расклада не дано.
В горячке подготовки, по наивности не замоленная перспектива не могла иметь развития. Ни простодушных надежд, ни видов на будущее, ни шансов на благополучный исход.
Невезучая судьбинушка у доброхотов. Реально поднебесный капец молодецким организмам, решившимся на подвиг.
И пошли ребятушки в бой наступать по грудь в болоте. Немецкие лёгкие пушки «дверные молотки», поставленные на прямую наводку, расстреливали смельчаков в упор.
В округе противно выли мины. Взрывались заряды уже в глубокой трясине, сверху укрытой зловонной ряской.
От фугасных гидроударов разорванные фрагменты тел приговорённых жертв вылетали из болота на землю. Только не задерживались на белом свете бывшие добровольцы, охочие до справедливых благодарностей.
После мясорубки стальными минными шнеками человеческое месиво с берега разбрасывалось обратно по мутной жиже. Окрошка из белковой слякоти — ногу не вытащить из безвылазной кумачовой грязи. Людская мешанина, хаос, неразбериха со светопреставлением!
Машиненгеверы, скорострельные пулемёты фрицев, не давали шансов выбраться на твёрдый окаём болота. Любое ранение надёжно выталкивало невезучих сорвиголов в костлявые руки хватких объятий смерти.
Побрательникам, наблюдающим за безысходным месивом с большой земли, не представлялось возможным спасти горемычных бедолаг по носоглотку залитых тоннами болотного дерьма.
Многие искромсанные железом, измученные в совершенный хлам,  отчаявшиеся удальцы без всякого всхлипа мгновенно топли.
Непонятно, где болтались в кисельной взвеси ещё живые мученики, а где бултыхались поплавками оторванные, размозжённые тела обезглавленных красных стрелков.
Утаенный начальством секрет об отсутствии шансов на спасение вскрылся неожиданно, как булькающая пена в уголках искривлённого рта потенциального самоубийцы.
Поздняк метаться жмурикам в пределах бездонной водной купели. Венозные кровотоки, расплавленные адским пламенем, запросто взрезались сплавами крупповских бритв.
Вжик — это верный каюк светлой головушке.
Бульк — окончательно нет храбреца.
Кап-кап — сочатся последние кубдециметры алой кровушки.
Кругом пахло сырой кровью, виделась безысходность, мрачное зрелище не давало поводов для оптимизма. Удар судьбы наотмашь.
Комбат, не пожелавший допустить безжалостного побоища, бездушного истребления своих людей, дал распоряжение идти восвояси на попятное отступление, до дому.
Остатки дурно пахнущих, вконец обессиленных полудохлых заморышей с трудом уклонились от личного светопреставления. Бойцы, как смогли, развернулись и отмежевались назад. Обглодки укоцанной роты ухватились за последний, иллюзорный шанс выжить.
Когда последние единицы измотанных добровольцев с обезумевшими глазами приблизились к кустам смородины возле земной тверди, их встретил горячим ливнем заградотряд НКВД.
Тот самый старший офицер, который утром на общем построении желал скорейшей победы, сейчас действовал с циничным остервенением.
Этому говнюку не привыкать — обычная работа мясника от большевистского, вдрызг ложного и садистского правосудия.
Небольшая группа таких же отмороженных на всю голову жлобских сотоварищей с краповыми околышками ненавистных фураг, беспощадно расстреливала из засады земляков социалистической родины, ищущих спасения на илистой, но безопасной закраине.
Не выполнившие приказ, обречённые солдаты метались между перекрёстных огненных трассеров. Никаких шансов. Драма без продолжения. Полная безысходность.
Смельчаки землю грызли, болотную ряску в ноздри вдыхали, донной слизью харкали, торфяной жижей рыгали, с кровью блевали в грязи. Бесполезно. Продвинуться вперёд не удавалось, а пути назад командиры не предусмотрели.
Так и умирали бесславно страдальцы, тонули в серной купели, глотали свинцовые пайки от людей, призванных спасти родные души.
И выбора-то не было у мучеников, караемых четвертованием на колесе несправедливой истории. Хотя, ради непредвзятого благородства можно с пафосом сказать:
— Аминь приговорённым горемыкам.
В окрестностях ближайшей территории грохотали взрывы, беспрерывно слышалась трескотня выстрелов, от мощнейшей детонации ухала земля.
С безопасного расстояния, возле радиостанции, расположенной на крутояре у кромки леса слышалось, как с КП орал холёный, чистенький офицер из штаба дивизии.
 Залитый алой сукровицей, нашпигованный вражеской сталью, оглохший ротный едва слышал в разбитые наушники:
— Не завоюешь, оставишь плацдарм, убью собственноручно, старлей хренов!
— Мы же так не договаривались, не было уговора изничтожить под корень моих пацанов.
— В штрафбате заживо сгниёшь, в болоте захлебнёшься поносной рвотой, паскуда! Всю родню из деревни в Северлаг на Колыму отправлю!
— Фрицы головы не дают поднять!
— Вперёд, герой долбанный! Выполняй поставленную задачу, сука!
— Майор, ты что творишь, мерзавец! Какого хрена людей моих гнобишь без совести и чести?
— Не гони пургу, старлей. Наложил в штаны или петуха пустил со страху, вояка с заячьей душонкой? Слабак ты, а не штурмовик.
— Я даже убитых не считаю,  живых не вижу поблизости. Нет больше в роте неуязвимых товарищей, если только подранки.
— Не бзди, сукин кот. Давай, давай, давай вперёд, ротный. Только вперёд!
— Отмени приказ, падла!
— Не ссы, старлей. Родина тебя не забудет. Поддай жару, давай вперёд!
— Пожалей солдатушек, сволочь! Приказ отмени! Отме… Отмени…
— Смотри-ка ты… А ведь отвлёк на себя внимание немчуры старлей… Ай молодца, парниша… Удалец, чертяка!
— А-ах-х-х… Х-х-х…
Очередным взрывом под водой Димке, словно косой, обрезало ноги. Другим чудовищным смерчем вздыбило, а потом схлестнуло между собой два плотика, на которых были закреплены штатные пулемёты «максим». Там и расплющило до сухожилий обе руки выше локтей.
На секунду очнулся парень от удара головой о ствол дерева, стоящего у взбаламученного края воды. Не успел даже боли почувствовать — мгновенно кромешная тьма вокруг.
Сознание замутилось, провалился Дмитрий в пучину Тартара. Кровища брызнула сквозь переломанные шейные позвонки.
Может быть, так оно и лучше для солдата. Других-то по частям нашинковало, на кусочки размозжило. А ему повезло, долго не мучился в агонии, свои же из винтореза добили.
Удачник. Как раз мимо два бойца тащили с передка волокушу с котлетой, заполненную мясным фаршем бывшего комбата.

Прости, родная сторонка. Не держите зла, родители. Не сбудутся ваши грёзы, не придётся увидеть родную кровиночку ни к этой зиме, ни к следующей весне и тем более к лету. Сложил белокурую головушку ваш сыночка за правое дело. Видно не судьба солдатику вернуться до отчего дома…

В конце мая 1943 года от блокированного Красной армией Демянска в сторону Старой Руссы прорывались остатки разгромленных частей 16-й армии вермахта. Отступлением руководил генерал пехоты граф Вальтер фон Брокдорф-Алефельд.
Головорезы 3-й танковой дивизии Ваффен-СС «Мёртвая голова» не знали пощады. По направлению их спасительного бегства на западном берегу реки Полисть у дремучего новгородского болота возле Бракловицей Старорусского района оказался 10-й медсанбат Катеньки, эвакогоспиталь № 1077...
После роковой встречи непримиримых сторон образ дивной красоты уже не очарует прекраснейшее место на земле возле озера Селигер. На берегу голубой жемчужины России Катюша Одинцова не споёт колыбельную для своего ребёночка. Её рука на мольберте не оставит памятный след весенней радужной акварели.
Сгинула в безвестность девушка с неустрашимым характером, как будто не было на земле предмета очарования Ромео. Даже светлый лик Джульетты не станет известен последующим поколениям. Словно не видел никто на родине образ непорочного изящества.

Вся рота до последнего человека сложила головушки в гиблом болоте. Не поднимется она больше никогда из промозглой сырости.
Снег растает, дожди омоют косточки бессмертных храбрецов, ручейки сквозь прогнившие рёбра пробегут. Ушли, как один, защитники благодарной Родины на небо.
Однажды на лазурном небосклоне встанет солнце и улыбнётся тёплым лучиком в окно. Это взгляд того самого Ромео, юного воина Димки Русанова, с перебитыми по локоть руками, изломанными шейными позвонками, срезанными осколками ногами и расплющенными мозгами. Именно его светлый, непорочный образ заглянул сюда повидаться к Джульетте.
Тоскливо и с болью смотрят его глаза в синие небеса, окончен солдатский путь. Мятежная душа получила вольную.
Хотя присмотритесь внимательно к заоблачному мирозданию. Мил-сердечный, внимательный человек обязательно увидит едва различимые очертания увлечённых голубков. На веки вечные объединились души молодых людей.
Так и будут парить над землёй в бесконечной вечности два несравненных белоснежных амура, раненных на войне стрелами непорочной любви — Ромео и Джульетта.

Разноречивый, конфликтный, сложный ХХI век. Сегодня мимо проходящие люди не замечают фантомов отважного сына Марса и его королевы.
Обыватели снуют туда-сюда мирно, и знать не знают о героическом подразделении, которое упокоилось повзводно личным составом в высохшем перегное возле Ловати.
Привидится же такое. Новая поросль густого разнотравья напитала ароматным нектаром разложившиеся тела. Впереди — вечно бравый, когда-то голубоглазый, в недалёком прошлом двадцатилетний старший лейтенант.
Сквозь проломы в оставшейся навсегда молодой голове ротного пробивается роскошный первоцвет невозмутимых подснежников.
С черепа, до блеска отполированного непогодой и временем, сорвался чёрный ворон. Взмахнув пару раз метровыми крыльями, стервятник исчез за высоченными кронами деревьев. Начеку телохранитель ратников. Никто не смеет тронуть прах воинов, исчезнувших в бессмертии. Табу.
Извини великодушно, не обессудь своих непутёвых защитников многострадальная Отчизна. С головы до пят у Родины в долгу покоятся ребята, не выполнившие приказ.
Все двести пацанов окостенели глазницами в рассвет, всем вместе четыре тыщи лет.


Рассказ «Ромео и Джульетта» – мой подарок Ижевску на День города
12 июня 2018 года