Ченьч

Жили-были дед да баба. Была у них старенькая покосившаяся избушка, да кое-какой участок, обнесённый забором. Почти каждый день начинался с бабкиных воплей со двора. Страдала она бессонницей и вставала рано, пока дед ещё спал. Шла что-то делать. Но, обычно, её преследовали какие-нибудь напасти. И, конечно, в них был виноват дед. А кто же ещё!?

Вот и сейчас, спускаясь по ступенькам крыльца, баба наступила на прохудившуюся  доску. Та треснула и подломилась, а старуха с размаху полетела и плюхнулась в небольшую лужу перед домом, перепугав Жучку в будке, всех ворон и бродячих котов.

-  Ах, ты ж, паразит проклятый! – донеслось до деда. – Чтоб тебе… Эй! Старый мракобес! Иди сюда.

-  Ну, что ты орёшь спозаранку? Чего ещё приключилось?

-  Всё у тебя на соплях держится. Видишь, крыльцо развалилось. Чини, давай, а то, дрыхнет, понимаешь ли.

Дед занялся ремонтом, а баба постирала испачканную в луже одежду и пошла за водой к колодцу. Подошла к калитке и стала дергать за ручку, забыв, что всё закрыто на засов. Очередной раз, дёрнув со всей силы, оторвала ручку и, гремя пустыми ведрами, грохнулась задом в очередную лужу. Дед, тут же, выслушал половину своей никчемной биографии, и пошёл чинить ручку.

На верёвке, где сушилась первая порция постиранной одежды, добавились юбка и огромные трусы-парашюты. Дед взглянул на эту гирлянду и, сдуру, подумал: «На верёвке ещё немного места осталось». И, как накаркал! Возвращаясь от колодца, старуха запнулась о камень, торчащий из дороги перед калиткой. Оба ведра воды, естественно, вылились на бабку.

Выслушав всё, что касалось второй половину своего паразитического существования, дед пошёл выворачивать из земли камень.
В течение дня старик узнал, какая он скотина, поскольку не следит ни зачем в хозяйстве, после того, как при копании в грядках у бабки отвалился черенок от лопаты. Потом дед был обруган, на чём свет стоит, из-за того, что старуха стукнулась головой о нижнюю ветку яблони, которую, оказывается, можно было догадаться отпилить.

Вечером, когда бабка утомилась и уснула от усталости, дед решил сходить к соседу Ивану. У того было крепкое хозяйство, а, главное всегда в наличии имелся самогон.

Сели. Шлёпнули по стаканчику и начали общение. Иван в деревне считался шибко умным. Когда-то, лет двадцать назад, он побывал в городе и даже видел настоящий трамвай.

-  Вот, скажи, Иван, как мне дальше жить? Каждый день грызёт меня старуха страшным поедом. Не  могу больше, сил нет.
-  На  это дело я тебе вот что скажу, Петро.  Умные люди в городе выгоняют своих старух, если те им надоели, и берут себе новых. И так – повсеместно. Называется это у них иностранным словом: «Ченьч».

-  Как же я сделаю этот ченьч, если у нас в деревне только моя и твоя старухи остались?

-  Да, задачка! – Почесал затылок Иван и налил ещё по стакану.  А после третьего, предложил: - давай тогда, мы с тобой этот ченьч и произведём ради зксперименту.

Петр не понял, по своей малообразованности, ради чего надо сделать ченьч, но с радостью согласился. Бабки, заразы, тоже согласились, не задумываясь. Старуха Петра  позарилась на крепкое хозяйство соседа, а бабку Ивана прельстил покладистый, добрый характер Петра, не то, что крутой нрав мужа.

Стали жить-поживать. И тут, началось!

В первый же день новой жизни, откуда-то сверху покосившейся избы, отвалилось бревно и треснуло Петра по голове. Два дня тот  был без сознания. Думали уже, что отдал Богу душу. Но, нет! Очухался.

После этого, дед, с перевязанной головой, полез за чем-то на чердак, но под ним сломалась старая деревянная лестница. Он упал и сломал ногу.

Однако и на этом беды старика не закончились. Через день после ноги,  Петр решил выйти во двор, подышать свежим воздухом на костылях. Теперь, на крыльце, которое он недавно отремонтировал, снова проломилась доска, туда провалился костыль, а дед полетел в известную нам лужу. Только полетел не так, как бабка, а ко всему в придачу, сломал себе руку.

Вечером собрались на самогон у Ивана. Выпили, закусили. Надо было это видеть! Петр с перевязанной головой, с костылями и поломанной ногой, а ещё с подвешенной, перевязанной сломанной рукой. И тут, страдалец расплакался.

-  Ваня, прости, гада. Но не могу. Плохо на меня действует эксперимент. Видишь, весь покалечился. Раньше моя старуха напасти на себя принимала,  а теперь всё это мне достаётся. Прошу, просто умаляю: давай сделаем обратный переченьч.