Гранаты на всякий случай

Воспоминания Анны-Луизы,
немецкой пенсионерки,
живущей в поселке Капут вблизи Потсдама.

Я познакомилась с этой женщиной на приеме у врача. Её звали Анна-Луиза.
Мы сидели в комнате ожидания, а это бывает обычно довольно долго. После часа ожидания она пожаловалась, что сидеть очень тяжело, болит спина. Я сказала ей, что имею диплом массажиста и могу ей помочь. Курсы массажа я закончила еще в Харькове, чтобы лечить моего мужа, и надо сказать, что ему это помогало. Она дала мне свой адрес, и мы договорились о моём приезде.

Анна-Луиза жила с мужем в одноэтажном доме на тихой улице. Вообще этот поселок — очень уютное место, просто зеленый райский уголок на берегу большого озера.
Их дом стоял в саду. Как у всех немцев, у них было много цветов, зеленый газон и всюду царил идеальный порядок.

Моим массажем она была очень довольна, и мы договорились, что я буду приезжать два раза в неделю.

После массажа мы беседовали, иногда смотрели новости по телевизору или просто сидели в саду. Говорила она очень отчетливо, и я почти все понимала. Ее муж был менее разговорчив, но доброжелателен. Так продолжалось около месяца. Мы были взаимно довольны друг другом.

Однажды разговор зашел о том, как в мае 1945-го в их поселок вошли советские войска. Вот, что рассказала Анна-Луиза:

— На нашей улице была советская комендатура, на домах развесили указы для местных жителей. Первым указом было требование всем сдать имеющееся оружие. Вторым указом сообщалось, где можно получить продуктовые талоны, при этом надо было предъявлять паспорт. Мои родители, как и все наши соседи, получили эти талоны на всю нашу семью. А потом пришли советские солдаты и забрали моего младшего брата, его отправили в концлагерь Заксенхаузен

— Как? За что? — спросила я.
— За что? — зло переспросила она. — За то, что он немец.

Я растерянно молчала, было очень неприятно это слышать:
— Но все же это странно, — сказала я. — Как это забрали за то, что он немец? Тогда всех немцев туда бы отправили, этого же не было. Наверное, что-то другое было.

Тут замолчала она, а потом сердито сказала:

— Ну, ваши солдаты проверили наш дом и в подвале нашли несколько гранат, автомат и патроны. Вилли где-то достал их и оставил у себя, но он не собирался стрелять или бросать эти гранаты! Ему было только 17 лет!

— Ах, вот оно что! А хотите знать, что было бы в такой ситуации, если бы это произошло в русской деревне и после указа оружие не сдали? Всю семью бы расстреляли!

— Этого не может быть!

— Нет, именно так и было. И в немецких указах в конце всегда было написано: «За невыполнение указа расстрел».

— Я думаю, что это пропаганда, — сказала она — Как это, всю семью? Наверное, того, кто это прятал, сажали в тюрьму. Так и моего брата ваши русские посадили.

— И что с ним стало дальше, — спросила, а сама думаю, а вдруг он умер там.

Анна-Луиза тяжко вздохнула:

— Он был там целых три года. Они работали в Ораниенбурге, разбирали разрушенные здания, расчищали улицы. Там сильно бомбили во время войны.

— Я знаю, британская авиация.
— Какая разница, кто. Бомбили, никого не жалели.
— А всё же, что было потом с вашим братом?
— Он вышел через три года, поступил учиться, стал инженером, работал на заводе. А после падения стены и объединения с ФРГ уже не работал, завод закрыли.
— Не так уж плохо сложилась его жизнь, — сказала я. Она ничего не ответила.

В следующий раз, когда я приехала, она всё же продолжила свои претензии к «советским оккупантам»:
— А вы знаете, что когда советские войска были в Капуте, то нас выселили из нашего дома и соседей тоже.
— И вы все это время здесь не жили? Куда же вас выселили, в бараки или в землянки?
— Нет, мы жили в другом доме, на окраине посёлка, и соседи тоже. А сюда поселили советских военных врачей и медицинских сестёр, потому что здесь рядом был большой госпиталь, и им было удобно жить поблизости в этих домах. А наши интересы никто не учитывал.
— Так вы вернулись в свой дом только тогда, когда советские войска ушли?
— Нет, через год. Они построили дом для своих сотрудников, и мы вернулись.
— Так, значит, вас выселили на один год?
— Да, вот именно, целый год мы не жили в своем доме, и в саду порядок никто не поддерживал, всё заросло сорняками, пропали цветы, за ними не ухаживали. А чем мы были виноваты, что с нами так жестоко поступили?

Мне было достаточно. Я ушла и больше к ним не приходила. Перед тем как уйти, я всё же им сказала:
— Жаль, что вы не видели наши деревни, от которых остались одни пепелища и могилы расстрелянных и умерших от голода жителей. А выжившие остались в землянках даже после того, как кончилась война.

Хотя я говорила с ошибками и волновалась, но уверена, что они меня поняли.
Сейчас появилось много желающих писать о тяжелой жизни немцев в советской оккупационной зоне, спрос на такую литературу есть. А значит, есть и предложение. Но это в прессе. А в жизни многие люди, в отличие от Анны-Луизы говорят другое, но их редко печатают.
;