Баба Нюра

2 ноября 2003 года- 24 апреля 2020 года.

Поезд остановился  в ожидании зеленого сигнала  семафора, проводник открыла дверь и высадила меня  с бабушкой и маленьким братом, прямо на откос  насыпи .  Перекинув через плечо чемодан, с привязанным мешком, она прижала маленького братишку к груди, начала осторожно спускаться по извилистой крутой тропинке  ,пропустив меня вперед. Из  душного вагона, мы окунулись в   прохладу вечера.

 Сумерки опускались на землю, а туман поднимался  с низины под колеса еще стоявшего  состава. Раскаленный металл и  шпалы, источали запах креозота, который соединился с запахом вечерней полыни,  щекотал ноздри. 


Мы спускались по крутой  тропинке вниз прямо к дому  нашей бабы Нюры, к которой мы приехали . На лето в родной отцовский дом собирались все ее дети. Кто откуда, разбросала их жизнь по всей стране, от Саратова до Рязани, от Перми до Сахалина. По очереди, все вместе, не сговариваясь. Тогда, когда могли. Теплого солнца, молока парного ,  вишен и яблок  в саду  хватало на всех, а если нет, то выручали соседи.

Душевное тепло мы сохраняли дома до следующего лета, и когда его запас подходил к концу, ехали за ним вновь. Родственные узы были крепки, это была цементирующая связь, она была крепче бетона.

Что заставляло всю эту орду ехать в избушку  у насыпи, которая качалась от проходящих товарных и пассажирских поездов в разные стороны. Спали все почти вповалку, или под открытым звездным небом , толкались в огороде на шести сотках,  от пуза наедались  яблоками. Нас ребятишек было так много, что яблоки съедались еще зелеными, они не успевали вызревать. Мы их посыпали солью и неимоверная кислота, от которой сводило скулы, становилась сладкой. 

В саду  «колдовали»  три  мои бабушки, баба Клава, мамина мама, баба Нюра, мама отца и баба Лена, ее сестра из Ленинграда, которую я увидела впервые.
 
Братишка мой тяжело болел, у него была  сильная аллергия на лекарства, которыми его лечили, тело его было покрыто сплошной коркой в расчесах от головы до пят.
В глубине сада, под сенью высоких яблонь, обе бабушки готовились его  купать . Старое, видавшее виды, оцинкованное корыто, в котором баба Нюра  перемыла  всех своих детей, сняли с забора, накрыли чистой простыней, залили  нагретой водой   из чугунков  с летней печки , с запаренной чередой и купали малыша. После двух суток в душном  поезде, Сашка наверно испытывал блаженство. Его напоили парным молоком, завернули в чистые простыни, после чего он проспал беспробудным сном почти  сутки.

Каждый раз процедура его купания  проходила на ночь. Керосиновая лампа стояла под деревом, и яркие звезды с неба освещали черную южную ночь, тени в саду казались длинными, таинство загадочным, ощущения радостными и счастливыми от осознания, что длинная дорога закончилась и каждое мгновение жизни было значимым и счастливым .  Тени колдующих над малышом бабушек в свете лампы ходили великанами по саду.
Баба Нюра читала заговоры , из которых  я только и запомнила:
-вода, череда,-уходи вся болезнь навсегда…-

Купания пошли на пользу, Санька хорошо спал и тело его все очистилось. Болезнь у него была другая, а от аллергии избавляла деревня и перемена климата .

 По вечерам  мы ходили купаться за километр на речку Поташку.  Вся ватага с мочалками и полотенцами шла по  растрескавшейся от неимоверной жары проселочной дороге  за насыпь. Там в прохладе дубовой рощи змеилась поросшая камышами речушка.  Мелюзга, как и я,  плескались на глиняном  берегу, а взрослые  намыливали мочалки хозяйственным мылом и терли друг другу спины. Так у них было принято, бань своих не было, а  в общую ходили, когда вода в  речке становилась холодной.

Дома  , в Перми у нас не было ни дачи, ни дома в деревне с родственниками, потому каждое лето ехали к бабе Нюре. Детей у нее было семеро, а  сколько нас,  внуков , она наверное и не считала.  Всегда ждала, любила, кормила и согревала теплом своего сердца.

На летней печке   стоял чугунок с похлебкой, он варился с утра до ночи, приходили –уходили  дети-внуки, бабушка  доливала воды, досыпала крупы, картошки, перемешивала и варила дальше. Сегодня этот процесс выглядит по меньшей степени несуразно,  но это лишь претензии времени. Главное, что  все, кто приходили, были сыты. Похлебку ели со сметаной, а пшенную кашу с холодным молоком.  Культа еды не было , все вместе за столом собирались в конце недели, когда из Ртищева приезжали папины сестры  тети Лена с Люсей . Малосольные огурцы с картошкой , жареные вьюны ,залитые яйцами, пышки, долгие разговоры  в свете « летучей мыши». Спиртного  взрослые не пили. Было не принято.

Толстых тогда точно не было. Были ли они здоровы, потому как многие  умерли довольно рано. Жизнь их пришлась на самые тяжелые времена: революция, гражданская, Отечественная война. На их хрупких плечах держалась махина победившей страны, они сохранили для нее своих детей, которые родили внуков.
Баба Нюра не носила платков, свои седые волосы, завязанные пучком на затылке,  она ополаскивала раствором синьки , отчего  они имели благородный голубой оттенок. Она всегда ходила  в одном темном платьице, перевязанная в поясе вечно мокрым передником, который служил и прихваткой и полотенцем и носовым платком для нас, когда мы ревели. Казалось , она переломится от этого пояса, такая она была хрупкая.

Умерла она в 1964 году, когда я пошла в первый класс, ей было всего 62 года. Она родила 19 детей, среди них было несколько пар двойняшек. В живых осталось  три сына и четыре дочери.

Старший сын, Василий, прошел  войну, вернулся и всю жизнь прожил вместе с ней.  Мой отец был младшим, ему было семь лет, когда началась война.  И был брат средний, Александр. Я запомнила  его веселым и молодым в последнее лето перед школой, больше мы не виделись.

С тетушками изредка переписывались и редко встречались. Я приезжала в деревню в десятом классе. Тот жалкий домик, в котором жил дядя Вася, показался  маленьким курятником, а огромный сад – клочком земли. Старые деревья изжили свой век. Одной яблони  для семьи было достаточно. Ожидание мое было не оправдано и разочарование велико. Жизнь в условиях большого города разительно отличалась и сулила большое будущее.

Я сделала много ошибок  в своей жизни. Сейчас , оглядываясь назад  понимаю, как много наломала дров. Разве можно ее сравнить и поставить в противовес жизни той маленькой женщины, которая в лишениях и заботах не издала  звука отчаяния. Пронесла свою ношу и передала эстафету жизни потомкам. Она не передала тяготы и лишения, которые ее сломали, но не сломили. В тот момент, когда ее обмывали перед гробом, ее позвоночник переломился.

После смерти бабы Нюры, мы перестали ездить в деревню. Семье дяди Васи мы уже были в тягость. Стали рушиться родственные связи, которые вскоре и сошли на  нет окончательно. С ростом благополучия  жизнь каждого обособилась.

У той печки в саду, хранительницей которой была баба Нюра, теплились Надежда, Вера и Любовь . Всем хватало  чашки похлебки, топчана в сарае на ночь или кровати в саду под звездным небом. Хватало  тепла души, на свет которой слетались дети, как мотыльки.

Когда умер мой папа, я позвонила его среднему брату Александру ,чтобы поставить его в известность.
- Денег нет,-  сказал он мне в ответ, -  не ждите-.  И положил трубку.  Этого было достаточно, чтобы навсегда  вычеркнуть его из памяти.






Сижу одна в доме. В углу сада старая, как мои воспоминания , яблоня. Она сгорбилась от возраста, покрылась мхом. Некоторые ветви лежат на земле. Выживет ли, найдет ли  в себе силы  взорваться буйным цветом и  разродится щедрым урожаем.

Под ее кроной, в углу лежит старая  печка, она тоже собирала нашу небольшую семью вокруг себя, мы коптили рыбу, жарили шашлыки.

Дочь. Что -то я сделала для нее не так. Она вспоминает обо мне, когда ей плохо. Сегодня я не могу ее поддержать материально, потому  почти не вижу. Говорят, сегодня они все такие. Эгоисты.

Хорошие отношения с детьми у тех, кто за них хорошо платит, дорого покупает.
Наши дети, это поколение девяностых.
Было такое время в нашей жизни.



 
Да, мы их баловали, кто и  как, они привыкли получать то, что хотят. 
 До сих пор  они живут  в свободном полете.
 Радуются жизни.
Они не хотят взрослеть.


Сытое стадо племя не дает…




Старая яблоня. Печка в углу.

-  Вот надо от нее плясать, от печки, что то тут зарыто -  промелькнула мысль.

 Не те мысли от нее  я посылала в небо . Надеялась не на тех, верила не тому, любила не всегда безусловно. Лукавила,  лицемерила, грешила.

Если меня перевязать пояском в узком месте, он скорее лопнет. Седых волос у меня нет до сих пор, хоть я и дожила до лет бабы Нюры.

 Есть возможность  накормить кого -то в саду у печки, но   нет желающих.

Все по своим важным делам. Нужно заработать на отдых в Вене, Барселоне или где-то еще. Живем в пяти километрах друг от друга и не видимся месяцами.

Дочери нужен этот дом, потому что он стоит денег.



Какие там вишни, какие яблоки….