Сияющие мощи

Барин должен быть избыточно сыт; барит не может жить иначе; депрессия, в которую может впасть, будет связана с тонкими душевными движениями, недоступными тогдашним другим людям: крестьянам, например.
Впрочем, понятие «депрессия» не использовалось: сплин, меланхолия были в ходу…
 Тургенев, случайно забредающий в лачугу, Тургенев, видящий живые мощи; крестьянская женщина, умирающая так, чтоб об этом был написан гениальный, меняющий сознание, бьющий по мозгам и всему психическому составу рассказ.
 Нет, разумеется, она умирает просто потому, что умирает; она, иссохшая, превратившаяся в живые мощи, не знает и не догадывается какая болезнь её ест, но, постепенно, следуя вектору оной, ибо другие ей не предложены, она точно врастает в духовные пространства, закрытые для большинства, приоткрытые Тургеневу, как великому писателю.
Она умирает.
Яснее делаются, увеличиваются её глаза.
Глаза – есть зеркало души: формула, низведённая на уровень штампа, банальности – и не делающаяся от того менее правильной.
 Можно вглядеться в глаза сербского патриарха Павла: они кажутся всевидящими, хоть он и не познал долгого, мучительного умирания.
Справедливости ради нужно добавить, что подобной силы глаза в жизни встречаются крайне редко; много их можно увидеть разве что на феноменальных холстах Эль Греко, живописавшего святых и Христа.
Женщина из рассказы умирает, иссыхает, видит Ваню, жениха своего – он сияет, возможно, это не Ваня, это сам Христос, уже ждущий страдалицу.
 Как редко можно встретить в жизни подтверждение феномена: страдание очищает!
В основном страдание делает человека мелочным, озлобленным и жаждущим избавиться от него: но тут, в рассказе, оно именно изымает, вымывает всё негодное из внутреннего состава женщины, оставляя лёгкую, лучащуюся суть, которой телесная болезнь не страшна.
 Можно обрести веру, прочитав сердцем сердца подобный рассказ.
Можно её и потерять: если только страдание уводит в духовную высоту, какая же любовь могла создать систему жизни?
Ни то, ни другое не отменяет уникальной высоты тургеневского рассказа, раскрывающего такие бездны, с которыми большинство не соприкасаются в мире.