Снег у моря

Давным-давно в одной древней восточной стране правили прекрасные Император и Императрица: оба были молоды, хороши собой, амбициозны и до безумия кровожадны. Насколько Император обожал находиться в эпицентре кровавых поединков, настолько его Императрица с не меньшим азартом наблюдала за происходящим с высоты. А когда он, едва живой, приносил к её ногам головы врагов, с трепетной заботой и любовью она, попутно радуясь трофеям, спешила умыть от крови его лицо, снять доспехи, перевязать раны и услышать о его подвигах из первых уст. Вся империя знала, что после боя правители, уединившись в шатре, не выходили минимум сутки, после чего позволяли себе разделить радость победы с войском и поданными. Ходил слух, что такие победы пришли к ним не с благословения Богов: будущие императоры, дабы укрепить свою власть и громить в дальнейшем всех, её не признающих, отдали Богу Войны своего первенца, и по договору обязаны были в качестве подтверждения лично сжигать головы поверженных. Никто и подумать не мог, что сие занятие попутно будет приносить супругам столько удовольствия и укреплять их взаимную любовь.

Однако же не пренебрегали повелители и предметами роскоши: самые высокие, построенные лучшими архитекторами в Империи дворцы были в их распоряжении; торговцы тканями и драгоценностями наперебой везли Императрице свой лучший товар, а Императору – диковинных зверей и оружие.

Шли годы, и как в самом сочном яблоке, во дворце завёлся червячок, решивший выгрызть себе путь к престолу. Скрупулёзно собирал он по дворцу сплетни и слухи, то и дело оказывался как бы мимоходом в покоях повелителей, тут и там навострив ушки для всего полушёпота, от которого шуршали дворцовые стены. Узнав все подробности, человечек не повременил поделиться информацией с нужными людьми, взяв с них договор, по которому помогли бы ему удобно разместиться на троне, убрав кровожадных правителей. А уж план его был и рискован, и хитёр.

Вот, после очередной бойни, Император вносит в шатёр головы полководцев. Бросается оглядывать их Императрица, но тут замечает на одной украшения не иначе как из самородного золота, с камнями столь тяжёлыми и блестящими, что о ценности их не приходится спорить. Солдат ли, полководец, но подобные украшения в бою явно бы не пригодились, однако раньше правителям не приходилось задумываться о том, в каком виде в огонь бросать головы, оттого кидали как есть. Тут уж однако вопрос встал нешуточный, тем более можно ли пренебречь наказанием самого Бога войны. Проспорили Император с Императрицей пол ночи, пока в конце концов, разжалобленный Императрицей, Император не соглашается, что, пожалуй, такая ценность Богу пользы явно не принесёт (в отличии от голов, конечно).

И стоило только Императрице снять украшения да начать протирать их от пота и крови…

Стоило только Императору бросить последнюю голову побеждённого в костёр…

Едва он обернулся, чтобы увидеть счастливое лицо возлюбленной…

Грянул гром, из огня, раскалённый от гнева (а потому – белоснежный) вышел Бог Войны, да громогласно заявил: «Коли смерть для вас обоих ничего не значит – станете бессмертными. Ты, Императрица, никогда больше не сможешь взять то, что полюбится твоему сердцу, а рискнёшь – всё обернётся прахом в твоих руках. А ты, Император, будешь вечно драться против моих лучших воинов в одиночку, и сколько раз тебя убьют или ранят, столько же ты возродишься в моём Царстве Хаоса!».
Влюблённые бросились под ноги богу, умоляя простить их за оплошность, но Бог был неуступчив. Тогда, смирившись со своей участью, последний раз прижались они друг к другу, осыпая лица поцелуями и клянясь в вечной любви.

Как ни странно, это зрелище тронуло то место, где могло бы быть сердце у Бога Войны, но вырвала его давным-давно другая богиня, да и было это ещё когда солнце не всплыло со дна морей. Он решил сжалиться на возлюбленными и добавил: «Раз в сто лет будешь ты, Императрица, приходить на это место, чтобы почтить память своего Императора. Ты его не увидишь и не услышишь, но он будет видеть и слышать тебя. Посмотрим, как сильна твоя преданность. Если через тысячу лет ты останешься ему верна – я сниму проклятие с вас обоих, сделав вновь смертными)».

На том Император, как дым, растворился в объятиях Императрицы.

А вот о том, чтобы было дальше, собственно вся моя история…



- Госпожа, нам нужна Ваша помощь!

- Ох, и почему я не удивлена?..

Богатенькие клиентки – всегда проблема для молодых продавцов. За желанием угодить и (или) продать самое ценное они тушуются, как кролики. Очередная от кутюр одетая дамочка не вызвала у владелицы магазина ровно ни одной эмоции и была удостоена лишь мимолётного холодного взгляда, вмиг оценившего клиентку с головы до ног.

- Серьги? Подвески? Кольца? – Устало поинтересовалась хозяйка.

- Нет, мне нужна брошь, причём самая лучшая, а не то, что ваши подчинённые пытались мне всучить.

Продавщицы вжались в другой угол прилавка, с надеждой поглядывая на госпожу. Та изящно склонилась над витриной с представленными товарами и легко выудила оттуда несколько брошей. Разложила их перед клиенткой и, едва та успела что-то сказать, возразила глубоким, спокойным голосом:

- Знаю, они кажутся Вам недостаточно вычурными, чтобы подчеркнуть Ваш статус. Однако вряд ли Вы станете спорить со мной в том, что изящество, подчёркивающее истинную красоту – вот роскошь самая настоящая. Ваши глаза и волосы будут выгодно оттенять сапфиры, - хозяйка указала на первый товар, мельком взглянула на лицо клиентки, и продолжила дальше: - однако хрупкость шеи и плеч будет замечена всеми благодаря жемчугу, - дамочка уже открыла было рот, но владелица не остановилась: - а всю палитру Вашего гардероба выгодно подчеркнёт это изделие из белого золота и бриллиантов. Что Вам угодно примерить?

Покусывая губы и ни сводя глаз с украшений, дамочка теребила в руках очки с инициалами YSL на дужке. Хозяйка терпеливо ждала.

- Пожалуй Вы правы, - наконец выдохнула снисходительным тоном клиентка, - про истинную красоту или как Вы там сказали. Мне нравится последний вариант, упаковывайте.

Дав знак продавцам и продолжая сопровождать клиентку словами одобрения, хозяйка проследила за совершением покупки, попрощалась с посетительницей и, одним взглядом раздав подзатыльники струсившим подчинённым, вернулась к каталогам.

Даже спустя сотни лет её страсть к украшениям не угасала. Наблюдать, как меняется мода, виды изделий и способы обработки камней ей было крайне любопытно. А внушать абсолютную уверенность окружающим – ещё больше, тем более она действительно с первого взгляда определяла, какой девушке какое украшение идеально могло бы подойти, заставив сердце радостно трепетать каждый раз, когда пальцы едва касаются холодного металла.

Сама она давно не чувствовала такого трепета: всё, что вызывало у неё восторг, желание обладать и благоговение было ей категорически недоступно. Она долго училась уживаться с этим желанием, пока однажды не поняла, что никто не отнимет у неё удовольствия доставлять радость другим.

- Девушки, я ухожу и оставляю магазин на вас. Не забудьте протереть витрины перед закрытием. Доброго вечера.

- Госпожа! Подождите! Курьер привёз Вам цветы, Вы заберёте их домой?
Она обернулась – огромный букет из семи крупных хрустальных бокалов на тёмно-зелёных ножках, перевязанный ярко-оранжевой лентой. Каллы. Её любимые. И ей позволено только насладиться их тонким, едва уловимым ароматом.

- Нет, можете разобрать себе по одной, а оставшиеся поставьте в моём кабинете, да включите кондиционер.

На улице оказалось немноголюдно, не смотря на будний день и оживлённую центральную улицу, прекрасную погоду и тёплый летний воздух. Солнечные дни ей тоже нравились, однако приходилось быстро гнать от себя эту радость, чтобы не вызвать дождь или ветер. Она зашагала, придерживая сумку, к ближайшей кофейне, взяла себе стаканчик слишком горького кофе с пересоленным рогаликом и отправилась в сторону городского пляжа.

Вкусная еда тоже была под запретом. Вы пробовали когда-нибудь съесть что-то вкусное и потом не влюбиться в этот вкус? Не искать его снова и снова? Даже не пытаться? Госпожа пробовала, а потому старалась не искушать язык чем-то хоть чуточку приятным – иначе горечь невозможности обладать этим раз за разом скребла по сердцу.

Столетия – долгий срок. Она упорно считала их, пока не начала сбиваться в воспоминаниях, путать места и даты, терять дневники, потому точно сказать, сколько лет ещё ей предстояло ждать любимого, просто не знала. Но надеялась с каждым годом, что уже не долго.

На пляже тоже было пусто. О, ну конечно: едва она обрадовалась тёплому, не палящему солнцу, из-за горизонта на город стали наплывать тучи, да такие плотные, что стало понятно – в лучшем случае распогодится завтра утром. Тоска!

За все эти долгие (дооолгие) столетия чем только она не пробовала заниматься, куда только не отправлялась, научившись не вызывать подозрений, не сильно сближаться с людьми, не искать любви или дружбы. Короткие романы иногда веселили её, но в большинстве своём не оставляли послевкусия. Многие тянулись к такой загадочной персоне, вскоре понимая, что в глубине души совсем её не интересуют.
Цветочный магазин на самом берегу сегодня оказался открыт – милая пожилая пара владельцев тепло поздоровалась с ней. Буйство роз и тюльпанов совсем не радовало, ведь сегодня ей нужно принести особенные цветы. Как жаль, что она не могла…

- Госпожа? – Мягко прервала размышления девушки пожилая хозяйка. – Неужели нам нечем Вас сегодня порадовать?

- Нет-нет, всё очень красивое! Я очень люблю все ваши цветы, однако сегодня… Мне нужно что-то особенное. И мне грустно оттого, что я не могу этого найти.

Глаза хозяйки магазина вдруг заговорщицки блеснули, она взяла девушку за локоть и подвела к окну, указывая на улицу:

- Он должен был расцвести только через две недели, и мы с мужем не верили своим глазам, увидев это чудо сегодня утром. Я хотела срезать пару веток, но он попросил меня подождать. Уж не знаю, совпадение ли это, но, возможно, эти цветы ждали именно Вас. Сколько веток Вы возьмёте?

- Две.

- О… Прошу прощения, соболезную Ваше утрате.

Не произнеся больше ни слова, старушка прихватила садовые ножницы и вышла на улицу к пышно цветущим у магазина кустам. Пара щелчков – и она поплелась обратно.

Госпожа глядела на цветы с легким недоумением и восхищением. Расплатившись за покупку и взяв небольшой букет, она вновь направилась к морю, на ходу бормоча: «Ваше Величество, даже находясь в другом мире Вы умудряетесь подстраивать всё под свои вкусы!».



… С ликующим гиканьем воин вогнал свой меч в грудь противнику по самую рукоять. Тот скорчился, упав на колени и роняя на землю густые багровые капли крови.

- Тебе… не надоело… бить в одно и то же место? – Прохрипел побеждённый.
Воин гулко рассмеялся, точно бегемот, и подошёл ближе.

- Что ж, хоть я добавляю разнообразия в эту бесконечную схватку. – Шумно выдохнув, мужчина молниеносным движением выхватил из сапог короткие кинжалы и, блеснув ими, в коротком прыжке перерезал противнику горло. Тот отшатнулся, охнул и рухнул тяжёлым мешком на спину, да так и остался неподвижен.

Меч тянул его к земле, утяжеляя грудь, но Император из последних сил держался на ногах. Сотни лет поединков с самыми ловкими и сильными воинами Бога Войны, сотни побед и поражений – но ни разу за всё это время он не позволял себе стоять на коленях, наслаждаясь короткой победой.

Сотни лет лязга стали о сталь, нескончаемого пота и крови, сбитого дыхания и усталости – Боги, как же он устал! И среди этих бесконечных и бессмысленных в своей жестокости схваток лишь на короткий миг он снова мог почувствовать себя свободным.

Раз в сто лет он возвращался, чтобы увидеть свою Императрицу и весь мир, которые ему пришлось оставить.

Как глоток воздуха в душной комнате были эти мгновения: когда не было нужды контролировать каждую мышцу, анализировать шаги, удары, напрягать все свои силы ради короткого выпада, нет, всё это можно было не на долго оставить в бесконечном аду.

Он давно потерял счёт времени, но то, что раз от раза приходилось видеть, поражало всё его воображение: наряды, постройки, ландшафты – всё так отличалось от его старой, ужасно далёкой жизни! И всё так резко менялось, это приводило одновременно и в замешательство, и в восторг! Ведь ему предстоит заново всё узнать, будто заново родиться, и, конечно, он надеялся, что его возлюбленная не оставит его в познании совершенно чужого мира.

Боги, догадывалась ли она, как её слова в пустоту, которые он слышал, рвали ему сердце острее самых острых мечей? Когда она признавалась в ненависти, когда клялась, что больше не вспомнит о нём, что больше всего на свете мечтает оставить его в персональном аду до конца дней? Сколько раз она яростно клялась, что не любит его!

Хотя каждый раз она была такой разной, и, бывало, приходила на встречу злой, заклиная, что это в последний раз, но снова и снова в условленный день, не имея ни малейшего шанса хоть мельком его увидеть – она приходила. Приносила то, что напоминало ему о былых временах, что когда-то объединяло их и обоим доставляло неподдельную радость. О, бедная Императрица! Если он за эти годы пережил все возможные муки физической боли, что же переживала она!

Он тоже сбился со счёта, ведь там, где ему приходилось коротать своё заключение даже не было смены дня и ночи – сплошной песок и алые небеса. Бывали дни (или целые месяцы), когда он даже не сопротивлялся ударам и атакам, позволяя стрелам, кинжалам, мечам и ядам кромсать своё тело. Агония боли, но как только она утихала, а с глаз спадала пелена – всё начиналось снова. И он терял смысл отвечать на выпады врагов, превращаясь в манекен, пока короткая вспышка не выбрасывала его на встречу с любимой, и он снова мог бы воспрянуть духом.

В короткие промежутки между битвами он прикладывал к груди руку – проверить, сам жив ли ещё. Сердце билось гулко, будто находилось не в груди под ладонью, а глубоко под землёй, и редко: тук…тук…тук. Успеешь два раза вздохнуть и выдохнуть.
Однако, ещё живой. И сердце, израненное тысячи раз, ещё билось в надежде вырваться из этого кошмара. Вот и сейчас: бьётся гулко, медленно, и вот уже с неба всё ярче сияет спасительная вспышка, прищурившись на которую он бормочет:

- О, благодарю, моя Императрица…



Если встать вблизи от края волнореза, то каждые четыре секунды можно почувствовать, как тонкая вуаль морских брызг покрывает всё тело, от лица и до ног. Ветер треплет волосы, подсушивая крошечные капельки воды, и постепенно лицо и все открытые участки тела оказываются под паутинкой соли. Снова и снова.

Когда Императрица последний раз видела Императора, на этом месте моря не было – оно плескалось где-то далеко, едва ли напоминая о себе. Сейчас солёным воздухом пропитан весь мегаполис. Всё так изменилось!

Однако она же не постарела ни на минуту, от чего приходилось часто менять местоположение, документы, избегать фотографий и знакомых. Интересно, изменился ли Император?

Память почти стёрла его из её памяти, оставляя лишь силуэты и оттенки тех эмоций, что были совместно прожиты: как он подавал ей чай своей тонкой и сильной рукой, как проступали складки в уголках его губ от улыбки, и насколько тихо и проникновенно звучал его шёпот, когда она удалялась.

«Останься со мной».

Научиться рисовать портреты за сотню лет – дело не хитрое. Научиться рисовать человека, которого с каждой минутой всё легче забыть – ужасно трудно. Она пыталась, порой фантазируя, как он мог бы выглядеть в тех или иных одеждах, украшениях, с другой причёской, злой или добрый – каждый раз это был другой человек.

Ужасно, ведь за сотни лет в дни, когда она возвращалась вспомнить о нём, ей не снизошло ни намёка, ни единого знака о том, что он видит её и всё это не напрасно! Почему же она приходила? Сама не могла объяснить.

А полюбить кого-то другого невозможно. Стоило признаться себе, что никакого Императора нет и её сердце снова свободно, вот хотя бы для этого милого булочника – булочник уезжает, если не чего по хуже. Такова участь всех, кому она хотела бы открыть своё сердце. Одиночество подбиралось всё ближе и ближе, разъедая душу подобно кислоте, и в такие моменты Императрица вспоминала, где сейчас тот, кому она клялась в вечной любви.

Совсем один, мучимый против своей воли, без единой души, которой он мог бы доверить хоть часть своих тревог. Эти мысли приводили в чувства, а сердце мягко подталкивало появиться в условный день в известном ей одной месте.

Она бросила в воду ветки гибискуса с ярко-оранжевыми цветами.

- Ваши любимые. – Пробормотала она морю. – Ещё в сумке у меня есть пара рисовых лепёшек, но, пожалуй, я оставлю их перед уходом – не смогу смотреть, как их растерзают голодные чайки.

Волны с шумом разбились о бетон.

- Где же Вы, Ваше Величество?



Он стоял за её спиной, вдыхая букет непривычных ароматов духов и шампуня. Аромат её кожи был едва-едва различим, и в то же время он явно объединял все противоречащие друг другу запахи в единый уникальный аромат.

Её летнее платье могло бы коснуться его доспехов. Её сумка на левой руке почти доставала до рукоятки меча в ножнах. Какие-то миллиметры создавали нерушимую стеклянную стену между двумя мирами. А ведь ему так хотелось хоть кончиками пальцев прикоснуться к её белой коже!

Она рассказывала о своей жизни и о мире вокруг. Как всё ново и с каждым днём всё новее. Как она едва успевает понимать эту реальность. Даже когда она рассказывала о том, что могла лелеять любовью в своей душе, голос по-прежнему оставался грустным.

Впервые за долгое время она плакала. Он вышел из-за её спины, чтобы заглянуть в лицо: слёзы катились градом. Она пыталась говорить что-то ещё, но слова и мысли сбивались нахлынувшими эмоциями, выходила каша.

Достав бумажный платок, она вытерла глаза и щёки, затем глянула в водную гладь, будто разговаривала только с ней. Выжидающе подождала минуту, затем передёрнула плечами и, развернувшись, резко зашагала прочь.

«Останься со мной».

На плечо упало что-то холоднее, чем морская капля. Ещё и ещё. Девушка сморгнула и коснулась макушки – мокрая, холодная. Запрокинув голову, выдохнула от удивления, выпуская облачко пара.

Из туч тихо падал снег. В разгар лета!

Медленно, боясь увидеть пустой волнорез перед морским горизонтом, она обернулась.
О бетон разбивались морские волны. Тучи затянули небо непроглядным серым одеялом, сбрасывая на землю крошечные хрупкие снежинки. Почти у самого края стоял молодой мужчина и ловил ладонями снег, будто впервые в жизни его видел. Снежинки, как ручные, опускались и мгновенно таяли на его тёплых ладонях.

Заметив, что она смотрит на него, мягко улыбнулся и робко спросил:

- Могу ли я ещё рассчитывать на рисовые лепёшки, Ваше Величество? Ужасно проголодался за эту тысячу лет.