Повесть Солдаты ДОТа 205. Глава 7

Глава седьмая

Оскорблённые и униженные. Заманчивая операция. Охрана перебита.

В воздухе стояла духота. Облака плыли низко над землёй, предвещая дождь.

По дороге, идущей от Смоленска на Витебск, поднимая пыль, медленно двигалась большая колонна военнопленных, наших солдат. Впереди колонны – конвойные на лошадях. По сторонам колонны шли автоматчики, сохраняя между собой дистанцию в десять шагов. Позади колонны два эсэсовца вели на поводках овчарок.

– Крепко охраняют, гады, – прошептал Фомин, вглядываясь из-за кустов в лица измождённых пленников.

– Да, не вырваться им из фашистских лап, – согласился Фролов. – А мы с тобой глядим и ничем помочь не можем.

В колонне шли чёрные от пыли, обросшие бородами, оборванные, оскорблённые и униженные, обезоруженные солдаты. Эти люди уже несколько дней не ели и не пили. У многих на губах были трещины, из которых сочилась и запекалась кровь. Многие были ранены. Кто с подвязанной рукой, кто волочил ногу, опираясь на самодельный костыль. Обессилевших товарищи вели под руки. Упавших на дорогу никто не поднимал. Их переступали, о них спотыкались, двигаясь дальше.

– Шнель! Шнель! – раздавались окрики конвойных. Колонна двигалась. Упавшие оставались на месте. Позади колонны к ним, как чёрные вороны, подходили эсэсовцы, стреляли в головы и уходили. Трупы оставались лежать на дороге.

Когда колонна скрылась за поворотом, Фомин и Фролов вышли на дорогу. Здесь, рядом с ними, было совершено злодеяние: уткнувшись лицом в землю, лежал человек с простреленной головой. Пуля вошла в затылок и вышла из правой глазницы.

– Гады, сволочи! – сказал, задыхаясь от злобы, Павел Фомин. – Видишь, что с нашими людьми делают?! А ещё кричат на весь мир о своей гуманности. Вот она – фашистская гуманность! Слышишь ещё выстрел? Ещё не стало человека.

– А что, Паша, если нам перебить охрану? – спросил Фролов.

– Что ты! Их полсотни, а нас – двое, да ещё собак дрессированных ведут.

– Вот если бы освободить этих людей и за линию фронта перевести.

– Ты прав. Горя они хлебнули. Надо поскорее доложить командиру. Он решит, что делать.

Фомин ощупал карманы убитого и вынул из маленького брючного кармана медный жетон, в котором хранился домашний адрес погибшего.

– Сохраню. До своих доберёмся – сообщим семье тяжкую весть.

Разведчики Фомин и Фролов сошли с дороги и направились в обратный путь. Мысль об освобождении пленных не давала им покоя.

– Мало нас, Паша, осталось.

– Да… Было в ДОТе 21 человек. Раненого командира Степанова у старика оставили, Иванов убит – похоронен. Выходит, девятнадцать осталось.

– Маловато. Я насчитал сорок восемь охранников и две собаки. Хотя овчарки не в счёт – они без оружия.

– Как это – не в счёт? – возразил Фомин. – Такая собака четверых солдат стоит. Ей крикнут слово, и она вмиг перервёт горло.

– Да, ты прав, – согласился Фролов. – Не хотел бы я с такой зверюгой встретиться.

За разговорами они вскоре подошли к двум домикам, где оставили свои вещи.

– Ой, милые мои солдатики! – встретила их взволнованно хозяйка. – Только вы ушли, как заходят два немца. У меня и язык отнялся. Ну, думаю, пропала я со своими ребятками: на печке ведь ваша одежда и пистолеты. Но они, слава богу, стали кудахтать: «Ко-ко-ко! Куд-ку-да!» «Идём, идём», – говорю им и повела в хлевок. Отдала им корзиночку с яйцами. Довольны, смеются, хлопают меня по плечу: «Гут, гут! Данке, русиш фрау!» Похвалили меня и ушли. Вот уж я напужалась, милые мои, не дай Бог!

– Жаль, что мы их не встретили, – сказал Фомин. – Насмотрелись мы сегодня, как…

– Ой, родненькие, я сама вчера видела, как вели наших пленных солдат, как били их. Двоих застрелили и так оставили на дороге. Я их захоронила. Не попадайтесь им в руки и другим закажите, чтоб не попадались.

Переодевшись в свою форму и уложив в мешок подаренный хозяйкой хлеб, Фомин и Фролов поблагодарили женщину за помощь и отправились к своему отряду.
На юго-западе появились тёмные тучки, их становилось всё больше и больше, они сливались в большие чёрные громады и, двигаясь на северо-восток, в сторону Рудни, постепенно закрывали всё небо. Вдалеке в небе сверкали молнии и слышались глухие раскаты грома. Вот уже стали падать крупные капли дождя, громко хлопая о листья деревьев.

– Давай, Пашка, бегом! – крикнул Фролов. – Нашим там негде укрыться, уйдут, и мы не найдём их.

Они ускорили шаг. Мешки на плечах мешали им бежать. Где быстрыми шагами, где вприпрыжку, они спешили к своим товарищам, утирая вспотевшие лица рукавами гимнастёрок. Через полчаса уже были на месте.

– Как хорошо, что вы нас дождались, товарищ командир, – подбежав к Щербакову, сказал Фомин. – Мы, как увидели тёмные тучи, подумали, что вы куда-либо в укрытие подадитесь и нам искать придётся.

– Зачем же, товарищ Фомин, так думать? Бросать товарищей мы не собирались и никогда не бросим. Мы тут шалаши сделали.

– Мы, товарищ командир, задание выполнили. Вот, – показал он на мешки, – тут молоко сгущённое и хлеб.

– Молодцы! – похвалил Шербаков. – Доложи вкратце, где были, что видели и слышали.

– Переодевшись в домике на краю деревни, мы с Сашкой, то есть с товарищем Фроловым, попали прямо в логово врага. Часа два нам пришлось им, паразитам, ящики со сгущёнкой на машины грузить. А потом, набрав вот этих консервов, мы удрали. Станция Рудня вся немецкими войсками забита. Танковые части там и пехота. В Рудне они с поездов разгружаются и направляются в сторону Смоленска... Страшную картину мы видели, товарищ командир...

– Что такое?

– Наших пленных солдат гнали. Солдаты измученные, многие ранены, совсем истощённые. Некоторые идти не могут, товарищи их поддерживают. А кто упал на дорогу, тому уж не подняться. Фашисты проклятые стреляют им в головы. Вот у одного застреленного мы жетон из кармана вынули. Жалко их, товарищ командир. Они такие же солдаты, как и мы.

– Конвойных много? – сверкнув глазами, спросил Щербаков.

– Сашка насчитал сорок восемь и две овчарки.

Командир и все солдаты единодушно решили освободить из плена братьев-солдат, попавших в беду.

– Немцы ночью наверняка не поведут пленных. Да и погода не благоприятствует. Они в ближайшей деревне остановятся.

Подсчитали боеприпасы, которых осталось не так уж много. Вспомнили и о холодном оружии.

– У кого ключ и лапа? – задал вопрос Щербаков

– У меня лапа!

– У меня ключ!

– Смотрите не потеряйте дедов подарок, – строго наказал Щербаков.

Разложив на коленях карту, он стал разглядывать населённые пункты около шоссейной дороги, стараясь определить, где должны заночевать немцы с пленными.

Шоссейная дорога тянулась узкой чёрной полоской, то приближаясь к железной дороге, то уходя от неё. Она шла к станции Заольша, затем проходила через город Лиозно, направляясь к Витебску. До Заольши от Рудни по карте было десять километров.

– Немцы дальше Заольши не смогут увести пленных. Надо догнать их, пока гроза и дождь мешают идти. Спать нам сегодня не придётся. Как у вас, товарищ Орехов, с перевязочным материалом?

– Кое-что сберёг и у немцев прихватил семь индивидуальных пакетов, – ответил Орехов.

– В этой операции вам придётся сначала автоматом действовать, а потом уже будете фельдшером.

– Понятно, товарищ командир! Синяки да шишки по¬сле драки подсчитаем.

Щербаков посмотрел на часы. Стрелки часов показывали 21.55. Хотя ещё время не позднее, но из-за проливного дождя и грозы было уже темно.

– Подготовьте, товарищ Орехов, солдат. Через десять минут выступаем. Продукты и всё, что не пригодится в нашей операции, оставьте здесь, на обратном пути заберём. Если кто плохо себя чувствует – пусть останется.

Через десять минут Орехов доложил командиру о готовности к походу. Никто не пожелал остаться. Под проливным дождём, в мокрых, прилипающих к телу гимнастёрках, они построились в шеренгу по одному и рассчитались по порядку номеров.

– Напра-во! – скомандовал Щербаков, и все солдаты, сжимая в руках оружие, повернулись и пошли вслед за ним.

Колонна пленных еле двигалась по мокрой дороге. То и дело слышались окрики конвойных: «Шнель! Шнель!» То и дело слышались удары прикладами в спины отстающих измученных пленников. Но ни грозные окрики конвойных, ни удары прикладами не могли ускорить движения колонны. К вечеру, уже под проливным дождём, колонна подошла к деревне, на окраине которой стояли скотные сараи. Обрадовавшись, что дошли до жилья, конвойные загнали пленных в большой сарай, забили двери досками, поставили двух часовых с автоматами и ушли в избы на отдых. В сарае люди не могли ни лечь, ни сесть. Навозная жижа выступала из земли, покрывая ступни ног. Не найдя места, где бы лечь или сесть, пленные стали стучать в двери, выражая протест против такого нечеловеческого обращения с ними. Часовые крикнули что-то на своём языке, а затем дали по двери две длинные автоматные очереди. В сарае послышались крики, стоны и проклятия. Люди отпрянули от дверей, затаптывая в навозную жижу раненых и убитых.

Тяжко, ой как тяжко умирать в скотном сарае, не имея возможности вцепиться в горло врагу, вступить с ним в рукопашную!..

В эту дождливую ночь в крестьянских домах на печках и в кроватях крепко спали немецкие конвоиры. Даже овчарки похрапывали, согревшись в домах, положив головы на лапы.

В сарае пленные к ночи затихли. Прижавшись друг к другу, они сидели на грязном полу и спали, склонив головы на грудь.

В углу сарая два земляка шёпотом вели меж собой разговор:

– Не думалось мне, Степан, что выпадет нам такая доля. Выведут завтра на дорогу – я в первый же куст брошусь. Хочешь остаться живым, держись меня. Доберёмся к нашим и всё расскажем.

– Красиво ты, Андрей, говоришь, – возражал Степан. – Как же мы побежим, если вот уже трое суток во рту ничего не было? Я не только бежать – идти не могу. От конвойных, может быть, и увернёмся, а вот от собак не уйдёшь. Догонят, схватят за горло – и конец.

– Так что же, помирать без боя?

– Не знаю, Андрей: и так – смерть, и этак – смерть.

– Держись завтра около меня, Степан. Что будет, то будет. Помощи нам неоткуда ждать. Давай поспим часок-другой. Скоро светать начнёт и нас опять, как скот на бойню, погонят к Витебску.

Склонив голову на плечо своего друга Андрея, Степан задремал, думая о куске чёрного хлеба.

К полуночи дождь утих, тучи рассеялись, и небо стало чистым и звёздным. В это время лейтенант Николай Щербаков со своим отрядом не шёл, а бежал. Дождь промочил солдат до костей, но они этого не замечали. От мокрой одежды валил пар.

На краю какой-то деревушки бойцы зашли в пустой амбар.

– Оставайтесь здесь, а я с Фоминым пойду на разведку, – приказал Щербаков.

Разведчики пошли вдоль забора и вскоре увидели большой сарай, в котором были слышны стоны людей.

– Вот где пленные! – шёпотом сказал командир.

Охраняли двое часовых. Они двигались вдоль сарая, то сходясь, то расходясь.

– Пошли назад! – прошептал лейтенант. – Теперь нам картина ясна.

Возвратясь, Щербаков подозвал к себе Ахмеда и Лазаренко:

– Вы зайдите с одной стороны сарая, а я с Фоминым – с другой. Как только часовые разойдутся – будем бить их по одному, смотрите, чтобы ни крика, ни выстрела не было.

Четыре человека, взяв с собой ключ и лапу, вышли из амбара и тут же растаяли в ночи.

Подползая к часовому, Щербаков увидел, как блеснул огонёк и тут же потух. «Прикуривает, – подумал он. – Это хорошо, огонь ослепляет». Через несколько секунд, когда опять блеснул огонёк, тяжёлый ключ ударил по голове часового, и тот свалился на землю замертво. Сделав дело, лейтенант и Фомин прижались к углу сарая, вглядываясь в темноту. Вскоре они увидели две приближающиеся к ним тени.

– Михаил, ты? – шёпотом спросил Николай.

– Я, товарищ командир. Задание выполнено, – ответил Ахмед.

– Молодцы! – похвалил Щербаков и рукавом гимнастёрки вытер вспотевший лоб. – Лазаренко, беги к Орехову, пусть всех ведёт сюда.

Лейтенант с Ахмедом и Фоминым пробирались к дому, где в окне светился огонёк, думая, что там находится развод караула.

– Встанем у дверей и выходящих будем бить по одному, – прошептал командир.

Не успели они подойти к двери, как из дома вышли три человека и направились в сторону сарая. Прижавшись к какому-то строению, Щербаков, Ахмед и Фомин ожидали, когда приблизится к ним смена караула. Вот один немец остановился по нужде, а двое продолжали идти, о чём-то громко разговаривая и размахивая руками. Автоматы у них на груди, на пуговицах висят электрические фонарики. Только они приблизились к сарайчику, как тяжёлые ключ и лапа опустились на их железные каски. Послышался глухой стук железа о железо, и оба немца упали на землю. Отставший было от них немец бежал в темноте навстречу Фомину и что-то кричал, видимо, звал своих приятелей. Фомин одним ударом свалил и его.

– Теперь всё в порядке, – облегчённо вздохнув, сказал Щербаков. Холодный пот выступил у него на лбу и на ладонях.

Прибежал, запыхавшись, Орехов со своими солдатами.

– Самое главное, товарищи, сделано, – заключил командир и приказал: – Разберитесь по два человека на каждый дом. Старайтесь входить без шума, а там бить гадов из автоматов. Ни одного немца живым не выпускать. Собак тоже уничтожьте.

Солдаты разбежались к домам, и вскоре послышались автоматные очереди.

Фомин вскочил в ту избу, где находились эсэсовцы с собаками. Подняв головы и зарычав, овчарки хотели броситься на вошедших, но тут же автоматной очередью были пришиты к полу.

Через несколько минут с охраной было покончено. Сорок восемь охранников валялись в крестьянских хатах и на улице.

В отряде Щербакова был убит солдат Серебряков и легко ранен в левое плечо Чуев.

Услышав на улице стрельбу, пленные в сарае проснулись и стали стучать в дверь. Не услышав окриков часовых, они осмелели, и вскоре дверь была сломана и раскрыта. Из сарая, давя друг друга, стали выбегать и выползать измученные узники.

– Спокойно, товарищи! – сказал Щербаков. – Без паники. Выходите, охрана ваша вся перебита. Вы свободны!

Людям даже не верилось, что здесь, в немецком тылу, далеко от передовой, свои же братья-солдаты пришли им на помощь. От радости многие плакали. Они обнимали, целовали своих освободителей.

– Товарищи, вы испытали на себе, что значит немецкий «новый порядок» для наших советских людей. Теперь всем накажите: не попадаться к ним в лапы. Советую вам, – продолжал Щербаков, – разбиться на малые группы, выбрать себе командиров и с оружием немецкой охраны идти по лесам к Смоленску. Старайтесь идти по ночам. Перейдёте фронт и там примкнёте к воинским частям. Счастливого пути вам, товарищи! Бейте врага всюду, где встретите. Помните, присягу Родине с вас никто не снимал!

Щербаков распорядился, чтобы каждая группа унесла по паре мёртвых конвоиров.

– Отойдя подальше от деревни, – заключил он, – запрячьте убитых в болотах, чтобы их никто не нашёл.

Командир собрал своих бойцов и поблагодарил всех за проявленные героизм и отвагу.

– Большая честь выпала нам, товарищи! Мы освободили из немецкого плена более двух тысяч наших солдат, – сказал лейтенант. – А теперь, товарищи, возьмите нашего погибшего друга – и в путь. На рассвете похороним его.

Щербаков отыскал несколько крестьян и посоветовал им на рассвете убрать все следы ночной схватки, чтобы не пало подозрение на жителей деревни.

Отряд бойцов ДОТа № 205 свернул опять на ту же просёлочную дорогу, по которой они догоняли колонну военнопленных.