Кекелка

               
               

     Сколько себя помню - с раннего детства меня привлекала красота во всех её проявлениях: бабушкины кружевные салфетки, вышитые гладью наволочки, затейливые узоры на тканях покрывала и платьев мамы и её сестер. Любила копаться в коробке с пуговицами и рассматривать детали сделанного руками дедушки резного комода. А на работе у мамы забиралась с ногами в большое и мягкое кресло, и листая новенькие журналы мод с улыбающимися белозубыми дамами в элегантных платьях, представляла на их месте себя. Мама строго наказывала - палец не слюнявить, страницы не мять, на них не рисовать, быть аккуратной и вести себя хорошо - журналы иностранные и куплены за валюту. Что это такое, мне было совершенно непонятно, но на удивление маминых коллег, я, обычно слишком живая и неусидчивая, надолго затихала, завороженно разглядывая стройных блондинок и брюнеток, демонстрирующих свои наряды и влекущих в мир моды и красоты. Все вокруг были заняты своими делами, и на меня никто не обращал внимания.
     А еще я в толпе выискивла красивых людей. Чтобы не было скучно ехать в метро, я придумала себе игру - стоя на эскалаторе, считала, сколько красавиц проехали мимо меня.
    Самой красивой в нашем дворе (жила я тогда у бабушки с дедушкой) была Наташа. Ее муж, Акоп Акопыч, грузин армянского происхождения, а может быть
и арменин, родившийся в Грузии, человеком был шумным, веселым, говорил он не всегда правильно по-русски, с акцентом, носил огромную кепку "аэродром" и пиджак цвета морской волны с золотыми пуговицами, а под носом у него чернел маленький квадратик странных усов, он как будто забыл их сбрить. Когда Акоп Акопыч был в хорошем расположении духа, нас, соседских детей, он гладил по голове, трепал за щеку и широко улыбался, сверкая богатством золотых зубов. Он всегда угощал нас дорогими шоколадными конфетами, а свою жену Наташу мило
называл Нателлой. Наташа-Нателла была учительницей музыки, и часто из открытого окна на втором этаже их дореволюционного двухэтажного кирпичного дома доносилась ее игра. Соседи слушали виртуозную игру Нателлы, сидя под окнами их квартиры на лавочке или стоя у плиты на большой коммунальной кухне с половником в руке или смывая тарелки в тазике, они бросали домашние дела и слушали звуки рояля. С видом знатоков они спорили, что Нателла играет сейчас - Баха или Шуберта и будет ли дальше ноктюрн Шопена. Знали - играет Наташа, значит расстроенна. За несколько лет брака вдовца Акоп Акопыча с его второй женой Наташей все соседи как-то быстро музыкально образовались, стали почти знатоками классики, а волшебные звуки рояля никого  не раздражали, а наоборот - все ждали. Но частенько громкие крики Акоп Акопыча прерывали музыкальную тему, он выскакивал на улицу и орал на весь двор, мешая грузинские слова с русскими:

    - Ну что, КЕКЕЛКА, мать твою, нашлялась, опять поздно явилась?! Тебе не Моцарта с Шопеном играть, а воду с колонки ведрами таскать! Смотрите, люди добрые, Шопена она играет, когда её муж НЕ-РВНИ-ЧА-ЕТ!

Он качал головой, громко вопил, коверкая слова, заикался, жестикулировал, потом задирал рукава пиджака до локтя, махал волосатыми руками и отчаянно призывал всех соседей стать в очередной раз свидетелями своего страшного позора.

     Наташа преподавала в музыкальной школе, а иногда по вечерам ей приходилось выезжать к ученикам на дом.  Соседи говорили, она давала уроки музыки на дому детям из богатых семей. Это страшно бесило Акоп Акопыча, Наташу он ревновал, подозревал в изменах и хотел посадить дома - печь хачапури и делать хинкали. Тихая, но независимая и целеустремлённая Наташа, неподкупная в своей духовности, домохозяйкой быть не соглашалась, понимая что без музыки и учеников не сможет жить. Когда-то она уже пожертвовала карьерой пианистки, выйдя замуж за Акопыча, но гастролей он бы не потерпел. Никто и никогда не слышал бурной реакции Нателлы на крики Акоп Акопыча, всегда она была милой и спокойной, только нервно улыбалась.
   Хрупкая, с тонкой талией, нежным лицом и тихим голосом, летом Нателла носила летящие воздушные крепдешиновые платья с кружевами, сшитые ею самой, а зимой выходила в ладно скроенном по фигуре пальтишке с пушистым маленьким воротником и меховой беличьей муфточкой, висящей на шнурке. Ее маленькие ножки в резиновых ботиках на каблуках быстро бежали по заснеженному двору - она всегда торопилась домой.  Никогда она не делала  замечаний дворнику Мусе, никого не поучала жизни, не останавливалась перекинуться словом или посплетничать с соседками - дома ее ждал муж Акоп Акопыч. Меня Наташа любила, часто звала к себе, играла мне детские пьесы Чайковского, учила играть французскую песенку без слов и всегда угощала чем-нибудь вкусным.
     Наши соседи считали их с Акопычем богатыми - он был директором комиссионного магазина, а значит, уважаемым и влиятельным. И к крикам его: - КЕКЕЛКА! Куда пошла? КЕКЕЛКА! Почему поздно пришла? КЕКЕЛКА, КЕКЕЛКА...,
переходящим в длинные монологи на странной смеси грузинского, армянского и  русского - все давно уже привыкли. Если несколько дней Акоп Акопыч не кричал, соседи волновались - не заболел ли он.
     Все любили милую Наташу-Нателлу, удивлялись ее смирению и терпению, часто пытались защитить её перед Акоп Акопычем, говорили ему по-свойски - "Не гоже так жену обзывать, хорошая она, добрая и порядочная."
А он, словно не понимая, о чем идет речь, в ответ широко улыбался, крутил на пальце золотое кольцо-печатку, стряхивал со своего щегольского пиджака щелчком пальцев пылинки, и подняв волосатый указательный палец вверх, торжествующе отвечал:

    - Нет такой жены ни у кого! Один я достоин! Где красавицу и умницу такую еще найти? Нигде!

  А соседки между собой поговаривали:

   - Ну и влипла же Наташка, черт её дернул - выйти замуж за Акопыча, такого ревнивого и пожилого! И чего ей в нем?

При этом все понимали, что пятидесятилетний Акоп Акопыч мужик неплохой, хоть и ругачий, покричит-покричит, ручищами помашет да и успокоится:

  - Ну не бьет же он ее, вон как других мужья поколачивают! Зато живет Наташка в богатстве, небось икру черную ложками ест, Акопыч ей и колечки покупает, и на море Черное возит - ничего, потерпеть его оскорбления можно, а Наташа пущай себе и дальше на фортепьянах в чужих домах тренькает, не убудет от нее! Хотя, конечно, зря он ее ТАК называет, не заслужила она... Как бы не ушла она от него, вон ведь какая - и красавица, и умница, еще и деньги зарабатывает уроками! Такую уж точно не найдет Акопыч больше...

   Слыша крики Акопыча, выходили соседки из квартир на улицу, снизу глядели на их окна и возмущённо шептались, переговаривались, осуждая Акопыча.
А иногда по выходным в хорошем настроении, нежно поддерживая под руку   нарядную Нателлу, Акоп Акопыч, подняв брови и подмигивая соседям, игриво и ласково, но нарочито громко, словно дразня всех, шёл мимо соседок и обращался к жене:

   - Ну что, КЕКЕЛОЧКА моя, куколка, в какой ресторан пойдем сегодня?

 Услышав, соседки переглядываясь, неодобрительно качали головой и между собой шушукались:

   - Ну что за мужик Акопыч - в ресторан  жену ведет, а сам обзывает! Такую девку отхватил, красавицу, с образованием консерваторским, все ему завидуют, а он позорит ее...
   И слово это - КЕКЕЛКА в моем детском сознании так приросло к образу Наташи-Нателлы, что я, маленькая девочка, считала это еще одним ее именем:
   - Раз у человека есть два имени, значит может быть и третье! - думала тогда я.
 
   И однажды, когда Нателла пробегала мимо меня, спеша как всегда домой, я радостно бросилась к ней:
   - Здравствуйте, тетя КЕКЕЛКА!
   Наташа резко остановилась, глаза её наполнились грустным светом, она наклонилась ко мне, присела на корточки, подол ее крепдешинового платья невиданной красоты опустился на пыльную мостовую двора, она улыбнулась, погладила меня по щеке и тихим голосом нежно сказала:

  - Называй меня просто Наташей, милая, не надо звать тетей, так будет лучше!
 
   На день рождения мне подарили куклу - с глиняной головой, ручками и ножками, только тельце было тряпичным и мягким, прижимать ее к груди было так приятно и уютно, она была словно живая, не то что нелюбимая мною кукла Таня, - большой холодный пухлый пупс из пластмассы с ногами и руками на резинках. И такая красивая была моя новая кукла - с огромными синими глазами, розовыми щечками и алыми губками бантиком, а вокруг лица темные кудряшки вились - ну вылитая наша Наташа-Нателла-Кекелка!
Из кусочков крепдешина, подаренных мне Нателлой, я попросила маму сшить новой кукле красивое платье с белым кружевным воротничком, прямо как у моей любимой Нателлы. И назвать куклу я решила КЕКЕЛКОЙ! О чем и поспешила с восторгом рассказать маме. Мама, еле сдерживаясь от смеха, деланно хмурила насурмленые у тети Оли брови и сердито сказала, что так называть куклу нехорошо - это неприлично! На мой вопрос - почему Акоп Акопычу можно, а мне нельзя, мама смущенно  объяснила, что Акоп Акопыч неправ, это ругательно, а добрая и хорошая Нателла этого совершенно не заслуживает. Я, в полном непонимании, смирилась, пришлось мне назвать куклу Наташей.
    Спустя много лет, уже будучи взрослой, я рассказала эту историю про Наташу-Нателлу-Кекелку и о моем трогательно-нежном отношении к ней,
подруге и спросила ее, что в переводе с грузинского значит слово КЕКЕЛКА. Подруга, девушка из интеллигентной грузинской семьи, посмеялась и ответила, что это совсем даже не ругательство, а всего лишь иронично-небрежное обозначение кичливой высокомерной женщины. Вот так так...
    А позже, вспоминая с мамой о нашей жизни в Краснармейском переулке у метро Аэропорт, где я родилась и прожила семь счастливых лет у бабушки с дедушкой, я спросила:

   - А почему вы все считали Нателлу, чудесную и добрую женщину несчастной, и что в вашем понимании означало -  КЕКЕЛКА?

   Мама очень смутилась и ответила:
 
    - Ой, даже сказать неловко - проститутка, конечно...


  Вот так, неосторожно и не единожды брошенное  несдержанным Акоп Акопычем слово  "кекелка", с непонятным всём подтекстом, сыграло злую шутку с репутацией порядочной и добродетельной женщины в глазах соседей - простых русских людей, не понимавших тонкостей перевода с грузинского... Домыслы - опасная вещь, однако!
     А ревнивый и эмоционально-несдержанный грузин или арменин Акоп Акопыч, неистово и страстно любил и баловал свою Нателлу, и только она одна знала, как он ее любил на самом деле. Нателла не  догадывалась о домыслах соседей, а они, в свою очередь, любя Наташу, не позволяли себе расстраивать ее замечаниями в адрес мужа. Она видела в нем главное, чего не знали  другие. Она просто его любила.
Так мне сказала мама...