Фолкнер

Уильям Фолкнер  родился в сентябре 1897 г.  в Нью-Олбани, штат Миссисипи (он принадлежал к прежде очень богатому плантаторскому, рабовладельческому роду, разорившемуся после Гражданской войны) и большую часть жизни провел в Оксфорде – городке, куда его семья переехала в 1902 г. Фолкнера следует считать самоучкой – университет штата он так и не закончил. Мечтая попасть на войну в Европу, будущий писатель в 1918 г. стал курсантом  полка британских ВВС в Канаде.  Но мечта не сбылась – война окончилась, надобность в военных летчиках отпала. После демобилизации Фолкнер то служил в Оксфорде в банке своего деда, то работал в книжном магазине в Нью-Йорке или занимал другие, столь же незначительные должности. В 1925 г. он оказался в Новом Орлеане, где познакомился с известным писателем  Шервудом Андерсоном и буквально на пари написал первый роман «Солдатская награда» (1926). За ним последовали «Москиты» (1927). Уже в этих первых романах Фолкнер опробовал модную тогда модернистскую технику письма, обратившись к внутреннему монологу и к «потоку сознания». При этом по виртуозности использования  ассоциативной техники «потока сознания», внутреннего монолога, курсива Фолкнер не уступает Джойсу. Однако он по-прежнему не имел своей темы.

Для Фолкнера всегда, даже в ранней молодости, внутренние порывы  души были самым увлекательным и самым драматичным из всех возможных приключений. А чтобы наблюдать их, считал он, вовсе не надо срываться с места и куда-то ехать. Изучать жизнь во всем ее многообразии можно и на крохотном клочке земли с поперечником меньше чем в сто миль, где есть небольшой городок и сельская округа. Именно таковым местом и стал для Фолкнера родной Оксфорд.

В романах Фолкнера этот клочок американской земли, этакий провинциальный Юг в миниатюре, выведен под названием округа Йокнапатофа, штат Миссисипи. Позже писатель составил подробную карту этой территории, на которой разворачивается действие всех его романов. На севере округ ограничен  рекою Таллахачи, на юге другой рекой – Йокнапатофой. Посредине тянется дорога, проходящая через центр округа – городок Джефферсон. К западу  от нее – равнинные, плодородные земли, принадлежавшие когда-то  индейцам племени чикесо и проданные потом вождем Иссетибехой белым пришельцам, разбившим здесь свои хлопковые плантации. К востоку от железной дороги лежит поселок Французская Балка, а за ним холмы, поросшие густым сосновым лесом, и крохотные фермы земледельцев издольщиков. Фолкнер объявил, что площадь Йокнапатофы составляет 2400 кв. миль. Население: белых – 6298, негров – 9313. «Космос» Фолкнера имел не только свою географию, но и свою историю. Начиналась она с 1811 года, когда  правительственный чиновник Джеймс Ликург Компсон  принялся скупать йокнапатофские земли у здешних индейцев. От этого Компсона и вел свое происхождение богатый плантаторский род Компсонов (разорившийся после Гражданской войны), отпрыски которого появляются в нескольких романах. Однако в первом своем романе Фолкнер обратился к истории другого плантаторского рода - Сарторисов. Действие «Сарториса» разворачивается сразу после Первой мировой войны. Но помимо главного героя, бывшего летчика Баярда Сарториса, в романе действуют представители старшего поколения этого клана. Вместе с ними в роман властно входит тема старого Юга, такого, каким он был до и в годы Гражданской войны. Этот мир писатель рисует с явной симпатией, но он не питает никаких  иллюзий – Старый Юг обречен, его время прошло. После Гражданской войны на юг хлынули янки – пришельцы с Севера. Они презрели все то, что было дорого Сарторисам и другим старым кланам, - честь, порядочность, мораль, - и внедрили нравы, основанные на самом  бессовестном шантаже и надувательстве.

Долгое время литературные опыты Фолкнера не привлекали к себе внимания (достаточно сказать, что двухтысячный тираж отвергнутого несколькими издательствами и пристроенного с большим трудом после кардинальной переделки «Сарториса» распродавался с большим трудом). Успех и признание пришли к нему только в 1929 г. (когда автор работал кочегаром в Оксфорде на университетской электростанции), после выхода в свет его романа «Шум и ярость». Этот роман можно считать введением в зрелое творчество Фолкнера, своеобразным конспектом его шедевров.  Успех этой книге оказался полной неожиданностью для Фолкнера, возлагавшего огромные надежды на «Сарториса», он совершенно ничего не ожидал от нового романа, написанного, казалось,  назло всем канонам с нарочитой целью максимально затемнить его смысл. Много лет спустя в одном из писем он признался: «Мне кажется, я писал "Шум и ярость" забавы ради. Предыдущую книгу отвергли все, к кому я обращался, так что у меня уже не осталось надежд стать читаемым автором, зарабатывать деньги сочинительством». Впрочем, этому заявлению противоречит другое признание: «С этой книгой я больше всего мучился, больше всего над ней работал и продолжал работать, даже когда понял, что все равно ничего не выйдет. Мое отношение к ней, должно быть, похоже  на чувство, которое испытывает мать к своему самому несчастному ребенку. Другие книги было легче написать, и в каком-то отношении они лучше, но ни к одной из них я не испытываю чувств, которое вызывает "Шум и ярость". Это мое самое прекрасное, самое блистательное поражение».

«ШУМ И ЯРОСТЬ». «Жизнь — повесть, рассказанная кретином, полная шума и ярости, но лишенная смысла».  К этой строке из Шекспировского «Макбета»  отсылает нас заглавие романа, который сам Фолкнер называл «историей безумия и ненависти».  Пересказывать эту повесть иначе, нежели она была рассказана первоначально, означает пытаться поведать совсем другую историю, разве что действующие в ней люди будут носить те же имена, их будут связывать те же кровные узы, они станут участниками событий, сходных со случившимися в жизни тех, первых; событий не тех же самых, но лишь в чем-то сходных, ибо что делает событие событием, как не рассказ о нем? Не может ли любой пустяк являть собой столько событий, сколько раз по-разному рассказано о нем? И что это, в конце концов, за событие, о котором никем не рассказано и о котором соответственно никому не ведомо?

Здесь нет никаких вводных глав, никакого разъясняющего предисловия. На читателя «Шума и ярости» с первых же строк обрушивается нерасчлененный поток сознания немого, беспомощного кретина Бенджамина Компсона. На первый взгляд здесь ничего непонятно. Фразы, презирая знаки препинания, обрываются посредине, чтобы возобновиться через десять страниц, предметы, едва успев обрести хоть какую-то четкость, тут же вновь расплываются, теряют контур, все время происходят скачки во времени и пространстве. Другими словами, здесь буквально воплощены в жизнь слова Шекспира о том, что «жизнь эта повесть, рассказанная кретином, и лишенная всякого смысла».

Семейство Компсонов принадлежало к числу старейших и в свое время наиболее влиятельных в Джефферсоне и его округе. У Джейсона Компсона и его жены Кэролайн, в девичестве Бэском, было четве¬ро детей: Квентин, Кэндейси (все, кроме матери, звали ее Кэдди), Джейсон и Мори. Младший уродился дурачком, и когда — ему было лет пять — стало окончательно ясно, что на всю жизнь он останется бессмысленным младенцем, в отчаянной попытке обмануть судьбу ему переменили имя на Бенджамин, Бенджи.

Первая часть – внутренний монолог Бенджамина – формально разворачивается 7 апреля 1928 г. (в день, когда ему исполнилось 33 года) накануне Пасхи. Но в действительности охват событий гораздо шире и далеко выходит за события одного дня (различные эпизоды реальности служат только своеобразными «спусковыми курками», зажигающими в его тусклом мозгу обрывки воспоминаний прошлого). Большинство из проносящихся в сознании Бенджи картин относятся к далекому детству, к тому времени, когда он был пятилетним ребенком. Из различных кусков, выхваченных из его сознания,  постепенно складываются некоторые целостные эпизоды.

Самым ранним ярким воспоминанием в жизни детей было то, как в день смерти бабушки (они не знали, что она умерла, и вообще слабо представляли себе, что такое смерть) их послали играть подальше от дома, на ручей. Там Квентин и Кэдди принялись брызгаться, Кэдди промочила платье и перемазала штанишки, и Джейсон грозился наябедничать родителям, а Бенджи, тогда еще Мори, плакал оттого, что ему казалось, что Кэдди — единственному близкому ему существу — будет плохо. Когда они пришли домой, их стали спроваживать на детскую половину, поэтому они решили, что у родителей гости, и Кэдди полезла на дерево, чтобы заглянуть в гостиную, а братья и негритянские дети смотрели снизу на нее и на ее замаранные штанишки.

Бенджи находился на попечении негритят, детей, а потом и внуков Дилси, бессменной служанки Компсонов, но по-настоящему любила и умела успокоить его только Кэдди. По мере того как Кэдди взрослела, постепенно из маленькой девочки превращаясь в женщину, Бенджи все чаще плакал. Ему не понравилось, к примеру, когда Кэдди стала пользоваться духами и от нее стало по-новому пахнуть. Во весь голос он заголосил, наткнувшись как-то раз на Кэдди, когда та обнималась с парнем в гамаке.

Вторая часть романа так же охватывает только один день – 2 июня 1910 г., через два месяца после свадьбы Кедди. Это поток сознания Квентина Компсона накануне его самоубийства. В отличие от брата, Квентин человек разумный, больше того – интеллектуал. Однако его речь так же сбивчив а, и его мысли текут хаотически, всячески противясь даже подобию связности. Но, несмотря на хаос, сознание Квентина, так же как и сознание Бенджи, устремляется к одной и той же точке. Этот центр – Кедди. 

Раннее взросление сестры и ее романы тревожили и Квентина. Но когда он попытался было предостеречь, вразумить ее, у него это вышло весьма неубедительно. Кэдди же отвечала со спокойным твердым сознанием собственной правоты. Прошло немного времени, и Кэдди всерьез сошлась с неким Долтоном Эймсом. Поняв, что бере¬менна, она стала срочно подыскивать мужа, и тут как раз подвернулся Герберт Хед. Молодой банкир и красавец, как нельзя лучше пришедшийся ко двору миссис Компсон, у Квентина он вызвал глубокое омерзение, тем более что Квентин, учась в Гарварде, узнал историю об исключении Герберта из студенческого клуба за шулерство. Он умолял Кэдди не выходить за этого прохвоста, но та отвечала, что непременно должна выйти за кого-нибудь.

Мистер Компсон, питавший склонность к глубоким раздумьям и парадоксальным умозаключениям, а также к виски, отнесся ко всему философически — в разговорах с Квентином он повторял, что девственность не есть нечто сущее, что она как смерть — перемена, ощутимая лишь для других, и, таким образом, не что иное, как выдумка мужчин. Но Квентина это не утешало: то он думал, что лучше бы ему самому было совершить кровосмесительство, то бывал почти уверен, что он его и совершил. В его сознании, одержимом мыслями о сестре и о Долтоне Эймсе (которого он имел возможность убить, когда, обо всем узнав от Кэдди, попытался с ним поговорить и тот в ответ на угрозы спокойно протянул Квентину револьвер), образ Кэдди навязчиво сливался с сестричкой-смертью святого Франциска.

В это время как раз подходил к концу первый год Квентина в Гарвардском университете, куда его послали на деньги, вырученные от продажи гольф-клубу примыкавшего к дому Компсонов выгона. Утром второго июня 1910 г. (этим днем датируется один из четырех «рассказов» романа) он проснулся с твердым намерением совершить наконец давно задуманное, побрился, надел лучший костюм и пошел к трамвайной остановке, по пути купив два утюга. Чудаковатому негру по прозвищу Дьякон Квентин передал письмо для Шрива, своего соседа по комнате (письмо отцу он отправил заранее), а потом сел в трамвай, идущий за город, к реке. Тут с Квентином вышло небольшое приключение из-за прибившейся к нему маленькой итальянской девочки, которую он угостил булочкой: ее брат обвинил Квентина в похищении, его арестовали, но быстро отпустили, и он присоединился к компании студентов — они давали показания в его пользу, — выбравшихся на автомобиле на пикник. С одним из них — самоуверенным богатым малым, красавчиком бабником — Квентин неожиданно для себя подрался, когда тот принялся рассказывать, как лихо он обходится с девчонками. Чтобы сменить испачканную кровью одежду, Квентин возвратился домой, переоделся и снова вышел. В последний раз.

События третьей части разворачиваются за день до событий первой, то есть 6 апреля 1928 г. Это поток сознания третьего брата Кедди Джейсона. Ему чужды томительные переживания, он человек практический. Его сознание ясно и адекватно отражает действительность, и потому читателю больше не надо проделывать мучительную работу, связывая разорванную нить повествования.

После свадьбы, узнав всю правду, Герберт отказался от Кэдди; та сбежала из дома. Миссис Компсон считала себя и семью бесповоротно опозоренными. Джейсон же младший только обозлился на Кэдди в уверенности, что она лишила его места, которое Герберт обещал ему в своем банке.

Года через два после самоубийства Квентина умер мистер Компсон — умер не от виски, как ошибочно полагали миссис Компсон и Джейсон, ибо от виски не умирают — умирают от жизни. Миссис Компсон поклялась, что ее внучка, Квентина, не будет знать даже имени матери, навеки опозоренного. Бенджи, когда он повзрослел — только телом, так как душою и разумом он оставался младенцем, — пришлось оскопить после нападения на проходившую мимо компсоновского дома школьницу. Джейсон поговаривал об отправке брата в сумасшедший дом, но против этого решительно возражала миссис Компсон, твердившая о необходимости нести свой крест, но при этом старавшаяся видеть и слышать Бенджи как можно реже.

В Джейсоне миссис Компсон видела единственную свою опору и отраду, говорила, что он один из ее детей уродился не в Компсонов с их зараженной безумием и гибелью кровью, а в Бэскомов. Еще в детстве Джейсон проявлял здоровую тягу к деньгам — клеил на продажу воздушных змеев. Он работал приказчиком в городской лавке, но основной статьей дохода для него была не служба, а горячо ненавидимая — за неполученное место в банке жениха ее матери — племянница.

Несмотря на запрет миссис Компсон, Кэдди как-то появилась в Джефферсоне и предложила Джейсону денег за то, чтобы он показал ей Квентину. Джейсон согласился, но обратил все в жестокое издевательство — мать видела дочь лишь одно мгновение в окне экипажа, в котором Джейсон на бешеной скорости промчался мимо нее. Позже Кэдди стала писать Квентине письма и слать деньги — двести долларов каждый месяц. Племяннице Джейсон иногда уделял какие-то крохи, остаток обналичивал и клал себе в карман, а матери своей приносил поддельные чеки, каковые та рвала в патетическом негодовании и посему пребывала в уверенности, что они с Джейсоном не берут у Кэдди ни гроша.

Вот и шестого апреля 1928 г. — к этому дню, пятнице Страстной недели, приурочен другой «рассказ» — пришли письмо и чек от Кэдди- Письмо Джейсон уничтожил, а Квентине выдал десятку. Потом он занялся повседневными своими делами — помогал спустя рукава в лавке, бегал на телеграф справиться о биржевых ценах на хлопок и дать указания маклерам — и был всецело ими поглощен, как вдруг мимо него в «форде» промчалась Квентина с парнем, в котором Джейсон признал артиста из приехавшего в тот день в город цирка. Он пустился в погоню, но снова увидел парочку, только когда та, бросив машину на обочине, углубилась в лес. В лесу Джейсон их не обнаружил и ни с чем возвратился домой.

День у него положительно не удался: биржевая игра принесла большие убытки, а еще эта неудачная погоня... Сначала Джейсон сорвал зло на внуке Дилси, смотревшем за Бенджи, — тому очень хотелось в цирк, но денег на билет не было; на глазах Ластера Джейсон сжег две имевшиеся у него контрамарки. За ужином наступил черед Квентины и миссис Компсон.

На следующий день, с «рассказа» о котором и начинается роман, Бенджи исполнялось тридцать три.
 
Завершающая, четвертая часть романа, повествующая о событиях 8 апреля 1928 г. написана от третьего лица, и читатель наконец воочью видит со стороны самих героев.

Квентина сбежала с Джеком в ночь с субботы на воскресенье, прихватив семь тысяч долларов, которые по праву считала своими, так как знала, что Джейсон скопил их, долгие годы обворовывая ее. Шериф в ответ на заявление Джейсона о побеге и ограблении заявил, что они с матерью своим обращением сами вынудили Квентину бежать, что же до пропавшей суммы, то у шерифа относительно того, что это за деньги, имелись определенные подозрения. Джейсону ничего не оставалось, кроме как самому отправиться в соседний Моттсон, где теперь выступал цирк, но там он получил только несколько оплеух и суровую отповедь хозяина труппы в том смысле, что беглецов прелюбодеев Джейсон может искать где угодно еще, среди же его артистов таких больше нет.

****


Именно эта книга  принесла автору мировую славу. Но произошло это задним числом, только в середине тридцатых годов, после того как роман перевели на французский, и он произвел настоящий фурор в Европе. Поначалу же коммерческий успех книги оказался более чем скромным: 1789 экземпляров первого издания  «Шума и ярости»  были распроданы только через полтора года.

В следующем романе «Когда я умирала» (1930), написанным во время ночных дежурств в кочегарке. Фолкнер использовал прием, уже опробованный в предыдущем романе, доведя его до логического предела.  Авторской речи здесь нет вовсе, книга разорвана на цепь монологов, иногда длинных, иногда кратких, и ведут их четырнадцать персонажей – главным образом, Бандрены и их соседи, все сплошь фермерская беднота («белая шваль»). Из словесного хаоса, из мозаики частных впечатлений и случайных эпизодов постепенно вырастает некая целостность – рассказ о  том, как старый фермер Энс Бандрен (фигура на редкость несимпатичная), придавленный убогой нищетой, ожесточенный неудачами, едет хоронить в Джефферсоне свою умершую жену, а заодно  вставить себе новые зубы. Эта заурядная в общем история, как обычно у Фолкнера, вырастает в масштабах, перемещается в сторону вечных проблем и истин. Как и все предыдущие романы, «Когда я умирала» был встречен читателями без всякого воодушевления и распродавался плохо. Гонорары по-прежнему оставались мизерными.

 Деньги между тем были очень нужны.  Семья бедствовала, и писатель всерьез подумывал порой о самоубийстве.  И тогда Фолкнер решил написать роман чисто для заработка. Так возникло «Святилище» (1931) – роман откровенно потакающий вкусам публики, но который, в отличие от двух предыдущих романов, читался легко, на одном дыхании. Эта книга о взбалмошной девушке из хорошей семьи, которая отчасти по своей глупости, отчасти по роковому стечению обстоятельств оказалась во власти темных личностей, которые держат ее на положении пленницы в публичном доме. Фолкнер всегда был о «Святилище»  невысокого мнения, тем не менее, именно эта книга принесла ему популярность. Первый двухтысячный тираж разошелся в течение нескольких недель. Тут же был отпечатан новый - шеститысячный. Крупнейшие журналы страны откликнулись благожелательными, а иногда и восторженными рецензиями.

Вскоре выходит в свет сборник рассказов Фолкнера (некоторые из них были тотчас оценены Голливудом, заказавшим автору сценарии). Потом появляется другой его известный роман «Свет в августе» (1932). Несмотря на свое проникновенное название, это книга о насилии, жестокости и беспросветной мгле. (Главный герой романа метис-подкидыш Джо Кристмас убивает зазубренной ножкой от стула сначала своего приемного отца, жестокого изувера Макихерна, а потом обезглавливает бритвой  свою любовницу. В конце концов он сам становится жертвой жестокой расправы – сначала в него разряжают пятизарядный кольт, а потом добивают мясницким ножом; под пером Фолкнера судьба этого изгоя превращается в метафору общечеловеческого страдания).

В 1936 г. увидел свет очередной  «трудный» роман Фолкнера «Авессалом! Авессалом!» Здесь он вновь выводит в качестве героя Квентина Компсона уже известного читателям по романну «Шум и ярость». Тем же путанным и сбивчивым языком, что и там, с многочисленными перебивами  и нарочитыми недомолвками, он прослеживает и восстанавливает историю дома Сатпенов (а фактически всего старого плантаторского Юга). История эта прослеживается с трудом и открывается в нехронологическом порядке. Так что целостная картина складывается в голове читателя только к концу романа. Самое раннее событие, с которого начинается рассказ – 1817 г., когда тринадцатилетний Генри Сатпен, человек поистине шекспировских страстей, без гроша за душой впервые появляется в Йокнапатофе, но вынужден с позором покинуть его. В 1833 г., уже разбогатев, он вновь  возвращается в эти края, строит богатый особняк и превращается в плантатора. За недолгим процветанием следуют трагические события Гражданской войны и разорение. Мечтая о наследнике, Сатпен соблазняет внучку своего издольщика. Однако рождается девочка, и он отказывается от нее. В 1869 г. отец соблазненной девушки убивает Сатпена ржавой косой, вскоре после этого сгорает его особняк, хранивший память о множестве темных историй, связанных с его жизнью. Наряду с «Сарторисом», изображающим послевоенную эпоху, «Авессалом» оказывается один из стержневых романов «йокнапатофского эпоса». За прошедшие десять лет мастерство Фолкнера заметно выросла, и потому «Авессалом! Авессалом!» представляется гораздо более масштабной книгой. За частной драмой, искалечившей жизни нескольких поколений людей, за социальной драмой Юга обнаруживаются роковые вопросы самого бытия. Недаром роман  имеет множество перекличек с библейской историей царя Давида и его сына Авессалома (на что и намекает заглавие романа).

В 1938 г. появился роман в рассказах «Непобежденные», целиком посвященный событиям Гражданской войны. Главным героем его стали дед и отец Баярда Сарториса, героя одноименного романа. Рассказав о героическом прошлом Юга, Фолкнер обратился к истокам настоящего. Уже давно, еще со времен «Сарториса» он хотел поведать о том, как старая рабовладельческая аристократия была оттеснена на задний план «саквояжниками»-янки, хлынувшими в южные штаты после Гражданской войны. Образ этих беспринципных дельцов, которые расползаются по округе, как «плесень по сыру», он воплотил в трилогии о Сноупсах. Первый роман этого цикла «Деревушка» увидел свет в 1940 г. В центре повествования  Флем Сноупс, пришедший  невесть откуда в округ Йокнопатофу и поселившийся в поселке Французская Балка сначала на правах арендатора. Тихо, методично Флем начинает «прогрызать»  устоявшийся веками патриархальный быт  местных обывателей, пока не берет над ними верх. Сначала он становится приказчиком в лавке местного богатея, вскоре делается его правой рукой, потихоньку занимается ростовщичеством; чтобы закрепить положение, он женится на дочери своего хозяина и оказывается полным господином в доме. Потом переходит к более смелым операциям – и вот он уже, незаметно, словно исподволь подчиняет своей финансовой власти всю округу. Все попытки обывателей противодействовать Флему терпят неудачу.

После выхода «Деревушки» работа  над циклом о Сноупсах прервалась на полтора десятилетия. За ней последовал роман в рассказах «Сойди, Моисей» (1942) о нескольких поколениях семейства Маккаслинов. Основообразующей частью нового цикла стала маленькая повесть «Медведь» (сюжет этого знаменитого произведения о гигантском могучем медведе восходил к охотничьему фольклору,  к легенде, известной Фолкнеру с детства; под его пером эта история превратилась в притчу, полную глубокого философского смысла, а его главный герой – медведь-изгой Старый Бен  приобрел мифологические черты).

В 1948 г. вышел основанный на детективном сюжете «Осквернитель праха» (1948). Сам автор так излагал замысел романа: «Тело убитого похоронено. Когда некто выкапывает его, чтобы расследовать подробности преступления, обнаруживается, что в могиле лежит другой. А когда дело берет в свои руки закон, выясняется, что в гробу вообще никого нет». «Осквернитель праха» стал одним из самых популярных романов Фолкнера. Здесь он доказал, что умеет писать книги с хорошо закрученным сюжетом. Кларенс Браун снял по роману одноименный фильм, завоевавший шумную популярность.

В  1954 г. писатель выпустил «Притчу» (1954) – сложный символический роман с элементами мистики, посвященный событиям Первой мировой войны.  Первоначальный замысел этого романа сам Фолкнер раскрывал так: «Действие происходит в середине Первой мировой войны во Франции. Появляется Христос (как некое воплощение человеческой решимости положить конец войнам вообще) и его вновь распинают». (В окончательном варианте место Христа занял некий Капрал, командир взвода; многие видели его убитым, но он внезапно воскрес и начал проповедь среди солдат, и весть о нем быстро разноситься по фронту. Капрала окружают солдаты-ученики, новоявленные апостолы; завершается все предопределенно – подстрекателя бунта расстреливают).  Роман этот, над которым писатель работал без малого десять лет, не произвел большого впечатления на современников, да и сейчас не относится к числу лучших произведений Фолкнера. Замысел его, правда, был величав и грандиозен (написать что-то вроде второй «Войны и мира»), но воплотить его в жизнь писателю не удалось. Фолкнер понял, что об универсальных истинах лучше всего говорить на знакомом языке и вновь, после многолетнего перерыва возвратился к трилогии о Сноупсах.

Вторым романом цикла стал «Городок» (1957). Действие его разворачивается в 1909-1927 гг. Ощипав и нейтрализовав своих врагов, герой перебирается в город, где опять-таки при помощи шантажа и обмана добивается заветной цели: становится президентом местного банка. С катастрофической быстротой начинается распространение, воспроизведение  Сноупсов. Теперь Флема окружают многочисленные родственники и прихлебатели. Жители Джефферсона очень скоро осознают опасность и начинают против Сноупсов борьбу. Но все попытки противостоять им оказываются безуспешны. Но Фолкнер не мог закончить свой цикл на такой пессимистической ноте. В третьем романе «Особняк» (1959) несокрушимый Флем Сноупс погибает от рук своего дальнего родственника Минка Сноупса (которого Флем на сорок лет упек в тюрьму).

Умер Фолкнер в июле 1962 г.

Модернизм и постмодернизм  http://proza.ru/2010/11/27/375


Рецензии
Надо бы как следует проштудировать нынче Фолкнера и Маркеса. Восполнить некоторые пробелы.Не всё читано...У Фолкнера "Шум и ярость", "Авессолом, Авессолом"(смутно уже помню)"Особняк" -недавно. У Маркеса "Сто лет одиночества", " Осень патриарха"," Полковнику никто не пишет")... Вы на то вдохновляете. Надеюсь в процессе продолжить разговор и об этих, и о других современных авторах(к примеру Мишеле Уэльбеке - роман"Элементарные частицы", "Лавкрафт против человечества" ) и т.д...Как и о "потоке сознания", и "мифологической прозе". Для нашей сайтовской Йокнапатафы" это было бы полезно...Ну а герой этого великолепнейшего эссе!Фолкнера можно было бы вслед за мавзолейцем назвать "архискверным подражанием архискверному Достоевскому"(читал ли он Фёдора Михалыча?-вот вопрос), если бы не одно "но"- цепляет, тащит, берёт в плен, риковывает наручником к радиатору теплоснабжения...Кстати , "отменённый" ныне в Миланском кажется университете курс лекций о Достоевском напоминает о том, что -Достоевский-то кость в горле... А ведь и Фёдор Михалыч писал "потоком сознания". Да и Даниил Заточник -тоже, молясь, не был склонен к телеграфному стилю и Иона какой нибудь-тоже. И Чехов с его "краткостью -сестре" то и дело грешил- "Степь" -это что ли стёб или степ с пристуками каблуками его всё в том же духе? Так что дело не в моде(извините, я немного полемически заостряю, ну такой уж я забияка из зодиака с рогами-Овен)))), а в чём-то другом. В чём-ваше мнение? В контесте нашей любезной Йокнопотафы...

Юрий Николаевич Горбачев 2   08.11.2022 08:12     Заявить о нарушении
Вы знаете, в моем восприятии Фолкнер всегда стоял особняком не только от Достоевского, но и от всей русской литературы. Есть западные писатели, у которых эта связь явно проскальзывает (у Гамсуна, например, или у Мартена дю Гара), но даже они, на мой взгляд, крепко сидели на своей национальной почве, которая и оставалась для них главной питательной средой. Думаю, что гораздо большее влияние оказал на Фолкнера европейский модернистский роман (Пруст, Джойс, Вирджиния Вулф и др.).

Константин Рыжов   08.11.2022 23:03   Заявить о нарушении
Может быть. Но в "Особняке" "Преступление и наказание" -просто, как мелодия -"эвергрин" джазе. Остальное со всеми наворотами - тирли-тирли.

Юрий Николаевич Горбачев 2   19.11.2022 09:42   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.