Необычная история любви немецкого офицера и еврейс

Моя мама познакомилась с этой женщиной после войны в очереди за продуктами. Ее звали Сима (полного имени я не знаю). Ей было около сорока лет. Я видела ее один раз и обратила внимание на ее удивительно красивое классически-правильное лицо. Оно составляло контраст с тем, как она была одета: старое поношенное платье, такая же обувь. Она работала почтальоном и, кроме того, убирала вечерами в школе, так как одна воспитывала сына.

Мама довольно часто стояла с нею вместе в очередях и, как это бывало, они говорили о разном. Не знаю, встречались ли они в других ситуациях, в то время я собиралась выйти замуж, и у меня были другие интересы и хлопоты.

Через год, в 1961-ом, у меня родился сын, но вскоре я оказалась одна, а Алеша — без отца. Мои родители поддерживали меня и морально, и материально. Утешением был, конечно же, маленький Алеша, он начал ходить, говорить. Радости и заботы материнства — это особое состояние, и я это ощущала.

Однажды мама сказала мне:

— А вот ты можешь представить, что женщина родила ребенка, вырастила его, а потом отдала другим людям, потому что ему с ними будет лучше, чем с нею?
— Как это? Я знаю, что бывает, что мать отдает младенца, но вырастить и отдать?! Разве такое может быть?
— Да — ответила мама. — В жизни всякое бывает. Ты помнишь ту женщину, с которой я стояла в очереди, такая красивая брюнетка? Её звали Сима.
— Да, помню.
— Так вот, эта Сима рассказала мне свою необычную историю. Она еврейка и осталась в Харькове, когда пришли немцы. Она не попала в списки евреев, которые составлялись, может быть потому, что приехала в Харьков недавно (наверное, как беженка), и её не знали. Подробности она мне не рассказала, но произошло невероятное: ее полюбил молодой немецкий офицер, он был военным инженером.
Вначале она не могла себе даже представить, что преодолеет те враждебные чувства, которое у неё вызывало слово «немец», и его военная форма. Но этот человек был совсем не такой, как другие.

Харьков был оккупирован дважды, и когда пришли немцы во второй раз, то Сима попала под подозрение. Нашлись люди, которые донесли на неё. Откуда они узнали, что она еврейка, неизвестно. И тогда Хайнц пошел к своему начальнику и заявил, что эта женщина — армянка, и что она — его невеста. Сима была спасена и их отношения стали близкими.

Хайнц написал своим родителям и попросил благословения на брак, послал им фотографию, где они вдвоём, и сообщил им её имя и фамилию, но сообщил ли он им о ее еврейском происхождении — неизвестно. Скорее всего — нет.

Благословение родители дали. Затем Хайнц сообщил им, что Сима ждет ребенка. А потом были бои на подступах к Харькову и Хайнц погиб. Уехать с немцами, как ей предлагали, она не захотела.

Когда вошли наши войска, было общее ликование, а Сима оказалась в опасном положении, ведь она была женщиной, жившей с немецким офицером. Но ей удалось избежать плохого варианта, который был весьма возможен: уехала в поселок под Харьковом, сняла там комнату. Соседям она сказала, что её муж был офицером и погиб на фронте. А через 10 лет она вернулась в Харьков и поселилась в другом районе города, где её не знали.

Трудно сказать, почему она рассказала всё это моей маме. Очевидно, она ей доверяла. Однажды Сима сказала маме:

— Клара, я хочу с вами посоветоваться. Я думала, что все мои злоключения в прошлом. Живу я в тяжелых условиях, но как-то привыкла. Сыну 17 лет, он хорошо учится, отличник, и характер у него мягкий, добрый — весь в отца. И внешне он очень похож на него. И вот, представьте себе, я получаю запрос из Москвы, меня разыскивают родители Хайнца. Оказывается, они искали меня уже давно, но на все их письма отвечали отказом официальные инстанции.

Хайнц был единственным сыном у родителей, и они хотели найти ту женщину, с которой он вступил в брак, и узнать о судьбе её ребёнка — их внука или внучки. Они жили в Западной Германии, и были довольно состоятельными людьми. Раньше все их попытки найти меня были безрезультатными, но позже политическая ситуация изменилась, и я получила их письмо. По их просьбе я выслала им фотографию сына и после этого они потеряли покой: внук был копией их погибшего сына.

Они хотели пригласить меня к себе, но получили отказы: один раз, второй, третий... И, наконец, они приняли решение и переехали в Восточную Германию.
Теперь наша переписка стала возможна. Сыну даже разрешили поехать в гости к немецким бабушке и дедушке. Он был у них целый месяц, но меня к ним не пустили. А вот теперь они хотят его усыновить, чтобы он переехал к ним и жил в их семье. Вот такая теперь у меня проблема.

Я это никому не рассказывала, а вам, вот, рассказала. Конечно, тут советовать нельзя, я просто высказала все, что у меня на душе. А решение все же надо принимать. Хотя это очень трудно... Через некоторое время, встретившись с мамой, она сказала ей:

— Знаете, Клара, я решила, что надо сделать так, чтобы моему сыну было хорошо. Довольно я настрадалась, пусть его жизнь будет лучше. Не знаю, смогу ли я там побывать хотя бы в гостях. Может быть, когда-нибудь. Но дело не в этом, для него это тоже травма — расстаться со мной.

К сожалению, продолжения этой истории я не знаю, но возможно, что сын Симы и Хайнца живет в Германии и сейчас, он младше меня почти на восемь лет.
Харьков, 1962 г.