О дерьмовой мести

Наш дом был очень приличным. Поздняя сталинка с профессиональным уклоном. Его построили для геологического управления, и все ответственные квартиросъемщики были коллегами.
Квартиру в нем дали моему деду, главному инженеру управления. Через тридцать лет состав жильцов, конечно, изменился – умирали, рождались, но все это были члены тех же семей-пионеров.
Первой потерей стала семья Исраелян с третьего этажа. Умерла мать-бухгалтер, а немолодую дочь сосватали замуж за вдовца в Ереван.
В их квартиру въехала разведенная учительница музыки с маленьким сыном Сережей. Учительница была вылитая Ядвига Поплавская из популярного тогда ансамбля «Верасы».
 
Через несколько дней после их переезда, рано утром я отправилась в школу. Открыла дверь и недоуменно сморщила нос – в подъезде висел отвратительный странный дух. Я начала спускаться со своего четвертого этажа, а дальше, как пишут в сказках, замерла как вкопанная.

Стена была измазана смердящей коричневой массой. И не просто измазана. Безукоризненный плотный слой дерьма покрывал пространство от пола и на высоту примерно двух метров. Начиналось художество от квартиры новых жильцов и спускалось на пару пролетов вниз.

Выйдя из ступора, я помчалась за мамой: «Быстрее!» Мама долго отнекивалась: «Да что там такое приключилось? Некогда мне, я на работу опаздываю!» Но потом, уступив, также окаменела. Потихоньку стали подтягиваться другие соседи. Реакция была одинаковой: перед этим шедевром все цепенели и потрясенно молчали.
 
Новые жильцы на звонки и стуки не откликались. Но по шуршанию за дверью было понятно, что они там есть и прячутся.
Предположение, что это возможно экскременты животных, было отвергнуто. При ближайшем рассмотрении сомнений не осталось, – ОНО человечье.

Когда первый шок прошел, начали думать, что с этой красотой делать. Сейчас бы, конечно, бросились вызывать милицию и звонить в ЖЭК. Но не в нашем тогдашнем доме.
Удар на себя, как обычно, принял управдом Владимир Ефимович. Бывший парторг управления и, говорят, прекрасный топограф, владелец первой и, долгое время,  единственной машины в доме, ныне пенсионер. Именно благодаря его заботе и неизменной энергии, наш дом был образцовым, двор вылизанным, скамейки всегда покрашены, а клумбы напоминали оранжереи. Он надел маску, взял шпатель и несколько дней счищал кал вместе с побелкой. Потом стены красили. Но запах отхожего места вокзального разлива держался в подъезде еще долго.
 
Когда учительница покинула наконец свое укрытие, то, плача, поведала, что это сделал ее бывший ухажер. Так он выразил свое отношение к ней и их разрыву.

Где можно было взять столько человеческого говна, осталось тайной. Как и то, каким образом обиженный ухажер столь масштабно и виртуозно его нанес.

А я и через годы не могу очистить свою зрительную и обонятельную память от той выдающейся «дерьмовой» картинки.