Как с этим дальше жить?

– Помянем, друзья, раба Божьего и нашего любимого брата, отца и друга нашего Ивана Тимофеевича. Пусть земля ему будет пухом, а Господь не оставит его и на том свете. Таких добрых и хороших людей мало…А сегодня и ещё меньше стало…
За поминальным столом поднялись все, кроме вдовы Ивана Тимофеевича. На ней лица не было от горя и глубокой, мало кому понятной печали…Нет, не только печаль, не тоска лишь по ушедшему мужу, не горестное ожидание следующего дня и ночи…без него, того, с кем прожили вместе около сорока лет. Что-то тяжёлое, известное ей одной, навалилось на сердце Людмилы Петровны. Она знала, что это было. И думала, что это знание только ей одной и осталось, что ей жить с этим. Но ошибалась…
…С того возраста, когда мальчики начинают поглядывать на своих одноклассниц и подружек по двору с определённым интересом, а чуть позже и как на потенциальных избранниц на взрослую жизнь, Витя невольно сравнивал их с мамой. Ну, а с кем ещё? Мама всегда рядом. Мама самая красивая. Самая добрая и заботливая. Самая умная. Надёжная. И не потому вовсе, что «именно мама», а потому, что и соответствовала Людмила этим характеристикам. За ней, как за каменной стеной, жили-были и папа, и старший брат, и даже многочисленные дядья и тёти Виктора. Родни было великое множество и по праздникам чаще всего собирались у Людмилы. Хлебосольная хозяйка и умелая повариха, она накрывала такие столы, что все диву давались! Конечно, все понимали, что за этим достатком – крепкие трудолюбивые руки Ивана Тимофеевича. Он, подобно Атланту, держал на своих плечах ясное синее небо над своею семьёй. И все были счастливы.
– Знаешь, мам, когда я вырасту, найду себе такую же, как ты. Буду искать её по всему белу свету, как в сказке, пройду моря и океаны, приведу её к тебе и скажу: вот, мама, она будет моей женой. Посмотри, как она похожа на тебя! – Восьмилетний Витя во всех знакомых ему красках описывал этот момент.
Мама умилялась, всякий раз немножко останавливая сына в его безудержных похвалах:
– Когда ты станешь старше, то узнаешь одну вещь. Это из Библии. Там сказано: не сотвори себе кумира.
– А это как?
– Это значит, что человек должен сам определять, как ему жить. Нельзя слепо следовать в подражании кому-либо или чему-либо. Человек не поезд, которому с рельсов не свернуть.
– А я всё равно найду такую же. – Упрямился мальчик. – А кто мне может запретить? Бог?
– Не говори так, Витенька. Бог тебе не запретит делать твой выбор, а сам ты – можешь. В таком вопросе ты даже сильнее. – Мама отшучивалась от навязчивой идеи сына. Отшучивалась, но бывало и злилась на него, на его идеализм. И было от чего…
Шли годы, Виктор взрослел. Мысль о том, что он найдёт себе в жёны девушку, подобную маме, только укрепилась в нём. Не видел он среди сверстниц лучшего примера, хотя и старался иной раз. Старался не против своей воли, а наоборот, чтобы укрепиться в вере и правильности. Старший брат к тому времени женился. Выбор его был странным для Виктора: внешне ничего особенного (не сравнить с красавицей Людмилой Петровной, несмотря на большую разницу в возрасте – свекрови сорок пять, а невестке меньше «тридцатника» – брат взял в жёны немного старше себя – а рядом поставь, то не факт, что молодая выиграет.) К тому же и по хозяйству, как бы мягче сказать, не очень. Молодая семья жила в соседнем доме, куда и Виктор захаживал: видно было, что порядок в доме не был «фишкой» для хозяйки. Ну, и всё такое…Не в пользу. «Нет, лучше мамы не видал.» – Непреклонно размышлял парень. Однако позже взрослым взглядом стал замечать одну странность…На многочисленных семейных посиделках возле матери всякий раз близко оказывался дядя Серёжа, муж младшей сестры мамы, тёти Оли. То посуду помыть, то салаты покрошить, компоты разлить, картошку почистить. Уже и привыкли все, что главным помощником не отец выступает, а Сергей. Перестали обращать внимание и на то, что садился всякий раз поближе к маме, и на танец приглашал «в первых рядах». Ну подумаешь – родственники же! Никто не мог на секунду представить, что Людмила может что-то там «мутить» со свояком. В голову никому не приходило, чтобы ОНА и ВДРУГ…Да ни в жизнь! Иван бы сразу догадался! Да нет, не может того быть.
Однако был случай, когда на дне рождения Оли взрослые сидели в беседке под старым каштаном, наслаждались погожим сентябрьским деньком, добрыми шашлыками (на кои Иван Тимофеевич был большой мастак) и свежим пивом из местной пивоварни. Красота и счастье! Дети, коих было немало (поскольку и у Сергея было двое братьев и плюс их жёны и т.п…) гоняли мяч в саду. Все гости и хозяева были, что называется, «на виду». Только Людмила пошла в дом по какой-то столовой надобности, может за самоваром или ещё чем-то. Никто и внимания особо не обратил. Так же незаметно для всех куда-то подевался Сергей. Да мало ли, куда.. И тут одна из девочек поранила руку (случайно схватилась за тяпку, за лезвие, а инструменты у Ивана всегда были наточены, что твои лезвия). И порезалась сильно. С криком подбежала мама её, одна из тех, что «плюс жёны братьев».
– Скорей в дом, Наташенька! Сейчас зелёнкой смажем, забинтуем! Ой, давай скорей!
Побежали в дом.
– Люда! Люда! Ты где? Наташка руку порезала! Дай зелёнку или йод!
Однако никто не выбежал на крик. По старой памяти кинулась в чулан, зная, что там хозяева держат аптечку. Дёрнула ручку. Не отпирается. Странно. Всегда дверь была на шпингалет снаружи. Дёрнула ещё. Без результата. Остановилась. Прислушалась. Пригляделась, а из-под щели под дверью свет проникает. Внутри, значит, есть кто-то? Ну, и поняла эта женщина, что там закрылись. В голову ударила дурная мысль: «Не может этого быть. Люда и Сергей? Ох, лучше бы я этого не знала…» Тихо отошла от двери. Присела на кухне, промыв дочке ранку водой и кое-как примотав носовым платком.
Через пару минут чуть скрипнула дверь чулана. Первой на кухню вошла Людмила. Разгорячённая, раскрасневшаяся…
– Что там? Что случилось? А я в чулане прибраться решила…Там пылища, ужас…Что такое? Ах, порезалась! Бедняжка, сейчас помажем зелёнкой!
Метнулась обратно в чулан. Тут на пороге и Сергей объявился. Более-менее спокоен, однако тоже на лице тревога. Без слов вышел из кухни, пошёл к гостям. Людмила с зелёнкой подошла к девочке. Мажет её ручку, а сама прямо в глаза свояченице:
– Не вздумай ляпнуть чего-нибудь. Поняла? – в голосе её звучал металл. Холодный, как дамасская сталь.
– А что? Я ничего не видела. О чём ты?
– Ну, вот и договорились. Смотри у меня. А то много чего про своего узнаешь.
– Не поняла. В чём дело?
– Лучше заткнись прямо сейчас. Я всё сказала.  – Такую Людмилу Петровну не видел никто и никогда. Это была волчица, которая, оскалившись клыками, встала на защиту своей норы! Не та тихая и нежная Людочка, которую все обожали за тихий нрав и «ангельский» характер, а дикая стерва, что попалась на «горячем». Так может меняться человек лишь в особых обстоятельствах.
…Гулянка продолжилась как ни в чём не бывало. Благополучно доели шашлыки, а после – торт с чаем. Довольные и сытые разошлись-разъехались по домам. Витя с братом поднялись в свою комнату, обсуждая прошедший праздник. Людмила с Иваном ушли в спальню. Всё, как всегда. Будто и не было той неприятности. Никто никогда не слышал и не узнал об этой измене. Первой? Последней? Очередной? Не знали до того самого дня, когда на поминках (а страшнее и горестнее не было минуты для такого открытия!) та свояченица, что застала (а застала ли? Ведь есть же выражение, простите, «свечку не держала»?), но и дыма без огня всё же не бывает? Да, наверное, застала Людмилу за тем грехопадением. А уж сама-то Людмила знала это лучше прочих, иначе бы не стала угрожать свидетельнице. Так вот, проговорилась эта женщина. То ли сама мужу всё рассказала ещё тогда, а хранили тайну до самой смерти Ивана Тимофеевича, то ли нынче, выпив лишнего и развязав язык, выдала секрет давних лет, но вышло всё так.
Эта «свидетельница» сидела на скамейке в беседке и разговаривала с другой родственницей. Говорить старалась тихо, однако после выпитого контролировать громкость не удавалось:
– А нынче-то, глянь на эту вдовушку… Прямо вся с лица сошла, куда там. А когда в чулане с Серёгой… «пыль вытирала», это ж придумать такое – «пыль» она вытирала…Когда гостей полон дом! Вышла вся красная, как рак, и тот розовощёкий, тоже весь «в пыли»…Ну, чего врать-то? А то она прямо умирает уже. Стыдоба.
…К своему великому ужасу этот разговор услышал Виктор. К тому дню тридцатилетний холостяк, который всю жизнь искал идеал, а идеалом была его мама!!! Виктор сидел прямо за беседкой на скамейке, скрытой. разросшимся красным клематисом. Сидел давно, убитый горем, не знающий, как им с мамой дальше жить, как она без своего Вани будет!!! И тут – гром среди ясного неба!!! Выскочить? Заткнуть ей рот? Ударить по этим бесстыжим зубам? Прогнать, как бешеную собаку?! А если правда? А если всё – правда?! Спросить мать? Убить её таким вопросом? А если ложь? Тогда как самому быть?! Господи, как часто мы слышим то, чего бы нам не слышать никогда, сделаться глухими и слепыми в минуту откровений! Как часто узнаём то, чему бы сгинуть вместе с нами мёртвыми! Так нет же! Получи всякий свою правду! Свою долю дёгтя, свой пуд соли, свою горькую, НЕНУЖНУЮ ПРАВДУ!!! Виктор сидел на скамейке, которую мастерил вместе с отцом, слёзы горячие текли по щекам неуёмным потоком… «Как же так? Как же это, мама? А что же отец? Он не знал? ИЛИ ДЕЛАЛ ВИД, что не знал? Значит, они оба врали мне? Зачем? А если не знал отец, тогда выходит, что и нет идеала? Что зря многие годы искал ту, которая будет копией мамы? А отец, папка мой…Бедный мой папка…Чёрт побери! Разве он заслужил эту ложь? Он, который всегда был нашей стеной, тылом, фронтом, защитником…Он почему это получил?!За что???»
На Виктора обрушился ураган мыслей…Они с братом всегда были разными. Старший более удачлив в делах, давно женат, подарил родителям двоих внуков. Часто и много помогает (помогал…) немолодым отцу и маме. При этом сам отец всегда относился к нему с некоторой иронией, а то и недостаточным уважением, что ли. А брат бескорыстно продолжал делать свои добрые дела. Без упрёков и намёков. Странно.
В то же время он, Виктор, мало того, что не женился до тридцати лет, так ещё и добытчик был так себе. А к нему (может, что младший?) всегда было другое отношение: вроде бы как больше любви, а может – жалости…Почему так? Эх, папка, прости меня за всё…А тут ещё такое узнал. Как дальше жить? Что делать?..
Слёзы помалу высыхали на лице Виктора. Сквозь какой-то шум в ушах услышал обрывки беседы своячениц:
– Ну, да ладно. Земля ему пухом. Хороший мужик был. А вот так она ему отблагодарила.
– Ой, ну знаешь…Мужики тоже умеют так всё устроить, что и не догадаешься никогда. Думаешь, твой святой? Или мой? Не пойман – не вор.
– Ну, да…С тобой не поспоришь…А лучше бы и не знать, скажи нет?
«Лучше бы не знать…Лучше бы не знать…Лучше бы не знать…» Эта мысль сверлила мозг мужчины, словно бур твёрдую породу. Бур был острым, а порода крепкой, так что получалось больно и почти бесполезно…В конце концов в этой борьбе металла и камня победила боль. Одна лишь боль…
Виктор вернулся к столу, где поминающие уже были немножко навеселе. Не то чтобы песни петь или анекдоты травить (что часто случается на русских поминках), но какое-то подобие расслабленности и умиротворения воцарилось среди присутствующих. Поистине, живым – живое. Последнее, что запомнил Виктор перед тем, как напиться допьяна и забыться в своей комнате: мама сняла чёрную вуаль с головы и расстегнула верхнюю пуговку чёрной шёлковой блузки, к ней подсел дядя Серёжа и обнял за плечи, как бы успокаивая и сопереживая. Тётя Оля сделал вид, что не видит этой картины, налила полную стопку, залпом выпила и вышла из-за стола. Всё. Хмельная волна накрыла сознание Виктора…
Уже теряя способность что-либо соображать, Витя вдруг увидел себя маленьким мальчиком, которому мама говорит: «Бог тебе не может запретить искать такую же, как я. А ты – можешь. В этом смысле ты даже сильнее.»
А отвечал своей маме уже взрослый Виктор: «Нет. Я буду искать такую, как ты, мама. Я люблю тебя! Я не верю им всем!»
А может, он и прав?
Помните из Евангелия от Иоанна? Когда к Иисусу Христу привели женщину, подозреваемую в прелюбодеянии, Он вопросил присутствующих: «Всякий, кто без греха, брось в неё камнем».
И не нашлось никого.

В.Дегтярский