Как поссорились Елизавета Петровна и Иоганна- 3

Родные люди? Вот такие…

В предисловии нашего исследования мы анонсировали, что определенную роль в нем будут играть портреты персон того времени, т.е. первой половины XVIII столетия. Поэтому представляем вам еще один портрет. На нем изображена сравнительно молодая женщина весьма похожая на Императрицу. Но это не Елизавета Петровна, а сходство объясняется, видимо, силой генов того рода, к которому принадлежала дама на портрете и сама Императрица. А обе они имели отношение к роду Скавронских, ибо на портрете  – двоюродная сестра Императрицы, Анна Карловна, в девичестве Скавронская.
Всем известно, что род Скавронских - это поначалу никакой не дворянский род, а к этому многочисленному семейству принадлежала вторая жена Петра I, принявшая в православном крещении имя Екатерина. Тем не менее, от её родни - Скавронских – пошел российский графский род, вышедший «в люди» именно при Елизавете Петровне.
Но не будем отклоняться от нашей темы, которую составляет ссора Императрицы и Княгини. Тем не менее, конфликт этот протекал при участии, так сказать, «третьих лиц». Одним из них и была указанная Анна Скавронская, в замужестве Воронцова.         
Анна Карловна была дочерью Карла Самойловича Скавронского - старшего брата Марты Скавронской, ставшей при известных всем обстоятельствах Екатериной I. Нет ничего странного в том, что, имея ближайшее родство с женой императора, отец девицы Анны был во время царствования вдовы Петра I возведён в графское достоинство. Подтверждением того, что сами по себе Скавронские были простого происхождения, является и то, что не известно, какого рода-племени была жена брата Карла, которую звали Марьей.
Елизавета Петровна с детства очень любила свою простоватую родню, в том числе и кузину Анну, которая была принята ко двору цесаревны в качестве гоф-фрейлины.
В «Архиве Воронцова» можно ознакомиться с письмами матери Анны Карловны, графини Марьи, в коих она, используя принятые в посланиях того времени словесные обороты, шлет благодарности цесаревне: « … за Вашего Высочества милостивыя матерния щедроты, в которых милостивно содержатся у Вашего Высочества дети мои, всеуниженно благодарствую и всеусердно  желаю, как мои дети Вашего Высочества всеуниженные рабы, так и я … милостию чтоб были не оставлены, на которую по Бозе  приснорачительно уповаю и остаюсь во всегдашней моей всеподданнейшей покорности … всеподданнейшая и покорная раба Графиня Марья Скавронская». 
Забавно, что некоторые историографы делают вывод об особом расположении Елизаветы Петровны к своей родственнице Анне, исходя из хозяйственных документов Александровской слободы, где одно время обитала цесаревна. Так в росписи на отпуск спиртных напитков лицам, составлявшим «двор» цесаревны, имя кузины указано сразу за священником-духовником Елизаветы. Но это не означает, конечно же, что Анна Карловна имела пристрастие к питию спиртного. Просто таким образом отмечался её придворный статус.
Но в каком качестве Анна Карловна могла стать свидетельницей конфликта Императрицы и Княгини? А «третьим лицом» в этой истории мог стать, конечно же, только  человек, обретающийся  в очень высоких придворных сферах. Для Анны Карловны попадание в эти сферы обеспечил брак с Михаилом Илларионовичем Воронцовым. Причем случилось сие, спустя всего два месяца после воцарения Елизаветы Петровны – в январе 1742 года, когда Анне Карловне шел 22-й год.
Михаил Воронцов – фигура еще более значимая из «третьих лиц», поэтому о нем разговор отдельный.
Анна Карловна нам может быть интересна тем, что она была одной из приятельниц княгини Ангальт-Цербстской при российском императорском Дворе. Конечно же, графиня Воронцова была «интересна» Иоганне-Елизавете, в первую очередь, как жена вице-канцлера, коим в 1744 году – как раз в год приезда Княгини в Россию, - был назначен М.И. Воронцов. Но и сама графиня Воронцова на фоне других родственников Императрицы из рода Скавронских могла считаться фигурой незаурядной. Мало того, что она обладала светскими манерами и общительным, добрым характером, графиня была начитана и весьма грамотна, что для лиц женского пола того времени было совсем необязательно.
Посему графиня Воронцова, конечно же, оставила след в эпистолярном наследии Княгини.
Иоганна Ангальт-Цербстская, обладая европейским лоском и хваткой изощренной интриганки, уделяла заметное внимание Анне Карловне в своих частных посланиях её мужу, передавая супруге вице-канцлера многочисленные приветы и поклоны, интересуясь её здоровьем и прочая, и прочая.
А в бытность Княгини в России, во время пристраивания своей дочери Софии-Августы замуж, да и после возвращения в Германию, Иоганна-Елизавета при каждом удобном поводе стремилась засвидетельствовать чете Воронцовых свое уважение. Эти послания являются восхитительным образчиком эпистолярного жанра того времени. Сама же  Княгиня, как мы могли убедиться ранее (см. «Французская мелодрама…»), владела пером в совершенстве.
В «Архиве Воронцова» представлены несколько писем Княгини к самому М.И. Воронцову и к его супруге. Автору не известно, публиковались ли ранее переводы писем Иоганны-Елизаветы Ангальт-Цербстской, представленных в «Архиве Воронцова» во французском оригинале. Благодаря работе нашего коллеги Клемента Немировского (Clement Nemirovsky), читатели нашего исследования могут иметь удовольствие ознакомиться с текстами из эпистолярного наследия Княгини.
Одно из писем Княгини содержит в себе приглашение чете Воронцовых посетить Ангальт-Цербстское княжество на обратном пути в Россию после завершения лечения на водах в немецком Ахене. Княгиня обращается к графу в следующих выражениях:
«Монсеньор,
Хотя я уже доставила себе удовольствие объявить  супругу о прибытии Вашей Светлости  на земли Священной Римской империи, чтобы поздравить его с этим и засвидетельствовать ему бесконечную радость, которую я испытываю, от того, что Вы, Монсеньор, и ваши близкие, сопровождающие Вас, выдержали столь длительную усталость от климата, пищи и дороги, я не была уверена в том, что один из доверенных мне людей, которому я поручила мое письмо, не сбился с пути или не смог Вас найти, поэтому я отправляю еще одно письмо непосредственно в Ахен, желаю Вам удачного прибытия и пользы от предстоящего Вам там лечения. Я с нетерпением ожидаю, Монсеньор, завершения предпринятого Вами путешествия, потому что оно возвращает Вас к Вашим друзьям, к Великой Правительнице, и, наконец, к кругу интереснейших людей, среди которых Вы занимаете место, столь замечательное и столь достойное Вас, что я осмеливаюсь просить от своего имени и имени моего супруга, навестить нас, когда Вы будете проезжать через эти края; я не только льщу себе, что Вы смогли бы нас посетить, но так же, что это будет знаком Вашей дружбы, цену которой я знаю, и которая, приумножаясь, будет укреплять чувства почтения и  уважения к Вам.
Преданный и верный друг Вашей Светлости, кузина и смиренная слуга
Элизабет.
1 июля 1746 в Цербсте».

Не откликнуться на приглашение, составленное таким изысканным слогом, было бы, конечно же, невежливо. Поэтому Княгиня и её супруг – владетельный Князь Кристиан Ангальт-Цербстский – имели удовольствие принимать графа и графиню Воронцовых в своем загородном замке. Однако какое отношение этот визит мог иметь к нашей теме?

А дело в том, что уже в это время, а прошло уже около года, как Княгиня покинула Россию, конфликт Императрицы и Княгини был налицо. И графине Анне Карловне пришлось во время этого визита побыть в роли «третьего лица». Заключалась же это в том, что по особому распоряжению Императрицы графиня Воронцова освобождалась от обязанности при визитах к князю и княгине Ангальт-Цербстским целовать последней руку. Конечно же, по меркам того времени это являлось непозволительным нарушением придворного этикета. Как Княгине нравилось, когда придворные дамы подходили облобызать её ручку, можно понять из её записок о пребывании в России (см. «Три портрета…»).

Но в данном случае подобная «шпилька» от Императрицы, которая даже на значительном отдалении стремилась унизить Княгиню, видимо, не произвела на последнею ожидаемого действия. Иоганна-Елизавета продолжала и в дальнейшем поддерживать тесные контакты с четой Воронцовых.   

Однако мы несколько забежали вперед, ведь ссора между двумя высокими особами, приятными во всех отношениях, зародилась еще во время пребывания Княгини в России, поэтому вернемся в 1744 год.