Московское счастье Алены Свиридовой

Телепроект 2000 совместно с Людмилой Афицинской

Москва притягивает иногородних, как огромный магнит, но далеко не каждый из приезжих оказывается железным. Кто бы мог подумать, что хрупкая интеллигентка из Мин­;ска превратится в Москве в поп­диву, а ее «Бедную овечку» и «Розового фламинго» будет распевать вся страна?

­ Когда­то в Минске меня попросили разогреть публику перед выступлением Титомира. Потом подошел ко мне его директор Юра, пригласил в Москву. Юра, чтобы не было сомнений, встретил меня на вокзале со своей женой. Ну, первый год, пока мы записывали альбом, было трудно. Денег было очень мало. Я поняла, что при всей общительности я не могу завести друзей, хотя я как крошка­енот и улыбалась, и знакомилась. В Москве большие расстояния, люди семейные. Жила я непонятно где, моя жизнь в Москве началась с гостиницы Академии Медицинских наук. У мамы был знакомый профессор, он меня устроил, написав, что я медик­стажер. И мне выдали комнату.
Неужели ты должна была проходить в белом халате, чтобы все думали ­ это врач идет?
­ Нет, все подозревали, что я имею отношение личного характера к этому знакомому, я была непохожа на медиков. Медики достаточно консервативные люди, а у меня всегда было тяготение к богемному разгвоздяйству. Москвичи меня не впускали. В Москву много людей приезжает в поисках реализации мечты, и выслушивать чаяния, амбиции неинтересно. Когда я с кем­то встречалась и у меня спрашивали: «Девочка, а ты откуда?» Я говорила:  «Я из Минска». ­ «А что ты делаешь?» Я говорила: «Пою песни». ­ «Какие песни? Где ты поешь?» ­ «Ну, пока нигде не пою». ­ «А какие песни?» ­ «Ну, я сама написала, скоро я их буду петь». ­ «А где ты живешь?» ­ «А у знакомых, потом в гостинице». Скоро я поняла: то, что я говорю, ­ не в мою пользу. И мои заслуги оказались перечеркнуты.
Вот здесь рождались строки про розового фламинго?
­ Обои были другие. Тогда они были розовые. Мне было трудно представить, что может что­то получиться. Успех пришел через год.
А когда ты лежала на этом диване, предавалась мыслям ­ вот хорошо бы обратно?
­ Нет, я знала, что назад дороги нет. В Минске мне завидовали, всё должно было быть успешно. Когда никаких видимых результатов успеха не было, я понимала, что не могу возвратиться: это позор. Надо становиться дворником в Москве, либо менять образ жизни. Побежденной я не могла вернуться. Я осваивала окрестности, нашла немосковский уголок. На набережной, если спуститься, валялись старые лодки, как будто это была не Москва, а Крым.
То есть ты ездила туда себя обманывать?
­ Да, я ездила туда себя обманывать. Очень сложно быть в Москве, совершенно не иметь друзей, сидеть в комнате. От этого у кого угодно крыша поедет. Я люблю одиночество, но не в таких пределах. Сюда приходили брать у меня интервью, для этого надо было заказывать пропуска. Когда ко мне приехал бой­френд из Минска, ­ это была эпопея. Он тоже прикидывался медиком и моим братом на всякий случай. Тут была мексиканская история. Мы ему сняли другую комнату, и были перебежки, чтоб никто об этом не прознал. Очень смешно, но это была единственная возможность с кем­то общаться. Я была домашним ребенком, училась в школе, не жила в общежитиях, и первый самостоятельный выезд ­ хождение по мукам. Поэтому я попыталась свить гнездо. Я точно знала, что на рынке вечером всё дешевле. Конечно, не думала, что буду считать копейки. Доходило до такого, что купить пачку макарон, ее поделить, вот это сегодня естся, а это послезавтра. Ничего не бывает лишнего в жизни. Был полезен такой период самосозерцания, тогда и писались все небезызвестные песни. Художнику необходимо одиночество, но только не в таких пределах.

В то время неизвестная певица неизвестных песен часто ;устремлялась в совершенно немосковское место, здесь ей было легче привыкать к чужому городу, на Водном стадионе у нее наконец появились первые московские друзья, тоже не москвичи.

Ну, здесь ты привыкла к Москве, в немосковском месте?
­ Здесь у меня были каникулы, уже стало похоже на лето, и у меня появились друзья специфические. Это был Театр клоунады Терезы Дуровой, там были отвязные ребята, группа с бритыми головами. Жили они в гостинице «Южная», и у нас была похожая судьба.
А друзья­москвичи у тебя стали появляться?
­ Нет, они стали появляться в девяносто четвертом. Очень было смешно. Как­то я поехала к моим друзьям в гостиницу «Южная». Название говорит само за себя: там жила вся южная диаспора Москвы. И к клоунам приехали в гости три девчонки из Израиля, профессия у девушек была древнейшая. Девчонки были очень душевные. И вот сижу я в гостинице «Южная», и думаю: что бы сказала моя мама, когда бы увидела, что я сижу в компании клоунов и проституток? Тогда я рассказывала, что я певица, которую никто не слышал, актриса, которую никто не видел. Тут мне верили, что я и певица, и актриса. Они очень талантливые ребята, мы видимся редко, Родина теряет героев, косят заграничные контракты.
Скажи, был переломный момент, когда ты перестала чув­ствовать, что этот город тебя отторгает?
­ Наверное, первый мой московский друг ­ Аркадий Арканов. У меня была первая съемка, я пела песню «Просто кончилась зима». Заходила на сцену на негнущихся ножках, после чего подошел Арканов: «Песня хорошая, давайте дружить». Я, конечно, была рада. Он познакомил с женой, и я стала к ним заезжать в гости.
Скажи, а к чему ты не была готова?
­ Это было отсутствие общения. Я человек без комплексов, легко иду на контакт, но это не удавалось в Москве. Может быть, производила впечатление аферистки, хотя глаза у меня добрые. И, конечно, это было тяжело пережить, я стала даже комплексовать. Директор Титомира, Юра, потащил меня на день рождения Пенкина. Я была совсем неизвестна, меня представили как его сестру, чтобы не объяснять опять, что я певица из Минска, которая неизвестно что поет. Опять же я не умею врать. Может, мне надо было создать себе легенду, что я внебрачная дочь лейтенанта Шмидта? Поскольку я этого не делала, а норовила уйти в сторонку, найти контакты мне не удалось.
Ты стала другой, и стали нарастать какие­то знакомства.
­ Знакомства стали нарастать, потому что прошло много времени. На самом деле, все друзья идут из детства. Поскольку я была срублена под корень и сюда пересажена уже взрослым человеком, для длительных знакомств нужно время. Сейчас прошло достаточное количество времени, и теперь я могу сказать: я люблю Москву. Я приезжаю откуда­нибудь и рада, что я приехала. Хотя Питер мне нравится больше по духу. Я понимаю, что Москва ­ «сапоги и пироги». Она совершенно ненормальная для того, чтобы ее полюбить. Тут не бывает любви с первого взгляда, Москва не из серии городов, которые говорят: «Иди сюда. Мы тебя обнимем, приголубим». Хотя когда всё это появилось на экране ­ первый клип, все увидели, что я действительно певица, что я пою, что песни мои, и песни хорошие, и непохожие. Вот тогда произошел перелом. Это было в модном месте, клуб «Белый таракан». Страшно модное место, закрытое, все ходили по членским карточкам, но можно было притаскивать друзей.

Не сразу всё устроилось, Москва не сразу строилась, а Москва была городом купеческим. Здешние купцы не могли не почуять в песнях Алены талант. Впереди были клипы и призы, диски и интервью, звания и признания. А московское время Алены Свиридовой началось ночью.

­ Тут был рок­н­ролльный интерьер, дубовые лавки, столы, это было супер. Подвальное помещение, где стоят различные старые вещи, патефоны, утюги. Вот здесь я увидела своего кумира, Вову Преснякова. Вот здесь мы и познакомились с Кристиной Орбакайте, там же был Мазаев. Просто мечта девичьих грез. Очень хорошие музыканты, и меня приняли за свою. И Федя Бондарчук, Степа Михалков. Различные тусовки, модные места, потом был конкурс «Поколение», где мой клип занял первое место. Вот тогда началось настоящее признание. Я была страшно модная.
Я слышал, что помимо таланта в Москве нужно умение двигать локтями.
­ Нет. Мне очень везло на людей.
А ты сильно ностальгировала по родине?
­ Ну, уже в этот момент не так часто, мне уже удалось снять квартиру. Я уже любила Москву. У меня появилась кошка, я привезла из Минска пианино и почувствовала себя дома. На самом деле была мечта: я хотела стать певицей. Ну, здесь я поняла, что у меня получается, но мне хотелось народного признания. Хотелось выйти в массы и объять необъятное. И еще помню, я мечтала в Минске: а не слабо выступить на Красной площади?

В 5 лет Алена нарисовала произведение такого содержания: на фоне красного занавеса певица в бархатном платье стоит перед микрофоном. В детстве Алене приснился сон: она поет на Красной площади.

­ Для каждого иностранца Россия начинается с Красной площади. Был у меня сон ­ что стою я и пою на Красной площади. И в День города на Васильевском спуске построили большую сцену и концерт был живой. Поднималась я по ступенечкам, ножки у меня дрожали, поднялась я на сцену, а тут людское море­океан. Когда многомиллионная толпа пела мои песни, я поняла: наверное, я что­то совершила. И потом вышла со сцены, присела у стеночки, и подумала: «Под стеной храма Василия Блаженного можно забить колышек и написать: «Алена Свиридова + Москва = любовь».
Ален, давай попробуем научить других на твоих ошибках. Что бы ты могла пожелать тем, кто собирается приехать в Москву?
­ В Москве нужны люди, которые умеют что­то делать. Для того чтобы здесь пробиться, нужно иметь в руках продукт. Это не обязательно касается профессии артиста. Всегда нужны люди, которые знают свое дело. Никакой утопии здесь нет. Поскольку жизнь человеку дается один раз, мне кажется, что жить и работать на одном месте ужасно скучно. Так что, друзья, дерзайте. И можно рассчитывать на ответное чувство столицы.