Масленица

День будто нарисован маслом  на грубом, сером холсте. Выпуклые, чёрные ветки деревьев, лёгкие снежные свеи на тротуаре, под асфальтом – вены корней. Посередине площади –  столб, к нему стекают с аллей потоки людей. Обычно наверху к спицам колеса привязаны мягкие  игрушки, яркие коробки с полотенцами, до которых пытаются долезть полуголые отчаянные парни. Но сегодня столб пуст – то ли всё уже достали, то ли и не вешали. Полировать столб попусту Жека не собирался – он брёл в толпе, как по лабрадорскому течению, пока не уткнулся в масленичную ось мира. Юноша хотел прикоснуться к гладкому холодному дереву, крутануться в шутливом развороте и снова смешаться с толпой. Но увидел на той стороне любопытные маслины глаз, подпрыгнул и обхватил столб. Тут же пожалел, что не догадался скинуть куртку, рукава скользили, подошвы зимних ботинок зря искали опору. Жека обреченно замер, как забавная обезьянка-стёрка на кончике карандаша. Девушка с глазами-маслинами исчезла за блинами чужих лиц. И он съехал вниз. Бок столба обжег руки, будто был из горячего железа.
- Салага! Учись! – отпихнул Жеку плотный парень, раздевшийся до шорт, и сноровисто полез вверх. На его плече надулся синий купол ВДВшного парашюта.
Жека сунул саднящие руки в карманы и отошел, стараясь, чтобы движения не выглядели слишком поспешными. За его спиной  кто-то закашлялся едким вороньим смехом.
Черноглазую он встретил у ларьков с сувенирами. Две подружки рассматривали пёстрые берестяные бусы, и ветер перепутывал их пряди, которые впервые после зимы не были спрятаны под шапку. Жека улыбнулся той, у которой был смешной, совсем детский, рюкзачок в виде мохнатого медведя:
- Привет, я брат Юли Сафроновой, ты как-то заходила к нам…
- Ой, привет, точно. Говорила же, где-то его видела, - девушка ткнула подругу указательным пальцем с острым красным ноготком и захихикала. Глаза-маслины распахнулись, потупились, затем стали тревожно разглядывать колокольню собора.
- Вы тогда готовились к пробному ЕГЭ и забрали мои старые тетрадки. Помогло? – Жека ворочал в карманах содранными ладонями.
- Да пробные – ерунда, - они пошли вдоль торговых рядов. Им махали розовые парики с рогами, ангельские крылья, надувные молотки и блестящие шары. – А ты на каком курсе учишься?
- На третьем.
- Ого! Я думала – на первом, - девушка посмотрела на худого Жеку, который был одного роста с ней, и засмеялась.
- С подругой не познакомишь? – спросил Жека.
Ветер взъерошил тёмный локон, черноглазая поправила двумя пальцами пушистую прядь и ответила:
- Рина.
Имя – будто круглый прозрачный леденец.
- Ты сейчас про что подумал: про черепаху Тортиллу или про насморк? – хихикнула девушка с рюкзаком-медвежонком. - Про это все думают, когда узнают, как её зовут.
- Эм…, - Жека вспомнил девочку Рин из японского аниме, но говорить об этом не стал.
- Я забыла, как тебя зовут. Саша?
- Женя.
В круглом железном тазу на белую пластиковую трубочку садились невесомые сахарные паутинки, слеплялись в огромный кокон. Продавщица в белом фартуке поверх пуховика ловко крутила комки ваты. Жека взял две палочки, согнувшиеся под сахарной воздушной тяжестью. Рина не могла приноровиться, то лизала, как мороженое, то чуть прикусывала – волоконца ваты тянулись и не заканчивались, на щеках её подруги тоже таял сладкий пух.
- Можно попробовать? – Жекины оливковые глаза оказались совсем рядом с глазами-маслинами, нижняя губа с трещиной посередине подцепила сахарный клочок. Осталось влажное пятнышко. Рина оглянулась на подругу, но у той нашлись дела поважнее:
- Всё липкое теперь! – сбегаю на колонку, умоюсь. – Стойте тут, между лотков с блинами.
- Сейчас Масленицу будут жечь, вон, уже бензином облили! – пискнула Рина.
- Я быстренько!
Люди зашевелились, двинулись к месту казни соломенной куклы. Девушка уверенно лавировала между ними – у медведя недовольно тряслись мохнатые лапы и голова.
- Жень, а почему ты гуляешь один? – Рина потерла запястье руки, в которой держала вату.
- Захотелось побыть одному.
- И поэтому ты пришел на площадь? – загнутые ресницы Рины дрогнули.
- В толпе проще остаться одному, - Жека смотрел, как к беспомощно распятой кукле подошел парень с горящим факелом.
- Ты в педагогическом учишься, да? Я тоже туда поступать хочу, - Рина переступила маленькими остроносыми ботинками.
- Нет. Уже нет. Меня отчислили.
- Ой, как жалко. Сессию не сдал? – вата таяла на опущенной вниз палочке.
- Нет, с деканом во мнениях не сошлись. Скоро в армию пойду.
Кукла в пестром сарафане улыбалась румяным лицом между всплесков огня. И Жеке казалось, что это пылает его жизнь.