Раскол

Холодное  утро накинуло сырую рогожу  на небушко, а  неведомая  сила нехотя отжала её и дождик  мелкими каплями лениво застучал по карнизу, собрался  лужицей на подоконнике, и  тонкой струйкой ударился о пол; она  неприятно зажурчала, приближаясь к кровати.

Нюрка вздохнула горько, прикрыла подбородок одеялом и тихо заплакала.


К лету в селе народ, как с ума сошел, кинувшись устанавливать пластиковые окна, а золовка из города и вовсе  обжужалась: и  тепло с ними, и сухо, и тихо, и открываются  ладно.
Нюрка слушала её и злилась.
«Им в городу только дай! Паркетом пол застелют,  обои жидкие  налепят, а  теперь  и стены в прихожей зеркалами покрыли.»
Она, когда в гости  к сродственнице приехала,  обмерла.
- Как  же вы из мелкой прихожей эдакую громадину отгрохали?
 А золовка, змея, улыбается, - это Юра, - говорит, так сумел.
Ну и двинула гостья к двери, что пред ней возникла; шаг, другой, да и тюкнулась лбом о белый свет, а двери-то и нет!  Отражением задним оказалась. Так и ходила   с протянутыми руками: стены щупала, как слепая.

А как домой вернулась соседке своей  нахваливать взялась и обои,  и паркет, и зеркала в стенах, а уж про окна и вовсе, так рассказала,  хоть  завтра  и ставь.

К обеду следующего дня  к соседям    на похороны собралась.  И лишь вышла на улицу, да глянула на фасад своего дома …
Рамы убогие, старой краской осыпаются, перекрестья повело, стекла грязные брякают на ветру и не отмыть их, и свежести не придать.
Вздохнула Нюрка, головой покачала, да и вошла в дом соседский.
В просторном зале народу, что семечек в мешок набилось. Духота, стеарином горячим веет, ладаном душу пробирает.
Упокойника и не видно за желающими проститься, так и оглядывала комнату от нечего делать и с тем завистью полнилась душа при соседских окнах  с   подоконниками блестящими. А с ними и двери фасонные ручками золотыми сияли, на пол паркетный  зайчиками брызжа, а на стене(!) телевизор простынёю прикрытый висит.

Вот, думает, свезло  Вальке.
Молодец мужик, сколь добра оставил, не то что её увалень! Помер, а в доме лишь книжки по полкам, да ворох удочек в сарае.
Ничего от мужа  не досталось ей. Хорошо хоть деньгам  толк знала.
С каждый зарплаты его, да с премии собирала.  И в кубышку.
Дослужился  её покойный   Савва Пантелеич до начальника с  зарплатой немалой, что и тешило бабье самолюбие
По дому, что сделать, ничего не умел. Ни гвоздя вбить, ни доску выстрогать.
Одно знал -  работа, книжки, да рыбалка.

Дочку с ним нажила, выучила, в город отправила…  Хотя,  нет, не отправила, сама девка и уехала. Как ни уговаривали, не пошла ни по её, ни по отцовским стопам.
Хочу, говорит, инженером быть.
Видать не привили ей любовь к родным пенатам.

А как уехала, так вроде  и не было её .
 Брат дочку   на квартиру  принял.  При своих, при близких девка:  где присмотрят, что подскажут, накормят.
А Нюрка им то маслица растительного, то мяса кусок какой с деревни привезет.

«Что лишнее будет, тем  и с вами поделюсь, - так и сказала брату, мол, и сами не богаты, но ежели, что раздобудется, то и вас не обижу.»
К зиме дочке пальтишко на распродаже в сельпо прикупила.
И дешево и с воротником цигейковым. На шапку кроличью разорилась.
Переживала, мол, дорого, а в городе на рынке увидела цены и обрадовалась, оказывается по городским меркам  ещё и сэкономила.

Жена брата, стервь, как-то намекнула, мол, стол дочери прикупить бы.  Навроде, девчонке  при нём  удобнее будет.
А  она и успокоила. Ни к чему, говорит, ей стол. Вона, дома всю школу на гладильной доске и выучила, чай и у вас, что приспособить найдется.

В город особо не наведывалась: работа, заботы сельские.
Да и брат не беспокоил, не просил ничего, дочь на каникулы приезжала – не жаловалась. Так и пробежало пять лет, а с тем дочка замуж захотела.

Платье свадебное  Нюрка сама пошила, благо умела на машинке ручку крутить, да и как иначе, в магазине-то, платье неподъёмных денег стоило.

В день свадьбы, к  приезду жениха расправила складки на дочернем платье, в туфли белые кровиночку обула. Почитай новые туфли-то,  не ношенные, сама с десяток раз  и обувала. Фату накинула, а дочь в слезы!
  - Мама, - говорит, на ней  же пятна жёлтые!
А сама-то и  не заметила их сослепу.
Двадцать лет назад, после свадьбы своей, каким только мылом не терла, как не кипятила, да без толку, так и забыла до сегодняшнего дня.

А хоть бы и не забыла!
Подхватила она бумажную розу, вплела мудрено в прическу, и теперь если с боку не заходить, только цветок и видно. А кто на невесту с боку смотреть будет? Все ж спереди и разглядывают.

А дочь в истерику! Забилась в угол и воет: дура, дурой.
И чего истерить,  кто тебя разглядывать в толпе брачующихся будет, чай город не деревня, где всякий так и норовит чего  заметить.
Так, без фаты, упрямая, замуж и вышла.


Ручеёк с подоконника  из-под кровати показался, к шкафу направился, мудрёно огибая ножку стола, лениво затек под ковер, расползся  сырым пятном и  остановился недовольный препятствием.



Никак не предполагала она родить так рано. Пожить бы по молодости всласть, для себя, без детей, и забот. Да вот, не вышло.
Ох, и злая на мужа была, как о беременности узнала. А он, тюфяк, тюфяком! Рад, что отцом станет. Сам-то в двадцать три года, что ребенок, так нет, дитя ему подавай.

Дочь когда родилась, Нюрка словно с катушек съехала.
На пятые сутки, вдруг бросила семью и ушла с утра к родителям.
Жалко себя: и за боль при родах, и за бессонные ночи с криком детским. И невтерпеж от запаха пеленок, и неприятных прикосновений к груди детских губ.

Мать  успокаивала  её весь день, а  к вечеру отец заявился, да и вытолкал взашей, к мужу .
С тех пор никак понять и не могла, кто в   жизни её, такой, виноват: муж ли, родители, или дочь…


Как-то утром солнышко заигралось лучами в стёклах старых окон, пробежало по комнате яркими зайчиками, да и остановилось на  её закрытых глазах.
Теплый воздух нос Нюркин  защекотал,  глаза открыла, да и чихнула громко, в удовольствие…  Тут-то  стекло  и треснуло.

Сперва  заменить его  думала, да вдруг и решилась новое  окно ставить, чай не хуже соседей. Посчитала денежки – получится окошки новые вставить.
Сунулась к ребятишкам, что этим делом в селе славились, а те  через две недели обещают, а Нюрке-то завтра желается. 
Тут, соседка подвернулась, сунула номер телефонный, дескать, вот, работяги  посвободнее будут, и берут дешевле, правда с другой деревни, но приедут быстро.
Позвонила им тут же, к вечеру встретилась. Ребятишки окна измерили, денег насчитали за работу  и с задатком уехали, пообещав, назавтра  и вставить.
Но приехали к концу второй недели.

Нюрка соседке плешь за это время  проела.  Деньги с задатка с неё требовать взялась.
Мол, по твоей милости деньжищи  ушли неведомо куда, так и верни, обманщица!

Но, все ж, приехали мальчишки, извинились, рассказали, мол в аварию попали, разжалобили старушку, и в два счета, сунули стеклопакеты в оконные проемы.
Ох, и радовалась старая. На день по десять раз окна открывала и в одну, и в другую сторону. От чистого блеска нового стекла  жмурилась в удовольствии.
Тут и соседку простила, и даже винца домашнего с ней пригубила.
К вечеру вышла на село и, радуясь, вещала, кого встретит, как задешево ей окна вышли.

А к осени задули ветры северные, хмарью небо закидало, повсюду сырость, грязь, к ночи морозец простор щипать начал. По ночам, в доме прохладой веет, и никак старая не поймет от чего сквозняками он полон.

А как ночью вышла во двор, так и ахнула!  Светится дом из щелей под окнами, навроде гирлянду елочную  повесили.
По утру намесила глины, щели затерла, успокоилась.

На следующий день   мороз правильный  ударил: лужи в лёд обратились, земля коростой взялась, а в доме тепло, улыбаются окна, холод не пускают. Заснула в ночь старая в тепле.
И снится ей, навроде, в гости дочь приехала в том пальтишке, что к первому курсу ей прикупила.
Зашла та, не поздоровавшись, разделась, и  вещи протягивает молча, мол, забери, не нужны больше, теперь и своей одеждой обойдусь.

А Нюрка и обиделась: как же так, дочка, к родной матери и без подарков, да еще и старьё, как в комиссионку сдаешь. Вон к Вальке, сынок как приедет, так, то шубу в подарок, а то телевизор на стену.
Залилась слезами горькими и в отчаянии ударилась головой об оконное стекло, а оно и хрустнуло неприятно! И теперь, перед глазами оконный проем вроде в небо вставленный. Месяц рогом в раму оконную уперся,   раздвоился расколом на стекле и блестит бледно, как покойник с того света.

- Плохой сон, - старая вытерла слезы, села в кровати,  голова кругом и пошла. Побежала её жизнь картинками, эпизодами, а как увидела себя ребенком новорожденным, так и зафиналилось кино гортанным хрипом, которого Нюрка и не услышала.

Соседи, дочку Нюркину  не дождавшись, похоронили упокойницу на пятые сутки.
 Раздали конфет печенюшек ребятишкам на кладбище, а через неделю, заколотили старыми досками новые окна.


*Раскол — растрескиваться, трескаться, давать трещины, расщепляться разрушаться, трещина.