Вопросы пространства и времени

  И наконец, настает вечер, когда до самого отпетого тугодума должно дойти, что она не только не возражает, чтобы он задержался у нее на всю ночь, а очень даже на это рассчитывает. И от этой всенощной не отвертеться. Игорь заволновался. Его лично удовлетворяла роль временного обитателя, птицы перелетной. Мавр сделал свое дело – мавр может уходить. Зачем усугублять? У нее своя жизнь. Свой круг общения. Своя, ему неизвестная,  родня. Маленький сын у мамы в поселке. Бывший муж где-то от алиментов прячется. И он, Игорь,  вечернеприходящий и к ночи уходящий. Все как у людей.

  Такой жертвы с ее стороны Игорь, вообще-то не добивался. Он не был готов. Его удовлетворяло настоящее положение. А если остаться, появляются вопросы. Не к ней. С ней все ясно. Появляются вопросы к времени и пространству. Во-первых, из ее района неизвестно как добираться до его предприятия. А  с опозданиями у них строго. Премии лишиться, как с горки скатиться.
Другое дело от дома, где он жил с родителями. Там  без проблем. Оттуда ходит вахтовый заводской. Нет, кто спорит, может быть, и из ее района тоже ходит их вахтовый. Но, все равно, с первого разу не разберешь, где тут остановки и когда автобус проходит. Если все же остаться, то завтра самое надежное, допилять до обычного автобуса и ехать уже через центр на перекладных.

   Утром, несомненно, разверзнется геенна. В домике, где она снимает комнату, комнат штук пять или шесть. Жильцов достаточно. А туалет на всех один в глубине двора, маленький - будочкой. В доме даже воды нет. Кран на улице. Вода ледяная. Кран не закрывают. Тонкая струйка течет без остановки. Иначе прихватит. Набирать воду нужно очень аккуратно. Не расплескивать. Тут же лед пойдет. Потом от крана до порога каток будет. В коридоре только умывальник допотопный ручной, какой он помнил еще с  пионерского лагеря. Но и умывальник на ночь опорожняют. К утру воду и там может прихватить. Он еще пребывал в сомнениях, а уже прослушал инструкцию.
  Ведро с водой стоит у самой печки. Если ночью вдруг побежишь в туалет, не налети на него. А то придется потом полночи тряпкой орудовать, и потемну тащиться воду набирать. Утром, чтобы помыться, нужно отлить из оцинкованного у печки в умывальник самую малость, не больше, чем необходимо. Ни капли не оставлять. Иначе умывальник прихватит. Не перепутать.  В белом эмалированном вода питьевая.

  Ну, в конце концов, утром он не помоется, не побреется и зубы не почистит. И даже рот не прополощет. От такой воды скулы сводит. И не дай бог, зуб который как-то ныл, снова о себе заявит. Не пополощет - невелика беда. Но туалет не проигнорируешь. А претендующих будет хватать.

   Дома все было проще. Мать  в свой техникум вставала раньше. Успевала ему завтрак разогреть и чай настоять до забубенного аромата. А у отца график такой, что когда хочет, тогда и встает. А теперь потребуется по минутам  взвесить сколько уйдет  на автобус, сколько на  утренние сборы.

  А к самой ночи выявилась очень серьезная проблема. Ложась, он попросил ее поставить будильник. Ему на работу выходить раньше. Оказалось, у нее нет будильника.
- А как же ты встаешь? – удивился Игорь
-А я сама себе будильник.
 
   Это обстоятельство не давало расслабиться. Словно рядом с ним не молодая желанная женщина, а загадочный часовой механизм, будильник, где нужно отыскать кнопочку, чтобы утром зазвенело. Света насупилась. В чем дело? Его объяснения и страхи ее рассмешили. Беспокоиться из-за такой чепухи? Все будет в порядке. Часами на руке обойдемся. Она вообще их снимает только в бане. А можно  и не снимать. Они водонепроницаемые. Для Игоря такой ответ вопроса времени не снимал. И он снова объяснил, что вопрос времени не дает расслабиться, словно кол под простыней. Она усмехнулась
- Лучше бы что другое было, как кол.
  Отвернулась калачиком, чуть не вытолкнула его с кровати. И скоро заснула. А он высчитывал, что день грядущий готовит. Вопрос времени не снимался, стоял, как застрявшая на двенадцати стрелка, как конвоир за спиной заключенного.


  Он не мог заснуть. Не мог даже представить, как жить без часов в доме? В родительской квартире настенные часы висят в каждой комнате. И вдобавок на комоде стоят. Его маме, преподавателю в техникуме, на Восьмое марта, и на выпускной очередная учебная группа дарила то часы, то хрустальную вазу. А мама в техникуме работала долго. Так что этого добра было навалом. И простеньких будильников, тоже хватало. Часы были повсюду. Что там часы! В ящиках отцовского стола можно было отыскать даже компас. И целый склад шариковых ручек, карандашей, лекал, готовальню. И, кстати,  пару старых механических ручных часов. И неработающий будильник, который можно постараться довести до кондиции.

   Игорь бы окружен полезными предметами.  Привык: чтобы узнать, который час, всей работы - слегка повернуть голову. А теперь он проваливался в неизвестность. Придется, как в приключенческом романе, приспосабливаться к непривычному.
 

  Ночью его в бок стал толкать вопрос пространства. Ее в качестве любовного ложа подходила. Для этого дела и постель не обязательна. Но спать вдвоем на таком узком ложе оказалось сложно. И вообще все не так, как дома. Дома все просто. Почувствовал, что глаза потяжелели, медленно перевел их на часы на стене, даже головой крутить не надо. Зевнул, заложил закладку в книгу, протянул руку, положил книгу на тумбочку, что в голове дивана, проверил будильник, щелкнул выключателем настольной  лампы. И баюшки-баю.

А в этом черном непривычном пространстве все наперекосяк. Стол – рукой не дотянешься. На столе всякого наставлено. Если снять часы с руки, положить  на стол, поди, потом нашарь. Как  проверить, сколько до подъема? Можно  их в темноте и уронить. И прощай часы. Она, наверное, видит ночью, как кошка. А Игорь так не мог. Он пошел на то, что не снял часы. Непривычно, но это полбеды. Но это не спасло бы. Зима. Утром будет темно. Не разглядишь. И, поди, догадайся, пора вставать или нет.

  Не раз он просыпался в страхе, что проспал. В комнатке темнотища. Где-то шуршат мыши. Светка спит как отрубленная. Как отпускница. Несколько раз он вставал, выходил в коридор включал там свет. Тараканы бежали в углы. А он проверял время, проверял ход, подносил часы к уху. Накручивал барашек завода часов. С оказией сбегал по темноте авансом в туалет. А Света за это время успевала вытянуться по диагонали. И приходилось  ее, теплую и мягкую, с задравшейся до пупа сорочкой, кантовать подальше к стене. Он подтыкал одеяло, чтобы не дуло. Одеяла, как выяснилось, не хватает на двоих.


   Он пытался вписаться в пододеяльное пространство, заснуть, вспоминая о чем-нибудь скучном. Он вспомнил книгу из отцовского кабинета. Отцовские фолианты он  практически не читал. Но они вызывали уважение одним своим видом.  Эта книга была небольшой. И он ее выбрал, чтобы почитать.  Такая нудная, что он ее так и не осилил. Но,  все же кое-что запомнилось. Во-первых,  название интересное. «Вопросы времени и пространства». Автор какой-то француз, из прошлого века, утверждал, что время влияет на восприятие пространства. А пространство, в свою очередь, влияет на ощущение времени. Он приводил примеры из древних греков, средних веков, великих географических открытий. И заканчивал Французской революцией. Утверждал, что в те годы люди понимали пространство и время не так, как сейчас. А в будущем люди будут понимать эти категории не так, как его современники. Восприятие времени и пространства, утверждал он, претерпевало постепенные изменения. А в моменты катаклизмов: войн, погонь, потопов, - изменения в ощущениях времени и пространства  происходили быстрее. Ощущение трагедии, ощущение разрушения мира, писал он,  - это результат ломки традиций. Это есть не что иное, как болезненность от резких изменений в ощущениях времени и пространства. Заумно. И вместе с тем мысль интересная. Даже элегантная. И сейчас, лежа в ее узкой кровати, и представляя, как ему утром вставать и мчаться на работу, он вспомнил эти элегантные мысли. Автор был прав? Резкое изменение в его жизни вело к  пересмотру категорий времени и пространства.
. 
   В родительском доме эти категории были привычными, домашними. Папин кабинет – это его пространство, его епархия. Кухня - мамина. У Игоря есть своя комната. Все отлажено. К маминой болтовне по телефону, Игоревым поздним приходам домой и к папиным ночным походам в туалет все приноровились. И никто никому не мешает. Игорь стал размышлять, как довести Светину светелку до кондиции. Первым делом - будильник. Не забыть про большие настенные часы. И как-то оптимизировать пространство:  кровать,  одеяло. И  принести себе нормальную подушку. И тапочки. И махровый халат. Тягать из родительского дома бестактно. То, что там есть, не предназначено на вынос. Значит, придется купить. Обзаводиться - так обзаводиться. Телевизор  вещь дорогая. Купить не на что. И толку?  Даже поставить негде.  И Света  говорит, тут  прием плохой. Но бытовую мелочевку купить  придется. 

   Наконец, после пятого за ночь выхода в коридор он увидел, что  укладываться в кровать, чтобы полежать еще на копеечку, нет смыла. Свет он не включал. Света продолжала давить подушку. Но заворочалась в кровати. Почувствовала, что он стал собираться. Почувствовала и только. 
- Ну, ты меня умучил, - лениво проговорила она.
- Умучил? - пробурчал Игорь, - А говорила, я как будильник
- А теперь ты мне будильник, - сказала она, не открывая глаз, и отвернулась.

  Вот так! Это не мама с ее завтраками. Да и затеваться в ее условиях с завтраком –  целая проблема. Света как-то говорила, что тащит утром на работу пару бутербродов. Там   кладет на батарею. Через двадцать минут  завтрак готов. Но ему в его отделе, раскладываться с бутербродами просто не пристало. Придется терпеть до обеда. Будильник, отшумев в темноте, второпях покидал дом, давясь сухим куском хлеба. А та, которой следовало бы уже и самой подниматься, только сладко потягивалась в кровати. И ни о каких бутербродах для любимого не вспоминала.

  Утренние звезды сияли в холодном январском небе, не обращая внимания на горожан, понуро стекающихся к остановкам по темным улицам.  Под этой черной бездной перед Игорем раскрывалась проблема пространства. Затерянность в пространстве – не обязательно в космосе или в тайге. Потеряться можно и среди улиц. Отсюда до остановки пилить прилично. Он этот путь вечерами изучил. Он так возвращался домой. Но тогда он пребывал в прекрасном настроении, никуда не  торопился. С родителями было договорено – он возвращается не позже двенадцати. А ему до полуночи залеживаться и не было необходимости. Вечерний автобус – не утренний. Почти пустой. Уютный. Остановка у дома. Вечернее пространство центра города в мягком свете фонарей комфортно. И время льется, как нежная протяжная мелодия. Даже утром, когда зовет горн, никаких проблем. Мамин завтрак, чай. Остановка вахтового автобуса рядом. Автобус приходит точно, как в аптеке. Зашел, плюхнулся и встал уже у завода. А если автобус задержится, не беда. Из центра на завод не он один едет.  Полно свидетелей, что транспорт виноват.

  А нынешнее утро это «последний парад», который наступает прямо на горло. Началось с суматохи в  ее незнакомом темном пространстве. Нужно найти, куда она сунула его одежду и туфли. Нужно на морозе отстоять очередь в туалет. Не до поцелуев на прощанье. Немытый, небритый, с противным далеко не мятным привкусом во рту. В набитом автобусе - до центра. Там пересадка. На остановке полно народу. Все нервные, дерганные. И понятно. Автобус, который идет в заводскую зону, сюда прибудет полным под завязку. А  большинство из тех, кто  сейчас ждет на остановке, едут именно в заводскую зону. Есть риск в автобус не втиснуться. И как  потом оправдываться? Не влез – не оправдание

Пока он шел к остановке и ждал автобуса, чтобы доехать до центра, обдумывал теорию. Крепло ощущение, что взятая им из дому книжка верна. Чего сравнивать столетия? Достаточно сравнить, его прежние перемещения по городу и нынешний марш-бросок. Даже утром и вечером восприятие и времени, и пространства разное. И  если, говорят, утро мудренее вечера, то только тем, что при таких делах мудрено не опоздать на работу. Оправданы ли его терзания? Больше он у нее на ночь не останется. Но когда в следующий вечер он намылился домой, она насмешливо спросила
- Что, к мамочке?
 И пространство круто  изогнулось  в  насмешливой усмешке.


  Родителям он звонил. Сообщал, что жив. Они, люди воспитанные, в подробности не лезли. Взрослый человек. Раз не ночует дома и звонит, значит живее всех живых. К бытовым неудобствам он немного привык. Он купил себе зубную щетку, научился мыться над тазиком, там, где рядом висит ее белье. Но, как долго может продолжаться такое подвешенное существование? На работе уже стали интересоваться, что случилось? Бритый кое-как, какой-то несобранный. В своем автобусе не ездит. Пока он возвращался вечерами от Светы домой, о ее существовании никто на работе и не подозревал. Не засветился, и никому не интересно. Но после того, как он уже месяц ездил на работу совсем другим автобусом, его вызвал на беседу Иван Иванович, начальник первого отдела. Предприятие режимное. Работник такого предприятия, и  такого серьезного, как у Игоря, отдела, должен, как минимум, жить согласно прописке. Точнее, должен спать согласно прописке. Чтобы его и днем, а особенно ночью, можно было найти на случай ЧП. Какое может быть в наше время ЧП? А простое. Враг не дремлет. Он так и выискивает, где что плохо лежит. А Иван Иванович видит, что на данный момент Игорь лежит плохо. Конечно, Игорю может казаться, что лежит он хорошо. А это тем более плохо. И опасно. Он хорошо знает, где по ночам его голова? Или уже полностью голову потерял. Он должен помнить, где работает. А кроме этого, родители беспокоятся. Не только о том, где его носит, но и какая его ждет карьера. Иван Иванович, как давний  приятель Игорева отца, плохого не советовал.

   Родители молчали. Страхов, на манер Ивана Ивановича, не напускали. Но Игорь, слушая Ивана Ивановича, чувствовал режиссуру. А вместе с тем не Игорю была судьба возвращаться, а кое-чему из родительского жизненного пространства перекочевать в Светино. Он заскочил к родителям, наскоро набил авоську своими вещами. Когда он заикнулся, было, что он возьмет что-нибудь почитать, мать отослала его к отцу. Родители  очень дорожили своими  книгами
-  Одну можешь взять,  - согласился отец, -  С возвратом.
Игорь не хотел сейчас читать романы. Этого и в жизни хватает. Он выбрал недочитанную книгу о пространстве и времени. Мысли его сейчас как раз крутились вокруг этой темы.

   Он раскошелился на покупку простенького одеяльца. Его импортный бритвенный станок, к Светиным бытовым условиям не подходил. Купил дешевенькую электробритву. Но свой халат он оставил дома. В выходные Света ездила к маме и сыну в поселок. А он возвращался к родителям. И тогда, приняв ванную, в махровом халате отходил от спартанского быта и телом, и душой. Но в понедельник вечером он, как штык, был у Светы. И опять принимался за витье гнездышка.  Единственным, помимо Светы, развлечением оставалось  чтение. Но книгу он выбрал не по зубам. К  ночи голова пухла. Почувствовав, что он думает не о том, о чем бы нужно думать, Света книгу, припрятала. Но  без книги Игорь почувствовал себя как курильщик без сигареты.  Потребовал вернуть. Чем  ему еще заняться? Вязанием?
- Можем в кино сходить, можем в гости, - предложила  Света,
- Большой выбор, - усмехнулся он.
- А с мамой у тебя был больший?
- Мама, - он сделал акцент на слове мама, - Книг не прятала.

  Света  не торопила события.  Когда сочтет нужным, тогда и  познакомит  со своей мамой.  И дойдет ли до знакомства? Света заранее робела  перед женщиной,  в квартире которой  в почете такие невразумительные книги. Вырастили сына, который  взбеленился из-за книги. Было бы из-за чего. Все-таки он немного не от мира сего. Не представляет себе, положим, как жить без телевизора? А она живет. И не она одна. В этом районе все так живут. И не чувствуют себя обделенными. Света не ожидала от него такой отповеди по поводу книги. Она, молча, выудила книгу из большого картонного ящика, стоящего в углу комнаты, и сунула ему.

- Слушай,  если тебе скучно, давай сходим  в гости, -  предложила она
- К кому?
- Можем к твоим друзьям, можем к моим подругам.
 И было решено, что буквально завтра вечером, не откладывая, они пойдут к Наташе. Это Светина  подруга. Они  из одного поселка.

  Дорогой к Наташе Света рассказывала, что они знакомы еще со школы. Наташа на год моложе. Закончила медучилище. Работает в больнице. У нее тоже сын. И она тоже незамужняя. Но правда и замужем не была. Тоже снимает в городе комнату. А сын живет с Наташиными  родителями в поселке. Почти все так же, как у Светы.

  Наташе с комнатой, как видно, больше повезло. Тоже в частном секторе. Маленький  домик. Почти избушка. Зато отдельный. Не в таком зачуханом бараке, как у Светы, где  дверь в дверь. Чуть не в замочную скважину лезут. И комната у Наташи просторнее. Но на этом преимущества и заканчивались. Мебель ничуть не лучше, старая, затасканная.  Обстановка так себе, аккуратностью не блещет. А уж саму Наташу со Светкой не сравнить. Невысокая, и не то, чтобы плотная, а скорее раздавшаяся после родов и не потрудившаяся вернуть былую форму. Да и лицом не ахти. Положившая на внешность. Но уж вовсе на свою внешность, и Наташину тоже, положил, худой небритый молодой мужчина, которого они застали в комнате. Он наблюдал приход гостей с недоверием и подозрением. Так микробиолог смотрит на неожиданно высеянного микроба. Игорь заметил, что и для Светы, присутствие этого гражданина стало неожиданностью. А между тем затасканные, годящиеся на половую тряпку, синие шаровары гражданина и замусоленный свитер, свидетельствовали, что он тут вполне  освоился.

  Гражданин в шароварах хмуро наблюдал, как Наташа засуетилась, запричитала, что  нечем гостей угостить, торопливо скинула на кровать одежду, разложенную по стульям, подвинула стулья гостям. Когда же она  стала очищать от хлама стол в центре комнаты, он  подал он голос
- Э! Полегче! Курево не трожь!
- Гости то, может, некурящие Колечка, - сказала Наташа.
 -А может, и непьющие? Без бутылки пришли, – криво усмехнулся Колечка
 Игорь посмотрел на Свету. Перед тем как отправиться в гости шел разговор, что брать с собой. У Светы ничего из спиртного дома не было. А до которого часу продают вино в магазине, Игорь не знал. Решили обойтись едой. Не напиваться  идут.  Чаем – то напоят. Колечка понял взгляд Игоря своеобразно.

 - Не бойся, амиго, у нас хватит?- увидев удивленный взгляд гостя, пояснил, - Ну, амиго, фрэнд.
- Олигофрен, - сказал Игорь, и тут же понял, что с языка слетела неудачная фраза. Колечка прищурился,  как пантера перед атакой.
- Сам ты олигофрен! – оказалось, Колечка тут имеет голос и не пытается  скрывать, что собирается спускать  гостям неуместные шутки.
- Я просто к слову, - смущенно ответил Игорь, - Звуковой ряд совпадает.
- Какой еще ряд?
- Мы хоть некурящие, но пьющие, -  бодро  сказала Света, поспешив сгладить разногласия.
Другое дело,  когда говорят человеческим языком, - сказал Колечка.


Гости выложили собственные подношения две банки килек  и хороший шмат колбасы. Пока Наташа чистила картошку, ждала, пока та сварится, кромсала колбасу и шинковала лук, успела поговорить со Светой. Девушки, как понял Игорь, виделись чаще в своем поселке, чем в городе. Картошка задымилась на столе. Колечка умело вспорол ножом банки.  Наташа извлекла из шкафчика бутылку. Сели за стол.

-   Ну, за знакомство, - Наташа подняла свой стакан
 - Первая колом, - поддержала Света.
- Опрокинем, - подал голос Колечка.
Игорю уже нечего было добавить. Все сказано. Первая, точнее, первый, -  отсутствие рюмок восполняли стаканы, - пошел таким занозистым колом, что Игорь поперхнулся.
- Чистый медицинский. Тут тебе не звукоряд, - свысока посмотрел на Игоря Колечка.
Пристыженный поперхнувшийся Игорь молчал. Заедал колбасой. Колечка смотрел на него, как классная на двоечника.  А женщины ворковали на темы, ни Игоря, ни Колечку не затрагивающие. Подоспел  второй  тост.
- За дружбу, - предложила Света.
- Пролетарии всех стран соединяйтесь. Так будет не просто за дружбу, а за …, -  Колечка искал нужное слово, - за это самое, как его…
- За это самое, - усмехнулся Игорь.
- Что тут смешного? - спросил Колечка,  стакан замер в его руке
- Это самое соединение пролетариев всех стран, -  Игорь объединил все вышесказанное.
 
  Колечка замолчал. Как видно, обдумывал значение такого путанного определения.  Постепенно назрел третий тост.
- Ну, - Колечка поднял свой стакан и задумался, как видно, подыскивая слова, чтобы в этот раз высказаться четко.
- За тех, кто в море? – подсказала Света.
- Точнее, за  соединение морских пролетариев, - сказал Игорь.
- Опять прикалываешься? Я, между прочим, в морском десанте служил. С одного удара вырубаю,- Колечка оттянул рукав свитера. Выше запястья виднелась татуировка в форме якоря, - Мне море как мать. Я за море могу урыть. Морской тост – это мое.
Игорь пренебрежительно улыбнулся. Худосочный чуть выше его плеча бывший морской десантник, Игоря не пугал.
 - Ну и что? А я вырос у моря, - сказал Игорь.
- Он одессит, - подсказала Света.
- А Одесса- мама, - криво усмехнулся Колечка,-  Тогда все ясно,


   Игорь решил не выяснять, что Колечке ясно. Ясно одно: десантника уже понесло на поиски приключений на его десантную голову. Но лучше дурака  не трогать. Игорь  молчал и потягивал по капелюшечке.  Это давалось непросто. Спирт жег. Понемногу теплота стала проникать  в  грудь. Наташа, в первый момент ему показавшаяся ему никакой, сейчас выглядела миловиднее. Тем более, она все время защищала его от Колечкиных нападок. И даже ее сдержанная улыбка,-  она не хотела демонстрировать золотые коронки, - казалась теперь приятней. И голос мелодичный. Хороший звуковой ряд. И даже угрюмый Колечка уже не выглядел полным отморозком. Он по Наташиному настоянию даже пошел на то, чтобы не курить в комнате, а вышел на крыльцо. И комната уже смотрелась уютнее. Чистый медицинский эффектно работал над облагораживанием времени и пространства. Игорь и не заметил, как перенесся к  этому самому  вопросу. О времени и пространстве.

- Да ладно тебе, - отмахнулась Света, - Это не тема для стола.
- Почему же, очень даже тема, - возразила Наташа, - Вот у нас иногда больной вроде бы все понимает. Но, как-то своеобразно.
- Что значит своеобразно? – не понял Игорь.
- А просто безобразно, - объяснил Колечка, - Руки распускают.
- Да ладно тебе, ревнивец,  - отмахнулась Наташа
- Сама же жаловалась.
- Я где-то читала, что виляющие линии на картинах Ван - Гога объясняют его душевной болезнью, -  Наташа  попробовала перевести тему разговора в культурную плоскость.
- И по поводу Эль Греко имеются такая же теория, - подхватил  Игорь, удивленный, что медсестра интересуется  Ван - Гогом.
- Взять  любого больного - уже сдвиг по фазе, -  подхватила Наташа, - А особенно у тяжелых. А особенно у нас в хирургии. После наркоза. И время у них свое, и пространство свое.
- Да, - согласился  Игорь, и вспомнил мысль из книги, - А во всякой идеологии присутствует наркотический элемент.
- Ну, звукоряд, запел, – недовольно буркнул вернувшийся в комнату Колечка, - Ничего более умного не нашел?
Наташа с упреком поглядела на него. Потом одарила гостя извиняющимся взглядом,
- Не обращайте внимания. Бред больного.
- Ничего страшного -  улыбнулся Игорь, - Для больного после наркоза
- Э-э! Говори да не заговаривайся, - обрезал его Колечка, - Какой я тебе больной?
- Я имею в виду  настоящих больных. После операции. Для них  пространство искривляется. Наркоз, палата, коридор. А иногда и вовсе только  кровать.
- И утка под кроватью, - добавил Колечка.
- Да, совершенно верно. И утка, - согласился Игорь, -  Иному больному, чтобы повернуться в кровати и дотянуться до утки, нужно преодолеть непреодолимое для него пространство.
- Вот именно, - поддержала Наташа, - Мы здоровые этого просто не чувствуем. Больные и время  чувствуют не так как здоровые.
- Вообще, я думаю, пространственно-временные категории  каждый человек воспринимает по-своему, - продолжил развивать эту мысль Игорь.
- Какие – какие категории? – прищурился  Колечка
- Категории времени и пространства.
- Только не нужно нам тут втулять про категории. Бред. Категории, звукоряды, олигофрены, -  Колечка приподнял руку, как бы, желая отгородиться от враждебных слов, - Не думайте, что мы  пальцем деланные. А чересчур болтливых, разглагольствующих, как ваш Гог, или как там его, - мы их  в рог согнем. Управа найдется. И Колечка воткнул нож в буханку как во врага.
 
  Игорь понял банкет подошел к концу. Он стал подниматься из-за стола. Колечка, движение Игоря расценил как продолжение спора другими средствами. Он подскочил, готовый к схватке. Он был в более легкой весовой категории. Из доступных аргументов был нож. Он успел  резво вытянуть  его из буханки и стал в стойку, отдаленно напоминающую стойку фехтовальщика. Наташа  повисла  на его руке.

- Сядь, оставь человека в покое, - настойчиво и решительно произнесла она. Как видно, Колечкино поведение ей было не ново. Но она знала, как давить на его пружины. Тот неохотно подчинился.  Сел. Но оставил  последнее слово  за собой.
- Приходит тут  и  порет всякую антисоветчину?
- Какую антисоветчину? – удивился Игорь, - При чем тут антисоветчина?
- А такую! Махровую! Сионист видать. Одессит.
-Какой я тебе сионист? – возмутился Игорь, - Едва пришел в дом и должен оправдываться? 
- А что же ты порешь, если не сионист? Время, пространство, категории, звукоряд. Это что, то, что нужно народу?
- А что нужно народу? – поинтересовался Игорь.
- Я вижу, что нужно тебе. Пришел и Наташку глазами облапываешь.
- Помолчи лучше, хватит, - посоветовала  Наташа и положила ладонь на руку своего друга. Ту руку,  из которой он не выпускал нож. Колечка резко выдернул руку.
- А ты мне рот не затыкай. Я сам знаю, когда мне хватит, а когда нет. Ты своим Ван-Гогом мозги не пудри, - он повернулся к Игорю – И нечего на мою бабу пялиться.

  Теперь пространство заострились, словно в картинах кубистов. Самое время гостям  выбираться их этой стереометрии.

  Ночной морозец нырял за ворот и вытягивал то тепло, что было внесено  чистым медицинским. Такси в такое время и в таком глухом районе не поймать. Топать немало. Растаявший за день снег превратился в зеркало. Света то и дело скользила.

- Ну и подарочек, - покачал головой Игорь.
- Ты про кого?
- Про олигофрена.
- Сама удивляюсь, - сказала  Света, – Неизвестно где Наташка такое добро отхватила. Ну, бачили очи, что берут. А Наташка-то тебе глазки строила. Понятное дело, с таким  своим добром чужой мужик -  денди лондонский.
- Какие еще глазки? – пренебрежительно бросил Игорь. Глазок он не заметил. Но не считал себя недостойным, чтобы кто ему и  строил. И  вовсе не обязательно, его равнять с таким охламоном.
- Обыкновенные глазки. Прямо внутрь глядела. Может, скажешь, что ты не видел?
- А что я должен был видеть? Мы говорили об отвлеченных предметах, - произнес Игорь сухим менторским тоном.
- Ну конечно! О пространстве и времени. Кто бы сомневался! Товарищи ученые доценты с кандидатами. Ван - Гог кланялся.

  Игорь старался избегать скандалов по пустякам. Светка вроде бы была не скандальной. Ладно бы Наташа действительно строила глазки. Или хотя бы имела хорошие глазки. Так нет же. Ни того, ни другого.
- Если тебе эти вопросы  не интересны, это еще не значит, что это не интересно остальным, - сказал он.
- Ну да. Она тебе поддакивала, чтобы ты себя королем почувствовал. А ты и хвост распустил
 Игоря эти слова обидели. Где он хвост распускал? Наташа ему поддакивала? И этого не заметил. Ну да ладно. Проехали. На этой «приятной» паре свет клином не сошелся. Только  осадок остался.



  Дверь в отдел открылась. Игорь оторвал голову от бумаг и увидел, что Иван Иванович манит его на выход.
- Ну как дела? Как там отец,– спросил Иван Иванович, когда Игорь вышел в коридор.
- Ничего. А что?
- Зайдем ко мне.
 Они  спустились этажом ниже. Игорь ждал, пока Иван Иванович, начальник первого отдела,  ковырялся в  замках, врезанных в  тяжелую металлическую дверь.
-  Садись, - сказал Иван Иванович.
Игорь сел и ждал. В первом отделе особенная атмосфера. Железные шкафы до потолка. Дела, дела, дела.  В этом помещении пропахшем макулатурой, Игорь был всего два раза. Когда устраивался на работу, и перед тем как поехать в командировку. Тогда первый отдел  подготовил специальный документ, без которого Игоря дальше проходной бы не пустили. И больше его скромной особой никто  в первом отделе не интересовался.  Только что Иван Иванович при встрече, бывало, спрашивал: как родители. Он был знакомым отца. Но для того, чтобы спросить о родителях, не нужно тянуть его сюда.

- Что ты там наболтал? – спросил хозяин кабинета.
- Где наболтал? – удивился  Игорь.
- Тебе виднее, где.
 - Нигде я ничего не болтал.
- Точно? А почему тобой интересуются? – он посмотрел на Игоря, не увидел в его глазах ответа, - Я и сам понять не могу. Учти, ты на режимном предприятии работаешь. Это тебе не шутки. Вмиг вылетишь.

  Иван Иванович замолчал и отвернулся к окну. Словно  проверял, может ли Игорь  вылететь туда. Игорь посмотрел в этом же направлении. Ничего интересного. Горшок с цветком на окне и решетка из арматуры шестнадцатки. Не влететь и не вылететь. И не пролезть.  Решетка усиливает неприятное ощущение замкнутости  пространства и  остановившегося времени. Как Иван Иванович сидит тут целыми днями?
- Я могу идти? – спросил Игорь.
- Подожди минуту, - сказал Иван Иванович, глядя в окно.
 
   Иван Иванович чего-то ждал, глядя в окно. Игорь перебирал в уме, что и где он мог ляпнуть. Ничего! Да где ляпать? на людях?  Он теперь сиднем сидит у Светки. Минут через десять в дверь постучали. Заглянул молодой человек.
- Вот наш герой, - Иван Иванович указал на Игоря.
- Игорь Анатольевич,- улыбнулся ему молодой человек, - Вы бы не могли со мной поговорить? - вопрос был риторическим. Попробуй не поговори
- Могу,- согласился Игорь.
- Ну, тогда… тут неудобно.  Давайте… пойдем, у меня машина на стоянке.

  Они сели в обычный жигуленок. По всему, не служебный. Собеседник Игоря сел за руль, Игорь рядом. Но никаких попыток завести машину и увести пленника в свои заколдованные владения хозяин машины не предпринимал. Игорь немного успокоился.

- Игорь Анатольевич, - молодой человек повернулся к нему, немого замялся,  - У вас друзья есть?
- Есть, – улыбнулся в ответ Игорь.
- А часто вы с ними видитесь?
- Бывает. На дни рождения, да по праздникам. Месяца два уже не собирались.
- А вы со своими друзьями не ссорились?
- Нет, - в недоумении Игорь пожал плечами, - А что случилось?

  Молодой человек молчал. Ищет заход с другой стороны? Обдумывает, как заманить в капкан? Или ждет, когда чуть отмотается пленка, если, тайком пишут беседу на магнитофон?

- А девушка у вас есть?
- А вам то что? – раздраженно произнес  Игорь.
- Даже, если вы не скажете, это несложно выяснить. Вы молоды, не женаты. С родителями, как я знаю, не живете. Значит, с девушкой. Или, скажем, с женщиной. Не в этом суть.
- А в чем?
- А ее друзей знаете?
- Ее друзья меня не интересуют, - сказал Игорь, - Это  далеко не мои друзья. А в чем дело?
- Давайте, я буду задавать вопросы. А вот скажите, как вы смотрите на  политику партии на современном этапе?
- Ого, куда махнули! - усмехнулся Игорь, - Политику партии я одобряю.
- А вот у нас есть сведения, что вы  выражали публичное несогласие с политикой партии.
- И каким же образом я выражал? – ехидно улыбнулся  Игорь.
- Вот это я от вас хотел бы услышать. Вы говорили, что во время революции время останавливается?
- Как оно может остановиться? – усмехнулся Игорь, - Просто существует теория, что во время войн и революций не время останавливается, а ощущение времени меняется.
- Занимательная  теория.
- На свете много всяких теорий, - сказал Игорь, - Теория относительности, например. Она тоже касается времени и пространства. А теория про ощущение времени и пространства – это несколько другое. Это одна из огромного множества теорий. 
- Я в теории относительности ничего не понимаю, - сказал молодой человек, - Поэтому и не собираюсь пускаться в рассуждения на эту тему. А вам не советую рассуждать на те темы, которых вы не понимаете. Например, о политике партии на современном этапе.
- А я про партию и не рассуждаю. А в этой теории нет ни слова про партию. Теория была,  когда  партии в помине не было.

  Когда молодой человек перешел к расспросам о том, как Игорю работается, стало понятно, что беседа подходит к концу. Игорь вышел из машины в надежде, что простился навсегда. Он смотрел вслед жигуленку, как слуга смотрит вслед карете строгого, но справедливого барина. Лучше когда он не вылазит из своей усадьбы.  И вот пространство снова стало приветливым, широким, светлым, наполненным красками и звуками. Навсегда ли? Навсегда ли рок отвел от него свое жерло? Все стало обыденно и приятно.  Мимо сновали коллеги. Знакомые лица. И прекрасно, что никому, нет никакого дела  до него грешного. Почти,  как в песне: тот же двор, тот же воздух и та же вода, только … он уже не тот.

  Он вернулся в отдел. Вместо положенных по должностной инструкции мыслей в опечаленную  голову лезли  мысли неположенные. Мысли о  том, что не всякому втречному-поперечному предоставляется честь вносить свою лепту на столь уважаемом предприятии, флагмане индустрии, имени одного из вождей революции, и вдобавок, ордена трудового красного знамении. Вдруг дверь отворилась. И снова Иван Иванович, махнув рукой, дал знак, чтобы Игорь вышел. Вернулись брать? Похолодело под ложечкой. Но, теперь Иван Иванович в свой кабинет его не звал. Разговор шел прямо в коридоре.

- Ну что? – спросил Иван Иванович.
- Ничего. Поговорили и разошлись. Как я понимаю, один сумасшедший что-то на меня написал.
- Похоже.
- Всем сумасшедшим не угодишь, - Игорь теперь мог являть хладнокровие канатоходца.
- Не угодишь?- грустно усмехнулся Иван Иванович, - А  приходится. Ты среди людей живешь. С волками жить – по-волчьи выть.


 
- Нет, это не Наташка, - Света сразу отмела подобное предположение, - Я ее знаю. Она до такого не опустится. И вообще. Ей чем больше заворотов, тем интереснее: йоги, тибетские монахи, инопланетяне, снежный человек– ей только подноси.  И потом, ты ей приглянулся. Она на тебя глаз положила.
- Опять ты за свое, - Игорь вспомнил невыразительные не накрашенные Наташины глаза. И никакого ощущения, чтобы она положила, не ощутил.
- Сто процентов.  Еще и как положила. Я знаю что говорю.  Но дело не в этом. Наташа отпадает. А вот этот  мутный товарищ - первый кандидат. Этот  вполне мог.
 
  Вопрос детективного характера – кто донес, - донимал Игоря до такой степени, что он сам  пришел в первый отдел. Иван Иванович ничего ему сказать не мог. Но спустя пару недель Иван Иванович  снова позвал его на разговор.
- Был я там. Выпросил. Дали они мне ознакомиться. А я тебе доложу, у меня глаз наметан. Я на прежнем месте письмами как раз занимался. Так вот, это писал мужчина. Это определенно. Причем не слишком грамотный. Не из нашей конторы.  О ней он не упоминает. Зато знает кое-какие подробности о женщине, с которой ты знаком, и уверен,  что ты антисоветчик и развратник. Вот так, - Иван Иванович вздохнул, - Жениться тебе, развратник, надо. Это точно. А не мотаться черти где. Зарегистрироваться. Вот тогда бы  тебя  и в очереди на жилье зарегистрировали.  И  в санаторий семейный бы путевку дали. И в рост бы ты пошел. Семья – ячейка общества.

  Теперь оставалось Игорю покрутить извилинами. Все сходилось на Колечке. Больше некому. И главное, хитрый жучара. Как-то выведал его фамилию. Это, впрочем, не сложно. Но, значит, писал не в порыве умопомрачения. Обдумал, зараза. На письмо сумасшедшего они бы не отреагировали. И что получается? Чтобы какое-то недобритое    и недоученное мурло в синих шароварах безнаказанно кропало пасквили на порядочного человека, с хорошей характеристикой, ответственного, дисциплинированного, которому доверяли важные, можно даже сказать, секретные миссии? Такое нельзя оставлять без ответа. Но, какого ответа? Не морду же ему бить? Игорь думал над ответом Колечке. Увы, кроме мордобития никаких чудес не придумывалось.
 

  Уже стемнело. На улице пусто. Таясь, Игорь подошел к Наташиному окну. Хорошо, что дом приземистый. Окно невысоко. Ухватился за подоконник и, упершись ногой о выступ фундамента, подтянулся вверх. И прильнул. Тщетно силился за простенькими белыми занавесками разглядеть ирода в шароварах. Ничего толком не разобрать. Только раз сквозь незанавешенный пробел увидел Наташу. Видно, нюх у нее звериный.  Через мгновение край занавески резко отмахнули. Короткий драматический момент они глядели друг на друга. Что было в глазах Наташи?  Ничего хорошего. Игорь спрыгнул. Но пока он выбирался из палисадника, хозяйка, вооруженная шваброй, была тут как тут. Такое батальное начало не вписывалось в его планы. Сейчас Наташа набросится на него, а там на ее крики и Колечка с ножом выскочит из-за угла.

- А это ты, - сказала Наташа, облегченно вздохнув, - Со света не успела разглядеть. Думала – Коля.  Ты со  Светой?
-  Я сам, - сказал Игорь, - Мне нужен Коля?  И потом, Света не должна знать, что я приходил.
- Ух, ты! Поругался с ней, что ли? А в окна зачем подглядываешь?
- Мне Коля нужен, - повторил он.
- А я-то подумала, - она  печально усмехнулась - А если ты к нему, красавчику, так его нет. Нет, и не будет. Был да сплыл. Я испугалась, что это он подглядывает. А тебе-то зачем подглядывать, когда можно в дверь войти?
- А ему зачем подглядывать? – удивился Игорь.
- А затем, что он двинутый на всю катушку. А у тебя какие к двинутому дела?
- Разговор есть. Где его найти? – последние слова Игорь произносил без напора. Если Коля сплыл, так для Игоря сплыл. Кровная месть – это не его. В конце концов, от Колиной писанины ему никакого урона.
- Может, все-таки в дом пройдем? - предложила Наташа.

  Это даже лучше если его нет, рассуждал Игорь. Он сейчас поговорит с Наташей и выяснит, стоит ли дальше его искать. Она-то этого придурка знает. Но от Наташи он услышал только, что от этого двинутого на всю голову лучше держаться подальше. Что, собственно, она и делает. Для нее это пройденный печальный этап. Она, наконец, выгнала этого недоделанного Отелло. Руки распускает. А сам пустое место, -  тут она с лукавой улыбкой долгим взглядом посмотрела ему в глаза,  -  Он расписался в полном не умении. Вот тут его пойди, да замени. Где взять? – она сделала паузу, словно ждала, что Игорь подскажет ей, где взять.

  Несложно догадаться, куда она клонит. Ожили, заходили вверх-вниз чаши весов, на  каждую из которых легло по женщине: высокая, стройная голубоглазая Света и плотная, крепкая и женщина очень заурядного оттенка - Наташа. Наташа рядом, глядит в глаза зовущим взглядом, и  давит свою чашу вниз. Так нечестно? Да, так нечестно. Но когда  заносит, тут уж не до лавирований.  Почувствовав, что ее чаша  все же никак не  дает решительного перевеса,  Наташа начала  обходной маневр.
.
 - А я тебя увидела, аж удивилась. Со Светкой  разругались? Она ведь тиран, – он не откликнулся на эти слова.  Сколько он жил со Светой, она не проявила  себя тираном,  - Вон ты всю куртку запачкал. Снимай-ка, я оботру, - сказала Наташа.
Подглядывание в окно действительно оставило следы на куртке. Наташа принялась счищать грязь влажной тряпкой.
 - А Колька меня к тебе приревновал. Отелло долбанный. Ладно, было бы за что. Вот и доревновался. Я теперь птица свободная. Не будь Светка моей подругой, я бы приналегла, отбила бы.

  И все же она приналегла. Уже ее руки замерли на его плечах, уже стало искривляться пространство. Уже Игорь  в этом пространстве искал взглядом выключатель, но первым ему попалось окно. И  он вспомнил о Колечке. Тот не побрезгует подглядывать.  Просто погасить свет? Так, тому - ума хватит влезть и по темноте. Тогда вообще весело. Игорь боялся не Колечки, а неизбежных осложнений со Светой.  Ему казалось, что в темноте за окном, за, занавеской присутствует нечто зловещее. Он мягко высвободился из Наташиных рук, многозначительно посмотрел на нее, приложил палец к губам и на цыпочках  направился к двери. Проверить.
   
 У дома никого! Но возможно враг успел притаиться в палисаднике?  Игорь пригляделся. И там никого. И все-таки ему  казалось, что кто-то следит? Он выглянул за забор. Никого. Вернувшись в дом, он объяснил Наташе причину своего отсутствия. Его путешествие было не столь долгим, сколько вызвавшим  Наташино беспокойство. У нее упало настроение. В этот вечер она подарила  только  долгий поцелуй на прощанье.
 Нет его, гада. А он даже заочно умудрился все испоганить, думал Игорь, возвращаясь к Свете

 Больше первый отдел Игоря не беспокоил. И о Коле он забыл. А вот то, что между ним и Наташей осталась некая недоговоренность – этого забыть не мог.

  В эти дни темнело позже. Вечер уже не укрывал его от посторонних глаз. Успокаивало то, что в этом районе его вряд ли кто знает. И вообще, главное, если засекут,  чтобы это было  не в тот момент, когда он входит в  ее дом, а когда уходит.  Когда от  одинокой женщины уходят ближе к ночи, это вызывает нездоровые вопросы. Но если все пройдет по его плану, к тому времени уже стемнеет. Кто его узнает? Аромат цветущих яблонь  напомнил,  про  букет. Купить букет он не подумал. А букет был бы очень к месту.
 
Дверь открыла незнакомая тетенька. Он не первый, кто про Наташу спрашивает. Искал тут ее недели три назад какой-то взбалмошный. Выспрашивал. Но, она  ничего про Наташу не может сказать. Слышала только, что такая  жила тут до нее. Но съехала.
- И не знаете, куда? Ничего не осталось? - спросил Игорь.
- Не знаю. Я вчера прибиралась в шкафу и там ее тетрадки какая-то завалялась. Может в них что есть? Сейчас принесу.

  В тетрадке на отвороте обложки его ждал сюрприз. Там Наташа писала, что если с ней  что-нибудь случится, в этом виноват Колесников Николай Петрович. Тетка ахнула.
- В милицию нужно заявить.
- Вот я и пойду с этим в милицию, - решительно произнес Игорь

  В милицию он не пошел. Начнутся вопросы, и ничего с Колечкой не решат. Зато  дойдет до Светки что Игорь за чем-то тайком бегал к Наташе. Вряд ли Светке понравится. Тетрадка лежала в потайном месте. О  Наташе он ничего не слышал. Света о ней ничего не говорила. Свете напоминать о ней  нет никакого резона. Но, случилось бы что - поселок  у них маленький, - Света бы уже знала. И уж известила бы его. Спросить? Но тогда придется объяснять, почему вдруг, спустя  почти полгода,  его Наташа вдруг стала интересовать.

  Пока Игорь взвешивал, Свете все-таки попалась на глаза Наташина тетрадь. И она устроила допрос. Игорь, не заготовивший заранее легенду, растерялся. За время жизни со Светой, он убедился, что хоть тираном она не была, но нюх имела такой, что ей бы в органы идти работать. Почуяла, взяла в оборот. Приперла фактами. Сделала выводы. Она, помнит, как встретила  раз Наташу в поселке. Наташа очень интересовалась его персоной. Света почувствовала тогда, что Наташа исподволь вытягивает, где Игорь работает, где живут его родители. Понятное дело, зачем. Ищет встречи. Игорь божился, что чист душой и телом. Но дело кончилось тем, что пришлось ему собрать монатки и вернуться в родительскую квартиру.

  Его зубная щетка снова легла в знакомый стаканчик с голубым ободком. Так и не дочитанная книжка о пространстве и времени легла на тумбочку в изголовье дивана.  Но, привычное когда-то пространство стало уже чуждым. Он скучал по Свете, он боялся, что такая красавица может легко найти ему замену. Он приходил мириться. Светка гнала его. Но не домой, не на все четыре стороны, а по конкретному адресу - к Наташе. То есть причину видела именно в ней. Игорь снова  божился, что о Наташе и думать забыл. Но это была неправда. Он думал о Наташе. Чем дальше шел разлад со Светой, тем больше думал о Наташе, как о запасном аэродроме, где можно обрести покой, если на основном аэродроме буря. Но  Наташа съехала. Где  она теперь?  Самый простой способ взять ориентир  - спросить в больнице, в хирургии.

  Так он и поступил. Но Наташа заметила его раньше, чем он добрался до поста отделения.
- Что случилось? – медсестра в хирургии привыкла, что люди сюда приходят не для того, чтобы развеяться. 
- Я тебя искал. Хотел убедиться, что  с тобой все в порядке.
- Со мной?  Со мной все в порядке. А с тобой все в порядке?
 Это обычный дежурный вопрос, или она, памятуя тот незабываемый и единственный поцелуй, в который было вложено очень многое, и сейчас вкладывает в свой вопрос многое?
- Слышала, у тебя были  неприятности.
- Судя по твоей  записке в тетради, неприятности были у тебя.
- Записке?!  Как ты узнал?
- Она у меня. Точнее, у Светы. Она ее нашла.
- Давно?
- Месяц как.
-  Вот оно что! А я думаю, что она на меня смотрит, как Ленин на буржуазию. А мне не сказала. Теперь понятно. То-то я слышала, что вы со Светкой разбежались. А ты значит туда ко мне приходил? - она улыбнулась печально - Опоздал немного. И Светка меня считает виновной? Извините, сама постаралась, - Наташа вздохнула, - Раз уж меня нашел, не пропадать твоим стараниям. Подожди, – она отошла к посту и вернулась с бумажкой, - Тут мой  новый адрес. Захочешь -  приходи.


  К  дверям лифта было приклеено предупреждение: «Больным пользоваться грузовым лифтом категорически воспрещается! Нарушители будут выписаны без больничного листа» Серьезная угроза. Грузовой лифт – святая святых. Этим лифтом – либо везут на операцию, либо вывозят в отделение из операционной, либо тяжелых, либо  труп. Трупу больничный уже не нужен. Для обычных больных, которым все же нужен больничный,  предусмотрен обычный лифт. Правда, обычный так изношен, что чаще в ремонте, чем работает. Больные должны понять и простить. Они болеют. Организм не выдерживает нагрузок. И больничный лифт от такой нагрузки, когда выздоравливающие начинают шастать туда-сюда, может захворать. Но есть старая добрая лестница. Может быть и не добрая, если ты хромой, или недавно заштопанный. Но что делать? Раз не труп – дуй пешком.

  Само собой, чаще всего грузовой лифт делает остановку на этаже  хирургии. Вот опять двери лифта  открылись. Две медсестры выкатили коляску. Игорь посмотрел на коляску. Совсем не то, что он  ждал увидеть. Незнакомый седой мужчина примерно его лет. Одна из сестер остановилась.

- Игорь?
Кто это? Он не узнал. Женщина  сняла маску. Наташа? Изменилась. Встреть он ее в городе, не узнал бы.
- Подожди,  - сказала она, - Я сейчас я вернусь.
А куда ему бежать? Он у лифта сторожит.  Скоро Наташа вернулась.
- А ты что у нас?
- Мать оперируют. Аппендицит.
- У нас тут таких по пять штук  в сутки.
- Ей уже шестьдесят пять. И гипертония и диабет. Жду, когда  привезут в отделение.
- Ясно. Ну, ты как?– он пожал плечами, - Со Светкой? Я слышала у вас общий ребенок?

- Да, - он ответил неохотно.

  Его сейчас волновало другое. Когда болеет родной человек, то знакомый в отделении, как  соломинка утопающему. А Наташа даже не  подумала предложить как-то помочь. Хотя бы фамилию спросила. Наташа работает тут уже много лет. Немногим меньше  прошло с тех пор, как он на этом же этаже с ней разговаривал. Она тогда даже ему адрес свой дала. Но… Раз она работает тут так долго, значит уже  не последний человек.  Тогда  листок с ее адресом так и пролежал впустую. Оказался не по адресу. У Светы нюх. Она, видать, тогда  что почуяла и быстро снизошла до амнистии. И он забыл о Наташе. Но теперь нужно нащупывать контакт. Прежде всего, ему следует поинтересоваться, как живет она.
- Ну, а ты как? –  спросил он.
- Никак, - без тени эмоции ответила Наташа, - Сын  в медицинском учится, - потом вздохнула, - Жаль, что я тебя тогда у Светки не отбила. Как бы все повернулось? – грустно улыбнулась, - Ну ничего. Твоя мать у нас в заложниках. Ты к нам еще пожалуешь. Сосновская ее фамилия?
- Ты откуда знаешь?
- Да уж запомнила.  Колюня покойный, тогда еще, давно… просил про тебя разузнать.
- Покойный?
- Паленая водка. Почти сразу как от меня ушел на вольные хлеба, так и...  Спутался со всякой швалью.
- А зачем покойному была  моя фамилия?
- Просил.
- Мало ли кто чего просит, - сказал Игорь, - Это не значит, что нужно просьбу выполнять.
- Вот это уж точно, - усмехнулась Наташа, - Я тебя просила заходить. А ты…
- Так зачем ему  моя фамилия понадобилась?
- Уж точно не в стенгазету про тебя писать. А точнее не скажу. Врать не буду.
 Игорю показалось, что Наташа недоговаривает, но сейчас выяснять отношения давно прошедших лет было не в его интересах. В его интересах было как раз напомнить Наташе  кое о чем.
- А собиралась  отбивать меня у Светы.
- Собиралась да не собралась. Ладно, то быльем поросло. Заходи, гостем будешь,  - она закрыла лицо маской.
 Где-то Олег читал, что, якобы, по походке женщин  можно узнать, как она сама себя оценивает и оценивает свою судьбу. Повезло ей в жизни или нет. Он проводил взглядом эту полную невысокую женщину в белом халате. Такое впечатление, что она не слишком довольна своей судьбой. Белая дверь хирургии закрылась за ней. А Игорь остался ждать очередного экипажа из операционной.