Колония Ла Саля в Техасе и каранкава 1685-1688

КОЛОНИЯ ЛА САЛЯ В ТЕХАСЕ и КАРАНКАВА 1685-1688

В 1685 году три корабля Ла Саля, искавшего устье реки Миссисипи,  привезли 280 человек, среди которых были солдаты, ремесленники, шесть миссионеров, восемь торговцев и более десятка женщин и детей. В феврале 1685 года Ла Саль высадил 180 колонистов в заливе Матагорда на территории, формально принадлежавшей Испании. В это число входили полдюжины молодых женщин, две семьи с семью детьми и несколько юношей, едва вышедших из подросткового возраста. В течение следующих трех лет число поселенцев сократилось до 46 мужчин, женщин и детей. Около ста человек умерли от оспы, остальные погибли в результате несчастных случаев и от рук каранкава.

Анри Жотель компаньон де Ла Саля во время его последней экспедиции 1687 года описал несколько племен, живущих в прибрежной зоне, в том числе каранкава (которых он назвал коренкаке и койнекахе). По его наблюдениям, (в начале) каранкава были скорее миролюбивы, чем враждебны. После их первой встречи, Жотель сообщает, что каранкава «продемонстрировали свою дружбу, положив руки на сердце, это означало, что они рады нас видеть». Он также отметил, что у них были лошади, которые, несомненно, получены от испанцев.

Сьер де Ла Саль понимал важность установления теплых отношений с коренными жителями из своего опыта плавания по реке Миссисипи в 1682 году. Сначала он добился хороших успехов с кламкои, народностями, говорящими на языке каранкава, когда высадился на берегах залива Матагорда.  Неприятности начались, когда корабль Ла Салля, «Аймабл», разбился в бухте. Груз, предназначенный для строительства форта Сен-Луис и содержания его жителей - инструменты, продукты питания и одежда - рассеялся по волнам.
Через несколько дней после того, как «Аймабл» разбился, люди Ла Саля увидели индейцев кламкои с «убежавшими нормандскими одеялами» и другими товарами с места кораблекрушения. Несколько горячих французов (неразумно выбранных Ла Салем) отправились в лагерь каранкава с оружием наготове. Туземцы быстро сбежали. В пустой деревне отряд европейцев забрал то, что спасли кламкои и еще некоторые вещи: шкуры животных, одеяла и каноэ. «У этих [французов] было больше страсти, чем разума» - вспоминал Анри Жотель, лейтенант экспедиции, - «индейцы, вернувшись в свой лагерь и обнаружив, что кто-то взял их каноэ, шкуры и одеяла, решили, что объявлена война и задумали отомстить». Каранкава часто собирали обломки на пляжах, и, хотя кламкои с большой долей вероятности знали, что эти товары с крушения« Аймабл», необходим был дипломатический подход, а не тот, который начал войну.

Пытаясь использовать украденные каноэ без весел, возвращаясь обратно в лагерь, французы остановились на ночь и разожгли огонь. Уставшие от дня грабежа, кавалеры быстро заснули - как и выставленные часовые. Компания проснулась от ливня стрел и начала в ответ стрелять в темноту. Когда стрельба прекратились, французское подразделение в панике бежало обратно к главной группе Ла Саля, чтобы сообщить о случившемся. Солдаты оставили двух своих мертвых среди кустов береговой линии.
Отношения между французами и местными жителями неуклонно ухудшались. Каранкава оказались искусными в засадах и убийстве отдельных французов. В конце 1685 года Ла Саль решил нанести радикальный удар по каранкавам, чтобы раз и навсегда положить конец их враждебности. Но французский исследователь не достиг ничего большего, чем временный захват двух женщин и маленького ребенка, еще сильнее разозлив прибрежных жителей.
В 1685 году, численность каранкава оценивалась примерно в 400 мужчин. Анри Жотель, писал, что каранкавы «часто приходили ночью, бродя вокруг нас, завывая, как волки и собаки; но два или три мушкетных выстрела обращали их в бегство».

Французские колонисты вели жалкую жизнь на побережье Техаса. Неблагоприятная обстановка, нападения индейцев и непрекращающиеся поиски Ла Салем Миссисипи, привели к смертельному исходу. В 1687 году, через два года после основания форта Сент-Луис, Ла Саль решил искать помощь, отправившись за тысячу миль по суше к Новой Франции. Прежде чем сделать это, исследователь пришел к выводу, что «лучше всего заключить мир с [кламкои], чтобы у них не было причин беспокоить тех, кто находится в поселении». Жотель сердито вспоминает, что «если бы эти меры предосторожности были приняты с момента нашего прибытия в страну, туземцы не убили бы так много из нас».

В своем последнем отъезде, предположительно в поисках спасения из форта Сен-Луис-де-Иллинойс, он оставил двадцать три человека - мужчин, женщин и детей - в колонии, состоявшей из шести грубых строений. Историк экспедиции Анри Жотель, покидая поселение вместе с Ла Салем, заявил: «Там был только дом . . . имевший восемь пушек по четырем углам, к сожалению, без пушечных ядер», и «когда мы уезжали, не было ничего другого в сущности укрепления». - Как показывает Жотель, палисада никогда не было. Joutel, The La Salle Expedition to Texas
*Поселение под названием Форт-Сент-Луис находилось на правом берегу ручья Гарситас в южном округе Виктория, но на самом деле у него не было названия, только описание. Сам Ла Саль называл его «обиталищем на реке Ривьер-о-Беф [Буффало-Ривер] близ залива Сен-Луис».

Ла Саль ушел 12 января 1687 года. На тот момент оставалось сорок шесть из первоначальных ста восьмидесяти колонистов. Экспедиция, которая должна была доставить помощь колонистам, тем временем развалилась в дебрях Восточного Техаса через два месяца после того, как покинула поселение. Пять человек погибли в кровопролитии, когда француз встал против француза. Сам Ла Саль пал жертвой пули 19 марта 1687 года, «в шести лигах» от самой западной деревни индейцев хасинай (Tejas). Другие дезертировали, чтобы жить среди индейцев. В конце концов, пять человек добрались до Франции— включая Жотеля и аббата Кавелье—слишком поздно, чтобы послать помощь колонистам.

Прошло почти два года, но колонисты так и не получили обещанной помощи. В канун Рождества 1688 года, кламкои чувствовавшие слабость французского военного поста, пришли с дружеским видом, а затем напали и уничтожили оставшихся (23) колонистов - за исключением шести детей, которых похитили и усыновили. Eustache Br;man, Marie-Magdeleine Talon, Jean-Baptiste Talon, Lucien Talon Jr., Robert Talon и неизвестная французская девочка.
Особый интерес представляет судьба мадам Барбье, одной из молодых женщин колонии, которая вышла замуж за лейтенанта Барбье, убитого при нападении. Индейские женщины взяли ее с младенцем на груди в свою деревню. Когда воины вернулись, они убили мадам Барбье, а затем схватили ребенка за пятки и ударили головой о дерево. Ни имя, ни пол этого первого родившегося в нынешнем штате Техас европейского младенца, неизвестны.

ЖИЗНЬ СРЕДИ КАРАНКАВА
/Климат – татуировка – «чёрный напиток» - закалка – каннибализм -  торговля – способ подружиться/

В 1688 году испанцы отправили три экспедиции на поиски вторгшихся французов (Ла Саль), две по морю и одну по суше. Сухопутная экспедиция, возглавляемая Алонсо де Леоном, обнаружила Жана Жери, который дезертировал из французской колонии и жил на юге нынешнего Техаса вместе с индейцами коауильтек. Используя Жери в качестве проводника и переводчика, де Леон 22 апреля 1689, наконец, находит французское поселение. Форт и пять зданий вокруг него лежали в руинах. Несколько месяцев назад каранкава действительно напали на колонию. Туземцы посеяли смерть и разрушения, обнаружены тела трех человек, в том числе женщины, получившей стрелу в спину. Испанский священник, сопровождавший де Леона, организовал похоронную службу для трех найденных жертв.
Через некоторое время испанцам удалось выкупить у индейцев пленённых детей поселенцев. Десятилетний Жан-Батист Тэлон, один из шести усыновленных, прожил с каранкавами в течение двух с половиной лет(до 1691). Его свидетельство о жизни среди этих прибрежных индейцев – лучший известный ученым, рассказ о каранкава из первых уст.

«Вся эта территория с очень умеренным климатом», - вспоминали братья Тэлон. «Почти никогда не бывает слишком жарко или слишком холодно, а зима длится недолго. Этот мягкий климат объясняет тот факт, что дикари обычно живут до старости и почти всегда имеют прекрасное здоровье. Они также обладают удивительным знанием различных свойств лекарственных трав, которыми изобилует вся страна, и могут легко исцелить себя от болезней и ран, выпадающих на их долю…»

Как мужчины, так и женщины занимались украшением тела, татуировкой кожи и прокалыванием сосков и губ кусочками тростника. Дети Тэлон испытали эту болезненную процедуру, из первых рук, рассказав, как каранкава «...сначала татуировали их лица, руки, предплечья и в некоторых других местах тела, также как у них самих, несколькими причудливыми черными знаками, которые они делают углем из дерева грецкого ореха (вернее - пекан - его плоды похожи на грецкий орех), измельченного и разведённого водой. Затем они вводят эту смесь между плотью и кожей, делая надрезы крепкими, острыми шипами, которые причиняют им сильную боль. Таким образом, растворенный уголь смешивается с кровью и сочится из этих разрезов, образуя на коже несмываемые следы и знаки. Эти татуировки все еще видны, несмотря на сотни средств, применённых испанцами, пытавшимися их стереть».

Каранкава, наслаждавшиеся необычным воздействием ферментов яупона («чёрный напиток»), считались сильными бегунами и пловцами. Они регулярно участвовали в соревнованиях, включавших навыки владения оружием и борьбу. Тэлоны приводят свои  наблюдения за ними
«... собираясь каждое утро на рассвете, они бросались в ближайшую реку, почти никогда не пренебрегая этой процедурой, независимо от времени года, даже когда замерзала вода. В этом случае они делают во льду полынью и ныряют в нее. Направляясь к реке, они бегут изо всех сил, и также возвращаются, а затем стоят перед большим костром, подготовленным для этой цели. Некоторое время они стоят, тряся своими руками, бедрами и ногами, пока полностью не высохнут. Затем они заворачиваются в буйволиные (бизоньи) шкуры, растираясь мягкой, как замша кожей, которую они используют в качестве накидки, после чего некоторое время прохаживаются. Они утверждают, что это дает им силу и делает гибкими и быстроногими».

24 сентября 1698 года, спустя почти десятилетие после резни в форте Сен-Луис, французы тщательно допросили Пьера и Жан-Батиста Тэлона в Бресте, Франция. Интервью насчитывало 56 страниц, в нем Жан-Батист описывает жизнь среди кламкои-каранкава и свои знания об их каннибализме.

Жан-Батист сообщил, что после резни французских поселенцев в Форте-Сент-Луис зимой 1688/89, воины-кламкои, возбужденные успешным нападением на колонистов и приобретением оружия, решили совершить набег на своих «древних врагов», хасинай. Воины отвели детей и стариков в укромное защищённое место на побережье, а затем двинулись на север. Через шесть недель они вернулись, выставив напоказ свои трофеи: «несколько лошадей, от пятидесяти до шестидесяти скальпов и тридцать - сорок рабов».
Вместо того, чтобы встретиться с хасинаями, кламкои обрушились на айенни, соседей хасинаев. Айенни, рассказывая о перестрелке, поведали, что «по ним было произведено несколько выстрелов», решив, что на них совместно напали французы и каранкава, все племя в страхе бежало. С окончанием перестрелки «[женщины каранкава] унесли с поля битвы вражеские трупы, чтобы по возвращении устроить совместный пир». Затем последовал трехдневный церемониальный танец. Французский следователь, слушавший этот рассказ Жан-Батиста, пишет:
«Единственное ужаснуло [Жан-Батиста], то что [кламкои] делали с человеческой плотью, поскольку все они - людоеды, но только для своих диких врагов. Они никогда не ели ни одного убитого ими француза, потому что, по их словам, они таких не едят ...  [Жан-Батист] три дня голодал, потому что за это время ему ничего не предлагали, кроме человеческого мяса кого-то из индейцев айенни (Ayennis), убитых ими в одном из набегов».

«Что же касается торговли с [каранкавами], то здесь нет ничего легче, так как они добровольно вступали в контакт с европейцами, которых называли сынами Солнца. Они считают это небесное тело, так же как и Луну, каким-то божеством, однако не оказывают им никакого поклонения; они не помнят, что когда-либо проявляли к ним почтение. М. де ла Саль никогда бы не воевал с кламкое [каранкавами], если бы по прибытии не захватил их каноэ и не отказал им в каком-нибудь маленьком полезном предмете, который они просили у него взамен за них и другие услуги, готовые ему оказать.
Нет ничего легче, чем завоевать их дружбу: топор, нож, ножницы, булавка, игла, ожерелье или браслет, бокал, вампум или некоторые другие подобные безделушки, которые обычно являются ценой, потому что они страстно любят все виды безделушек и побрякушек, полезных или декоративных. Но поскольку индейцы добровольно отдают то, что у них есть, они не любят, чтобы им отказывали. И хотя каранкава не являются агрессорами, они никогда не забывают в своей мести о гордости и чести. Но не нужно бояться их численности, как бы велика она ни была. Они никогда не осмеливались в открытую напасть на европейцев, вооруженных мушкетами и другим огнестрельным оружием. Их не стоит бояться, кроме неожиданных атак.... Неизменным средством... которое европейцы все еще имеют для завоевания их дружбы ... является участие в войнах, которые они часто ведут против других племён. Они считают себя непобедимыми, когда объединяются с европейцами, распространяя ужас и страх повсюду среди своих врагов с помощью шума от воздействия огнестрельного оружия, которое они никогда не использовали и всегда рассматривали как непостижимое чудо».

Pierre and Jean-Baptiste Talon, “La Salle, the Mississippi, and the Gulf: Three Primary Documents,” in Alan Gallay, ed., Voices of the Old South: Eyewitness Accounts, 1628-1861 (Athens, GA, 1994)

"ИНДЕЙСКОЕ ЧТИВО" в "контакте"