Встреча Николая Кузнецова с Иреной Галенко

Встреча Николая Кузнецова с Иреной Голенко
75-летию Победы советского народа
в Великой Отечественной войне – посвящается

В эти дни преддверия 75-летия славной Победы ко мне обратилась одна хорошо знакомая мне женщина – участница Великой Отечественной войны с вопросом: «Герман Петрович когда-то я читала в газете «Страж Балтики» рассказ о Вашей встрече с женщиной, которая во время войны встречалась с нашим знаменитым разведчиком Героем Советского Союза Николаем Кузнецовым. Я её тоже знала, когда бывала в Бранево».
-Да, это было давно, в год 60-летия нашей Победы.
-Если найдёте, пришлите мне его.
Я нашёл в своём архиве эту статью. Она называлась «На братских могилах – венки памяти». И я решил показать её Вам.
Из тех, кто был в той поездке 19 марта 2005 года в город Бранево на братское кладбище советских воинов, где похоронено 33 тысячи советских солдат сейчас ещё не ушли в мир иной:
Бывший председатель областного комитета ветеранов войны и военной службы генерал-майор запаса Алексей Иванович Безрутченко и я – тогда член областного комитета ветеранов.
К прискорбию скажу, что ушли из жизни:
Первый заместитель Областного комитета ветеранов войны и военной службы, полковник в отставке Василий Акимович Чепрасов
Председатель совета ветеранов Калининградского государственного морского торгового порта, участник взятия Берлина Виктор Петрович Шабров и заместитель председателя калининградского областного Совета ветеранов Михаил Иванович Ольгин.
С нами были генеральный консул Республики Польша в Калининграде Ярослав Чубиньски, генеральный консул Российской Федерации в городе Гданьске Юрий Алексеев,руководители города Бранёво и его жители.

На встрече в мэрии города Бранёво я сидел рядом с женщиной, которую представили нам как партизанку-разведчицу одного партизанского отряда Украины. Её звали Ирена Андреевна Голенко. Она мне рассказала, как  встретилась с Николаем Кузнецовым. Она не знала, что он наш. Потом, только после войны узнала, что это был Герой Советского Союза Николай Кузнецов.

Читайте эту мою статью.
На братских могилах – венки памяти

Недавно исполнилось 60 лет со дня освобождения польского города Бранево, что всего в шести километрах от Мамоново. На эти торжества были приглашены ветераны Великой Отечественной войны из Калининграда
Делегацию возглавил председатель областного комитета ветеранов войны и военной службы генерал-майор запаса Алексей Иванович Безрутченко. В ее состав входили члены областного комитета ветеранов войны и военной службы и члены областного совета ветеранов войны, председатель совета ветеранов Калининградского государственного морского порта Виктор Петрович Шабров. От этого предприятия для поездки делегации в город Бранево был выделен микроавтобус.
Освобождение польского города Бранево от немецко-фашистских захватчиков является одним из этапов Восточно Прусской операции. За этот город шли ожесточенные бои. Сейчас здесь проживают 18 тысяч человек, а на мемориальном кладбище лежат в могилах более 33 тысяч советских воинов. Это одно из самых больших воинских захоронений советских солдат в Польше и Европе.
- Мы помним всех советских воинов, кто освобождал наш город, - сказал на встрече мэр  города. - Сложилась традиция приглашать в этот день ветеранов Великой Отечественной войны из Калининграда и вместе с ними возлагать на этом кладбище венки и цветы. На встрече присутствовали генеральный консул Республики Польша в Калининграде Ярослав Чубиньски, генеральный консул Российской Федерации в городе Гданьске Юрий Алексеев, командир дивизии, расквартированной в городе полковник Збигнев Доманский, командир артиллерийского полка дивизии Барт-конский, российский предприниматель Василий Вареня и участники Великой Отечественной войны, воевавшие в составе Советской армии, и партизаны. Это Владислав Бобровницкий, бывший зенитчик 26-го зенитного полка 2-й армии Войска Польского, Слеган Вишницкий и Ирена Голенко, бывшая партизанка отряда майора Иванова знаменитого партизанского соединения генерала Сабурова.
Поляки хорошо помнят ужасы гитлеровской оккупации и благодарны советским воинам, которые принесли свободу их стране. И все события в год 60-летия Победы они отмечают очень серьезно, со всеми полагающимися почестями. На мероприятии, посвященному освобождению немецкого лагеря смерти Освенцим присутствовали президенты России и Польши.
Генеральный консул Польши в Калининграде Ярослав Чубиньски отметил, что город Бранево - особенный.
- Мы знаем, что есть жертвы той страшной войны, которые погибли, здесь, у нас, - сказал он, - но, к сожалению, они еще не нашли места на наших воинских захоронениях.
Генеральный консул России в городе Гданьске Юрий Алексеев подчеркнул, что кладбище находится в прекрасном состоянии и в этом заслуга не только жителей и молодежи города Бранево, воинов Польской народной армии, но и России - ветеранов, жителей Калининградской области.
Сам обелиск, дорога к нему с известными и неизвестными могилами и вечно цветущими деревьями, расположенными рядами между захоронениями, производят потрясающее впечатление.
И сам ритуал воинских и человеческих почестей: большой воинский оркестр, рота почетного караула, жители города Бранево, школьники, выдвижение к памятнику, звуки гимнов России и Польши, возложение венков и цветов, троекратный салют, прохождение воинов торжественным маршем - все это говорило о благодарности польского народа нам, нашим отцам и дедам, свершившим подвиг во имя человечества.
Проходя мимо могил, на одной из мемориальных плит я увидел имя советского воина Антона Дементьевича Грабовского и цветы, лежавшие на ней. Мне сказали, что это муж сестры нашего ветерана Великой Отечественной Константина Викентьевича Издебского, живущего в Калининграде, которому генеральный консул Республики Польша Ярослав Чубиньски помог найти место, где захоронен его родственник.
На этой встрече мне посчастливилось побеседовать с человеком, который встречался с легендарным советским разведчиком Николаем Ивановичем Кузнецовым.
Это партизанка-разведчица Ирена Андреевна Голенко, которая сейчас проживает в городе Бранево.
Во время войны по заданию командира партизанского отряда она приезжала в город Ровно с подругой Галиной Сакович якобы за солью и частенько останавливалась ночевать у своей другой подруги Валентины Довгер. Валя до войны училась в немецкой гимназии, так как была дочерью латыша, мать у нее - русская. Она очень хорошо знала немецкий язык и работала в рейхскомиссариате у гауляйтера Украины Эрика Коха.
Как-то Ирена с Галиной в очередной раз остановились в доме у Довгер. Под вечер к Валентине пришел немецкий офицер для того, чтобы пригласить в казино.
- В то время, - рассказала мне Ирена Голенко, - мы люто ненавидели немцев, но не знали тогда, что Валя Довгер и этот офицер были связаны между собой. У нее было задание внедриться в окружение Коха, а у него уничтожить гауляйтера. Войдя в дом и увидев нас, офицер поздоровался и начал что-то говорить Вале по-немецки. Был он красив, галантен и, можно сказать, надменен. Мы, чтобы им не мешать, вышли в другую комнату. А утром встали и, выполнив задание, ушли в партизанский отряд. Больше мы уже не встречались с Валентиной, так как она была арестована за связь с этим немецким офицером, который оказался «предателем немецкого народа», и была вывезена в Германию.
О том, что это был наш легендарный разведчик Николай Иванович Кузнецов, Ирена узнала в конце сороковых годов. В Ивано-Франковске, где она проживала, в театре шла постановка по книге командира партизанского отряда Дмитрия Медведева «Это было под Ровно» о войне, партизанах, тех героических событиях. В ней рассказывалось о действиях разведчиков Николая Кузнецова и Валентины Довгер.
-И только на спектакле я поняла, с кем тогда мне пришлось встретиться в доме своей подруги, - сказала мне Ирена Андреевна.
Когда наши войска освободили города Ровно и Киев, их партизанский отряд был расформирован, многие его бойцы влились в ряды Советской армии, а Ирена (в партизанском отряде она вышла замуж за поляка и ждала ребенка) вместе с другими девушками была вызвана в Киев, в штаб партизанского движения, где они были награждены орденами и медалями и потом отправлены по домам. Когда кончилась война, она переехала к мужу в Польшу и осталась жить в небольшом городке Бранево.

Послесловие: Дорогие читатели я всегда очень трепетно отношусь ко всем тем, кто защитил нашу Родину во время Великой Отечественной войны, особенно близки мне хрестоматийные герои: Зоя Космодемьянская, Александр Матросов и Юрий Смирнов.
Юрий Смирнов мой однополчанин, так как я после войны, в 50-х годах служил рядовым в 1-й роте 77 мотострелкового полка, в которой во время войны служил Юрий Смирнов.

Для более широкого понимания о подвиге Героя Советского Союза Николая Кузнецова и связи его с Валентиной Довгер, я дам несколько небольших отрывков из книг командира партизанского отряда Дмитрия Медведева «Это было под Ровно» и Сильные духом», в котором написано, об их встрече с гаулейтером Украины и Восточной Пруссии Эриком Кохом.

Выдержки из книг.

«Валя — была разведчицей партизанского отряда…»
«Вскоре случилось событие, едва не заставившее нас отозвать в отряд Валю Довгер. Николай Иванович, зайдя к ней однажды поутру, застал ее в тревоге.
— Случилось что-нибудь?
— Да. Я получила повестку...
— Кукую?
— Мобилизуют в Германию.
 Голос ее дрогнул.
— Надо возвращаться в отряд,— сказал Кузнецов.
— Спасибо, — вспыхнула Валя. — Вернуться в отряд и потерять квартиру!
— А что поделаешь! — задумчиво произнес  Кузнецов. И тут же предложил: — А что, если попробовать освободиться от мобилизации?
Кузнецов начал действовать:
— Да, да,— сокрушенно бормотал Шмидт.— Вот если бы фрейлейн работала в рейхскомиссариате!
— Разве найдется добрая душа, которая бы мне это устроила!
— Это так трудно сделать. Если бы фрейлейн имела документы...
— Не правда ли,— осведомился Кузнецов,— это может решить один человек, гаулейтер Кох?
— Да, он один,— подтвердил «имперский дрессировщик», И тут же вспомнил о своем земляке.— Адъютант Бабах—мой личный друг. Мы с ним в таких отношениях... Пусть фрейлейн напишет заявление — мы его и подсунем...
— Спасибо вам, Шмидт,— отвечал лейтенант.— Я о вас позабочусь, можете быть спокойны. Я возьму вас к себе в имение. Может быть, вам нужны деньги? —И Кузнецов достал довольно внушительную пачку, ту самую, что накануне привез из отряда Коля Маленький.
Десятого мая Шмидт зашел к Вале и с торжественным видом сообщил ей о приезде Коха и о благоприятных результатах своего разговора с адъютантом.
— Адъютант Бабах передал, чтобы вместе с вами явился и лейтенант Зиберт. Возможно, господин гаулейтер захочет лично убедиться, что за вас ходатайствует немецкий офицер.
Валя с трудом дождалась прихода Николая Ивановича. Едва он появился в дверях, она бросилась к нему и выпалила все, что узнала от Шмидта.
— Та-ак,— протянул Кузнецов.— Ну что ж, приглашают— значит надо идти.
— Если ты настоящий патриот и действительно мечтаешь о подвиге, ты должен убить Коха! — горячо воскликнула Валя.
Вдруг простая, трезвая, четкая мысль заслонила собой видение:
— А если он примет меня одну?
- Если он примет тебя одну...—повторил Кузнецов.— Что же, попробуй,— он достал, пистолет, вынул патроны, щелкнул затвором и протянул.— Попробуй.
Валя долго силилась нажать спусковой крючок и, не осилив, в отчаянии бросила пистолет.
— Не могу. Достань мне другой револьвер! Есть же сие, что мне под силу. Достань, слышишь, — твердила Кузнецову.— Ты подумай, вдруг он примет меня одну!..
Кузнецов дал Вале другой пистолет. Это был «вальтер», второй номер.
……………………………………………………….
В один из тихих солнечных дней середины мая, около четырех часов дня, на главной улице Ровно — «Немецкой»— появился нарядный экипаж, запряженный парой лошадей. Пассажиры его не могли не обратить на себя внимание прохожих: щеголь-офицер, рядом с ним девушка, напротив — рыжий обер-ефрейтор. У ног их в экипаже лежала овчарка. Экипаж свернул с «Немецкой» на «Фридрихштрассе» и направился в самый конец ее. «Фридрихштрассе» была сосредоточением немецких учреждений. В конце улицы помещался рейхскомиссариат. Здесь же, в тупике за высоким забором с колючей проволокой поверху, находилась резиденция имперского комиссара Эриха Коха; По тротуару взад и вперед прохаживались вооруженные автоматами эсэсовцы.
На Кузнецове был новый китель, сшитый в генеральской мастерской, на плечах сверкали серебром погоны. К карману кителя был приколот значок члена национал-социалистской партии и рядом — два железных креста, Тут же красовались ленточки, указывавшие, что лейтенант дважды ранен в боях. Парадный китель, начищенные до блеска сапоги выдавали в нем одного из тех блестящих офицеров, которые давно уже не были на фронте и предпочитали «воевать», не выходя из казино, что на «Немецкой» улице.
………………………………………………………………….
Овчарка, та самая, что чуяла партизан за километр, мирно дремала у ног «имперского дрессировщика». Он вез ее в резиденцию гаулейтера, чтобы сдать начальнику псарни
Когда экипаж подъехал к воротам резиденции, дрессировщик первым соскочил на тротуар.
— Пройдемте в вахтциммер,— предложил он Кузнецову.— Фрейлейн подождет нас здесь.
В комнате охраны он спросил через окошко:
— Пропуска для лейтенанта Зиберта и фрейлейн Довгер готовы?
Эсэсовец, лично знавший дрессировщика, подал оба заранее заготовленные пропуска, даже не спросив документов.
Дворец Коха находился в глубине огромного парка, Дубы, липы, клены бросали большие тени на аллеи и газоны, покрытые мягкой зеленью. Несколько садовников возились над клумбами. В стороне от главной аллеи возвышался холм, где среди зелени и кустов сирени Стояли удобные скамейки,— здесь, очевидно, наместник отдыхал в знойные дни. Справа на солнцепеке находился большой бассейн — здесь, очевидно, наместник купался.
……………………………………………………………
Сколько раз разрабатывали мы планы налета на дворец наместника и не выполняли их, потому что были уверены: все до одного погибнем, а до Коха все же не доберемся.
Прошу вас пройти к адъютанту, а я пойду сдавать собаку,— сказал Шмидт, указав Кузнецову на парадный подъезд.
На минуту Кузнецов с Валей остались вдвоем.
— Пауль,—тихо позвала Валя, не решаясь назвать его- настоящим именем.
— Что ты хочешь сказать, моя дорогая! — весело улыбнулся Кузнецов. Непонятным было, всерьез он назвал ее так или продолжает игру. Вдруг он склонился к ней и шепнул в самое ухо: — Как только ты выйдешь, от Коха, ни минуты не жди: скорее на улицу, садись экипаж, в городе встретишь Струтинского и с ним — отряд. Немедленно.
…………………………………………………………….
— Я доложу о вашем приходе,— сказал Бабах и скрылся за дверью. Маленький юркий армейский офицерик конфиденциально спросил у Кузнецова, кивнув на Валю:
— Ваша?
— Моя,— сказал Зиберт, смерив взглядом армейца.
— Говорят, гаулейтер сегодня в хорошем расположении духа,— как бы извиняясь за свой неуместный вопрос, сказал офицер.— Мы ждем его уже больше часа.
Приоткрылась тяжелая дверь. В приемной появился адъютант.
— Вас готовы принять,— произнес он, глядя в Валю.
Остановил поднявшегося с места Кузнецова;
— Только фрейлейн.
Кузнецов смешался. Он не ожидал, что вызовут не его, а Валю. Овладев собой, он сел в кресло и обратился к офицерику с первой же пришедшей на ум, ничего не значащей фразой.
...Валя сделала лишь шаг вперед, а кабинете Коха как к ней в два прыжка подскочила огромная овчарка, Валя вздрогнула.
Раздался громкий окрик:
— На место! — и собака отошла прочь.
В глубине, под портретом Гитлера, за массивным столом, развалившись в кресле восседал упитанный холеный немец с усиками под Гитлера, с длинными рыжими ресницами. Поодаль от него стояло трое гестаповцев в черной униформе.
Кох молча показал ей на стул в середине комнаты. Едва Валя подошла к стулу, один из гестаповцев встал между ней и Кохом, другой занял место за спинкой стула. Третий находился у стены, позади Коха, немного правее гаулейтера. На фоне черного драпри, скрадывавшего одежду гестаповца, весь в блестящих пуговицах, пряжках и значках, он казался зловещим. Валя заметила, как шевельнулось драпри, и в ту же секунду увидела высунувшуюся из складок тяжелой ткани оскаленную морду овчарки.
— Почему вы не хотите ехать в Германию? — услышала Валя голос Коха. Он сидел, уставясь в листок бумаги, в котором она узнала свое заявление. Валя немного  замялась и замедлила с ответом.
— Почему вы не хотите ехать в Германию? — повторил Кох, поднимая на девушку глаза.— Вы, девушка немецкой крови, были бы полезны в фатерланде.
—Моя мама серьезно больна,— тихо произнесла Валя, стараясь говорить как можно убедительнее, стараясь говорить как можно убедительнее.—
Где вы познакомились с офицером Зибертом? — спросил Кох, смотря на нее в упор.
— Познакомилась случайно, в поезде... Потом он заезжал к нам по дороге с фронта...
— А есть у вас документы, что ваши предки — выходцы из Германии?
— Документы были у отца. Они пропали, когда он был убит.
Кох стал любезнее. Разговаривая то на немецком, то на польском языке, которым он владел в совершенстве, он расспрашивал девушку о настроениях в городе, интересовался, с кем еще из немецких офицеров она знакома. Когда в числе знакомых она назвала не только сотрудников рейхскомиссариата, но и гестаповцев, в том числе фон Ортеля, Кох был удовлетворен.
— Хорошо, ступайте. Пусть зайдет ко мне лейтенант Зиберт.
Вместе с адъютантом Валя вышла в приемную.
Под взглядами сидевших там офицеров она не могла ни словом обмолвиться с Кузнецовым, чтобы не  выдать себя. А Вале так хотелось сказать обо всем, что она видела в кабинете. Кузнецов заметил что-то похожее на сомнение в ее взгляде. Он поднял голову, как бы говоря: «Ничего, все будет так, как надо», а во взгляде его была просьба: «Уходи!..» Валя подождала, пока он скрылся за массивной дверью, и, приняв скучающую позу, села в кресло, недалеко от дремавшего генерала. Она чувствовала себя в эту минуту так, точно вошла на костер.
— Хайль Гитлер! — переступив порог кабинета и выбрасывая руку вперед, возгласил Кузнецов.
— Хайль! — лениво раздалось за столом.— Можете сесть. Я не одобряю вашего выбора, лейтенант! Если все наши офицеры будут брать под защиту девушку из побежденных народов, кто же тогда будет работать в нашей промышленности?
— Фрейлейн — арийской крови,— почтительно возразил Кузнецов.
-Вы уверены?
— Я знал ее отца. Бедняга пал жертвой бандитов
Пристальный ощупывающий взгляд гаулейтера упал на железные кресты офицера, на круглый знак со свастикой.
— Вы член национал-социалистской партии?
— Так точно, герр гаулейтер.
— Где получили кресты?
— Первый во Франции, второй на Остфронте.
— Что делаете сейчас?
— После ранения временно работаю по снабжению своего участка фронта.
— Где ваша часть?
— Под Курском.
— Под Курском?
Ощупывающий взгляд Коха встретился со взглядом Кузнецова.
— И вы — лейтенант, фронтовик, национал-социалист — собираетесь жениться на девушке сомнительного происхождения?
-Мы помолвлены,— изображая смущение, признался Кузнецов.— И я должен получить отпуск и собираюсь с невестой к моим родителям, просить их благословения.
— Где вы родились?
— В Кенигсберге. У отца родовое поместье... Я единственный сын.
— После войны намерены вернуться к себе?
— Нет, я намерен остаться в России.
— Вам нравится эта страна? — в словах Коха послышалось что-то похожее на иронию.
— Мой долг — делать все, чтобы она нравилась нам всем, герр гаулейтер! — твердо и четко, выражая крайнее убеждение в справедливости того, о чем он говорит, сказал Кузнецов.
— Достойный ответ! — одобрительно заметил гаулейтер и подвинул к себе лежавшее перед ним заявление Вали.
В это мгновение Кузнецов впервые с такой остротой физически ощутил лежавший в правом кармане брюк взведенный «вальтер». Рука медленно соскользнула вниз. Он поднял глаза и увидел оскаленную пасть овчарки, увидел настороженных гестаповцев. Казалось, все взгляды скрестились на этой руке, ползшей к карману и здесь застывшей.
Нет, стрелять — никакой возможности. Не дадут даже опустить руку в карман, не то, что выдернуть ее с пистолетом. При малейшем движении гестаповцы готовы броситься вперед, а тот, кто стоит за спинкой стула, наклоняется всем корпусом так, что где-то у самого уха слышно его дыхание, — наклоняется, готовый в любое мгновение перехватить руку...
— Ничего тонкого. Все весьма просто. Некоторые чрезвычайно наивно представляют себе германизацию. Они думают, что нам нужны русские, украинцы и поляки, которых мы заставили бы говорить по-немецки. Но нам не нужны ни русские, ни украинцы, ни поляки.
 Нам нужны плодородные земли.— Голос его берет все более и более высокие ноты.— Мы будем германизировать землю, а не людей! — изрекает Кох.— Здесь будут жить немцы!
Он переводит дух, внимательно смотрит на лейтенанта.
— Однако, я вижу, вы не сильны в политике.
— Я солдат и в политике не разбираюсь, — скромно ответил Кузнецов,
— В таком случае бросьте путаться с девушками, возвращайтесь поскорее к себе в часть. Имейте в виду, что именно на вашем курском участке фюрер готовит сюрприз большевикам. Разумеется, об этом не следует болтать.
— Можете быть спокойны, repp гаулейтер!
— Как настроены ваши товарищи на фронте?
— О, все полны решимости! — бойко отвечает лейтенант, глядя в глаза гаулейтеру.
— Многих испугали недавние события?
— Сталинград? — Лейтенант умолкает, то ли собираясь с мыслями, то ли затем, чтобы набрать дыхание и одним духом выпалить то, что он думает: — Он укрепил наш дух!
Гаулейтер явно удовлетворен столь оптимистическим ответом. Он еще раз любопытным взглядом окидывает офицера и, наконец, принимается за заявление его недруги. Он пишет резолюцию.
...А Валя в это время, казавшееся ей бесконечным, продолжала сидеть в приемной, не отрывая глаз от тяжелой двери, напряженно вслушиваясь в каждый звук, каждую секунду ожидая выстрела. «Вот сейчас...— думалось ей.— Вот сейчас...» Нет, она не могла, не хотела покинуть приемную гаулейтера, как на этом настаивал Кузнецов. Пусть она здесь не нужна, пусть это — безрассудство, за которое она поплатится жизнью,— она не могла оставить его одного. Но почему он не стреляет? Чего он медлит?
Она отчетливо представила себе, что произойдет тотчас после этого выстрела. Вот этот юркий офицерик,  который пристает к ней с игривыми разговорами,— он,  конечно, первый схватит ее, он сидит к ней ближе всех, - адъютант — тот бросится в кабинет. А что, если Кузнецов перебьет охрану?.. «Овчарка! — вспомнила Валя.— Овчарка не даст!..»
Офицерик что-то говорит и говорит не унимаясь, на должна отвечать. «Да, есть подруги,— как в бреду, произносит она, механически повторяя его же слова и механически улыбаясь.— Да, хорошенькие. Да, она познакомит. Да, она организует...»
Этот самый офицерик скрутит ей руки, швырнет ее гестаповцу, черному, с блестящими пуговицами. Ее будут пытать. «Гвоздь!» — вспомнила она. «Берется обыкновенный гвоздь». Ледяные глаза фон Ортеля кольнули. Она зажмурилась от боли. Теперь ей казалось, что это офицерик смотрит на нее ледяными, колючими главами. Она обратила взгляд на дверь. Почему он не стреляет? Чего он медлит?
—Да он, однако, задерживается, ваш друг,— проговорил офицерик.
Тучный генерал, продолжающий скучать в кресле, глянул на часы.
Вале показалось, что он, этот генерал, чем-то похож на Коха. Она ясно представила себе холеное, с аккуратными усиками лицо гаулейтера. Она вспомнила. «Я выжму из этой страны все, чтобы обеспечить вас и ваши семьи». «Почему он медлит?» — снова подумала Валя.
Она ждала этого выстрела так, словно он обещал ей и Кузнецову не пытки, не смерть, а радость и облегчение. «Скорей! — мысленно торопила она Кузнецова.— Скорей!»
Открылась тяжелая дверь, и Кузнецов вышел из кабинета. Он был до обидного спокоен и улыбался.
—Ну? — промолвил он, подойдя к ней и беря за локоть.
В руке он держал листок бумаги — ее заявление. Их уже окружали вскочившие с мест офицеры.
-Что вам написал гаулейтер?
— «Оставить в Ровно, — прочитал Бабах, — предоставить работу в рейхскомиссариате».
— О, поздравляю фрейлейн, поздравляю вас, лейтенант! Офицеры зашумели.
— Да, дружище, тебе повезло!
— Говорят, вы его земляк?
В эту минуту Валя почувствовала, что падает. Кузнецов бережно поддержал ее, взял под руку
— Что с тобой, милая?
— Это у фрейлейн от волнения,— сказал Бабич, - фрейлейн боялась, что ее пошлют на работы. Гаулейтер не мог отказать фронтовику! Прошу вас!— И он протянул Зиберту несколько пачек сигарет.
— Благодарю, спасибо! — ответил тот.
Это были отличные сигареты. Вероятно, такие же  курил сам гаулейтер.