Гиады

Пятеро у костра, склонившие головы, безмолвны. Огонь бежит, играя промерзшими ветвями, дымится, опускается к земле; они сидят без движения, боясь выдать себя, разрушить тонкий покров защиты от чужих взглядов.
Скорбь теперь говорит громче слов. Многие часы в слезах, молитвах, переплетении рук, - и кажется, будто все позади, растворится в вечности, исчезнет из памяти, уйдет в темноту.
Ветер раздувает листья, соединяя их в один непрерывный, тихий шум где-то вдалеке.
Так звучит сердце раненого божества.

Запах миндального дерева следует за тобой повсюду, откликаясь Стеклянной империей; он запутался в твоих волосах, пропитал морщины и неровности земли, ожившей под твоими ногами, забрался в само твое создание. Запах, который так отчаянно пытаются удержать слои чужих духов; то запах призрачной женщины на крыше, запах диких лесов, исписанной бумаги, красного света и свободы.

Ты всего в шаге от дома, странствующего изгоем по страницам твоей памяти. Почему же ты говоришь, что ни о чем не сожалеешь, хотя на деле до одури боишься вновь пересечь порог каменного дремлющего старика?


Над твоей головой - пустое небо без звезд, и ночь влюблена в тебя. Смотри, как я держу ее спокойное дыхание в своих руках: маленькая растерянная птичка в моих сложенных ладонях озирается по сторонам, заставляя меня улыбаться; а ты все не можешь оторвать от меня взгляда, чувствуя, как воспоминания поднимаются наверх, к тебе, словно первый снег взмывает ввысь, почувствовав душное дыхание еще зеленеющей травы.

Высокий, разбитый временем колодец вновь зовет тебя, манит к себе своей пронзающей прохладой, требует отыскать сокровище, скрытое в глубине; и ты послушно идешь к нему навстречу в надежде обрести утраченное тепло.
Но если свет, что в нем, - тьма, то какова же тогда тьма?

Синие мягкие лепестки, покачиваясь, плавают на поверхности колодца. То твоя бесконечная скорбь, твое наказание, твоя жертва - и - расплата за нее.
Ты уходишь в воду с головой, а в ушах отдается молотом скрип поездов.

Мои руки подхватывают тебя, тянут к поверхности, в объятия ночи. Пускай же мертвые погребают своих мертвецов, но тебе не стать лишь проклятым одиноким надгробием в моем разуме.

Твоя мокрая одежда пристает к телу, а ты наконец находишь в себе силы открыть глаза.
Продрогшая и испуганная, ты обнаруживаешь себя на пороге дома, дышащего теплом и любовью. И - тебе все еще можно зайти.

Гиады, пять дочерей Атланта, оставляют свое пристанище, свой костер. Они взбираются наверх по незримой лестнице, минуя город, дым и синие цветы, что пахнут медом; они задумчиво наблюдают за спящей землей, в волнении перебирая золотые кувшины пальцами. В кувшинах тех - звезды, и юные Гиады вытряхивают их на небеса, освобождая своих братьев и сестер, усыпают небеса тысячами маленьких сияющих огоньков.

Звездная ночь говорит с тобой, свидетелем сотворенного чуда.
Прошу, не покидай мой дом.