Былинные богатыри-мифы и правда т. 1

Введение
Есть в истории Древней   Руси (Киевской Руси) одна особая страница о которой мы в основном судим только по дошедшим до нас древнерусским летописям. И хотя в своем теперешним окончательном виде она обрела письменною форму, но в отличии от летописей и иных исторических древнерусских документов, дошедших до нашего представлена, ранее существовала только   в устной форме в виде так называемых «старорусских (старокиевских) былин».
Что же касается определения понятия «былина (старина)» то оно согласно современному толкованию есть древнерусская или московская «народная эпическая песня» о героических событиях или примечательных эпизодах национальной пока еще не общероссийской, а только «московской» версии истории XI—XVI веков.
Былины, как правило, были написаны «тоническим стихом» с двумя-четырьмя ударениями.
Но вот, что тут интересно! И, что по сути являет собой первую нашу «сенсацию», так, что-то обстоятельство, что никто в Древней (Киевской) Руси никаких «былин» не знал!  Ибо впервые термин «былины» впервые был введён российским литератором Иваном Сахаровым в сборнике «Песни русского народа» только в 1839 году!  Так же благодаря этой публикации «образованная часть тогдашнего российского общества» впервые и с удивлением узнала о существовании «русских богатырей» и их сложных взаимоотношениях с киевским князем Владимиром!
Этот же Иван Сахаров предложил, исходя из выражения «по былинам» в «Слове о полку Игореве», считать, что это значило «согласно фактам» т.е. он прямо настаивал, что вся та информация, что содержится в былинах была основана на конкретных исторических событиях и, что в былинах зафиксированы точные факты о том или ином событии! которые почему-то небыли зафиксированы должным образом в дошедших до нас древнерусских летописях!
Ну, а раз у нас есть первый герой повествования, и даже можно сказать «отец-основатель» -«былинного жанра» в «русской народной поэзии» то его и нужно должным образом представить современному читателю: И. Сахаров родился в семье священника. https://ru.wikipedia.org/wiki/Сахаров,_Иван_Петрович
Окончил Тульскую духовную семинарию (1830).
В 1835 году окончил медицинский факультет Императорского Московского университета! Но как это часто бывает с «разночинцами» тем более с бывшими «поповичами» он вскоре врачебную практику оставил, ибо в этом же году уже начал печататься, т.е. стал одним из российских литераторов.
Первыми его работами были статьи по археологии и этнографии. Он начал собирать песни, обряды и предания.
В 1836 году он издал «Сказания русского народа о семейной жизни своих предков», в трёх томах. Затем — «Путешествие русских людей в чужие земли» (1837), пятитомник песен русского народа (1838—1839), «Писатели Тульской губернии» (1838), «Русские народные сказки» (1841) и другие работы.
Однако такая бурная литературная деятельность «врача И. Сахарова» очевидно вызвала конкуренцию у других «российских поэтов» и прочих тогдашних «знатоков истории», в связи с чем в 1854 году известнейший и наверно самый популярный   тогда в Российской империи поет Аполлон Григорьев! резко и публично осудил его за допущенное при издании песен нарушение их ритмико-мелодического и лексического строя и приравнял к тем издателям, которые искажали фольклор!
Ну, а вот далее дела к И. Сахарова пошли еще хуже. Ведь после появления новых капитальных фольклорных сборников А. Н. Афанасьева, В. И. Даля, П. В. Киреевского, П. Н. Рыбникова, А. Ф. Гильфердинга интерес к публикациям Сахарова значительно ослаб.
Конец жизни он провёл в небольшом имении Заречье Рютинской волости Валдайского уезда. Скончался 24 августа (5 сентября) 1863.
 Похоронен на кладбище у Успенской церкви села Рютина (в настоящее время Бологовский район Тверской области).
Деревня Рютино и теперь еще существует в Бологовском районе Тверской области. Расположена на реке Березайке при впадении её в озеро Пирос, в 28 км к северу от районного центра Бологое.
Однако недолго наверно ей осталось. Ведь население по переписи 2002 года — 132 человека, 56 мужчин, 76 женщин.  В деревне ещё имеется остатки Церковь Успения Пресвятой Богородицы, 1809 год. где на заброшенном церковном кладбище, в безвестной и разграбленной местными мародерами во времена СССР могиле и покоится его прах (29.08.1807-24.08.1863), родоначальник русской фольклористики! http://sobory.ru/photo/124797
Печальная картина как для «бурной деятельности РПЦ МП» в России по храмостроительству! И так, и хочется, глядя на эти фото печально сказать: «Иваны, не помнящие ни своей истории, ни культуры…»
Но возвращаемся в русло нашего повествования и тут я должен сказать, что уже давно в России у ряда компетентных историков возникли «сомнения» в достоверности работ И. Сахарова
И тут надо отметить, что еще задолго до появления трудов И. Сахарова в Российской империи в среде образованного российского дворянства с большим недоверием и сепсисом отнеслись к появлению такого поэтическое жанра как «народные былины»
По этому вопросу имеется и публикация современного нам автора Прозорова Л.Р. –«Волхвы войны. Правда о русских богатырях» https://www.litmir.me/br/?b=247233&p=4 (или и я из нее приведу некоторые большие отрывки.:
«Образованному российскому обществу и впрямь пришлось открывать эпос собственного народа, как какую-то неведомую страну!
Впрочем, во времена возникновения исторической науки эта страна и интереса-то особого не вызывала. И Татищев, и издатель «Слова о полку Игореве» упоминали былину лишь в примечаниях, комментариях, а Карамзин затрагивает их вскользь, в нескольких словах. Уж такое это было время, читатель.
 Время, когда царица Екатерина всерьез рассматривала архитектурные проекты Баженова, предусматривавшие разрушение части кремлевских стен, и молодой Карамзин с восторгом писал об этих планах в своем дневнике, а митрополит Филарет недрогнувшей рукою подписывал распоряжение о сносе древнейшего храма Москвы.
Век классицизма и ампира с их идолопоклонническим преклонением перед «правильными» формами античности, век «Разума» и идей «Просвещения», овладевших напудренными головами. Национальный эпос с этих позиций представлялся осколком дикости и суеверий и не мог иметь никакой научной ценности.
Уж, казалось бы, минули конец XVIII – начало XIX столетий, когда благостные бредни просветителей заскрежетали ножами гильотин, когда напудренные головы покатились – во имя Разума, естественно! – с эшафотов.
Когда «светоч Прогресса» обернулся заревом пылающей Москвы, а в русский язык вошло словцо «шаромыжник», обозначавшее перемазанного в крови и саже поджигателя и мародера, славного сына революционной Франции – казалось бы, пора было и протрезветь!
 Но нет – мысли радетелей прогресса и просвещения косны и неповоротливы, почитатели «Разума» менее всего склонны считаться с реальностью. Еще в 1815 году престарелый Державин – тот самый Гаврила Державин! – охарактеризовал первое издание русских былин в сборнике Кирши Данилова, как «нелепицу, варварство и грубое неуважение» к вкусам «чистой публики».
Известный в то время фольклорист князь Н.А. Церетелев презрительно припечатал былины: «грубый вкус и невежество – характеристика сих повестей». Все тот же Карамзин – и снова в примечаниях, как бы в людской, чтоб не омрачать слуха благородной публики в «чистых» комнатах, – посмертно отчитал Михайлу Васильевича Ломоносова, вздумавшего провести параллели между эллинскими мифами и – «какой моветон!» – русскими сказками.
Дворянин, потомок крещеных золотоордынских мурз, цедил через губу этому неотесанному мужлану, нордическому великану из Холмогор – мол, Баба Яга и Морской Царь это мужицкие, простонародные басни, не могущие, конечно, и сравниться с мифологией эллинов и не представляющие никакого интереса.
Сравнить леших с фавнами, нимф – с русалками?! Как можно-с?!
Уж не хотел ли господин Ломоносов сказать, что приемные и парки дворянства российского украшены изображениями тех же существ, про которых врут Ваньки и маньяки в людских?!Фи!!
Прошло полтора столетия.
Уже давно стали аксиомой общие индоевропейские истоки славянского язычества и эллинской мифологии.
Уже давно выяснены мифологические корни образов Бабы Яги и Морского Царя. Уже давно «низшая мифология» с ее лешими, домовыми и русалками – предмет пристальнейшего изучения этнографов и мифологов.
Но до сих пор в чести у историков напудренный сентиментальный ордынец, а на прозревавшего, как обычно, через века вперед, Русского Гения многие историки смотрят с презрительной гримасой дорогой французской левретки, унюхавшей лапотный дух.
Упоминавшийся выше Василий Левшин принужден был изуродовать свои «Русские сказки» «рациональными» толкованиями в духе века, превращая, скажем, огненную реку в… ряд зеркал на пружинах. Иначе «чистая публика» просто не стала бы читать…, впрочем, и тогда он не решился «опозорить» свою дворянскую фамилию, разместив ее на титульном листе книги, написанной по мотивам русских былин.
В этом Василий Алексеевич оказался весьма предусмотрителен – стоит только вспомнить, сколько пришлось претерпеть его гениальному эпигону, Александру Сергеевичу Пушкину, за написанную по мотивам левшинских «Сказок» поэму «Руслан и Людмила».
 Специалист по народной поэзии (!) А.Г. Глаголев язвил в адрес поэмы: «Кто спорит, что отечественное хвалить похвально; но можно ли согласиться, что все выдуманное киршами даниловыми хорошо и может быть достойно подражания?»
 Некий критик, укрывшись под псевдонимом «Житель Бутырской слободы», негодовал на поэта: «Позвольте спросить, если бы в Московское благородное собрание как-нибудь втерся (предполагаю невозможное возможным) гость с бородой, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом: «Здорово, ребята! «Неужели бы стали таким проказником любоваться?!»
….«Положение несколько изменилось при следующем царе.
И можно сколько угодно бранить «Николая Палкина», «жандарма Европы», но именно при этом государе царе, начавшем правление с вразумления очередных просвещенцев картечью и виселицами, Чаадаев, попытавшийся, видать, по старой привычке, разом охаять русскую историю и русский народ, к своему несказанному удивлению, приземлился в лечебнице для умалишенных, по-нынешнему говоря – в психушке.
А для нас важно, что именно в правление Николая (Первого)Павловича, в 1830-е годы начался целенаправленный поиск былин – тех самых диких и грубых «сказок» неотесанного русского мужичья.
И тогда же вошло в научный обиход слово «былина». До сих пор можно прочесть – иной раз как «твердо доказанное» – мнение, высказанное Всеволодом Миллером в 1895 году, что слово это по происхождению ненародное. Якобы Илья Петрович Сахаров, страстный собиратель русского фольклора, взял его из «Слова о полку Игореве» и превратил в обозначение богатырских песен-преданий.
Но ведь Миллеру почти сразу возразил А.С. Архангельский, сам собиратель былин. Он указал, что в тридцатых-сороковых годах девятнадцатого века слово «былина» уже было в ходу у крестьян Вологодской губернии (с ударением на последний слог – «былина») и именно в значении песни про богатырей, и в Архангельской и Олонецкой губерниях оно обозначало то же («положи-тко полтину, я и спою былину»). Полвека спустя, в 1953 году, в поддержку Архангельского высказался П.Д. Ухов, сославшись на сибирские записи собирателей фольклора середины XIX века («былина – слово сибирское»)
Современные советские и российские фольклористы (А. Л. Топорков и др.) тоже прямо называют Сахарова «подельщиком» и сочинителем «собственных сказок в слащавой псевдонародной манере»!
И это по сути вторая сенсация! Поскольку очевидно мы тут сталкиваемся с еще одним достоверно доказанным фактом! фальсификации «священной русской истории»!
И тем не менее, мы с вами уважаемый читатель не будем спешить с выводами критиков И. Сахарова, а попытаемся провести свое, новое историческое расследование, чтобы наконец точно разобраться в жизнеописаниях все известных древнерусских богатырях и примкнувших к ним: других персонажей: воине Василии Буслаеве, новгородском «купце Садко» и двух древнерусских женщин: Настасье Микуличне и Василисе Микулишны.
Два последних персонажа в нашу историю попали не просто так!
Эти две «героини» были если прямо доверять сведения «былин» покруче всех древнерусских богатырей и у меня сложилось даже личное впечатление, что, если кого и боялись русские «богатыри» так только гнева этих женщин.
Далее я руководствуясь «Книгой о Киевских богатырях» изданной еще в 1878 г. в Санкт-Петербурге где приведены 24 древнерусских былины составил общий список наших будущих героев: общий список-реестр) древнерусских богатырей и иных былинных героев и их непримиримых противников:
1. Вольга Всеславьевич
2. Дунай Иванович (сват князя Владимира-Настасья королевична)
3. Алеша Попович
4. Добриня Никитич и Настасья Микулична
5. Ставер Годинович и Василиса Микулишна
6. Соловей Будимирович
7. Илья Муромец (исцеление, Соловей разбойник, Идолище, Сокольник, , Калин царь сора с князем Владимиром,
8. Микула Селянинович
9. Святогор
10. Чурила Пленкович
11. Дюк Степанович
12. Михайло Потык
И теперь имея перед собой особый богатырский «взвод» в составе 12 богатырей мы можем и приступить конкретно к изучению биографий каждого из них.
Причем я как автор этой книги не буду заново переписывать их биографии.
Они будут показаны вам уважаемый читатель методом сравнения этих биографий, подготовленными др. авторами.
А далее мы с вами самостоятельно обработав в своем уме имеющуюся у нас информацию (в которой приставлены различные точки зрения), далее уже самостоятельно определимся в вопросы о том можно ли считать вышеприведенных «богатырей», во-первых, «русскими богатырями», а во-вторых «богатырями» вообще?
Ну и заодно попытаемся выяснить были ли у вышеназванных «русских богатырей» реальные исторические прототипы живых людей?
В ходе чего мы попытаемся выяснить и выделить все реальные факты из их «былинных биографий» и понять почему именно они по своим «подвигам» попали в древнерусскую историю, а из которой их уже «власть имущие» в целях пропаганды своего «величия» и «древности своих родов» плавно переместили в древнюю часть истории Российской империи. После «краха империи» в 1917 г. «русские богатыри» как в основном «выходцы из рабочих и крестьян»- «благополучно пережили» период безбожного СССР и после августа 1991 г.  уде в РФ они были вновь востребованы для решения задач, стоящих перед Россией в политической пропаганде! 
И тот тоже все бы казалось пристойно, но нет достоверного ответа на вопрос:
 «А достойны ли «русские богатыри» того «священного культа почитания», что им отвели в современной России?»
Или тут опять имеет место фальсификация российской истории.?
Но, вначале я предложу читателю еще немного нужной для правильного понимания излагаемой информации немного и   теоретической базы по изучаемом нами предмете!
К примерно! А знаете ли вы правильное определения понятие «богатырь»?
Я думаю, что нет. Ибо древнерусский богатырь то не тот тип современного героя, представленный скажем российским боксером Н.С. Валуевым. https://www.gazeta.ru/sport/photo/nikolai-valuev-bday.shtml
Древнерусские богатыри не отличались ни той статью ни той мышечной силой что нам в свое время продемонстрировав Н. Валуев заслуживший среди болельщиков и др. проф. боксеров прозвище «Каменная башка». Они были помельче в физическом и действовали в своих боях и походах больше умом или военной хитростью, чем размахивая одной дубиной…
Ведь «Богатыри» — герои былин и сказаний, хотя среди своих современников и отличающиеся большой силой, но зачастую они и совершающие «подвиги религиозного» или «патриотического характера», чего за тем же Н. Валуевым замечено после ухода им из большого спорта не было.
Но на это у Н. Валуева есть и много веских причин.
 Ведь не все знают, что он давно страдает от доброкачественной опухоли мозга, следствием которой является развывшаяся акромегалия.
 Каждый месяц он проходит необходимую терапию. Диагноз акромегалия был поставлен Валуеву после медицинского обследования, которое он прошёл в 2009 году из-за последствий проигранного боя 7 ноября 2009 года против британца Дэвида Хэя.
Операция прошла в Германии и продолжалась около пяти часов. Вторая операция прошла через несколько лет в Национальном медицинском исследовательском центре имени В. А. Алмазова в Санкт-Петербурге, однако хирург также не смог до конца убрать опухоль, так как в этом месте находятся важные сосуды головного мозга.
 В 2010 году опухоль вынудила его покинуть спорт. В октябре 2010 года проводил операцию на левом плече в мюнхенской клинике. После этого оставалась ещё правая кисть, нуждающаяся в оперативном вмешательстве…
В общем мы пожелаем современному «русскому богатырю» Н. Валуеву выздоровления и долгих лет жизни, а сами вернемся в русло повествования о древнерусских (старо киевских) богатырях, ибо в разного рода исторических записях и летописях сохранились указания на то, что некоторые события, перешедшие в былины, действительно имели место в подлинной истории. И вышеуказанные мною «Богатыри» иногда действительно стояли на страже Руси, обычно на передовых пограничных заставах, выполняя   одновременно роли пограничников и военных разведчиков.
Так же мы должны учитывать еще и то обстоятельство, что долгое время былины (старины) передавались в устной форме, что естественно влекло может и неумышленно, но искажение исторических фактов и только когда ими заинтересовались пока ими не заинтересовались российские учёные, филологи и фольклористы они обрели письменные формы.
Так же читатель должен помнить, что войска Древней Руси составляли дружинники! Но среди этих дружинников обычных людей (наемных воинов из числа варягов и княжеских слуг) была и своего рода первая древнерусская гвардия! — «храбры», «витязи», «богатыри», — военная элита русских земель и княжеств, тяжеловооруженные конники и пехотинцы!
 Они же в мирные времена в Киевской Руси могли использоваться князьями в чьи дружины они входили и при решении насущных административно-экономических задач — как судьи, управленцы, сборщики податей, послы и т. п.
Само же слово «богатырь» (иногда богатоуръ) — имеет восточное происхождения.
Согласно Л. Н. Гумилёву, багадур — слово монгольского происхождения, вошедшее в тюркский в VI в.
Многие западные исследователи также поддерживают монголо-тюркскую версию происхождения.
 В источниках известны разные версии написания: bahadar, bahadir, bahadur, batur, batyr, bator. Имеется и иранская этимология этого слова.
Данный термин заимствован не только в древнерусский, но и в другие языки: польский, персидский, венгерский.
Некоторые этимологи считают, что схожие слова в неродственных языках возникли независимо, и могут считать их источником русского слова.
А вот теперь и наша третья по счету сенсация!
Согласно современным данным впервые богатырями в русских летописях названы воеводы (темники) монгольского царя Чингиза Субудай и Джэбе в Ипатьевской летописи.
Само слово «богатырь» появляется в первый раз в книге Сарницкого, изданной без обозначения места в 1585 году «Descriptio veteris et novae Poloniae cum divisione ejusdem veteri et nova», где говорится: «Rossi… de heroibus suis, quos Bohatiros id est semideos vocant, aliis persuadere conantur».
Слово же «витязь» которое тоже широко используется в военной истории России — германского происхождения, от *v;king-, которое дало в том числе др.-сканд. v;kingr, заимствованное первоначально в западнославянские языки (ср. чеш. v;t;z, в.-луж. wi;az «герой»). По мнению некоторых учёных, слово может происходить от глагола витать или общеславянского vitь «добыча».
В русских же источниках слово «витязь» встречается единожды в Переяславской летописи, после чего не появляется до XVI века.
А вот собственно в самой Древней Руси для обозначения элитного воителя и дружинника вместо позднейшего заимствования «богатырь» повсеместно употреблялось слово «храбр»!
 Жаль, что этого не знал или знал, но не захотел принять наш вышеназванный Иван Сахаров, первым в России «породивший» или вывивший из «тьмы истории» собственно и всех вышеперечисленных нам киевских богатырей и их соперников
Читая дошедшие до нас «Былины», мы видим, что их составители показывают нам «богатырей» как совокупность воинских доблестей и добрый, честный нрав!
Но недостаточно одних физических доблестей, надо ещё, чтобы вся деятельность богатыря имела религиозно-патриотический характер
Вообще «русский народ» идеализирует своих богатырей, и если он гиперболически представляет их физические качества: силу, ловкость, тяжёлую походку, оглушительный голос, продолжительный сон, то всё-таки в них нет той зверской обжорливости других являющихся в былинах чудовищных великанов, не принадлежащих к разряду богатырей.
Но все это «построение» трезвомыслящему современному исследователю, увы уже видится как «искусственно» картина древнерусской истории.
К тому же из-за желания «возвеличить» русских богатырей   российские летописцы, былинные сказители и прочите литераторы, но при этом составители проявили в своем старании   крайнюю небрежность! Ибо если взять и спокойно и вдумчиво прочитать 2-3 былины про трех богатырей Муромца, Добрыню и особенно Алешу Поповича! то мы сразу видим, что увы эти «Древнерусские БОГАТЫРИ» выглядят даже в отретушированных и исправленных проф. литераторами текстах «народных былин» уже увы не как образцы «воинских доблестей и четного нрава»!
А как разбойники с большой дороги!
Причем они в свое время так допекли своим буйным нравом, самоуправством и даже систематическим «покушениями на честь его жен! великого Киевского князя Владимира Первого (Святого), что именно он, был вынужден в конце своего правления, провести особую спецоперацию по устранению влияния «богатырей» в своем государстве! Об этой истории я далее обязательно расскажу подробно.
 А пока замечу, что именно после действий князя Владимира Святого и ПЕРЕВИЛИСЬ в КИЕВСКОЙ РУСИ БОГАТЫРИ».
Хотя некоторые русофобы из числа современных блогеры пишут, что богатыри не перевелись сами, а перепились! 
Но это их частное мнение. Хотя по любому в обоих вариантах все происходило при прямом участии князя Владимира главным девизом которого на протяжении все жизни были слова: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти» ….
Но если судить по текстам «былин» не только три вышеуказанных богатыря были несколько защитниками князя Владимира, а сколько помехами в его правлении.
Другие древнерусские богатыри так же не отличались ни добрым нравом, ни иными добродетелями!
И в целом все богатыри из «былин» смотрятся на наше с вами время, уважаемый читатель как жестокие бойцы, склонные к неправому самосуду и убийствам своих соперников и иных своих современников!  включая и зачастую своих жен!
А впервые в Российской империи «русские былины» опубликованы в 1804 году Андреем Якубовичем в составе «Собрания древних российских стихотворений Кирши Данилова». Считается, что этот сказитель «Кирша Данилов» работал на заводах Демидовых в 1740-х годах и тогда же составил свою рукопись, попавшую позже в руки Калайдовича.
Наряду с «былинами», в его сборник вошли исторические песни и скоморошины, зачастую скабрезного содержания, из-за чего издавать его невозможно было без цензурных купюр!
 В 1818 году вышло второе, более полное издание собрания Кирши Данилова, подготовленное известным филологом Константином Калайдовичем.
Однако планомерное собирание былин началось в России только с середины XIX столетия, когда для этого стали организовываться научные экспедиции. Наиболее авторитетными собирателями и издателями былин стали в это время Павел Николаевич Рыбников (1832—1885) и Александр Фёдорович Гильфердинг (1831—1872). Более 200 былинных текстов вошли в четырёхтомник «Песен, собранных П. Н. Рыбниковым». А. Ф. Гильфердинг издал 318 былин.
Былины изучались первоначально по двум методам: сравнительному и историческому. Первый привёл к двум взглядам:
1) что богатыри суть мифологические существа (Орест Миллер, Марте (D-r С. Marthe) и др.),
2) что они являются отражением типов чужестранных литератур (В. В. Стасов); богатыри служат отражением живших лиц.
Плодом таких взглядов являются замечательные по своим крайностям, но вместе с тем и по глубокому изучению предмета сочинения: О. Миллера, «Илья Муромец и Богатырство Киевское»; В. В. Стасова, «О происхождении русских былин»; П. А. Бессонова, «Заметка» к сборнику Киреевского.
Но верх мало-помалу одержало другое, более умеренное мнение (Ф. И. Буслаев) о присутствии различных элементов в былинах: исторического, бытового, заимствованного и в очень малой, почти ничтожной степени — мифического.
Так как по такому взгляду былины являются как бы сплочением многих разнородных элементов, то и богатыри не составляют цельных чистых типов, но являются тоже в известной степени конгломератами различных лиц: исторических, легендарных, символических и др. Часто даже и так бывает, что одна черта характера с одного богатыря переносится на другого и что один сюжет приурочивается к нескольким богатырям.
Главными представителями этого толкования в XIX веке являлись А. Н. Веселовский, М. Г. Халанский и И. Н. Жданов. Соединение двух методов, исторического и сравнительного, влечёт за собою громадные трудности. До сих пор (по состоянию на год выпуска ЭСБЕ) не имеется ни одной книги, в которой бы богатыри рассматривались во всех обстоятельствах, при каких они появляются в былинах: все имеющиеся сочинения посвящены только изучению некоторых сюжетов былин, некоторых сцен из жизни богатырей, некоторых сторон их деятельности и т. п.
Классификация былин
Былины разделяются на произведения дохристианского и христианского периодов.
К дохристианскому циклу принадлежат сказания о Святогоре, Миките Селяниновиче, Вольге, которые относятся к так называемым «бродячим сюжетам», коренящимся в общности религиозно-культовых элементов дохристианской Европы.
Нет сомнения только относительно Святогора, которого все причисляют к старшим; но уже относительно Микулы Селяниновича, Вольги Святославича, Дона, Дуная Ивановича и некоторых других существуют разногласия, так как сторонники исторического взгляда считают их младшими богатырями вопреки мнению других, которые приравнивают их Святогору.
Все эти богатыри принадлежат к так называемому киевскому циклу, к которому не примыкают только два богатыря новгородские и двое или трое стоящих особняком, напр. Саул Леванидович и Суровец-Суздалец.
Итак, кроме небольшой группы двух последних категорий, мы имеем одну огромную категорию киевских богатырей, сплочённых вокруг великого князя Владимира.
Остаётся теперь решить вопрос о том, действительно ли все типы богатырей сложились на юге или первоначально это были местные богатыри, воспеваемые каждый в своей области и потом только приуроченные к Киеву и к имени Владимира.
Вопрос этот неразрывно связан с вопросом о происхождении былин; здесь скажем только, что большинство исследователей признаёт богатырей типами, образовавшимися в Южной Руси, с чем не согласен М. Г. Халанский, который доказывает, что типы богатырские появились первоначально в областных, не зависящих друг от друга эпических народных произведениях.
Группу богатырей, связанных с князем Владимиром и городом Киевом, делят на старших и младших.
В отношении принципа деления не совсем согласен с другими Орест Миллер: он делит сперва богатырей на сватов и не сватов и только потом, в свою очередь, не сватов делит на богатырей старших и младших.
В основу своего деления он берёт то, что все былины, говорящие о сватовстве, отличаются мрачным, грубым, диким характером и поэтому носят на себе отпечаток весьма глубокой древности.
По Миллеру, сватовство надо здесь понимать в мифологическом значении добывания светлого существа, и сваты являются самыми полными образами диких, неукротимых сил природы; они действуют каждый отдельно, не братаются с другими богатырями, не имеют ни малейшего исторического приурочения; к ним принадлежат: Иван Удовкин сын, Михаил Потык, Дунай Иванович, Хотен Блудович.
Другие исследователи не принимают в расчёт этого деления, считая сватов такими же богатырями, как и других, но только хронологически древнейшими и поэтому более дикими типами, сохранившимися без позднейших смягчений.
Старшие богатыри
К старшим богатырям О. Миллер причисляет только Святогора, Вольгу Святославича и Микулу Селяниновича;
П. А. Бессонов прибавляет ещё Самсона, Сухана и далее Полкана, Павла Прохоркина, Колывана Ивановича, Ивана Колывановича, Самсона Ивановича, Самсона Самойловича и Молофера (Малафея); некоторые присоединяют также Дона Ивановича и Дуная Ивановича.
Как известно, О. Миллер смотрит на всех богатырей как на олицетворение различных явлений природы: в старших богатырях он видит явления грозные, враждебные людям, происходящие во время зимы; так, напр., в образе Святогора олицетворяются исполинские, залёгшие всё небо тучи; младшие богатыри тоже явления природы, но благотворные для человека, происходящие летом; калики перехожие — это бродячие тучи, проливающие дождь; первоначально и те и другие представлялись божествами, но одни — старшим их поколением, титанами, разрушителями, а другие — оберегателями людей.
В былинах первые являются существами сверхъестественными, оборотнями, наделёнными неимоверной силой, другие же имеют вполне человеческий образ, они обладают большой, но уже не титанической, не стихийной силой и почти все живут во времена Владимира. Марте в старших богатырях видит тоже древние славянские божества
Младшие богатыри
Младшие богатыри в свою очередь делятся на туземных и заезжих; к последним принадлежит: Соловей Будимирович (с чем не согласен М. Г. Халанский и отчасти А. Н. Веселовский), Чурило Пленкович, Дюк Степанович и др.
С указанным делением, как мы уже говорили, совершенно не согласен М. Г. Халанский, который делит богатырей на типы, относящиеся к эпохе до татарской, татарской и после татарской, или московской: к первой группе он причисляет Добрыню Никитича, Ивана Даниловича и Алёшу Поповича; ко второй: богатырей на заставе, Идолище, Илью Муромца, Василья Игнатьевича и богатырей, которые «перевелись»; к третьей: Микулу Селяниновича, Хотена Блудовича, Чурилу Пленковича, Дюка Степановича, Данила Ловченина, сорок калик со каликою, Соловья Будимировича.
Кроме того, этот же автор делит богатырей по областям, в которых они, по его мнению, были созданы народом; так, к Киевской области он причисляет только самого Владимира, Добрыню, а также Вольгу Святославича, Ставра Годиновича, Ивана Даниловича, Чурилу Пленковича и отчасти Ивана Годиновича.
Богатыри Киевской Руси
Святогор
Микула Селянинович
Вольга Святославович, или Волх Всеславич
Сухан, или Сухмантий, или Сухман Дамантиевич
Колыван
Дунай Иванович
Илья Муромец
Алёша Попович
Добрыня Никитич
Михаил Потык или Поток
Иван Гостиный сын
Иван Гостиный сын уже П. А. Бессоновым отождествлялся с Иваном Годиновичем.
Хотен или Горден Блудович
Основная статья: Хотен Блудович
Последний сват, Хотен или Горден Блудович, обнаруживает, по О. Миллеру, мифическое значение, связанное с бытовым элементом: в нём, выразилась родовая основа и варяжские черты характера.
Соловей Будимирович
Иван Данилович
Ставр Годинович
Итак, как вы уважаемый читатель сами убедились, что за последние 400 лет российской истории в России так и не пришли к единым взглядам на «былинных богатырей» хотя и по-прежнему широко используют их в пропагандистки целях!
Вот тому яркий пример: https://rvio.histrf.ru/soobshestvo/post-7955
Покровитель Русского воинства подготовил Игорь Кучменко
«Люби врагов своих,
сокрушай врагов Отечества,
гнушайся врагами Божьими!»
/Святитель Филарет Московский/
Он – самый известный, но в то же время самый загадочный герой русского эпоса. Прославленного русского богатыря хорошо знают в каждом доме по его былинным подвигам, а его облик знаком по картине В. М. Васнецова «Богатыри». Так, рассказывая о первых веках существования Киевской Руси, народная фантазия запечатлела нелегкую службу дружинников в героической былине “Застава богатырская”: Кабы жили на заставе богатыри, недалёко от города – за двенадцать верст, жили они да тут пятнадцать лет, Тридцать-то их было да со богатырем. Атаманом-то – стар казак Илья Муромец».
Но он не только былинный герой – он русский святой воин-монах, преподобный Илья Муромец (в книгах Лавры записано и другое его прозвище Илья Чобитко), сын Ивана Тимофеевича Чоботова из Муромского села Карачарово, что во Владимирской области.
По народным преданиям известно, а современные антропологи доказали это и научно, что он родился 5 сентября 1143 года. Из-за поразившей с детства немощи ног Илья неподвижно прожил 30 лет в смирении, любви и молитвах к Богу. Предания донесли до нас чудо исцеления будущего защитника земли Русской.
Вот как это было. Однажды, когда немощный молодец находился в одиночестве, ему явились святые старцы в образе «калик перехожих» и говорят властно: «Поди и принеси нам напиться».
Воспитавший в себе монашескую кротость и послушание, Илья искренне желает выполнить волю старцев и встает на ноги, получив при этом силу свыше. Именно в этот момент была испытана его вера в милость и помощь Божию, ибо только имеющий великую веру мог усилием воли встать по требованию старцев, а не ответить им раздражительной бранью, обычно порождаемой немощью людей, не любящих Бога. Разве не об этом говорится в священном писании:
«По вере вашей да будет вам» (Евангелие “от Матфея, 9.29). Милосердный и всемогущий Бог ничего не творит насильно. От Ильи требовались только вера и свободное устремление воли, чтобы все остальное получить даром по милосердию и благодати Божией. Ибо была на то треба великая – защитить русскую землю от нашествия половцев.
 И он встал, и пошел, и принес воды, и выпил ее по требованию старцев, получив при этом «силу великую». Будучи уже в зрелом возрасте, Илья не возгордился, но пронес богатырскую силу через всю свою жизнь, как драгоценный дар, данный ему Богом и принадлежащий не лично ему, а всему русскому народу, которому он бескорыстно и самоотверженно, в скорбях и лишениях служил до самой смерти.
Чудодейственную духовную и физическую силу Илья Муромец использовал только для борьбы с врагами Отечества и восстановления справедливости.
Даже перед битвой с половцем Калином он долго уговаривает его уйти добровольно, не проливая зря крови. И только встретив упрямство и злобу противника, русский богатырь вступает в бой.
Известно, что Илья Муромец не имел поражений, но никогда не возносил себя и с миром отпускал поверженных врагов.
 С честью защищая Отечество на поле брани, он, даже не будучи монахом, являлся истинным подвижником благочестия в своем служении Богу и ближним. Поэтому, получив в одном из боев неизлечимую рану в грудь, он, повинуясь зову сердца, оставил мир, принял монашеский постриг в Киево-Печерской Лавре и затворился. Так завершилось его служение земному Отечеству и началось служение Отечеству небесному.
Отошел Илья Муромец в Царство Небесное на 45-м году своей жизни 1 января 1188 года.
Для многих современных людей бывает откровением тот факт, что популярный герой эпоса почитается святым Русской Православной Церковью.
К лику святых Илья Муромец был официально канонизирован в 1643 г. в числе еще шестидесяти девяти угодников Киево-Печерской лавры. Память святого богатыря совершается 1 января по новому стилю. Самое раннее дошедшее до нас изображение святого Ильи Муромца – гравюра из Киево-Печерского патерика, выложенная печерским “изобразителем” Ильей в середине XVII в.
Московский паломник Иоанн Лукьянов оставил любопытное описание мощей Ильи Муромца, которым он поклонялся в 1701 г.:
“Тут же видехом храброго воина Илию Муромца, в нетлении, под покровом златым ростом яко нынешних крупных людей; рука у него левая пробита копием; язва вся знать на руке”. По свидетельству очевидцев останки представляют собой хорошо сохранившуюся мумию, принадлежавшую человеку довольно высокого роста (рост его был 177 см – для XII века довольно высокий).
Отсутствуют лишь обе ступни ног. Кроме глубокой округлой раны на левой руке видно такое же значительное повреждение в левой области груди
Создается впечатление, что герой прикрыл грудь рукой, и ударом копья она была пригвождена к сердцу. Пальцы его правой руки сложены в троеперстии, и в этом всякий православный христианин видит знак извечной принадлежности земли Русской к Церкви Православной.
В период борьбы со старообрядческим расколом этот факт служил сильным доказательством в пользу трехперстного сложения. Мощи облачены в монашескую одежду. Над гробницей находится образ святого Ильи Муромца.
Святому Илье Муромцу не было составлено канонического жития. Зато существует его эпическая биография от рождения и исцеления до кончины. Ему посвящено самое большое количество былин во всем русском фольклоре.
Насчитывается около тринадцати самостоятельных сюжетов о славном Илье в классическом эпосе. Кроме того, о нем сложены сказки и казацкие былинные песни оригинального содержания, в которых на образ древнего богатыря повлиял известный Илейка Муромец (Горчаков) из г. Мурома, сторонник Лжедмитрия. Известны и лубочные обработки историй об Илье Муромце.
Память об Илье Муромце всегда хранилась на его родине – в селе Карачарове и городе Муроме, где не сомневались в его реальном существовании и происхождении.
Известно, что классические былины о нем были записаны в основном на севере, а казацкие песни – на юге. На родине же, в центре России, бытовали особые местные прозаические предания о любимом богатыре.
Надо отметить, что церковное почитание святого Ильи Муромца на его родине как в прошлые столетия, так и до самого последнего времени ограничивалось лишь обычным упоминанием его в день памяти наряду с другими Киево-Печерскими угодниками.
В последние годы с возрождением Церкви и местных святынь церковное почитание Ильи Муромца значительно усилилось и получило особое распространение как на родине богатыря, так и по всей стране. Святой Илья Муромец вошел в собор местных муромских святых и изображается на иконах для монастырей и храмов.
Русское казачество и воинство считает святого богатыря своим покровителем. В 1998 году на территории одной из воинских частей в Подмосковье был воздвигнут и освящен замечательный храм во имя святого Ильи Муромца.
Знаменитый богатырь является олицетворением всего лучшего в русском народе: огромная физическая сила сочетается в нем с еще большей силой внутренней и тишиной его духа, кротостью, нежеланием убивать, а лишь защищать и охранять землю Русскую.
Такой герой может объединить всех живущих в России: стариков и детей, верующих и неверующих, правых и левых, всех любящих свою страну и желающих ее возрождения!»
Но вот что интересно нам узнать:
 «А настолько ли близок Илья Муромец тому что о нем пишут в современных российских СМИ?» и тут мы с вами уважаемый читатель далее самостоятельно попытаемся разобраться в этом вопросе.
А я пока   на этом заканчиваю вступление и переходу к нашему первому богатырю.
Гл.1 Жизнь и подвиги богатыря Вольги Всеславьевича
Итак, вот он наш первый герой! И тут мы сразу же сталкиваемся с дилеммой как его в действительности если у него имелся исторический прототип звали-величали?
Одни историки утверждают, что правильно говорить Вольга Святославич, а другие считают, что его следует называть: Волх Всеславьевич)?
Но тем не менее этот «былинный персонаж» продолжает и до нашего времени жить под двумя фамилиями! Отождествление Вольги и Волха не является общепринятым в фольклористике и скорее всего, это разные лица, которые в поздний период бытования эпоса стали сливаться в сознании сказителей из-за сходства имён.
Основными отличительными чертами этого героя являются способность к оборотничеству и умение понимать язык птиц, рыб и зверей. Т.е.  тут мы как бы впервые в средне древнерусских богатырей встречаем тот псевдоисторический персонах что в странах Западной Европы называется, как ВЕРВОЛЬФ (волк-оборотень!)
Происхождение образа
В былинной фигуре Волха Всеславьевича много архаических черт, поэтому он считается одним из древнейших персонажей в русском фольклоре.
 В. Ф. Миллер полагал, что первоначально это был образ громовой тучи, на что указывает описываемое в былине сотрясение в природе при рождении Вольги (грома) и оборотничество, то есть постоянная и скорая перемена формы тучи под влиянием движения воздуха.
Предполагалось происхождение имени этого героя от слова «волхв» (путём превращения имени нарицательного в имя собственное).
На основе былинных сведений о Вольге современные исследователи мифологии древних славян даже реконструируют (достаточно спорно) древнеславянского бога Волха.
Сторонники «исторической школы «в изучении былин полагают, что прототипом былинного Вольги был князь Всеслав Полоцкий.
Запомним эти имена чтобы после ознакомления с официальной версией биографии Вольги вернутся к этим прототипам.
Основные сюжеты же в офиц. биографии Вольги такие:
1. Рождение богатыря
Вольга — сын змея и княжны Марфы Всеславьевны, которая зачала его чудесным образом, случайно наступив на змею.
Тогда он сильно разгневался, но, увидев Марфу Всеславьевну, влюбился.
Содрогание земли и ужасный страх всех живущих существ в ту минуту, когда Вольга увидел свет, указывают на него как на олицетворение какой-нибудь стихийной силы. Вольга растет не по дням, а по часам, и в скором времени становится могучим богатырём, обладающим не только искусством бороться с врагами, но и читать по книгам и оборачиваться разными животными.
Этот рассказ сохраняет древнейшие представления о животных как о предках человека и о возможности рождения великого охотника и волхва непосредственно от отца-животного
2. Поход на Индийское царство
Центральный момент былин о Вольге — его поход в далекое царство: индийское, земли Турец-султана Сулеймана и т. п. Он набирает дружину. Чтобы снабдить её всем необходимым, он обращается к волку и соколу, кормя дружинников охотничьей дичью.
Успех похода вызван мудростью Вольги. Он горностаем портит тетивы луков врагов, волком перекусывает горла лошадям и проч.
Чтобы дружина могла преодолеть неприступные стены, он превращает воинов в муравьёв, а в стенах города возвращает им человеческий облик.
Победитель женится на жене убитого царя, а своим воинам отдаёт местных девушек, оставленных в живых. Сам он становится царём.
Былина о походе сохранилась в 11 записях.
3. Встреча с Микулой Селяниновичем
Встреча с чудесным пахарем, превзошедшим Вольгу в «хитростях-мудростях».
 Во время сбора податей с городов Гурчевца и Ореховца повстречал Вольга пахаря Микулу Селяниновича.
 Микула пожаловался на сборщиков налогов города Гурчевца, дерущих с мужика простого втридорога, и рассказал, как наказал их за жадность плёткой. Увидев в Микуле могучего богатыря, позвал Вольга его с собой в дружину для сбора податей.
Отъехав, Микула вспомнил, что позабыл соху в земле. Два раза посылал Вольга дружинников ту соху вытянуть, на третий раз сам с дружиной всей не одолел. Микула же одной рукой выдернул ту соху. Приехав в города Гурчевец и Ореховец, дали бой и собрали подати.
Вольга Святославович и князь Олег
Одно время было принято отождествлять Вольгу Святославича с Вещим князем Олегом, княжившим после Рюрика.
Отождествление основывается на сходстве имен, соответствии летописного эпитета Олега «Вещий» (указывающим на его хитрость и мудрость) с качествами Вольги.
Кроме того, поход Олега на Царьград соотносили с походом Вольги в Индию, а в рождении Вольги от змеи находили подобие смерти Олега от змеи же. Владимир Пропп отвергает эту попытку найти исторический прототип Вольги как совершенно фантастический.
По В. Ф. Миллеру, к первоначально чисто мифической основе со временем примкнули воспоминания о вещем Олеге и Всеславе Полоцком.
По Волльнеру, о Вольге и Волхе первоначально существовали две отдельные песни, которые потом были смешаны друг с другом.
 А. Н. Веселовский сближает одну из былин о Вольге с «Хождением Карла», а самого Вольгу таким образом он сопоставляет с Карлом Великим.
 Вольга носит ещё название Буслаевича, что, по мнению Миллера, вместе с известием о его учёности перенесено на него от Василия Буслаевича новгородского.
А. А. Шахматов Б. А. Рыбаков, И. Л. Андроников, З. И. Власова и некоторые другие исследователи отождествляли Вольгу Святославича и древлянского князя Олега Святославича.
 Не забывают Вольгу и в современной нам России. Вот к примеру   2010 году в РФ вышел мультфильм «Вольга и султанова жена» режиссера Айка Ханджян
https://www.youtube.com/watch?v=YOGC8rF5qXg
Я посмотрел. Это не мультфильм для детей дошкольного возраста, а какой-то фильм ужасов с заимствованием персонажей их американского фильма «Ледниковый период «и мультфильмов о похождениях Астерикса и Обеликса.
И вопрос этот собственно для российских историков более серьёзе чем вышеназванный мультфильм. И тут надо отметить что в РФ нашелся один историк который проделав большую работу разобрался с вопросом о том, как звали Вольгу и о его происхождении. http://russkayarech.ru/files/issues/2011/2/15-nosov.pdf(Носов Н. Н. О происхождении былинных имен Волха и Вольги».
И если вы уважаемый читатель уже прочили и материалы рекомендованный в вышеприведенной ссылке, то сами видите, что как ни бьются российские историки, а ничего реального в вышеприведенной «официальной биографии нашего героя-богатыря» так и не нашли!
И тем не менее в «отцы» нашего Вольги российские историки поставили сразу двух прототипов! князя Всеслав Полоцкий и древ янского князя Олега Святослава! Вот и давайте, основываясь пока на единственной исторической ниточке и разобраться хотя бы с происхождением Вольги»
Начнем с князя Всеслава Полоцкого или как его еще называют в древнерусской истории «князя- оборотня»
А работая над сбором и анализом материалов для данной книги я нашел крайне интересную и остро злободневную работу «Князь-оборотень Всеслав Полоцкий» https://diletant.media/articles/45263509/ автор Н. Николаев. Статья богато иллюстрирована, и я рекомендую ее посмотреть по ссылке.
Правнук Владимира Святого всю жизнь соперничал с потомками Ярослава Мудрого, а в народном сознании остался колдуном, представителем потустороннего мира.
Всеслав-князь людям суд правил,
князьям города рядил,
а сам в ночи волком рыскал:
из Киева дорыскивал до петухов Тмутороканя…
Для него в Полоцке позвонили к заутрене рано
у Святой Софии в колокола,
а он в Киеве звон тот слышал.
Безымянный автор «Слова о полку Игореве» очень часто на страницах своего произведения обращался к личности князя Всеслава Полоцкого — фантастические элементы соседствуют на страницах этого шедевра древнерусской литературы с прославлением известного предка.
 Вокруг этого имени ходило (и ходит до сих пор) множество легенд, образ Всеслава внушал уважение, страх, гордость — наверное, настолько же многогранную личность трудно найти в до монгольской истории Руси.
Полоцкое княжество — изгой земли Русской
В 980 году князь Владимир, будущий креститель Руси, организовал сватовство к дочери полоцкого князя Рогволда, Рогнеде. Отказ барышни идти замуж за «сына наложницы» послужил, согласно Повести Временных Лет, причиной опустошительного похода Великого Князя на Полоцк, разрушения города и убийства Рогволда.
Сваты Владимира у Рогволда, Рогволд беседует с Рогнедой. Источник: ru.wikipedia.org
Именно с тех давних времён оформляется «особое» положение Полоцкого княжества в системе древнерусских государств. Несмотря на то, что линия полоцких князей была непосредственно связана с Владимиром — престол занимали потомки от его брака с Рогнедой — они всегда стояли особняком в круговороте политических событий, проходивших на Руси до прихода монгольских завоевателей.
Автор текста Повести Временных Лет, видимо, озаботившись обоснованием такого странного положения западного княжества, приводит на страницах летописи историю о покушении Рогнеды на Владимира и заступничестве за мать их сына, Изяслава.
 По совету ближайших сподвижников, киевский князь принял решение восстановить разорённое княжество — он построил город Изяславль и отправил княжить туда своего сына вместе с матерью. Так, спустя несколько десятилетий, династия Рогволда вновь стала править Полоцкой землёй.
Потомки Изяслава Владимировича постоянно враждовали с остальными Рюриковичами. Полоцкое княжество проводило активную политику в Прибалтике — данью были обложены племена, проживавшие на территории современной Латвии и Литвы. Постоянными стали столкновения с Новгородом: первый конфликт датируется 1021 годом, когда Брячислав Изяславич разорил торговую столицу Руси и вывез оттуда богатую добычу.
Апогея своего развития княжество достигает при правнуке Владимира Святого — Всеславе Брячиславиче. Его правление совпало с соперничеством сыновей Ярослава за Киевский престол.
Русь в XI веке.
Всеслав Брячиславич против Ярославичей
Описание рождения Всеслава в древнерусской летописной традиции сопровождалось высокой степенью мифологизации и определенной доли сенсационности, что потом была и положена в основу былин о богатыре Вольге!
Судите сами: «Мать родила будущего полоцкого князя «от волхования» и младенец появился на свет с язвой на голове.
 Современные исследователи по-разному трактуют это сообщение: одни указывают на родимое пятно, которое Всеслав вынужден был скрывать под головным убором или повязкой, другие — что речь идёт о плаценте, часть которой князь на протяжении всей жизни имел при себе в качестве амулета.
Правление «князя-оборотня» началось в 1044 году.
Всеслав развернул кипучую деятельность, в результате которой Полоцкая земля стала сильнее, чем, когда бы то ни было: подчинил балтские племена на севере и остатки дреговичей на юге.
На завоёванных территориях князь заложил укреплённые пункты. Среди них, например, Менеск (Менск) — современная столица Республики Беларусь. (т.е. мы можем уже и прямо считать нашего богатыря Вольгу- белорусским национальным героем! -автор)
Но главное, чем запомнился князь Всеслав — соперничеством с другими Рюриковичами. Впоследствии его сравнивали с оборотнем или волком неслучайно — практически ни одно крупное политическое событие второй половины XI века не обходилось без его участия.
Первоначально полоцкий князь был лоялен к Ярославичам и даже участвовал в их походе против тюркского племени торков (предков знаменитых «чёрных клобуков»).
 Однако в дальнейшем между князьями как будто пробежала чёрная кошка. В 1065 году Всеслав осаждает Псков.
 Это мероприятие не увенчалось для князя успехом. Через два года полоцкая дружина подошла к Новгороду и учинила там форменный погром — часть города была предана огню, а колокола Софийского собора увезли в Полоцк.
Зачем Всеславу понадобилась церковная утварь?
 Дело в том, что в то время основными храмами на Руси считались две «Софии»: Киевская и Новгородская.
Всеслав заложил третью, Полоцкую, чтобы повысить престиж своего княжества на Русской земле и сформировать третий политический и культурный центр Руси.
Некоторые учёные, говоря о причинах такого вызывающего поведения князя, указывают на его желание «отомстить» Рюриковичам за историю 980 года — уничтожение Полоцка Владимиром.
 В наше время трудно установить действительные мотивы действий Всеслава. Однако факт остаётся фактом — он расположил против себя «триумвират» сыновей Ярослава Мудрого.
3 марта 1067 года на реке Немиге состоялось сражение — «триумвират» единым фронтом выступил против полоцкого князя.
 Автор «Слова о полку Игореве» так описывал его итоги:
«На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными… Немизе кровави брезе… посеяни костьми руских сынов».
Всеслав потерпел поражение, однако смог избежать пленения и вернуться в Полоцк.
Бегство противника не отвечало интересам Ярославичей, и они прибегли к хитрости — поклявшись на кресте в том, что Всеславу будет обеспечена безопасность, князья предложили встретиться в Орше для урегулирования сложившегося положения
Полоцкий князь поверил «триумвирату» и поплатился за это. 10 июля 1067 года он был пленён и посажен в тюрьму в Киеве.
В «порубе» Всеслав провёл больше года.
Но освобождён он был не по велению князя — сами киявляне выпустили его из заточения и возвели на княжеский престол.
Киевское восстание 1068 года, причиной которому послужило поражение Ярославичей от половцев в битве на реке Альте и фактическое бездействие «триумвирата» в условиях приближения грозного врага к столице государства, позволило добиться «политической реабилитации» полоцкого князя. Многие горожане объясняли бесславный итог битвы на Альте божьим наказанием Ярославичей за нарушение крестного целования в отношении Всеслава.
К сожалению, летописи и другие письменные источники не содержат практически никаких сведений о деятельности Всеслава на киевском троне.
Только автор «Слова о полку Игореве» так описывает этот семимесячный эпизод биографии князя: «людям судяше, князем грады рядяше».
Полоцкий князь не стремился стать Великим Князем — киевский стол не занимал в его сердце и голове такое же место, как для тех князей, которые тратили практически всю жизнь ради того, чтобы стать главным в столице Древнерусского государства.
И когда изгнанный киевлянами Изяслав в сопровождении польских дружин вернулся в страну, то, несмотря на то, что киевская дружина выступила в поход, Всеслав предпочёл в одну из ночей скрыться.
Несколько лет скитался князь, пока, наконец, в 1071 году не утвердился вновь в Полоцке.
Вдоволь насытившись киевскими приключениями, Всеслав перестаёт активно участвовать в политической жизни Руси.
Он лишь ограничивается борьбой на восточных рубежах своего государства — несколько раз ходит с войсками под стены Смоленска, но каждый раз без особого успеха. Владимир Мономах, владевший в 70-е годы XI века этим городом, также несколько раз посещает «с визитом» полоцкие земли.
Всеслав скончался в 1101 году.
Многочисленные сыновья князя стали править в различных уделах страны — Полоцкое княжество постигнет та же участь, как и остальные русские государства. Ослабленное из-за раздробленности, в скором времени оно станет частью Великого Княжества Литовского и Русского.
Князь-колдун в исторической памяти Древней Руси
Образ Всеслава Брячиславича пользовался огромной популярностью в древнерусском фольклоре. Упоминания этого князя в «Слове о полку Игореве» говорят о том, что полоцкий князь прочно вошёл в историческую память светских людей того времени.
Анонимный автор «Слова…», с одной стороны, обвиняя Всеслава в участии в усобицах, в то же время ставил его выше других Рюриковичей.
Вероятно, свою роль сыграло знаменитое бегство князя перед столкновением с Изяславом Ярославичем. Оно показало, что владение киевским столом для полоцкого князя не играло совершенно никакой роли.
Образ Всеслава тесно связан с различными легендами о его чародейских способностях.
Автор «Слова…» указывал на то, что князь, при желании, мог обратиться в волка.
По всей видимости, здесь сказалось недостаточно прочное положение христианства на Руси в XI веке.
Отдалённое от Киева и Новгорода Полоцкое княжество плохо усваивало новые религиозные догмы.
Подтверждением этому могут служить, с одной стороны, тесные связи князей с правящими домами Скандинавии, где христианизация шла отнюдь не мирно и периодически вспыхивали языческие восстания. С другой стороны, данные археологических раскопок говорят о большой популярности различных дохристианских верований в крупных городах вотчины Всеслава.
Исследователи предполагают, что Всеслав Брячиславич, судя по всему, был «двеовером»: принимая христианство, он, в то же время, не до конца смог порвать с языческими обрядами.
Таким образом, князь периферийной вотчины, находящейся, грубо говоря, на «фронтире» христианской цивилизации в Прибалтике, ещё и втайне придерживавшийся язычества, не мог не стать «чародеем» для ортодоксальных христиан Центральной и Южной Руси.»
Как по мне очень хорошая статья показывающая нам реального Вольгу, заслуга которого была лишь в том что он не воевал индийские царства, не соперничал с богатырем Микулой   Селяниновичем, не превращался периодически в Верворльфа, , а вел непримиримую  и кровавую борьбу ,не на жизнь а на смерть с великими киевскими князьями..
Ну всем хорош этот памятник, однако увы он есть всего на всего лишь фантазией скульптора, отягощённой неуместным подражанием памятникам римским императорам!
Выше я уже отмечал что есть и мультфильм о Вольге.
Но это тоже жалкая подделка под «искусство», не говоря, что само по себе есть очередным точно установленным фактом фальсификации российской истории!
А вот «образ» князя Всеслава Волоцкого в современной нам литературе, однако широко востребован. Вот судите сами:
В 1923 году белорусский художник Язеп Дроздович написал портрет «Всеслав Полоцкий»
Является главным антигероем фильма «Могила льва»
Является главным героем цикла рассказов Ника Перумова «Я, Всеслав»
Является главным героем исторического романа белорусского писателя Леонида Дайнеки «След ваўкалака» («Тропой Чародея»)
Является главным героем историко-фэнтезийного романа белорусского писателя Сергея Булыги «В среду, в час пополудни» («Железный Волк»)
Является второстепенным героем исторической повести Елизаветы Дворецкой «Сокровище Харальда»
Всеслав (Венцлав, Вячеслав) Волков (Волхв), князь Полоцкий является одним из главных героев цикла романов А. Валентинова «Око Силы», где широко развивается тема его нечеловеческой сущности.
Является героем песни группы «Пелагея» — «Оборотень-Князь».
Является героем песни группы Молат — «Усяслаў Чарадзей».
Так что не забыт князь Всеслав Полоцкий современниками в отличии скажем от своих политических врагов и прочих недоброжелателей!
А причины такой «популярности князя Всеслава Полоцкого он же прототип богатыря Вольги лучше всего раскрыл белорусский историк Г. Семенчук в своей статье ««Был ли Всеслав Полоцкий «Чародеем»? ТОП-5 фактов о князе-легенде»
2019.02.09 14:48
Медиевист и археолог Геннадий Семенчук, который когда-то стал жертвой «чистки профессоров» в Гродненском государственном университете во времена Семена Шапиро, прочитал в Гродно открытую лекцию о мифе «древней Руси». При этом остановился на личности Всеслава Полоцкого, которого называют «Чародеем».
По словам Семенчука, Всеслав Полоцкий – личность незаслуженно демонизированная и униженная сначала киевскими летописцами, а затем российскими и советскими историками. От православных летописцев он получил образ кровожадного язычника, связанного с демоническими силами, а от российских научных шовинистов – образ беженца или конфликтного сепаратиста, который не хотел становиться частью единого «русского» государства, с центром в Киеве.
Нужно ли всему этому верить? Стоит ли слепо пересказывать свидетельства из летописей, которые писались на заказ киевских князей? Почему Всеслав Полоцкий по праву может считаться выдающимся харизматичным политиком, который не раз спутал карты соседям и оппонентам?
 Вот некоторые тезисы Геннадия Николаевича.
Геннадий Семенчук прочитал в Гродно открытую лекцию о мифе «древней Руси»
Князь-Волк
В 1065 году Всеслав нападает на Псков, зимой 1066-67-го опустошает Новгород Великий, в том числе снимает колокола с новгородской Софии. Это и стало поводом для создания демонического образа князя, такого себе «злого вампира». Отсюда и провокационные слухи, мол, Всеслав родился «от волхования», а на голове имел при рождении мешочек, который носил под шапкой до конца своих дней, как посоветовали его маме волхвы-язычники.
Загадочность неординарной личности Всеслава для тогдашних жителей Киева, Новгорода, Чернигова вскоре сделала его героем сказок и былин. Там он был уже волхвом, волком, оборотнем, представителем темных сил природы и т.д. Все это – черный пиар, пропаганда оппонентов вместе с банальными народными объяснениями нетипичного поведения харизматичного политика.
По словам Семенчука, Всеслав Полоцкий – личность незаслуженно демонизированная и униженная сначала киевскими летописцами, а затем российскими и советскими историками.
Верил в союзные соглашения и «силу креста»
В самом начале своей карьеры Всеслав ладил с киевскими Ярославичами, вместе они даже ходили в походы против степняков в 1060-м. Потом что-то пошло не так, началась 20-летняя конфронтация с сыновьями и внуками Ярослава. Причиной может быть поход киевского князя Изяслава Ярославича на народ Сосолов, которые жили в Эстонии – что в Полоцке поняли, как угрозу… Всеслав в ответ опустошает Псков и Новгород, а Изяслав идет походом на Минск – та самая Битва на Немиге 1067-го года.
После битвы Изяслав предлагает Всеславу встретиться и поклясться на кресте, что все будет мирно и спокойно. Случилось по-другому: Всеслава с сыновьями берут в плен, везут в Киев и сажают там в поруб. Этот момент – нарушение «крестоцелования» – делает Всеслава авторитетом даже для автора «Повести временных лет». Все последующие события – беды Ярославичей, политический кризис, междоусобицы – подаются в летописях как результат нарушения важного договора, скрепленного «силой креста».
Геннадий Семенчук прочитал в Гродно открытую лекцию о мифе «древней Руси»
«Майдан-1068» и «золотой батон» Изяслава
Из школьных учебников мы знаем эпизод, как киевляне освободили Всеслава из поруба и пригласили на княжение. Почему так случилось? Изяслав не смог защитить свою столицу от набега половцев, не предоставил киевлянам оружие и лошадей. Поэтому вынужден был бежать от разъяренных горожан в Полоцк. Киевляне разграбили княжеский двор, где нашли «множество золота и серебра». Всеслава же освободили и объявили князем.
Что это значило в более широком историческом смысле? За 200 лет (от смерти Ярослава в 1054-м до монгольского ига в 1230-40-е) Всеслав был единственным князем, который занял киевский престол, не будучи Ярославичем, то есть – нарушил династическую линию. Это был именно «политический переворот» (как пишет питерский исследователь Фроянов), а не тайный закулисный заговор, событие уникальное!
«Украденная» победа Всеслава
Период княжения Всеслава в Киеве летописцами вообще никак не отмечен – будто и не было ничего. Вместе с тем, через два месяца после победы половцев над Ярославичами весной 1068 года (из-за чего киевляне и прогнали Изяслава), они устраивают новый поход – на Черниговщину. 1 ноября объединенные княжеские войска победили половцев, взяв в плен их предводителя.
Автор летописи XII в. сознательно умалчивает имя «архитектора» победы – Всеслава. А на первый план выходит Святослав Ярославич Черниговский. Понятно, что последний без Всеслава не смог бы собрать нужное по численности войско (иначе, почему не делал так раньше?), то есть организацией защиты занимался как раз киевский князь. Таким образом, Всеслав выполнил перед киевлянами обещание – защитил от половцев.
Геннадий Семенчук прочитал в Гродно открытую лекцию о мифе «древней Руси»
Эмигрант с мечом в руке
Следующие события свидетельствуют о том, что киевский престол Всеслав занял не «вероломно», по собственному желанию, а силой обстоятельств. Когда в 1069 году Изяслав возвращается из Польши вместе с силами Болеслава Храброго, Всеслав уезжает в Полоцк – не желая бойни, он не защищает город. Все, что хотел, он сделал: вышел на свободу, поссорил Ярославичей, усилил позиции своего княжества.
В том же году мстительный Изяслав идет на Полоцк, изгоняет нашего Всеслава и оставляет там своего сына. Всеслав не имеет должных сил, чтобы защищаться, убегает в Прибалтику, где становится эмигрантом… Но уже осенью во главе финского языческого племени водь берет в осаду Новгород! Поход был неудачный, Всеслав опять попадает в плен. И – удивительно – князь Глеб отпускает его на свободу, возможно, чтобы насолить своему дяде Изяславу в Киеве.
Таким образом, Всеслав Полоцкий был самым успешным и активным борцом против создания единого государства с центром в Киеве, которое сталинские историки и называют «Древнерусским государством». Поэтому Всеслав – это князь независимый, князь-легенда, а для врагов – князь-оборотень.
Теперь переходим к следующему прототипу нашего богатыря Вольги. И это древлянский князь Олега Святославича
Олег Святославич (погиб в 977) — князь древлян, сын Святослава Игоревича, возможно, от брака с угорской княжной Предславой.
Олег был посажен отцом на княжение в 970 году, когда последний отправился в Болгарию.
В летописи нет указаний на стольный город Олега. Овруч (Вручий) упоминается лишь как место его гибели. Вскоре после смерти отца в 972 году между Святославичами началась усобица, в ходе которой старший сын, Ярополк Святославич Киевский, разбил полки Олега под Овручем; сам Олег погиб при попытке укрыться в городе (упал с моста в ров и был раздавлен телами). Согласно летописи, Ярополк сокрушался, узнав о смерти брата, которой не желал.
В «Повести временных лет» сообщается, что усобица началась с того, что Олег в 975 году убил Люта, сына воеводы Свенельда, охотившегося в его лесу. Свенельд, командовавший войсками Ярополка, якобы решил отомстить за смерть сына.
Некоторые текстологи считают, что этот рассказ вставлен в летопись позже создания основного текста и представляет собой чисто легендарное объяснение причин усобицы. Это весьма вероятное предположение, особенно с учётом того, что сама усобица началась лишь через два года после смерти Люта.
Дата рождения Олега неизвестна.
 На момент гибели ему должно было быть не больше 20 лет. Совершеннолетие в Древней Руси наступало в 14 лет, а уже в 970 году Олег посажен на самостоятельное княжение.
И «, следовательно, воля его была подчинена влиянию других, влиянию какого-нибудь сильного боярина, вроде Свенельда».
О его браке и детях из русских летописей ничего не известно. Некоторые поздние чешские источники XVI—XVII веков говорят, что у Олега был сын, Олег Моравский, удалившийся в Чехию и ставший родоначальником знатного моравского рода Жеротинов.
Данная информация не подтверждается другими источниками. Однако, учитывая, что союзник Олега, его брат Владимир Святославич, в то же примерно время женился на «чехине», а Ярополк, как известно из независимых источников, вступил в союз с германским императором Оттоном II, противником Чехии, у этой легенды может быть и историческое зерно.
В 1044 году Ярослав Мудрый, возможно не желая оставлять уже умершего родственника язычником, распорядился выкопать останки Олега и его брата Ярополка, крестить их кости (неканоническое деяние, облегчавшееся, видимо, отсутствием в это время греческого митрополита в Киеве) и похоронить в Десятинной церкви.
Вот такая коротка и печальная биография! 
И уже в силу этого, можно с уверенностью утверждать, что ну никак древлянский князь Олег Святославович не мог быть прототипом древнерусского богатыря Вольги! даже согласно былинным сюжетам…
Гл.2 Богатырь Дунай Иванович
О нашем втором герое из как бы современной его биографии известно следящее:
Дунай Иванович (Дунай-богатырь) — один из популярнейших богатырских образов в русских былинах. В отличие от трёх главных героев эпоса (Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алёши Поповича), Дунай Иванович — персонаж трагический.
Былинные сюжеты, главным героем которых является Дунай Иванович
По данным С. А. Азбелева, насчитывающего 53 сюжета героических былин, Дунай Иванович является главным героем трёх из них (№ 22-24 по составленному Азбелевым указателю).
22. Дунай Иванович и королевна
23. Поединок Дуная Ивановича с Добрыней Никитичем
24. Дунай Иванович — сват (Дунай и Добрыня добывают невесту для князя Владимира)
Последний сюжет относится к самым популярным в былинном эпосе: Азбелев выделяет десять его разновидностей (24А-24К); число отдельных вариантов, записанных от разных сказителей, исчисляется десятками.
Судьба Дуная Ивановича в былинах
Дунай и Добрыня отправляются в Литву, чтобы сосватать королевскую дочь Апраксу за князя Владимира. Выбор Дуная в качестве свата обычно мотивируется тем, что этот богатырь в прошлом служил Литовскому королю.
Дунай сперва является к прежнему своему господину один. Разгневанный чем-то король заключает его в погреба глубокие, но тут приходит на помощь остававшийся при конях Добрыня, который побивает литовскую дружину. Король отпускает Апраксу с богатырями в Киев.
Другой сюжет обычно служит продолжением: оказывается, у литовского короля есть и вторая дочь, сестра Апраксы Настасья, с которой у Дуная в прошлом была тайная любовь.
 Когда Дунай попал из-за этой связи в беду, Настасья выкупила его у палачей и отпустила в Киев. Когда русские богатыри приехали за Апраксой, Настасья была уязвлена невниманием к ней Дуная.
 На обратном пути богатыри обнаруживают чей-то богатырский след. Дунай отправляется на розыски и встречает богатыря, с которым вступает в бой.
 Победив его, он вынимает нож для окончательного удара и узнаёт в противнике Настасью. Она напоминает ему о прошлом, и Дунай вновь поддаётся страсти, зовёт Настасью в Киев, чтобы пожениться.
В Киеве — двойная свадьба: Владимира с Апраксой и Дуная с Настасьей.
На пиру Дунай хвастает своей храбростью, а Настасья — меткостью в стрельбе из лука. Дунай воспринимает это как вызов, устраивается проверка, и Настасья трижды простреливает серебряное кольцо, лежащее на голове у Дуная.
Дунай не в силах признать превосходство жены и приказывает ей повторить опасное испытание в обратном варианте: кольцо теперь на голове у Настасьи, а стреляет Дунай.
Стрела Дуная попадает в Настасью.
 Она умирает, а Дунай узнаёт, «распластавши ей чрево», что она была беременна чудесным младенцем: «по коленца ножки в серебре, по локоточки рученьки в золоте, на головушке по косицам звёзды частые» (Рыбн. 9).
 Дунай бросается на свою саблю и умирает рядом с женой, из его крови берёт своё начало Дунай-река.
Интересные факты
Некалендарное имя «Дунай», вероятно, долгое время употреблялось на Руси. В Галицко-волынской летописи под 1281, 1282 и 1287 гг. есть упоминания о воеводе князя Владимира Васильковича Дунае
Под 1606 г. упоминается крестьянин Дунай Самсонов (Арзамас)
Художник Константин Васильев дважды обращался к сюжету «Смерть Дуная».
Широко распространенное употребление в песнях и былинах термина Дунай вполне объясняется выявляемым современной археологией широким расселением в Восточной Европе в VIII—X веках разрозненных групп дунайских славян, принёсших в восточнославянскую среду яркий образ и культ Дуная, представления о Дунае как земле изобилия, земле предков, пограничной реке….
Прочитали уважаемый читатель?
 И если да, то тут надо прямо сказать, что в нашей истории имеет место тот факт, который в современной криминалистике называется «смерть на охоте»
Это когда охотники неумышленно убивают друг друга в ходе охоты или после нее упражняясь в меткости стрельбы! И в нашем случае мы с большой долей вероятности что в древнем Киеве в свое время и произошел такой бытовой случай, когда княжеский дружинник на пиру или после него, находясь в сильном состоянии опьянения и желая «показать свою меткость» другим участникам пира и   решил толи повторить подвиги буйных викингов! При чем тут викинги вы узнаете далее.
Но получилось, что он как бы стал благодаря разного рода славянским «писателям» в восточноевропейской литературе как бы прообразом знаменитого «Вильгельма Теля» в западноевропейской литературе. Он как в последствии и В. Телль выставил в качестве «держателя мишени» живого человека- свою беременную. жену!!! Которая если верить былинам тоже была любительницей охоты и умела хорошо стрелять из лука!
А поскольку не все из вас уважаемые читатели знаете всю правду о Вильгельме Теле тоя ее вам далее расскажу. Эта информация покажет вам как в истории и народной памяти проходит процесс «мифологизации» того или иного героя! В том числе и нашего богатыря Дуная Ивановича!
Вильгельм Телль (нем. Wilhelm Tell; фр. Guillaume Tell; итал. Guglielmo Tell) — легендарный народный герой Швейцарии, уроженец кантона Ури, живший в конце XIII — начале XIV веков, искусный стрелок, борец за независимость своей страны от Австрии и Священной Римской империи. Долгое время считался историческим лицом. Сейчас подлинность легенды о Телле оспаривается.
Сказание о Вильгельме Телле
Впервые история Вильгельма Телля описана во второй части хроники Белая книга Зарнена городским писарем из Обвальдена Гансом Шрибером во второй половине XV столетия. Затем её пересказали люцернские хронисты Мельхиор Русс (1488) и Петерманн Эттерлин (1507).
Согласно наиболее распространённой её версии, жестокий наместник (фогт) германского императора в Швейцарии Альбрехт (или Герман) Гесслер повесил на площади города Альтдорфа на шесте шляпу австрийского герцога и отдал приказ, чтобы всякий проходящий кланялся шляпе. Молодой крестьянин Телль, известный как отличный стрелок, не исполнил этого приказания, и Гесслер в наказание заставил его стрелять из арбалета в яблоко, поставленное на голову сына стрелка.
Телль успешно справился с задачей, но затем он признался, что если бы попал в сына, то другой стрелой убил бы Гесслера.
 По другой версии, в случае неудачи, Телль убил бы себя второй стрелой
. Его отправили в тюрьму, но он убежал в горы. Подстерёг Гесслера на дороге между скалами и убил его стрелой. Хронологически событие — это приурочено к 1307 году.
Легендарные стрелки у других народов
В песнях и сказаниях германских народов мотив об искусном стрелке играет важную роль. Уже в песне Эдды Volundarkvidha, относимой к VI в., затем в Вилькина-саге и Нифлунга-саге появляется сказание об искусном стрелке Эйгиле. По требованию шведского короля Надунга (то есть завистливого) Эйгиль сбивает стрелой яблоко, положенное на голове его трёхлетнего сына, причём говорит королю, что две другие стрелы пронзили бы его, если бы малютка (Орвандиль — Pfeilwinder, Pfeilarbeiter) был убит. Предполагают, что сага об Эйгиле возникла в Северной Германии, проникла на Скандинавский полуостров и оттуда вернулась в Германию в скандинавской обработке.
Вильгельм Телль
Сказание об искусном стрелке неоднократно встречается в норвежской истории. Так, Олав I Трюггвасон (ум. 1000 г.) понуждает к такой опасной стрельбе храброго воина Эйндриди. Король Харальд III (ум. 1066 г.) заставляет богатыря Хеминга стрелять в орех, положенный на голове его брата. На Фарерских островах записан рассказ о том, как Гейти, сын Аслака, по требованию короля сбил стрелой с головы брата лесной орех.
Сказание об искусном стрелке встречается у датского писателя XII в. Саксона Грамматика (ум. 1203 г.) в десятой книге его «Historia Danica» в таком виде: у короля Харальда Синезубого, жившего в X в., был в услужении искусный стрелок Токи.
Он похвастал в пьяном виде, что собьёт стрелой самое маленькое яблоко наверху шеста. Жестокий Харальд велел поставить вместо шеста маленького сына Токи.
Токи вынул из колчана три стрелы; одной стрелой он сбил яблоко на голове сына, а две другие предназначал в случае, если его сын был бы убит, для Харальда, как потом сам признался. Токи, как и Телль, убежал от преследования и впоследствии убил Харальда стрелой во время битвы Харальда с восставшим против него сыном.
 Как в Швейцарии Гесслер, так и в Дании Харальд вызывают своими жестокостями народное возмущение и падают от руки ловкого стрелка.
В один ряд с германскими и скандинавскими сказаниями об искусном стрелке можно поставить финские. Воспоминание о национальном герое, отличавшемся меткой стрельбой, в Эстонии и Финляндии приурочено ко многим местным названиям, причём герой этот носит имя Телль или Толя. Эсты, карелы и финны указывают на камень Телля, гробницу Телля, развалины его замка. Финские сказания можно поставить в зависимость от скандинавских; но затем идут другие инородные сказания этого рода, происхождение которых представляется загадочным.
Существует целый ряд сказаний об искусном стрелке у народов, населяющих Венгрию, Буковину и Трансильванию.
Сказание одного типа с рассказом о Телле встречается в «Беседе птиц» персидского писателя второй половины XII в. Аттара. Здесь царь сбивает стрелой яблоко с головы своего любимого пажа, который умер от страха, хотя стрела не задела его.
 К этому варианту можно отнести древнее сказание о Камбизе, переданное Геродотом: Камбиз стреляет в сына своего придворного Прексаспеса и поражает его в сердце.
В мифах об аргонавтах упоминается, что критянин (по другим текстам, афинянин) Алкон, товарищ Геракла и отец будущего аргонавта Фалера, сбил с его головы змею, не зацепив сына. Высказывается мнения об отсутствии связи между очевидно схожими легендами об Алконе и о Телле. — впрочем, встречаются и обратная версия о том, что именно греческий миф лёг в основу легенды о Телле.
Славянскому миру не чуждо сказание об искусном стрелке типа Телля. В болгарском сказании герой носит имя главного богатыря новогреческого героического эпоса Дигениса. Сербские сказания вошли в песню о женитьбе Душана и в песню о женитьбе Турча Смедеревца
 На Украине предание вошло в фамильную историю Ханенков: Данило Ханенко сбил пулей головной убор красивой казачки и женился на ней.
Легенда или история?
Сказания об искусном стрелке заключают в себе, по-видимому, кое-какие мифологические черты, что дало повод немецким учёным, в особенности Эрнсту-Людвигу Рохгольцу (нем. Ernst Ludwig Rochholz), искать основной источник их в мифологии — другими словами, видеть в них одно из бесчисленных аллегорических выражений борьбы зимы с летом с окончательной победой последнего.
Рохгольц эпиграфом к первой главе своего исследования о Вильгельме Телле, озаглавленной «Die Naturmythe und die historisch gewordene Sage», избрал слова писателя XIV века Конрада фон Аменгаузена (нем. Konrad von Ammenhausen): «я расскажу тебе хорошую сказку, как прогнали мы зиму» (нем. ich will dir goute maere sagen, hin sont wir den winter jagen). Как на мифологические черты указывают на необыкновенную меткость стрельбы, на яблоко — как на символ солнца, на стрелы — как на обычный символ солнечных лучей и молнии.
При этом приводятся такие параллели, как индусские сказания об искусной стрельбе Индры, поражающего Вритру, греческие сказания о губительных стрелах Аполлона, скандинавские сказания о вооружённых стрелами солнечных богах Улле, Хёнире, Хеймдалле.
В пользу мифологичного характера сюжета говорит сербская песня о женитьбе Душана, где герой Милош Войнович выступает в обрисовке солнечного героя.
Когда он подъехал к красавице Роксанде, сбросил с плеча плащ, то «засияли сукно и бархат; засиял панцирь (или серебряные пластинки) на груди и вызолоченные пряжки на сапогах; заблистал Милош в зелёном поле, как яркое солнце на небе, и пошёл он по зелёной траве, рассыпал по ней кольца и перстни, мелкий бисер и драгоценные камни».
В литературе и идеологии
Наиболее известным произведением о Вильгельме Телле стала одноимённая драма Шиллера и поставленная по ней опера Россини. Хотя Шиллер подчёркивает консервативные аспекты легенды — швейцарцы сражаются за исконные обычаи и права, его пьеса воспринималась как прославление борьбы за национальную независимость и тираноубийства.
Она запрещалась в Третьем Рейхе. Вильгельм Телль упоминается у Альфонса Доде в «Тартарене из Тараскона», в русской литературе у А. Н. Радищева и Власа Дорошевича. Макс Фриш в книге «Вильгельм Телль для школы» (1971) создал антилегенду, сделав положительным персонажем не Телля, а габсбургского наместника Гесслера. Последний, по Фришу, стремился к компромиссу и не хотел обострять отношения со своими подданными, а швейцарский герой был мрачным, ограниченным горцем, боявшимся перемен и вероломно убившим фогта.
Ну, а в завершении рассказа о богатыре Дунае Ивановиче и его печальной судьбе то я категорически не согласен с тем, что от имени сего богатыря и получила своё название великая европейская река Дунай! И вот почему:
Дуна;й (рум. Dun;rea, венг. Duna, нем. Donau, серб. Дунав, словацк. Dunaj, болг. Дунав, хорв. Dunav, укр. Дунай, лат. Danubius, Danuvius, др.-греч. ;;;;;;) — вторая по протяжённости река в Европе (после Волги), «интернациональная» река, самая длинная река на территории Европейского Союза. Длина — 2860 км.
Русское название реки восходит к праслав. *Dunajь, которое, по мнению М. Фасмера, было заимствовано через готск. *D;nawi из кельтск. D;nuvius.
Польский учёный Ян Розвадовский высказал предположение, что словом *Dunajь славяне изначально называли Днепр (как это можно услышать в украинском и белорусском фольклоре)!!!
К. Мошинский поддержал это предположение, считая, что когда часть славян мигрировала в окрестности Дуная, название которого первоначально было заимствовано как *Dunavъ/*Dunavь, то произошёл перенос названия с известной ранее реки.
 Мошинскому возражал Т. Лер-Сплавинский, который указывал на то, что словом «Дунай» и производными от него называется десяток рек и ручьёв на территории распространения славянских языков, кроме того, данное слово функционирует как апеллятив в польских и украинских говорах.
В связи с этим Лер-Сплавинский восстанавливает для праславянского языка нарицательное существительное *dunajь «большая вода», происходящее от пра-и.е. *dhoun;
 Выводы Лера-Сплавинского были проигнорированы в работе В. Н. Топорова и О. Н. Трубачёва «Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья», выводящих гидроним «Дунаец», встречающийся на славянских землях из названия Дуная, за что данную работу подверг критике З. Голомб
Но пока ученные спорят мы должны отрыть древние исторические книги и по ним видно, что в Римской империи не было никакой такой реки Дунай, а была великая река Истра!!!
Ранние достоверные сведения о Дунае содержатся в сочинениях древнегреческого историка Геродота (V век до н. э.), который писал во второй книге «Истории», что река Истр (древнегреческое название Дуная) начинается в стране кельтов и течёт, пересекая Европу посередине (II:33).
Впадает же река Истр в Эвксинский понт (Чёрное море) семью рукавами. Современное название дали кельты, которые обитали тут в первой половине первого тысячелетия до нашей эры.
В 105 году нашей эры римский император Траян построил первый каменный мост через Истр и было это примерно за 800 лет до правления в Киеве князя Владимира Святославовича он же «Красное солнышко», в дружине которого и служил «богатырь Дунай Иванович» ….
Гл.3 Алеша Попович
Итак, у нас из тьмы истории на свет Божий выступает третий древнерусский богатырь, названный Алешей Поповичем.
И тут надо сказать что наверно не найдется в современной России -«россиянина» который бы не слышал о «Алеше Поповиче» ибо   и в Российской империи и особенно во времена СССР это был наверно самый   в идеологическом плане «раскрученный» былинный герой! Не смотря на то что в вымышленной в былинах «связке» с Ильей Муромцем и Добрыней Никитичем, он был самый «младший» богатырь и по сути больше походил на их оруженосца, чем на самостоятельного по началу своей «буйной биографии» –древнерусского богатыря!
Ну, а почему так сложилось вы уважаемый читатель поймете из дальнейшего описания.
И тут в начале согласно принятой нами методике я излагаю как бы современную официальную биографию того или иного «богатыря», а уже потом мы будем пытаться вместе разобраться где тут правда, а где выдумка!
Итак, Алёша Попович — это «фольклорный собирательный образ богатыря в русском былинном эпосе. Алёша Попович как младший входит третьим по значению в богатырскую троицу вместе с Ильёй Муромцем и Добрыней Никитичем. В украинских думах также именуется Алексеем Поповиче.
Т.е. современные биографы сразу отметают всякую реальность существования даже близкого прообраза нашего Алеши-богатыря, не говоря уже о версии, что он таки реально существовал в свое время по своей «былинной фамилией»?!
Правы ли эти «биографы» или нет мы попытаемся выяснить далее самостоятельно.
А вот все материалы так сказать «личное дело» Алеши Поповича сконцентрированы по данным С. Н. Азбелева, насчитавшего 53 сюжета героических былин, но только сам Алёша Попович является главным героем двух из них
№ 20. «Алёша Попович и Тугарин Змей»
№ 21. «Алёша Попович и сестра Петровичей-Збродовичей»
Кроме того, Алёша играет важную роль в популярной былине «Добрыня на свадьбе своей жены» («Добрыня в отъезде», «Добрыня и Алёша» — № 18 по указателю Азбелева), где является отрицательным персонажем.
Как лицо общеизвестное, Алёша часто упоминается и в других былинах, обычно с указанием на его недостатки.
А вот эти факты еще раз подтверждают мысль вашего автора что увы наш Алеша Попович хотя и был впоследствии из «богатырского оруженосца» возведен в богатыри «Земли Русской» но заметной и важной роди не играл. И был как считается в современном кинематографе «героем второго плана».
Кстати у Алеши и был один большой физический недостаток, который мешал ему стать богатырем из так сказать современного разряда «боксеров тяжелого веса»! он был с рождения хромым! И поэтому больше полгался в богатырских делах и «подвигах» на свой ум и хитрость чем на грубую физическую силу как это делали Добрыня и Муромец!
К тому же и это важно сразу отметить сам Алеша имел музыкальный слух играл на гуслях и был ну сильно охоч до «прекрасного пола» зачастую переходя в своих «альковных подвигах» все мыслимые моральные каноны что существовали в то время в Киевской Руси!!!
Но вернемся к нашему герою и вот как в былинах показан Образ Алёши-богатыря:
«Алёшу Поповича отличает не сила (иногда даже подчёркивается его слабость, указывается его хромота и т. п.).
Ему свойственны удаль, натиск, сметливость, находчивость, хитроумие.
Умел играть на гуслях. Алёша готов обмануть даже своего названного брата Добрыню, посягая на его супружеские права (Алёша распространяет ложный слух о гибели Добрыни, чтобы жениться на его жене Настасье Никулишне).
Вообще Алёша хвастлив, кичлив, лукав и увёртлив; шутки его иногда не только веселы, но и коварны, даже злы; его товарищи-богатыри время от времени высказывают ему своё порицание и осуждение.
В целом, образу Алёши свойственны противоречивость и двойственность.
Иногда на Алёшу переносятся черты, свойственные Вольге Святославичу: рождение его сопровождается громом; Алёша-младенец просит пеленать его не пелёнами, а кольчугою; затем он немедленно просит у матери благословенья погулять по белу свету: выясняется, что он уже может сидеть на коне и владеть им, действовать копьём и саблей и т. п.
Хитрость и ловкость Алёши Поповича сродни «хитростям-мудростям» Вольги, а его шутки и проделки близки магическим превращениям Вольги.
Женой Алёши Поповича в былинах о нём и сестре Збродовичей (Петровичей и т. п.) становится Елена (Петровна), она же Еленушка, Алёна, Алёнушка (Еленой зовется и жена Вольги).
Это женское имя как бы подвёрстывается к имени Алёши Поповича (варианты Олёша, Валеша и Елешенька) — Елена и Алёнушка, и таким образом формируется «одноимённая» супружеская пара.
В одном из вариантов былины об Алёше и сестре Збродовичей братья отсекают Алёше голову за то, что он опозорил их сестру (в остальных вариантах этого сюжета Алёше тоже грозит опасность, но всё кончается благополучно).
Наиболее архаичным сюжетом, связанным с Алёшей Поповичем, считается его бой с Тугариным. Алёша Попович поражает Тугарина по дороге в Киев или в Киеве (известен вариант, в котором этот поединок происходит дважды).
Тугарин грозит Алёше Поповичу задушить его дымом, засыпать искрами, спалить огнём-пламенем, застрелить головнями или проглотить живьём.
 Бой Алёши Поповича с Тугариным происходит нередко у воды (Сафаст-река). Иногда, одолев Тугарина, Алёша рассекает и размётывает по чистому полю его труп.
Вариантом сюжета о бое Алёши с Тугарином является редкая былина «Алёша убивает Скима-зверя», где противник Алёши Поповича во многом напоминает Тугарина!
Тут я вынужден прервать «официальную биографию» Алеши-богатыря чтобы сразу познакомить читателя и с его противником- иностранным богатырем Тугариным!
Во-первых, это важно для выяснения я образа самого Алеши Поповича во-вторых сам рассказ о Тугарине не менее интересный, и поучительный для всех любителей российской истории!
В том числе и современной! 
И на мой личный взгляд если на ситуацию взглянуть «аллегорически», то мне видится в современной России где тоже есть «князь Владимир под которым я понимаю   Президента РФ В.Путина   давно материализовался и активно действует в его «ближнем кругу» современный прототип «Тугарина».
Кого я тут имел в виду, вы уж любознательный читатель догадайтесь сами. Задачка сия легкая если в ее основу положить биографию самого Тугарина!
Тугарин (Змей Тугарин, Змей Тугаретин, Тугарин Змеевич, Змеище Тугарище) — злой богатырь в русских былинах и сказках, противник русских богатырей Добрыни Никитича и Алёши Поповича.
 «В эпоху борьбы с кочевниками стал символом дикой степи, исходящей от неё опасности, язычества».
Главный текст о Тугарине — былина о бое Алёши Поповича с Тугарином в разных её вариантах.
В былинном образе Тугарина сливаются отголоски различных слоёв эпической традиции. Прежде всего в змеевидной природе Тугарина нельзя не видеть одной из вариаций бродячего мотива о змееборстве, весьма распространённого в русской народной поэзии (сказках и былинах), древность которого засвидетельствована памятниками (летописное сказание о Никите Кожемяке, былины о Змее Горыныче), а также аналогиями в южнославянском эпосе.
 Отношение Тугарина к Апраксии и Марине, жене Добрыни, даёт основание сблизить его со змеем-любовником сербских сказок и песен.
Этимология
В имени Тугарин видят отголоски борьбы русичей с кочевниками. Тугарина связывали с историческим половецким ханом Тугорканом.
Возможно происхождение имени от библейского Тогармы — в ряде средневековых источников считавшегося родоначальником тюркских народов.
Имя Тугарин допускает, однако, и другие сближения, например, со Змеем Горынычем из «Тугих гор», как называется этот змей в некоторых вариантах былины о борьбе Добрыни со змеем (у А. Гильфердинга).
Александр Веселовский в Тугарине, как вообще в богатырях Змеях и Змеевичах, видит отголоски византийского эпоса — прямое перенесение византийских «;;;;;;», «;;;;;;;;;;;;;». Впрочем, А. И. Веселовский в более поздней работе своей принимает предположение об исторической основе имени Тугарин, сохраняя, однако, своё прежнее мнение о связи Тугарина с византийским эпосом.»
Но оставим кабинетным ученным продолжать находится в своем иллюзорном мире и как материалисты и реалисты сразу обратим внимание на ту мысль что богатырь Тугарин противник Алеши Поповича это есть половецкий хан Тугоркан!
Я так же надеюсь, что вы уважаемый читатель уже хорошо знаете и помните кто такие половцы и какую роль они сыграли в истории Киевской Руси и поэтому не буду на них останавливаться. Но если вы не в курсе, то вот вам нужная ссылка: http://annales.info/step/pletneva/index.htm
Мы обратимся в реальной биографии прототипа Тугарина- полоцкого хана Тугоркана!
Тугоркан (Тогортак; 1028 — 19 июля 1096) — половецкий хан, ближайший соратник Боняка. Вместе с Боняком объединил под своей властью несколько западных половецких орд.
Наиболее ранние известия о Тугоркане, так же, как и о хане Боняке, встречаются в сочинениях византийской царевны Анны Комнины.
В то время печенеги, продвигавшиеся на Балканы под натиском половцев, вторглись в византийские владения, не довольствуясь отведёнными им землями на северной границе империи. На призыв императора Алексея Комнина о помощи откликнулись половецкие ханы Тугоркан и Боняк, пришедшие с войсками в Византию в 1091 году.
Ни византийцы, ни половцы не доверяли друг другу, однако сражение между половцами и печенегами закончилось полным разгромом последних.
«Следствием этой победы было полное физическое уничтожение всей печенежской орды. Многие из них пали ещё на поле битвы, другие встретили смерть в плену.
Пленных оказалось так много, что на одного римского воина приходилось по 30 пленных печенегов.
Опасаясь, что ночью, когда усталые греки заснут, печенеги сумеют освободиться, византийский военачальник Синесий приказал их всех умертвить.
 Утром император узнал об этом событии и едва не приказал казнить своевольца — только горячее заступничество остальных полководцев спасло Синесия.
Но сама эта акция настолько поразила даже видавших виды варваров, что наутро испуганные половцы снялись с лагеря, полного трупов, и поспешили в родные степи, опасаясь, что византийцы как-нибудь сумеют перебить и их.
Комнину пришлось даже высылать за ними погоню, чтобы передать ханам дары и половину добычи — как он обещал им накануне сражения (Комнин Анна. Алексиада. Книга 8, главы 5, 6. С. 236, 238.)»
Половцы, испугавшись жестокости союзников, отступили к Дунаю, где были разбиты венграми и ушли в приднепровские степи., где и осели до татаро-монгольского нашествия.
В 1093 году в союзе с Боняком вёл войну со Святополком Изяславичем, закончившуюся полным поражением киевского князя, который был вынужден заключить в 1094 году мир и взять в жёны дочь Тугоркана.
В 1095 году вместе с Боняком отправился в поход в Византию, окончившийся неудачей: в нём погибли более половины отправившихся в Византию воинов, а вся добыча была отнята в одном из сражений с преследующим их императорским войском.
Вместе с Курей вторгся в Переяславское княжество, 30 мая 1096 года осадил Переяславль, однако был разбит подоспевшими 19 июля дружинами Святополка и Владимира Мономаха. Тугоркан вместе с сыном погиб в битве.
Святополк счёл своим долгом найти на поле сражения труп своего тестя и похоронить его «на могиле» поблизости от Берестова.»
Итак, если мы обожествляем Тугоркагна как Тугарина противника Алеши Поповича, то мы теперь знает точное время, описываемое в древнерусских былинах 1028-1091 года!
Так же мы теперь вправе сделать и еще один вывод что если в реальной жизни Алеша Попович, и хан Тугоркан и пересекались, то ни в каких битвах между собой не участвовали, за исключением битвы на жену Добрыни Никитича, чья краса свела с ума опять же если верить «былинам» обоих богатырей!
Ну и раз мы уже увидели, что в основе конфликта Поповича и Тугоркага лежал «любовный четырехугольник» то я вынужден забегая немного на перед представить вам и жену Добрыни Никитича!
Я ведь уже выше подчёркивал, что именно за «Отношение Тугарина к Апраксии и Марине, жене Добрыни, даёт основание сблизить его со змеем-любовником сербских сказок и песен!
Итак, разрешите вам представить, ибо она этого стоит хотя бы потому, что по сути есть родоначальница российского ФЕМИНИЗМА!
Настасья Микулишна (Настасьюшка Никулична) — поленица, младшая дочь былинного богатыря Микулы Селяниновича, жена Добрыни Никитича в былинах «Добрыня и змей»; «Женитьба Добрыни»; «Неудавшаяся женитьба Алёши Поповича».
Настасья Микулишна — это имя двух героинь в русском эпосе.
Одна из них — это исполинская поленица (богатырка).
Былина о женитьбе Добрыни на Настасье известна в двух основных вариантах.
 В одном — какая-то сила удерживает Добрыню от боя с Настасьей Микулишной, которую он сначала принимает за богатыря-мужчину.
В другом варианте, после победы над змеем — Добрыня, видя огромного богатыря, вступает с ней в поединок, но терпит позорное поражение.
Настасья «ухватила Добрыню за жёлты кудри, сдёрнула Добрынюшку со седла долой», не глядя суёт Добрыню себе в карман, и потом задумывается, кого, собственно, в карман сунула.
Решает: если богатырь понравится — я за него замуж пойду, если не понравится — голову срублю. Достаёт Добрыню, и тот ей нравится, она выходит за него замуж.
Настасья является героиней ещё одной былины — «Неудавшаяся женитьба Алёши Поповича».
В этой былине князь Владимир отправляет Добрыню «в орду» со сложным дипломатическим поручением, Настасья верно ждет Добрыню двенадцать лет, но затем приходит ложная весть о гибели Добрыни, и князь Владимир принуждает Настасью выйти замуж за Алешу Поповича.
Узнавший об этом Добрыня является на свадьбу, переодетый скоморохом.
И все же Настасья Микулишна узнала мужа»
В общем это была еще та «древнерусская героиня»! Но не будет ее сильно упрекать ее современницы из числа жен древне киевских князей и древне киевских богатырей временами и ей давали «форы» в вопросах ФЕМИНИЗМА!
Но это сухая и ничего не говорящая любознательному читателю история!  Я же продолжая собирать материал для книги случайно нашел и замечательную статью, в которой описаны все жены самых известных древ русских богатырей. Размещения этого материала в начале повествования позволит вашему автору больше внимание и сил сосредоточить на образах других древнерусских богатырей, не отвлекаюсь на их семейные неурядицы…
Вот ссылка на статью где имеется много ценных иллюстраций
«Одни страдания от той любви». Жёны героев русских былин
29 июня 2019 В.А Рыжов
«Семейная жизнь былинных богатырей обычно оказывается в тени основного повествования. Рассказы о сражениях с всевозможными змеями и чудищами, ратных подвигах кажутся интереснее и сказителям, и их слушателям. Исключение составляет, пожалуй, былина «Ставр Гордятинович», в которой именно жена Ставра оказывается в центре повествования. Об этой былине рассказано в статье «Князь Владимир против богатырей. Интриги и скандалы княжеского двора былинного Киева».
«Одни страдания от той любви». Жёны героев русских былин
Василиса Микулишна отрезает косы перед тем, как перевоплотиться в посла Золотой Орды
Василиса Микулична из этой былины к тому же ещё и любит своего непутевого и хвастливого мужа, да и финал этой истории оказался счастливым, что является, скорее исключением из правил. Ведь даже искренне любящая своего мужа, верная и преданная супруга, в русских былинах порой опосредованно становится причиной его гибели. Наиболее трогательный и печальный пример – «Былина о Даниле Ловчанине и его жене».
А вот жёны многих других русских богатырей являются отрицательными персонажами. Порой кажется, что желание извести своего супруга – чуть ли не единственная цель их жизни.
Две ипостаси Апраксы, жены князя Владимира
Начнем по порядку, с жены былинного князя Владимира, которую неизменно зовут Апраксой или Апраксией (Евпраксией). Отношение сказителей к ней – полярное. Чаще всего, она абсолютно нейтральный персонаж, функция которого – сидеть на пиру рядом с Владимиром и приветливо улыбаться гостям.
В. Рябушинский, Владимир Красное Солнышко и его жена Апраксия Королевична. 1895 г.
Однако в некоторых былинах Апракса выступает как заступница богатырей перед разгневанным князем, именно она спасает от голодной смерти брошенного в погреб Илью Муромца. Иногда подчеркивается ее мудрость. Так, выбирая невесту, Владимир озвучивает одно из требований к будущей жене: «Было бы мне, князю, с кем думу думати». В былине о Ставре, Апракса, единственная, узнает в "татарском после" женщину.
Князь Владимир и княгиня Апраксия, кадр из фильма «Илья Муромец», 1956 г.
Но в других былинах Апракса охотно принимает «знаки внимания» от врагов Руси. Вот, например, что говорится в «Былине об Алеше Поповиче и Змее Тугарине:
[Как идёт Змей-Тугарин во палаты белокаменные,
Да встречает его Солнышко Владимир стольно-киевский
Со своей княгиней со Апраксою,
Образам он нашим, Змей, не молится,
Князю Владимиру челом не бьёт.
Он садится за столы дубовые, за яства сахарные.
Да сажает княгиню на коленушки свои.
Да ласкает-милует Апраксу Королевичну.
Как возговорит тут речи княгинюшка:
– Вот теперь и пир и беседушка
Со милым дружком Змей-Горынычем!»
Чужеземный царь Идолище Поганое тоже имеет свои планы на Апраксу:
«Я ведь выжгу Киев-град, церкви Божии,
Я займу, займу палаты белокаменные,
Я пущу в палаты только Апраксеюшку,
Апраксеюшку свет королевичну,
А Владимира-то князя я на кухню пошлю».
На этот раз княгиня почему-то не садится сразу же на колени очередного захватчика, а выторговывает себе два дня на раздумья, но о самоубийстве и речи не идет.
Говорит ей царь да таковы слова:
«Я уважу, Апраксеюшка, еще два дня,
Через два-то через день как будешь не княгиней ты,
Не княгиней будешь жить, а всё царицею!»
В результате в некоторых записях этих былин Алёша Попович и Илья Муромец не стесняются в выражениях и «называют корыто корытом», употребляя в отношении Апраксы вполне подходящее, как им кажется, слово (непечатное).
Обратим внимание, что княгиню Апраксу очень часто называют королевичной. Дело в том, что эта женщина, похоже, была литовского происхождения. В одной из былин два богатыря – Добрыня Никитич и Дунай Иванович (иногда ещё Илья Муромец) отправлены Владимиром в Литву, чтобы просватать за князя королевскую дочь.
Дунай свою богатырскую службу начинал именно в Литве, следовательно, знает местные порядки и обычаи, вероятно, планировалось, что именно он и станет главным переговорщиком.
 Но переговоры не задались
. Король, увидев Дуная, спрашивает, не решил ли тот вернуться на службу, и, получив отрицательный ответ, оскорбляется, называя его "холопиной дворянской". А нового господина Дуная, князя Владимира, он обзывает "конюхом последним" и "разбойником". Дунай в ответ дерзит, и за это его бросают в «погреба глубокие». Дипломатическая миссия провалена, и Добрыне, чтобы выполнить поручение князя и вызволить друга, приходится, «побить войско литовское».
Дунай Иванович и Настасья
По дороге домой выясняется, что у Апраксы есть старшая сестра – Настасья, у которой когда-то была любовная связь с Дунаем (по этой причине, арестованный «за оскорбление величества» Дунай и бежал из Литвы в Киев).
А теперь богатырь игнорирует свою бывшую пассию. Оскорбленная его невниманием, Настасья догоняет послов в поле и вступает в бой с Дунаем. Возможно, в первоначальном варианте речь шла о засаде, подобной той, что попыталась организовать жена Ярослава Мудрого Ингигерд пожелавшему уйти в Полоцк норманнскому кондотьеру Эймунду (решила, что Новгороду он обходится слишком дорого, а в Полоцке будет слишком опасен).
В былине же описывается личный поединок Дуная и Настасьи. Дунай побеждает, Настасья отправляется с ним в Киев, где играются сразу две свадьбы – княжеская и богатырская. Счастливый конец?
Куда там: вскоре беременная Настасья погибнет от стрелы пьяного мужа, который потом совершит самоубийство (бросится на меч) и из его крови появится река Дунай.
Дунай Иванович убивает жену во время состязания на меткость
Возможные прототипы княгини Апраксы
Но вернемся в княжеский дворец былинного Киева. Некоторые историки попытались отождествить княгиню Апраксу с женой «древнего Владимира», о которой говорится в Иоакимовской летописи:
«Владимир… имел жену от варяга Адвинду, вельми прекрасну и мудру, о ней же многое от старых повествуется и в песнех восклицают».
Особенно ценно здесь свидетельство о том, что Адвинда была героиней многих «старых повествований» и «песен».
Вторая версия поражает своей прямолинейной очевидностью: в одном из вариантов былины, Владимир отправил своих богатырей, в том числе Добрыню и Дуная, сватать для него дочь литовского короля, давая при этом такие инструкции
«Ты уж силы-то бери, да сколько тебе надобно,
Поезжайте за Опраксой да королевичной.
А добром король отдаст, дак вы и добром берите,
А добром не даст – берите силою».
Король, как мы уже говорили, князя Владимира за ровню себе не считает, он отказывает «сватам» на том основании, что Владимир – «бывший холопище» ...
Вы уже подумали о Полоцке и Рогнеде? Но судьба несчастной полоцкой княжны очень уж сильно отличается от судьбы княгини Апраксы русских былин.
Третью версию предложил очень известный и авторитетный, но, порой немного увлекающийся специалист – академик Б.А.Рыбаков.
Итак, знакомьтесь, Евпраксия Всеволодовна, сестра Владимира Мономаха, в Европе больше известная, как Адельгейда. Она вполне могла бы стать героиней готического романа (с эротическим уклоном), вот только действие в нём будет происходить слишком далеко от Киева.
Евпраксия-Адельгейда
В возрасте 12-13 лет Евпраксия была просватана за Генриха Длинного, графа Штадена, до свадьбы три года воспитывалась в католическом монастыре, где сменила веру и получила новое имя. Свадьба с Генрихом состоялась в 1086 году, а в 1087 муж умер.
 Уже в 1088 году она обручилась с императором Священной Римской империи Генрихом IV, что вызвало неудовольствие в Киеве (слишком скандальная репутация была у этого монарха, да и срок траура по мужу недостаточный).
Император Генрих IV, муж Евпраксии-Адельгейды
В 1089 году в Магдебурге был заключен брак между Генрихом и Адельгейдой, в том же году в Кёльне состоялась её коронация. Этот брак оказался крайне неудачным, кончилось всё бегством бывшей киевской принцессы в Каноссу, к знаменитой Матильде Тосканоской, под покровительство злейшего врага Генриха – папы римского Урбана II.
На соборе в Пьяченце (1095 г.) беглая императрица обвинила Генриха в сатанизме, приверженности к ереси николаитов, а также в склонности к разнообразным сексуальным извращениям. Времена в Европе были ещё «тёмные», нетолерантные, поэтому, вместо того, чтобы защитить права Генриха на свободу богохульствовать, посещать черные мессы и выбор сексуальных предпочтений его подвергли анафеме.
А Евпраксия, получив полное прощение грехов, вначале перебралась в Венгрию, но в конце жизни вернулась в Киев, где постриглась в монастырь и умерла в 1109 г.
Мне почему-то больше нравится первая версия происхождения образа Апраксы.
Странная история женитьбы Святогора
Очень неожиданным кажется сюжет о жене Святогора: суженой его должна была стать девушка, возле дома которой упадет, впряденный в бороду золотой волос, выкованный для него кузнецом. В доме, возле которого упал этот волос, оказалась только больная девушка, тело которой было покрыто коростой и струпьями.
По одному варианту былины, Святогор, ударил её, спящую, мечом, по-другому – перед тем как убить, поцеловал (по её просьбе). Результат был одинаков в обоих случаях: короста опала и девушка выздоровела.
 В некоторых вариантах былины, Святогор все время возил её с собой. В других – она осталась жить среди людей и очень разбогатела на торговле с чужими странами, со Святогором же встречалась несколько раз в год, когда богатырь приезжал к её дому.
Святогор с женой
Казалось бы, очень странная пара, однако эта безымянная девушка осталась у гроба, в который опрометчиво лег Святогор, и превратилась в ракиту, из-под корней которой вытекал родник.
Но это – внешний, поверхностный слой данной былины. Сторонники «общего подхода» к изучению былин высказали интересное предположение, что больная девушка, чудесным образом выздоровевшая после удара мечом, символизирует нечерноземные земли Северной Руси, остававшиеся неплодородными до тех пор, пока не появились железные орудия труда. А то обстоятельство, что жена Святогора разбогатела благодаря торговле с заморскими странами, позволило им сделать вывод о том, что имеется в виду земля Новгородская.
Истории эти порой могут служить иллюстрацией тезиса о пагубности внебрачных связей, особенно если завязываются они на территории «вероятного противника».
О страшных и трагических последствиях одного из таких «романов» богатыря (с женщиной по имени Златыгорка или Горынинка) рассказывалось в статье Самый почитаемый русский богатырь. Илья Муромец
Две попытки Добрыни Никитича
Гораздо больше повезло в этом плане его «крестовому брату» – Добрыне Никитичу. «Первый блин» у него, правда, тоже получился «комом». В не очень известной широкому кругу читателей былине «Добрыня и Маринка», рассказывается о волшебнице, которую многие исследователи считают воплощением богини смерти Мары (вспомним еще Марью-Моревну русских сказок).
В наказание за разбитое стрелой богатыря хрустальное зеркало, она приворожила его, но взаимностью отвечать не захотела. Когда Добрыня стал проявлять настойчивость и явился к ней, прогнав «мил-друга Змея Горыныча», превратила навязчивого ухажера в гнедого тура с золотыми рогами и серебряными копытами.
Добрыня находит Змея в доме приворожившей его Маринки
Но однажды, выпив «зелена вина», Маринка проговорилась о том, что превратила в туров уже 10 добрых молодцов, в том числе и Добрыню. Мать Добрыни, услышавшая о том,
«ударила Маринку по белой щеке, сбила ее с резвых ног, стала таскать по полу кирпищатому.
Таскает, а сама приговаривает: Я хитрей, мудрей тебя, да не хвастаю! Хочешь, оберну тебя сукой долгохвостою? Будешь ты, Маринка, по городу ходить, будешь ты, Маринка, за собой кобелей водить!»
Если мать Добрыни не "блефует" и говорит правду, придется признать, что она тоже ведьма — и не из последних!
Маринка соглашается вернуть Добрыне прежний облик, но с условием, что тот на ней женится. Но после свадьбы Добрыня срубил Маринке голову, а её тело сжёг.
Добрыня отрубает голову Маринке
Свою настоящую жену-богатырку Настасью Микуличну он встретил позже – «в поле».
Настасья Микулична и Добрыня Никитич, иллюстрация к былине, Воронов С.
По одному из вариантов, какая-то сила удерживает его от поединка (поднятая рука не опускается). Но чаще он терпит поражение в бою с ней. Иногда поляница «сдергивает» его с седла с помощью аркана (в этом случае – она явно девушка кочевого племени, а имя Настасья получает при крещении).
Иногда – стаскивает с седла за волосы (желты кудри). В обоих случаях ставит условие: «Возьмешь ли, Добрыня, во замужество, отпущу тебя, Добрынюшка, во живности».
В дальнейшем Настасья каким-то образом теряет свою богатырскую силу и предстает перед слушателями былины обычной женщиной и образцовой женой. Другая известная песня («Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича») рассказывает о том, что, отправляясь с княжеским поручением в Орду, Добрыня просит жену ждать его 9 лет.
 Настасья ждёт его 12, после чего соглашается выйти замуж за давно влюбленного в неё Алешу Поповича. Добрыня вовремя возвращается, но, почему-то не объявляет себя, а приходит на их свадьбу переодетый скоморохом. Настасья узнает его и в этом облике, и свадьба срывается.
А вот сам Добрыня, как мы увидим ниже, верным мужем, увы, не был.
Скандальная женитьба Алёши Поповича
Алёша Попович, так неудачно посватавшийся к Настасье Микуличне, согласно одной из былин, все же обзавелся женой, но история его женитьбы невероятно скандальна и потому практически неизвестна читателям. Начинается эта песня традиционным описанием пира у князя Владимира, на котором гости (как обычно) хвастаются кто знатностью, кто богатством, кто молодой женой.
 И только братья Збродовичи (иногда Петровичи, Бородовичи) молчат. Когда к ним обращается сам князь, они все же рассказывают о своей любимой сестре – Олёнушке, скромнице и красавице, которая сидит в задней горнице, так что лишние люди её и не видят.
Алеша Попович смеётся над ними, утверждая, что давно живет с их сестрой «будто муж с женой». Братья, разумеется, не верят ему, и тогда он ведет всех к дому Збродовичей и бросает снежком в окно светёлки – оно раскрывается, из него спускается длинное белое полотно (иногда Олёнушка выходит сама – «неподобающе одетая»).
Разгневанные братья собираются везти опозорившую их сестру в поле, чтобы отрубить ей голову, и тогда она сообщает им, что жена старшего брата изменяет ему с Добрыней, а супруга младшего – с неким Перемётушкой.
 В общем, семейные разборки в былине пошли почти как на позорных вечерних ток-шоу 1 канала российского телевидения.
О реакции братьев на такие известия ничего не сообщается, но, думаю, что о ней легко можно догадаться. Зато говорится, что к месту предполагаемой казни приезжает Алёша Попович и увозит Олёнушку в церковь – на венчание.
Алёша Попович и сестра Збродовичей
Доверчивый Михаил Потык и коварная Авдотья-Лебедь Белая
У других богатырей с жёнами было ещё хуже. О Михаиле Потыке и его жене Авдотье-Белой Лебеди было немного рассказано в первой статье цикла (Рыжов В.А. «Герои былин и их возможные прототипы»).
Добавим, что, спасенная мужем, который пошел за ней в могилу (и убил в ней Змея), она трижды пыталась убить его. Вначале превратила в камень – спасли Михаила Илья Муромец, Добрыня Никитич и неведомый странник-калика.
Потом приказала прибить к стене – на этот раз его спасла дочь ляхетского короля Настасья (ну, любят сказители — это имя, ничего не поделаешь).
В третий раз жена пытается отравить Потыка (подаёт кубок с вином, как знак примирения), однако Настасья, находившаяся рядом, предложила ему посмотреть на израненные гвоздями руки, и тот, не поверив на этот раз, убивает Авдотью.
Соломан и Соломанида
Не лучше оказалась жена у богатыря Соломана (в былине, созданной на основе апокрифического «Сказания о Соломоне и его неверной жене»). В отсутствии главного героя, слуга царя Василия Окульевича Ивашка Поваренин (а иногда – заморский купец Таракашка) обольщает его жену Соломаниду богатыми подарками и увозит на корабле.
Соломан вместе с дружиной отправляется на её поиски, но к обнаруженной жене идет один – и, выданный ей, попадает в плен к царю Василию.
 Соломан просит казнить его в чистом поле, повесив на перекладине две шелковые петли (коварная жена, на всякий случай, добавляет третью, говоря, что первую петлю её муж минует с помощью хитрости, вторую – с помощью мудрости, но третью не обойдет).
В качестве последнего желания Соломан просит разрешить ему протрубить в турий рог – дружина приходит на помощь и на приготовленной для него виселице повешены коварная жена, царь Василий и его слуга Ивашка.
Неудачная попытка Ивана Годиновича
Другой богатырь, преданный женой – Иван Годинович, племянник князя Владимира. Впрочем, учитывая, что он насильно взял в жены чужую невесту, это неудивительно. Просватана эта девушка, дочь некоего купца Митрея, была за «царя Вахрамеища, Кощея Бессмертного» («Кощей Бессмертный» в данном случае звучит, как титул).
В других вариантах былины жениха зовут Одолище Кошчевич или Федор Иванович с хороброй Литвы. Местом жительства невесты былины называют Чернигов, Ляховинское королевство, Золотую Орду и даже Индию.
Кощей Трипетович, его невеста Настасья и Иван Годинович
Отец девушки, которую (опять!) зовут Настасья, категорически против свадьбы с Иваном:
«За царя отдать – ей царицей слыть,
За тебя, Иван отдать – холопкой слыть,
Избы мести, заходы скрести.
У меня срощена собака на моем дворе –
Отдать за тебя, Иванушко Годинович».
Но Иван громит его дом, врывается в комнату Настасьи Митреяновны, которая в это время вышивает полотенце для своего настоящего жениха, и насильно увозит её, не забыв стребовать с родителей приданое.
По дороге в Киев, их нагоняет жених Настасьи, который вызывает Ивана на поединок. Иван побеждает, но упавший на землю Кощей обращается к Настасье, предлагая ей сделать выбор:
«За Иваном быть тебе – крестьянкой слыть,
Портомойщицей у князя Владимира,
А за мной быть тебе – царицей быть».
Настасья приходит на помощь Кощею, вместе они привязывают Ивана к дубу, а сами заходят в шатер – «забавлятися».
Иван Годинович
Но Кощею мешают два голубя (два ворона в другом варианте), сидящих на дубе – они, видите ли, комментируют происходящее, утверждая, что «не владеть Настасьей Кощею, владеть Ивану Годиновичу».
Тот выходит и стреляет в них из лука – стрела попадает в дуб, отскакивает, и поражает самого Кощея, который почему-то умирает, хоть и назван бессмертным. Настасья, якобы, попыталась убить Ивана, но её рука дрогнула, и сабля разрезала путы.
На мой взгляд, более, чем сомнительный вариант: вероятно, девушка освободила Ивана, решив, что живой племянник киевского князя в качестве жениха лучше мертвого царя. Освободившийся «герой» изуверски казнит свою несостоявшуюся жену: отрубает ей сначала руки, потом ноги, губы, и только потом – голову.»
Вот такие нешуточные страсти кипели в супружеских парах богатырей былинного Киева.
Но мы все же отвлеклись от главной канвы повествования и теперь снова возвращаемся к образу Алеши Поповича чтобы попытается разобраться с его реальными прототипами!
Этот вопрос волновал не только вашего автора, а и многих других российских историков и просто любителей древнерусской истории и все они в свое время высказывали свои версии по этим вопросам.
Почему-то в российской истории утвердилось мнение, что что историческим прототипом Алёши Поповича послужил ростовский боярин Александр (Олеша) Попович.
 Согласно летописям, это был знаменитый «храбр» (отборный воин), служивший сначала Всеволоду Большое Гнездо, а затем его сыну Константину Всеволодовичу против его брата и претендента на владимирский стол Юрия Всеволодовича, причём Александр Попович сразил в поединках нескольких лучших воинов Юрия.
Со смертью Константина и во княжение Юрия (1218) он отъехал к киевскому великому князю Мстиславу Старому и вместе с ним погиб в битве при Калке в 1223 году.
То есть это отождествление как бы сразу отрезает Алешу Поповича от киевского князя Владимира, не говоря уде о половецком хане Тогуркане как реальном прототипе богатыря Тагараина, что так же исключает всякую связь Алеши Поповича с женой Добрыни Никитича!
Мне такая постановка вопроса кажется ошибочной.
Но единственное в чем продвинулись российские историки по вопросу происхождения Алеши Поповича так это то, что родом он был с Ростовской области если исходить из нынешнего административного деления РФ.
Но и это утверждение есть ошибочным! Ибо Ростов основали варяги по приказу князя Рюрика в 862г г., а киевский князь Владимир   при дворе которого жил и действовал Алеша Попович Крестил Русь только в 988 г.
Так о каком таком ростовском попе Леонтии рассуждают тут российские историки…
Вот тому пример:
В былинах «Алёша Попович и Тугарин» и «Добрыня и змей» Алёша Попович имеет отчество Леонтьевич, а в былине «Алеша Попович и Тугарин» указано, что он «Сын попа Леонтия Ростовского».
И тут все историки стыдливо скрывает еще один неудобный факт – они пишут, что отцом А. Поповича был поп Леонтий, а в действительности Леонтий был не просто попом он был Эпископом Ростовским, умершим в 1077 г. который после смерти почитается в РПЦ МП как святой в ранге «святителя»! Вот нужная нам информация https://ru.wikipedia.org/wiki/Леонтий_Ростовский
И тогда по рукописям Артынова, упомянутым у Титова в описании Ростовского уезда, родина Алёши Поповича — деревня Селище Ростовского района Ярославской области.
Справка: Селище — покинутая деревня в Дмитриановском сельском округе сельского поселения Петровское Ростовского района Ярославской области.
Находится в 22 км от Ростова на реке Кось (ранее называлась Касть).
История
«Согласно рукописи Артынова, в этом месте жил отшельник Крепкомысл, обративший в христианство Пимну — дочь языческого верховного жреца, за что он и был убит вместе с новообращенной; впоследствии же времени это место было вотчиной Михаила Александровича Касаткина (XVI в.), которую он и отдал в приданое за своей дочерью Марией, выданной за Василия Ивановича Приимкова».
Из описания1885 года известно, что в этом году в деревне имелось 25 дворов и в ней было 107 ревизских душ. Относилась она к Зверинцевской волости Ростовского уезда Ярославской губернии, приходу села Алёшково. В 1908 году в деревне проживало 225 человек.
По метрическим книгам села Алёшково в деревне Селище проживали следующие фамилии: Абрамовы, Гордеевы, Гусаровы (Пестовы), Дмитриевы, Ло(а,у)пачевы, Каштановы, Куликовы, Мареевы, Малышевы, Пантелеевы, (Я)Храмовы.
Деревня Селище в предвоенные годы относилась к Филяевскому сельсовету, позже к Дмитриановскому сельсовету (ныне Дмитриановский сельский округ сельского поселения Петровское) Ростовского района Ярославской области.
К концу XX века прекратила своё существование и в 1995 году была исключена из учётных данных. Упоминается как Родина Алеши Поповича»
И вот на этом все поиски биографов А. Поповича разобраться с его происхождением и обычно заканчиваются.
Ну а далее в дело вступила уже российская пропаганда и имя А. Поповича стало жить уже само собой, правда в головах разных писателей, поэтов и фольклористов.
И тут каждый из них уже напрягал свою личную фантазию, в итоге если взять и прочитать вот этот список литературных и иных трудов о А. Поповича, то конечно такому человеку понадобится наверно помощь психолога, чтобы вернуть его сознание в нормальное состояние, настолько фантасмагорическим вырисовывается облик «былинного богатыря А. Поповича»!
Образ в культуре
«Алёша Попович» назывался одно время пароход «Володарский».
Художественная литература
В 1801 году Николай Радищев издал поэму «Алёша Попович, богатырское песнотворение».
Баллада А. К. Толстого «Алёша Попович».
Изобразительное искусство
Персонаж картины Виктора Васнецова «Богатыри».
«Алеша Попович» — картина Василия Верещагина, написанная для дворца великого князя Владимира Александровича (ныне Дом ученых в Санкт-Петербурге).
«Алёша Попович» — эскиз Ивана Билибина.
«Алеша Попович и красна девица» — картина Константина Васильева.
Алеше Поповичу посвящен лубок «Сильный богатырь Алёша Попович».
В 1902 году вышла почтовая открытка «Алеша Попович» из цикла «Богатыри» художника И. Я. Билибина.
«Алёша Попович и Елена Краса» — картина Б. М. Ольшанского
Музыка
Персонаж оперы-былины Александра Гречанинова «Добрыня Никитич».
Персонаж оперы-фарса А. П. Бородина «Богатыри».
Симфоническая картина «Алёша Попович» композитора Александра Танеева.
Симфоническая картина «Алёша Попович» композитора Г. А. Алчевского.
«Дума об Алеше Поповиче» — песня Жанны Бичевской.
Кино
Илья Муромец (1956; СССР) режиссёр Александр Птушко, в роли Алёши Сергей Столяров.
Персонаж российского фильма «Реальная сказка», исполнитель роли — Антон Пампушный.
В 2010 году вышел фильм «Приключения в Тридесятом царстве», где Алешу сыграл Алексей Шутов.
Последний богатырь (2017; Россия) режиссёр Дмитрий Дьяченко, в роли Алёши Вольфганг Черны.
В 2017 году вышел украинский приключенческий фильм-фэнтези «Сторожевая застава», где роль Алёши исполнил Роман Луцкий.
Мультипликация
Алеша Попович и Тугарин Змей (2004; Россия) режиссёр Константин Бронзит, Алёшу озвучивает Елена Шульман (самое начало небольшой) и Олег Куликович (позже большой взрослый).
Три богатыря и Шамаханская царица (2010; Россия) режиссёр Сергей Глезин, Алёшу озвучивает Олег Куликович.
Три богатыря на дальних берегах (2012; Россия) режиссёр Константин Феоктистов, Алёшу озвучивает Олег Куликович.
Три богатыря. Ход конём (2014; Россия) режиссёр Константин Феоктистов, Алёшу озвучивает Олег Куликович.
Три богатыря и морской царь (2016; Россия) режиссёр Константин Феоктистов, Алёшу озвучивает Олег Куликович.
Три богатыря и принцесса Египта (2017; Россия) режиссёры Константин Феоктистов и Дмитрий Высоцкий, Алёшу озвучивает Олег Куликович.
Три богатыря и наследница престола (2018; Россия) режиссёр Константин Бронзит, Алёшу озвучивает Олег Куликович.
И хотя я выше отмечал, что все былины о Алеше Поповича не только трудно читаемые, но совершенно непонятны современному читателю и что эту картину усугубили разные «квасные псевдопатриоты» России «искусственно облагородив «нашей Алешу Поповича и включили его в первую тройку «русских богатырей»
Но в современной России нашел один дотошный историк   Л. Прозоров автор, выше упоминавшийся мною книги «ВОЛХВЫ ВОЙНЫ. ПРАВДА О РУССКИХ БОГАТЫРЯХ» который вот что написал о Алеше Поповиче:
Глава 8 «Алешка Попович и Лешко Попелюш: былины и эпические предания западных славян»
Польский эпос, как таковой, не дошел до нас. Остались пересказы отдельных эпических преданий, вошедшие в хроники Анонима Галла, Богухвала, Кадлубка и пр.
В «Великой хронике» поляков сохранилось предание о двух братьях, сыновьях легендарного героя и правителя Крака, основателя Кракова. Они сразились в поединке, победил старший, которого, как и отца, звали Краком.
Это предание напоминает былину «Королевичи из Крякова». Там также идет речь о поединке братьев, сыновей правителя, в котором одерживает верх старший брат, тезка отца.
Имена братьев в былине христианские, то есть поздние. Более того, Лука и Петр (Лука и Моисей, Лука и Матвей) Петровичи – это общеэпические имена братьев, упоминаемых в паре.
Они могут появляться на богатырской заставе, на поле Камского побоища, в былине про их сестру Алену и Алешу Поповича, даже в былине про Ваську Буслаева. То есть имена эти вполне условны. Королевичи Краковы вполне могли превратиться в королевичей из Крякова. Имена сыновей Крака плохо сохранились даже в польском предании, а в былине они могли получить имена эпических братьев, с той особенностью, что один из братьев стал, как в польском предании, тезкой отца.
Далее автор «Великой хроники» поведал, что некий «ткач», наследник рода Попелюшей, одолел Александра Македонского не силой, а «хитростью и подвохом». В честь этого подвига герой получил имя-прозвище Лешко, то есть обманщик, плут.
В былинном эпосе отлично известен герой, побеждающий врагов «хитростью и подвохом». Его зовут Алеша – в былинах чаще Алешка – Попович. Еще Квашнин-Самарин предположил, что первоначальной формой этого имени было именно Лешко. Т.Н. Кондратьева не придала этому наблюдению значения, и, как нам кажется, совершенно напрасно. Алешка Попович и Лешко Попелюш кажутся как минимум созвучны.
 Однако Кондратьева сама приводит доказательства, выводящие их связь за пределы простого совпадения. Со ссылкой на словарь живого великорусского языка Владимира Даля она указывает, что в русских диалектах алёха, алёшка обозначает лгуна, хвастуна, алёшки подпускать – обманывать. Как греческое имя могло получить такое значение, как не по созвучию с более древним Лешко – «плут, обманщик, лгун»? Популярностью же своей эта трактовка имени обязана явно былинному образу плута и обманщика Алешки-Лешки Поповича-Попелюша.
Возникает вопрос – отчего Алеша-Лешко в польской хронике «ткач» и почему его сделали победителем Александра Македонского?
На свой первый пир в Киев Алеша достаточно часто является под видом калики или скомороха.
Его место у печного столба – традиционное место скоморохов. Он играет на гуслях. З.И. Власова обратила внимание на связь в фольклоре и документах скоморохов с бродячими ремесленниками – портными, ткачами и тому подобным Исследовательница полагала, что подобное сближение произошло из-за преследований скоморохов царским правительством в конце XVII столетия.
Однако она же приводит ссылку на Козьму Пражского, чешского автора XII века, где скоморохи-гусляры («кифаристы») сближены с портными. Как видно, это более древняя связь. Любопытно, что даже в датской сказке, ставшей известной в обработке Андерсена («Голый король»), бродячие ткачи действуют, как типичные скоморохи – шуты и чудодеи (в изготовление ими «чудесной» ткани все охотно верят) в одном лице. Но отношения церкви со скоморохами всегда были более чем неровными, оттого, очевидно, католический автор и подменил скомороха близким по смыслу, но сравнительно безобидным ткачом.
Естественно, для решения второго вопроса нам будет бесполезным исторический облик Александра Великого.
Его пути пролегали вдали от Польских и вообще славянских земель. Нам важнее мифическое обрамление его образа. Зачатие Александра приписывали Зевсу в образе Змея. Плутарх сообщает, что его «земной» отец Филипп окривел на один глаз, попытавшись подглядывать за супругой, отдающейся Зевсу-Змею, а на средневековых изображениях – западных гравюрах и славянских миниатюрах – часто изображается этот сюжет – Олимпиада в объятиях дракона. А гибель Александра некоторые средневековые легенды связывали с попыткой взлететь на небо с помощью искусственных средств.
Он был низвергнут с небес разъяренным богом и разбился. Нетрудно понять, что образ главного врага Алеши, перед которым он предстал скоморохом («ткачом») и которого победил «хитростью и подвохом», Тугарина Змеевича, взлетевшего в небо на огненных или бумажных крыльях и низвергнутого оттуда дождем – иногда грозой, – ниспосланными богом по молитве Алеши, мог вызвать у начитанного клирика ассоциации с Александром. Это было в духе «Великой хроники», с ее выведением Волина от Юлия Цезаря и Демина от Домны Августы, с ее превращением Попелюша в Помпилиуша и пр.
Итак, польского героя зовут Лешко Попелюш, русского – Алешка Попович. Налицо сходство имен. Алеха в русских диалектах и Лешко по-польски означают плута, обманщика. Налицо сходная семантика имен.
Польский герой «ткач»-скоморох, русский переодевается скоморохом. Оба побеждают врага хитростью. У обоих враг – сын Змея, и гибнет, попытавшись взлететь в небеса.
Как выражался по схожему поводу Б.Н. Ярхо, «нужны сильные аргументы, чтобы при таких сходствах отрицать исконность тождества».
В западнославянских и северорусских сказках сохранилось предание о герое по прозвищу Попялов, Попялышка, Попелюх, Попельвар, Попельчек. Он хитростью одолевает врага на крылатом коне, сочетающего черты змея и конного воина, сопровождаемого воронами и псами – то есть полностью повторяющему образ Тугарина в былинах. И поскольку прозвище былинного героя, судя по всему, только лишь созвучно слову «попович», а происходит от «Попель» – пепел, то нет ничего странного и в его «языческом» поведении.
Именно в «Великой хронике» сохранилось во всем подобное былинным описание самоубийства бросающегося на меч воина.
Заслуживает внимания и еще одно обстоятельство: польский язык – единственный, кроме русского, славянский язык, сохранивший слово «богатырь» (bohater, bohatyr, bohaterz) в значении «герой».
Украинское «богатир» – позднейшее литературное заимствование из русского, белорусское «багатырь», по сути, только созвучно польскому и русскому словам, обозначая совершенно иное понятие – богач.
С другой стороны, именно «Великая хроника» нарекает, совершенно по-былинному, врагов, нападавших на Польшу в Х веке, скопом «татарами». Таким образом, как бы оба полюса былинного сознания – богатыри и «татары» – присутствуют в польском языке, причем именно в былинном значении – героев и обобщенных врагов соответственно.
Эпоса «вильтинов», велетов, лютичей не сохранилось. Как не сохранилось и самого народа. Только по наблюдению Хомякова мы можем судить, что среди их онемеченных потомков продолжали бытовать представления о Дитрихе-Теодорихе как злодее. Описание расправы с врагом, как уже отмечалось, буквально соответствовало обычаям балтийских славян (см. главу «Череп-трофей»), но этот обычай имеет слишком много аналогов, чтоб быть показателем этнического происхождения данного мотива.
Гораздо надежнее другой былинный мотив. В былине о князе Борисе Романовиче из «синя моря» выходит «зверь кабанище». Ситуация довольно нетипичная – кабаны нечастые гости на морских берегах. Однако она находит полнейшее подобие в предании лютичей, веривших, «что, если когда-нибудь им будут угрожать трудности жестокой долгой смуты (в других переводах – междоусобная война, внутренняя война. – Л. П.), то из упомянутого озера (священного озера лютичей Толлензее, на берегу которого стоял город Радигощ с храмом Сварожича. – Л. П.) выйдет большой вепрь с белоснежными клыками».
Былина заканчивается долгой и кровопролитной битвой русского князя-богатыря с войсками, высланными против него Владимиром.
Уникальное поверье лютичей оказывается наглядно проиллюстрировано в сюжете русской былины.
Итак, славянские предания Средней Европы имеют точки пересечения с русскими былинами; точки пересечения, лежащие далеко за пределами банальных «бродячих сюжетов» вроде змееборчества или допустимых теорией вероятности совпадений.»
Вот такое мнение! Я думаю, что мы должны будем принять в свой расчет и выводы Л.Прозорова
Ну, а пока продолжим наше историческое расследование и попытаемся все-таки установить реального прототипа Алеши Поповича
И тут если привязывать А. Поповичу к киевскому князю Владимиру Святому как это сделано в старорусских былинах, то нам стоит руководствовать не утраченной … ныне утраченной Иоакимовской летописи, о которой мы можем судить только из записей великого русского историка Василия Татищева, а открыть Никоновскую летопись которая прямо упоминает Алешу современником Владимира Святого, а это уже совершенно иное дело.
В древних текстах летописи можно почерпнуть, что к Киеву в начале одиннадцатого века подступил Киеву Володар Перемышльский, да еще и привел с собой целую армию половцев, которых купил золотом.
События — это можно отнести к 1110 году, когда враги желали князя Владимира казнить, а город Киев сровнять с землей.
Однако Александр Попович бросается на половцев вместе со своей ратью и побеждает их натиском и отвагой больше, чем численным превосходством, которого, собственно и не было. Это вполне соответствует былинному образу богатыря, который мы знаем. И именно в результате этого боя А. Попович потом через много столетий и был посмертно «зачислен» в число древнерусских богатырей!
Написав это предварительный вывод я все же подумал, что этого для умеющего анализировать исторические данные читателя этого будет мало.
В связи с чем я далее сошлюсь на специальную историческую публикацию АКАДЕМИИ НАУК СССР. ТРУДЫ ОТДЕЛА ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ее автор академик Д.С Лихачев «Летописные известия об Александре Поповиче» и который пришел к совершенно новым выводам относительно личности и деяний А. Поповича
1.Подчеркиваю, что и в это рассказ о Калкско битве, составлено очевидце и отразившее на себе влияние ростовской летописи, каких-либо упоминании о ростовском герое Александр Попович — также нет.
Наконец, после введении А. А. Шахматовы в научны оборот так называемо Симеоновско летописи, можно с достоверность утверждать отсутствие упоминаний о Александр Попович и в московской летописи вплоть д начал XV.
 В пределе от 1177 п 1390 г. Симеоновская летопись, как это убедительно показан А. А. Шахматовым, целиком совпадает с текстом сгоревшей Троицкой летописи, представлявшее собой почт точную копию Московского свода митрополит Киприан (п М. Д.Приселкову—1408 г., п мои соображениям—1409 г.).
Нет оснований утверждать, что Московский свод Киприан сокращал предшествующее ем летописание; те самым отсутствии упоминаний о Александр Попович в основной русло русской летописания вплоть д начал XV. становится достоверны фактом.
Отметим, кроме того, что и само реально участи ростовских «Храбров" в Калкско битв исторически мал вероятно, та ка известно, что ростовские князь Василько Константинович с дружиной прибыл к месту сбора русские войско пере Калкской битвой опоздал и вернулся назад в Ростов «
Ну, а далее Д.С. Лихачев показывает нам что летописи сообщают о службе Алёши Поповича у князя Владимира Святого:
«Никсоновское летописи, а также отчасти в Степенные книги имеется ряд записей о подвиге Александр Поповича, переводящий сюжет два с лишни век назад — к временам княжении Владимир I Святославича. „ лет 6508 (1000 г.).
 Прииде Володар с Половцы к Киеву, забыв благодеяний господин своего князя Владимера, демоно научен.
 Володимер ж тогд в Переславец на Дунай, и быстр смятении велие Киеве, и изыде нощи в сретени и Александ Поповичь, и убив Володаря, и брат его и иных множеств Половев избил, а иных в поле прогнал.
И с слышав, Володиме возрадовася зело, и възлож н нь гривн злату, и сотвор и вельмож в полат своей".
1 По следующий годой (6509=1001 г.) Александ Попови упоминается в летописно статье, имеющее особы заголовок: „Богатыри".
„Александ Попович и Я Усмошвець, убивы Печенежьскаг богатыря, избиш множеств Печенег, и князя и Родмана и с трем сыны его в Киев к Володимер приведоша.
Володиме ж сътворив праздновани светло, и милостыни много раздадав по церквам, и по монастырю, убоги и нищим, и по улице болным и клосны велики кадк и бочки мед и квасу, и перевар и вин поставляше, и мяса, и рыбы, и всяко овощие, чтокттребоваше, и ядяше".
Треть извести о Александр Попович заключен в Никоновской летопис по 6512 (1004) г.: „Идош Печенез н Белъград; Володимер после н ни Александр Попович и Ян Усмошвец с многими силами. Печенез ж слышавше, побегош в поле". Все три известия Никоновской летописи рисую Александр Попович ревностны защитником уже не Ростова, а Киева,
Ну и далее цитирую последний отрывок из вышеуказанной работы Д.С. Лихачева
В самом деле, записи 1000 г. о борьбе А. Попович с половцами, приведенным к Киев Володарем, довольно точно передает, очевидно в самом общем виде, содержание былины.
 Между тем половцы н могли появиться по стенам Киев при Владимир I — и ещ н был в южнорусские степи — он появились конце XI .
Володарь, о котором идет речь в Никоновской летописи (Володар Ростиславич), действительно подступа к Киев и пр этом именно с половцами, н н в 1000 г., а в 1110 г. при Владимир Мономахе.
1 Таки образом, перед нами яркое свидетельств существования такого этапа в развитии были о А. Поповиче, когда он являлся богатыре н Владимир I, Владимир Мономаха.
Это засвидетельствовано и записям были о Алеша Попович и Тугарине Змеевиче.
 В последнее н без основания -видя исторических лиц времен Владимир Мономах — Тугорхана, подступавшего к Киев в 1096 г. неоднократно разорявшего Русскюу землю в последней четверти XI в.
2.Все вышеизложенно позволяет думать, что уж в XVI. А. Попович являлся богатыре эпох Владимир I Святославича, пройдя этап своего служении при дворе Владимир Мономаха.
 Два последующих рассказ Никоновской летописи о подвиге Александр Попович несомненно относятся к временам Владимир I Святославича.
В ней А. Попович выступает совместно с историческим лицом конца X —начал XI в.—Яном Усмошвецом и действует против печенегов, сведений о них, которые исчезаю в летописи к временам Владимир Мономаха.
Итак, Никоновская летопись даёт нам представление ещё о двух последующих этапа развитию эпос о Александр Поповиче: в первом ни Александр Попович служи Владимир Мояомаху, в второй —Владимир I Святославичу.
 В обои эти случая А. Попович тесно связан с историческим событиям времен Владимир I Владимира Мономаха; это заставляет думать, что им его заместил в сказаниях имён каких-то боле древни богатырей.
Что ж касается д вопрос о том, какое историческое лиц явилось прототипом для былинного А. Поповича, т старшие летописи н даю никаких основании для ответа н это вопрос.
Поздние летописи включаю рассказ о А. Поповиче, почерпнуты из былин, и в действительности, отражают лишь важные для нас факты истории сюжета о сложении былин о А. Поповиче.»
Отсюда и я уважаемый читатель делаю вывод, что увы по дошедшим до нас документальным данным мы не может ни доказать историчность личности богатыря Алеши Поповича ни привести даже версию о том какое историческое лицо в русской истории могло послужить прототипом данного героя древнерусских былин!
Гл.4
ч.1 Добрыня Никитич
Итак, по заведенному нами правилу, изучение реальной биографии четвертого древнерусского богатыря Добрыни Никитича мы начинаем с современной версии его официальной биографии!
«Добрыня Никитич — второй по популярности после Ильи Муромца богатырь русского народного эпоса.
Он часто изображается служилым богатырём при князе Владимире.
Жена — Настасья, дочь Микулы Селяниновича.
Былины нередко говорят о его долгой придворной службе, в которой он проявляет своё природное «вежество».
Часто князь даёт ему поручения: собрать и перевезти дань, выручить княжую племянницу и прочее; часто и сам Добрыня вызывается исполнять поручение, от которого отказываются другие богатыри.
 Добрыня — самый близкий к князю и его семье богатырь, исполняющий их личные поручения и отличающийся не только храбростью, но и дипломатическими способностями.
Добрыню иногда величают князем, а иногда племянником Владимира Красного Солнышка.
Историческим прототипом Добрыни Никитича считают воеводу Добрыню, дядю и воеводу князя Владимира, брата его матери Малуши.
Согласно былинам, Добрыня Никитич — сын рязанского воеводы Никиты.
 Богатырь умён, образован и отличается разнообразием дарований: он ловок, на ножку повёрток, отлично стреляет, плавает, играет в тавлеи, поёт, играет на гуслях.
По данным С. Н. Азбелева, насчитывающего 53 сюжета героических былин, Добрыня Никитич является главным героем шести из них (№ 14-19 по составленному Азбелевым указателю).
14. Поединок Добрыни с Ильёй Муромцем
15. Добрыня и Змей (в большинстве вариантов Добрыня не только бьётся со Змеем, но и освобождает из плена племянницу князя Владимира Забаву Путятичну)
16. Добрыня и Маринка
17. Добрыня и Настасья
18. Добрыня и Алёша («Добрыня в отъезде», «Добрыня на свадьбе своей жены»)
19. Добрыня и Василий Казимирович
По некоторым сюжетам число отдельных вариантов, записанных от разных сказителей, исчисляется десятками (особенно популярны № 15, 18, 19, 24). Сюжеты № 16 и 17 известны в единичных записях.
Добрыня Никитич играет важную роль в былинах о Дунае Ивановиче (№ 23 и 24 по составленному Азбелевым указателю.
23. Поединок Дуная Ивановича с Добрыней Никитичем
24. Дунай Иванович — сват (Дунай и Добрыня добывают невесту для князя Владимира)
Характер и прототип
Как правило, образ Добрыни очерчен в былинах ярко и определённо.
Он обладает мужеством и огромной физической силой, при этом отличается «вежеством» — то есть учтивостью и дипломатичностью. Добрыня разговаривал «на 12 языках и знал разговор птичий».
Перечисленные исследования сюжетов, прикреплённых к имени Добрыни Никитича, позволяют сделать следующие выводы о былинной истории этого богатыря.
В до татарского периода существовали предания и песни, в которых значительную роль играл родственник и воевода князя Владимира I Святославича Добрыня.
Наиболее древний мотив, прикреплённый к имени Добрыни Никитича в былинах, — его роль как змееборца и свата.
В обоих сюжетах ещё могут быть отмечены кое-какие исторические отголоски.
Первый сюжет был обработан в былину, по-видимому, на севере, в Новгородской области, о чём свидетельствует новгородское предание о змияке.
Может быть, и основная былина о добывании Добрыней Никитичем жены (Рогнеды) для Владимира сложилась на севере и затем вошла в киевский цикл.
 Былина о Добрыне Никитиче в отъезде — не что иное, как восточная сказка, прикрепившаяся к имени Добрыни; неблаговидная роль Алеши Поповича указывает на позднее время (не раньше XVI века) внесения этой сказки в былинный эпос, когда он вошёл в репертуар скоморохов.
Былина о Марине — переделанный в былину сказочный сюжет о жене-чародейке.
Если имя Марины одновременно переделке сказки в былину (что довольно вероятно, по отсутствию вариантов имени и некоторым деталям, например, обращению Марины в сороку), то былина, может быть, сложена в XVII веке.
Наконец, имя Добрыни Никитича внесено и в песню безымянную, не относящуюся к былинам. Это — песнь о добром молодце и реке Смородине.
Мотивом введения имени Добрыни Никитича (вместо доброго молодца) послужило то, что Добрыня в былинах также подвергается опасности утонуть в реке Пучае.
История исследований
Былины о Добрыне-змееборце рассматриваются В. Ф. Миллером в его «Экскурсах в область русского народного эпоса»
Указав на сходство между Добрыней и змееборцами русских духовных стихов, Георгием Победоносцем и Фёдором Тироном, автор проводит между ними следующую аналогию: подобно тому, как в церковно-народной среде к имени великомученика Георгия некогда (вероятно, в Сирии) прикрепился мотив змееборства, как внешняя оболочка религиозного духовного подвига — распространения христианства, — так в былине о Добрыне-змееборце отразилась, в эпических чертах, энергическая и памятная некогда на Руси деятельность исторического дяди Владимира, Добрыни, по распространению христианства, сопровождавшаяся свержением идолов и массовым насильственным крещением язычников.
Для подтверждения этой мысли автор рассматривает рассказ о насильственном крещении Добрыней новгородцев, сохранившийся в так называемой Иоакимовской летописи, и указывает некоторые исторические отголоски в былинах о Добрыне. Намёки на крещение автор видит в купанье Добрыни Никитича, в названии реки — Пучае (то есть Почайне).
Летописная связь Добрыни Никитича с тысяцким Путятой (выразившаяся в известной пословице: Путята крести мечом, а Добрыня огнём) отразилась в былине в отчестве Забавы Путятичны, спасённой Добрыней от змея.
 Отголоски летописного сказания о добывании Добрыней Никитичем Рогнеды-Гориславы для Владимира указывает тот же исследователь в статье «Добрыня-сват». Параллели к былинам об отъезде Добрыни Никитича и выходе его жены за Алёшу Поповича указаны Миллером в турецкой сказке об Ашик-Керибе
Подробный анализ обращения Добрыни Никитича Мариной в тура — золотые рога представил профессор Николай Сумцов
 Он приводит множество параллелей из сказок разных народов о жене-волшебнице.
Одна подробность того же былинного сюжета — стреляние Добрыней в голубей, сидящих на тереме Марины — сопоставлена Вс. Миллером с талмудическим апокрифом о стрелянии царя Давида в птицу, сидевшую над моющейся Вирсавией.
Вот такая современная версия биографии Добрыни Никитича!
И что же мы видим?
А видим две рабочие версии либо Добрыня Никитич, это верный и близкий слуга князя Владимира Первого Святого или он сын рязанского воеводы Никиты!?
Причем обе версии существую равно параллельно и живут каждая своей жизнью.
Но я считаю, что такое положение дел с изучением биографии «богатыря Добрыни Никитича» большое упущение в российской историографии.
И поэтому мы далее займемся перепроверкой обоих вышеприведенных версии.
А тут я чтобы уже закончить излагать официальную версию биографии Добрыни хочу отметить, что не смотра на свою двуликость, не завершённость и другие большие недостатки как личности самого Добрыни как воина, защищающего Русь от внешних и внутренних врагов он что во времена Российской империи. Что во времена СССР, да и сейчас в современной нам РФ широко используется в политической пропаганде, для подтверждения «величия России» отсчет которого ведется от мифологического варяга Рюрика и его потомков!
 И в этом мифе богатырь Добрыня Никитич занял место правой руки киевского князя Владимира Святого и получил титул первого охранителя Древнерусского государства…
Ну и после этого полилась на «голову» Добрыни посмертная слава!!!
Вот краткий список его чествования в России…
Образ в культуре
Объекты, названные в честь Добрыни
Добрыня Никитич — остров архипелага Норденшельда.
Добрыня Никитич — гора хребта Грозный на острове Итуруп Большой Курильской гряды.
«Добрыня Никитич» — российский ледокол британской постройки.
Портовый ледокол типа «Добрыня Никитич» — проект советских кораблей.
«Добрыня Никитич» — прежнее название речного пассажирского теплохода «Прикамье», относящегося к типу «Родина».
Музыка
В 1818 году композиторы Катерино Кавос и Фердинандо Антонолини написали оперу «Добрыня Никитич, или Страшный замок».
Персонаж оперы-фарса А. П. Бородина «Богатыри».
Персонаж оперы Александра Серова «Рогнеда»
В 1901 году композитор Александр Гречанинов написал оперу «Добрыня Никитич».
Изобразительное искусство
Художник В. П. Верещагин написал картину «Бой Добрыни со Змеем Горынычем» для дворца великого князя Владимира Александровича, ныне Дом учёных в Санкт-Петербурге.
1898 — «Богатыри» (автор Виктор Васнецов).
1918 — «Бой Добрыни Никитича с семиглавым Змеем Горынычем» (автор Виктор Васнецов).
Флаг СССР 1941 — «Добрыня Никитич освобождает от Змея Горыныча Забаву Путятичну» (автор Иван Билибин).
1974 — «Битва Добрыни Никитича со Змеем» (автор Константин Васильев).
1976 — «Добрыня и Змей» (серия иллюстраций, автор Иван Архипов).
2002 — «Добрыня Никитич» (автор Станислав Москвитин).
2017 — «Добрыня Никитич» (серия иллюстраций, автор Степан Гилев).
Фильмы
1956 — «Илья Муромец», режиссёр Александр Птушко, в роли Добрыни Георгий Дёмин.
2005 — «Сага древних булгар. Лествица Владимира Красное Солнышко», где Добрыню сыграл Леонид Куравлев.
2010 году вышел фильм «Приключения в Тридесятом царстве», где Добрыню сыграл Андрей Бронников.
2011 году в прокат вышел фильм «Реальная сказка», где Добрыню сыграл Павел Климов.
2014 году, 28 июня состоялась премьера документального телесериала «Земля Героев» в которой рассказывалось о Добрыне.
2017 году вышел фильм «Последний богатырь», где роль Добрыни Никитича исполнил Евгений Дятлов.
2017 году вышел украинский приключенческий фильм-фэнтези «Сторожевая застава», где роль Добрыни Никитича исполнил Александр Комаров.
Мультфильмы
1965 — на студии «Союзмультфильм» был создан мультипликационный фильм «Добрыня Никитич».
2006 — «Добрыня Никитич и Змей Горыныч» (режиссёр Илья Максимов, Добрыню озвучивает Валерий Соловьев).
2006 — «Князь Владимир» (режиссёр Юрий Кулаков, Добрыню озвучивает Дмитрий Назаров).
2010 — «Три богатыря и Шамаханская царица» (режиссёр Сергей Глезин, Добрыню озвучивает Валерий Соловьев).
2012 — «Три богатыря на дальних берегах» (режиссёр Константин Феоктистов, Добрыню озвучивает Валерий Соловьев).
2015 — «Три богатыря. Ход конём» (реж. Константин Феоктистов).
2016 — «Три богатыря и морской царь» (режиссёр Константин Феоктистов, Добрыню озвучивает Валерий Соловьев).
2017 — «Три богатыря и принцесса Египта» (режиссёры Константин Феоктистов, Дмитрий Высоцкий, Добрыню озвучивает Валерий Соловьев).
2018 — «Три богатыря и наследница престола» (режиссёры Константин Бронзит, Добрыню озвучивает Валерий Соловьев).
Но все материалы и произведения, что указаны выше нас как лиц, ведущих свое новое историческое расследование совершенно не будут интересовать поскольку это не история, это исторические сказки, которым «люди искусства» придали черты исторического мифа.
А уже официальная российская пропаганда пытается методами зомбированния пропихнуть ее в умы своих сограждан как истину в последней инстанции!
Ну а теперь приступим к выяснению главных вопросов этой части.
Есть ли у богатыря Добрыни Никитича реальный прототип среди известным нам исторических лиц времен Киевской Руси?
И если есть то, кто этот человек?
Итак, вот что современные историки знают о Добрыне-воеводе князя Владимира Святого:
«Добрыня — воевода Владимира I Святославича, брат матери его Малуши, по некоторым указаниям, сын Малка Любечанина Мстиши-Люта (Мстислава Лютого) Свенельдича. Считается возможным прототипом богатыря Добрыни Никитича.
Место рождения неизвестно. Возможно, что родина Малковичей находилась на Волыни и к владениям Мала принадлежала группа из нескольких сёл, расположенных в 22 км юго-западнее Владимира-Волынского, — Низкиничи, Будятичи и Калусов (ныне Гряды).
Знакомое Длугошу название села Нискиничи (от Малый/Ниский) побудило его назвать древлянского князя Мала Нискиней. С этим населённым пунктом связывают и былинное отчество брата Малуши, известного как Добрыня Никитич (Низкинич).
 Соседнее село Будятичи связывается с Будятиной весью, куда (во владения Малка, на родину) Ольга отправила мать Владимира Святославича Малушу. От названия соседнего владения — села Калусова — Мал получил известное С. Герберштейну и М. Стрийковскому прозвище K;lu;cz; Malec (Калюсча Малец), искажённое (через схожее написание ; (s-длинного) и f) в K;lufcz;. Имя Добрыни, известного также как Резанович, связывается с известным волынским родом Резановичей, которым в XV в. принадлежало село Будятичи (Будятина весь).
Когда в 970 году великий князь Святослав разделил Русь между двумя старшими сыновьями, новгородские послы, по указанию Добрыни, выпросили к себе Владимира, который и поехал в Новгород с дядей своим.
Отправляясь в 978 году из Новгорода в Киев с намерением вырвать власть из рук старшего брата, Владимир руководим был Добрыней, который хотел отнять у Ярополка и невесту последнего, Рогнеду, дочь полоцкого владетеля Рогволода, чтобы выдать её за Владимира.
 Ответ Рогнеды: «Не хочу я за робичича», сильно оскорбил Добрыню, сестру которого назвали рабыней, и после победы, одержанной над Рогволодом, он, по замечанию летописи, приказал племяннику «быть с ней (Рогнедой) перед отцом её и матерью».
То есть по призыву Добрыни Владимир изнасиловал Рогнеду на глазах её родителей, после чего убил её отца и двух братьев. Когда Владимир стал великим князем киевским, то он принудительно взял в жёны Рогнеду.
Сделавшись едино властителем, Владимир поставил посадником в Новгороде Добрыню, который, по примеру племянника, поставил там в Перыни у берега Волхова, истукан Перуна.
Отсюда, в 985 году, он ходил вместе с Владимиром войной на богатую Волжскую Булгарию. Мир с булгарами заключён был по совету Добрыни, который говорил, что такой богатый народ, носящий сапоги, не будет платить дань, и советовал поискать лучше лапотников.
Что касается участия Добрыни в крещении новгородцев (см. также Крещение Новгорода), то его нужно признать достоверным, но известия о том летописей неопределённы и сбивчивы, а подробности эпизода, передаваемые Татищевым со слов так называемой Иоакимовской летописи, основаны, как думают, на старинной новгородской поговорке: «Путята крести мечом, а Добрыня огнём».
 Согласно этим известиям жрец Богомил по прозвищу Соловей возмущал своих сограждан-новгородцев против новой, христианской веры и был побеждён посадником Воробьём Стояновичем.
В аристократическом районе Новгорода в течение многих веков существовала Добрынина улица. У Добрыни был сын Кснятин (Константин), который спустя некоторое время стал новгородским посадником и воеводой.
Семья Добрыни
По Д. Прозоровскому и Шахматову (сведения о своих предках дали авторам Начального свода Вышата и Ян Вышатич)
Малк Любчанин
Малуша
Добрыня
Константин Добрынич
Остромир + Феофана
Вышата
Путята Вышатич
Ян Вышатич + Мария
преп. Варлаам
А теперь вот, что пишет о Добрыне самая лучшая из дореволюционных российских энциклопедий:
ЭСБЕ/Добрыня
«Добрыня — воевода Владимира святого, брат матери его Малуши.
Когда в 970 г. в. кн. Святослав разделил Киевскую Русь между двумя старшими сыновьями, новгородские послы, по указанию Д., выпросили к себе Владимира, который и поехал в Новгород с дядей своим.
Отправляясь в 979 г. из Новгорода в Киев с намерением вырвать власть из рук старшего брата, Владимир руководим был Д., который хотел отнять у Ярополка и невесту последнего, Рогнеду, дочь полоцкого владетеля Рогволода, чтобы выдать ее за Владимира.
Ответ Рогнеды: «Не хочю я за робичича», сильно оскорбил Д., сестру которого назвали рабыней, и после победы, одержанной над Рогволодом, он, по замечанию летописи, приказал племяннику «быть с ней (Рогнедой) перед отцом ее и матерью».
 Сделавшись едино властителем, Владимир поручил управление Новгородом Д., который, по примеру племянника, поставил там, на берегу Волхова, истукан Перуна. Отсюда, в 985 г., он ходил вместе с Владимиром водой на богатую Болгарию (Волжскую).
 Мир с болгарами заключен был по совету Д., который говорил, что такой богатый народ, носящий сапоги, не будет платить дань, и советовал поискать лучше лапотников (см. т. VI, 653).
Что касается участия Д. в крещении новгородцев, то его, кажется, нужно признать достоверным, но известия о том летописей неопределенны и сбивчивы, а подробности эпизода, передаваемые Татищевым со слов так называемой Иоакимовской летописи, основаны, как думают, на старинной новгородской поговорке: «Путята крести мечем, а Д. огнем».
Полн. собр. рус. летоп. I, 29, 34, 36, 62, 131; II, 246, 250, 263; IV, 175; V, 2, 108, 112, 114, 132; VII, 28, 289, 294, 296, 326, IX под 990 г.; продолж. Нестора 185; Троицк. лет. Карамз. I, пр. 421; Татищ. I, 38—40; Карамз. I, пр. 463.
Но вот далее мне в руки попала книга Анатолий Маркович Членов «По следам Добрыни
Это очень интересная работа и я в целях нового раскрытие образы воеводы Добрыни процитирую из не несколько отрывков.
 Но я рекомендую всем читателя зайти на сайт где находится эта книга и сказать ее в свою эл. библиотеку с тем чтобы, потом не спеша прочесть ее.
Но автор этой  книги проделав  большую работу по сбору и систематизации  материалов о воеводе Добрыне  которые ничем в смысле физической силы или роста не отличался от своих современников , и даже не был  наемным дружинником  князя Владимира, поскольку изначально был вместе со своей  сестрой Малушей –матерью  князя  Владимира Первого Святого  рабами (холопами)  его матери Ольги все же не смог  в своих выводах прийти к однозначному ответу  кем на самом деле был Добрыня и почему его образ  на ложился на образ былинного богатыря  Добрыни Никитича.
И вот что поведал нам А.М. Членов о Добрыне:
«Добрыня летописный и былинный. Когда же он жил? Летопись упоминает Добрыню как видного деятеля русской истории в конце X века. Тем самым определяется и хронологический адрес моего путешествия.
Но значит ли это, что в поездке по следам Добрыни мы должны расстаться не только с васнецовскими картинами (они, конечно, не исторический источник), но и с былиной? Нет, не значит, ибо в былине, как подчеркивает Рыбаков, мы встречаем Добрыню как раз среди главных героев Владимирова цикла.
И в науке нет сомнения, что в целом ряде былинных эпизодов Добрыня Никитич – одно лицо с Добрыней летописным.
Разумеется, есть в былине и другие эпизоды, где такого тождества нет. Они возникли уже по законам эпического жанра.
Так, Алеша Попович никогда не воровал жены у Добрыни, да и не был его боевым товарищем по той простой причине, что победитель былинного Змея Тугарина – половецкого хана Тугоркана 1096 года – никак не мог быть современником Добрыни.
Тех былинных сведений, где Добрыня Никитич не идентичен летописному Добрыне, просто касаться не буду.
Поэтому и никаких «трех богатырей» в моей книге не будет – я еду по следам одного только Добрыни. К сведениям же, где былинный Добрыня идентичен летописному, я вслед за другими учеными буду прибегать, они – ценный источник для науки. И таких сведений имеется много.
И дело не просто в том, что в былине сохранились для науки кое-какие дополнительные сведения о людях и событиях, отсутствующие случайно в летописи. Тот же Рыбаков резко подчеркивает классовую природу былин:
«Былины – это как бы устный учебник родной истории, сложенный самим народом; он может сходиться с официальным изложением истории, но может и резко расходиться с придворными летописцами.
Для нас очень важны народные оценки тех или иных явлений и событий, которые мы находим в былинной эпической поэзии, так как это единственный способ услышать голос народа о том, что происходило тысячу лет назад».
Действительно, сведения устного учебника родной истории, сложенного самим народом, могут не совпадать со сведениями письменного, т. е. летописи. И так как летопись по классовой природе есть учебник феодальный, то в ее данные, по мнению Рыбакова, надо вносить коррективы по былине.
Устное существование былины дало ей возможность избегнуть княжеской и церковной цензур. Правда, еще бытует представление, будто летопись и есть народный учебник родной истории, не зависимый от князей. Летописи писались будто бы в тиши монашеской кельи, беспристрастными отшельниками или некими мудрыми старцами, носителями народного духа и хранителями истины.
 К сожалению, взгляд этот неверен. Еще крупнейший дореволюционный знаток русского летописания академик А. А. Шахматов писал: «Рукой летописца управлял в большинстве случаев не высокий идеал далекого от жизни и мирской суеты благочестивого отшельника… рукой летописца управляли страсти и мирские интересы».
 К тому же наука установила, что летописцами этими на Руси X – XII веков были преимущественно князья, бояре, епископы, игумены, словом, высшая знать.
Взгляд на летопись как на народный учебник истории порожден просто незнанием того, что сделано наукой. На самом же деле зеркалом народной оценки событий и исторических деятелей была вовсе не летопись, а как раз былина.
Владимиров цикл былин имеет поэтому чрезвычайную важность – он первый развернутый памятник проявления русского национального самосознания. И одновременно первый развернутый памятник русской литературы. Он сложен еще в X веке, на целое столетие старше летописи (дошедшей до нас в версии XI и в редакциях начала XII века). Естественно, его информацией о Добрыне пренебречь нельзя.
Сын Малко Любечанина.
Итак, я еду в x век. Таков мой хронологический адрес. Наш герой – реальный человек, живший в X веке и зафиксированный как в русских летописях (добавлю, киевских и новгородских), так и в былинах. Как уже было сказано, он сын некоего Малко Любечанина, человека, судя по летописи, ничем не примечательного: кроме имени, о нем в летописи не говорится ровно ничего. Зато в ней кое-что говорится о сестре Добрыни. Ее звали Малуша. Она была одно время княжеской ключницей. И потом стала матерью князя Владимира.
Малко Любечанин… А что это, собственно, значит – Любечанин?
 В живом разговорном русском языке такого слова сегодня нет. А между тем оно дает и географический адрес поездки на родину Добрыни. В летописные времена слово «любечанин» было на Руси общеизвестным и значило – житель русского города Любеча.
Сейчас города Любеча нет. А на географической карте вы найдете одноименный поселок городского типа. Стоит он на восточном берегу Днепра, в Черниговской области УССР.
Но тысячу лет назад Любеч был городом. Он часто упоминается в летописях. Впервые – еще в IX веке, в статье 882 года. А так как под этим годом говорится о взятии Любеча, он, несомненно, существовал еще раньше. В ту седую старину Любеч знали на Руси, ибо он был важной стратегической крепостью на Днепре, ключом к Киеву с севера.
Итак, ехать на родину Добрыни – значит прежде всего ехать в Любеч.
Глава 2. Любеч
Любечский замок. Сегодняшний Любеч не город и даже не районный центр, а всего лишь поселок Репкинского района на Черниговщине. Что поделаешь, тысячу лет жизнь шла своим чередом, вырастали новые города, а иные древние теряли значение. Так безвестные Репки переросли двенадцативековой Любеч…
Узник Любеча. Однажды к Любечской пристани причалила ладья: она привезла в замок узника. Это было в 946 году. Его велено было бдительно стеречь – узник был опасный.
Строжайшее заключение. 60 шагов на 160. Нет, это было уже в XII веке. И не во внутреннем дворе.
А сколько же шагов для узника было в X веке?
 20 на 60? Или еще меньше? Кто знает… И так долгих десять лет.
Что же сделал узник Любеча, если ему (и даже его детям) пришлось испытать столь долгое рабство? О, узник был действительно опасен: он поднял восстание против власти варяжских узурпаторов, завладевших киевским престолом, уложил на поле боя грозную варяжскую гвардию государя и взял его самого в плен.
Он предал этого князя-волка (как именует его летопись, даже не пытаясь выгородить) позорной казни.
Притом казнен князь-волк был по приговору земельной думы как губитель и притеснитель народа. Государь, казненный подобным образом, был не кто иной, как сын самого Рюрика – основателя Варяжской династии!
Потом победитель потребовал корону державы. Дума его земли (ее звали Древлянской) выдвинула серьезнейшую политическую и конституционную теорию: князья-варяги вели себя как хищные волки, а истинный княжеский долг в том, чтобы быть князем-пастухом, править на благо народа. А его послы гордо говорили в Киеве о преступной политике казненного угнетателя и всего Варяжского дома и о том, что в их, Древлянской, земле царит образцовый порядок, ибо ее князья «распасли» свою землю.
Гражданская война в державе продолжалась целый год. Варяжская династия едва уцелела, да и то лишь потому, что дальновидная вдова казненного государя круто переложила руль с варяжской политики на славянскую. Но военное счастье переменчиво: претендент на корону оказался в плену и был заключен в Любечский замок.
Казнить окруженного славой народного героя, защитника древних славянских вольностей, борца против варяжского деспотизма, его победительница сочла политически неразумным. Она страшилась за прочность престола своего мальчика-сына. И потому приказала стеречь пленника в оба глаза, но смотреть, чтобы, Перун упаси, он не умер, чтобы в этой смерти не винили Варяжский княжеский дом.
А вдруг ему все-таки удастся бежать из плена? Вдруг его сумеют освободить? На этот случай княгиня заручилась сильным козырем: его детей она не заточила вместе с ним в Любечский замок, а предпочла держать при себе. Заложниками за отца.
Десять лет сын и дочь узника Любеча проводят в рабстве, при княжеском дворе в Киеве и Вышгороде, за нарочито унизительной работой – скрести коней и мыть посуду, потом прислуживать в горнице и у ворот, наконец, считать чужую казну и ведать чужими амбарами. Медленные милости княгини: все же золото считать – не то, что чужие конюшни вычищать. Десять лет рабства – с 946 по 955 год…
Жестокая школа. Но она не сломит, а лишь закалит юношу. И, возмужав, сын узника Любеча пройдет с победой всю Русскую державу из края в край, от северной границы до южной. Всюду его будут встречать как освободителя, всюду при его появлении будут вспыхивать народные восстания против угнетателей.
В свою родную землю он придет, добыв в жены, как полагается сказочному герою, королевскую дочь. Он сметет с пути всех варяжских фаворитов и ставленников очередного князя-волка, государя-братоубийцы. Он опрокинет его трон и водрузит отцовское знамя над стольным Киевом. Знамя русской свободы. Знамя победы. Знамя 945 года – заветное Древлянское знамя!
…….
Ну, а имя самого узника Любеча – Малко Любечанин! Тот самый ничем не примечательный Малко Любечанин, о котором летопись не знает ничего, кроме имени…
Рабство Добрыни и Малуши.
Ошеломляющая перспектива развертывается перед зрителем с вершины «Замковой горы Любеча. Мы словно поднялись над целым тысячелетием русской истории. Но перспектива эта открылась не сама собой, а в результате кропотливого труда нескольких поколений русских и советских ученых, терпеливо исследовавших загадки русской истории, в частности, странности в биографии летописного Добрыни.
Долгое путешествие по его следам здесь, в Любече, только началось. И не случайно, ибо впервые упомянут Добрыня в летописи в статье 970 года как раз в связи с именем его отца, Малко Любечанина. Но в Любече начинается и первая ниточка, с которой наука стала распутывать клубок загадок, связанных с биографией Добрыни. Пойдем и мы по его следам, методически, шаг за шагом.
Мог ли дом безвестного (по летописи) Малко Любечанина стоять в X веке на Замковой горе? Очевидно, нет.
Любеч входил тогда в княжество Полянское, земельной столицей которого был Киев. Полянская земля (она же Русская земля – в узком смысле) была первой коронной землей державы и дала ей свое имя. Тем самым Любечский замок принадлежал в то время великому князю Киевскому. Он был не великокняжеской резиденцией, а лишь великокняжеской крепостью. На территории крепости жить могли только боярин, начальник ее гарнизона, и воины этого гарнизона.
Простолюдины же селились не на Замковой горе, а внизу.
Логично было бы ожидать, что двор Малко Любечанина находился в Любече не в замке, а в посаде.
Логично было бы также ожидать, что место, прямо связанное с именем Добрыни, – место, где стоял двор его отца, – должно быть не меньшей достопримечательностью современного Любеча, чем Замковая гора.
И действительно, приезжие спрашивают о дворе Малко Любечанина. Но их ждет разочарование: место — это неизвестно, нет никаких сведений о том, где был дом отца Добрыни. Я такого вопроса в Любече не задаю. Я знаю, что искать дом Малко Любечанина бесполезно, ибо его никогда не было!
Почему же? Да потому, что в биографии Добрыни и его родни есть немало странностей, уже давно привлекавших внимание науки. Одна из таких странностей – весьма загадочное положение его отца.
Но начнем все-таки с самого Добрыни. Его могучая фигура никак не вяжется с рабством. А между тем из летописи положительно известно, что сестра его, Малуша, была рабыней! Это видно, во-первых, из ее должности ключницы (в те времена – специально рабская должность), а во-вторых, из того, что ее сыну Владимиру много позже, когда он вел борьбу за престол, швыряли в лицо презрительную кличку «робичич» (старинное слово, означающее «сын рабыни»).
Естественно, возникает вопрос, мог ли брат рабыни быть в юности свободным человеком? Логичен ответ – нет. Что же говорят об этом источники?
Летопись о молодости Добрыни молчит. Зато былины сообщают о ней немало подробностей, которые превосходно согласуются с летописными сведениями о Малуше (которую, в свою очередь, не запомнила былина). Былина прекрасно знает, что Добрыне пришлось и самому изведать рабство! Знает, какую именно рабскую службу ему пришлось нести. Знает даже срок его рабства – целое десятилетие.
Вот отрывок из одной былины
Да три года жил Добрынюшка да конюхом,
Да три года жил Добрынюшка придверничком,
Да три года жил Добрынюшка де ключником,
Ключником, Добрынюшка, замочником,
Золотой де казны да жил учетчиком…
Вот отрывок из другой:
По три годы Добрынюшка стольничал,
По три годы Добрыня приворотничал,
По три годы Добрынюшка чашничал,
На десятое-то лето стал конем владать…
Попробуем оценить, в какой мере эти сведения достоверны.
Золотая казна в X веке могла быть лишь княжеской, из чего следует, что рабскую службу Добрыня нес не где-нибудь, а при княжеском дворе. Это вполне гармонирует с тем, что Малуша была княжеской ключницей. Высшая ступень лестницы постепенного восхождения Добрыни-раба – ключник – в точности совпадает с летописной должностью Малуши, означавшей для нее рабство. (Это наводит на мысль, что и Малуша начинала не с ключницы, а с более низких ступеней, скажем, со свинарки или судомойки.)
Сама же эта лестница (конюх – привратник – чашник – ключник) производит вполне правдоподобное впечатление: каждая должность несколько выше, работа менее черная, но рабство все-таки остается. Академик Рыбаков комментирует ее так: «Придворная карьера брата ключницы Малуши могла действительно начинаться с таких низших ступеней».
И только на десятый год Добрыня получает коня, то есть свободу.
Сопоставление летописных и былинных сведений позволяет с достаточной надежностью определить, чьими рабами были Добрыня и Малуша и где проходила их долгая подневольная служба. Престол принадлежал тогда Святославу I (Святославу Игоревичу), и других князей на Руси в то время не было. А регентство при малолетнем Святославе (он родился в 940 году) принадлежало его матери, великой княгине Ольге. Именно Святослав стал отцом князя Владимира. То, что Малуша и Добрыня числились рабами либо Святослава, либо Ольги, никаких сомнений внушать не может.
Могла ли их придворная рабская служба проходить в Любече?
 Нет, это решительно невозможно: здесь Ольга держала воинов, могла держать узников, но в Любече не было ни золотой казны, ни придворных пиров, ни даже придворных конюшен. Ведь Любеч в те дни не был княжеской резиденцией (роскошный замок XI-XII веков был воздвигнут в иную эпоху как резиденция князя Черниговского).
Из того, что двое детей Малко Любечанина были рабами, историки делали резонный вывод, что и сам он также был рабом (и, как мы увидим далее, вывод этот справедлив). Где же он мог обитать в Любече? Как княжеский раб, Малко скорее всего должен жить в княжеском замке. Однако наука знает гораздо более серьезные соображения, исключающие и службу Малко в замке, и существование его дома в Любече.
Открытие Прозоровского. Дело в том, что выводу, будто Малко был рабом, противоречило, как ни странно, само его имя. Видный русский историк прошлого века Д. И. Прозоровский подметил, что Малко «по холопству, не мог быть любечанином, то есть человеком свободным, потому что он принадлежал бы своему господину как вещь, как имущество». Действительно, летопись говорит о Малуше-ключнице, но не о Малуше Любечанке.
Итак, имя Малко Любечанина вроде бы указывает на то, что он свободный человек, а положение его детей свидетельствует, что он раб. Кто же он? И почему дети его оказались в долгом рабстве?
Тайна Малко Любечанина была раскрыта еще в 1864 году – Прозоровским.
Тщательно исследовав личность Малко и судьбы его детей, ученый сумел установить, кто же он на самом деле. Одновременно он разгадал и то, кто такие на самом деле Добрыня и Малуша. И даже кто такой Владимир (что до Прозоровского казалось предельно ясным).
Свое открытие Прозоровский изложил в специальной статье (откуда и взята вышеприведенная цитата). В ней ученый сопоставил различные аспекты проблемы, которой занялся: государственно-правовые и семейные, ономастические (ономастикой называется наука об именах собственных) и юридические. И чем глубже он вникал в детали событий, описываемых летописями, тем больше находил неожиданных парадоксов и поводов для размышлений, тем отчетливее прояснялся единственно возможный вывод.
Аргументация Прозоровского отличалась не только многосторонностью, но и логикой. Не удивительно, что статья эта никогда и никем опровергнута не была. Более того, никто даже и не пытался всерьез опровергнуть его доводов и выводов. С этой аргументацией нам и предстоит сейчас познакомиться: для биографии Добрыни она представляет чрезвычайный интерес.
Наложница или жена?
 Повторю: отцом Владимира был Святослав i, князь Киевский. То есть государь великой державы. А матерью – рабыня Малуша.
 «Ну какие между людьми столь различного положения могли быть отношения?» – спрашивали себя историки. И единодушно приходили к выводу, что рабыня (вероятно, за свою привлекательность) была взята Святославом в наложницы.
Соответствовало ли это нравам эпохи? Вполне. Знать в языческую пору имела право держать целые гаремы и имела их. Правда, о гареме Святослава сведений в летописи нет, зато у его сына Владимира летопись отмечает гарем в 800 наложниц. Нововведением Владимира это не могло быть, и в том, что Святославу полагался гарем по рангу, сомневаться не приходится.
Если даже Малуша и не входила бы первоначально в гарем, князь тем не менее мог в любую минуту сделать любую рабыню своей наложницей. Так мог поступить еще в XIX веке каждый помещик со своей крепостной. А уж в X веке, да великий князь тем более. И если даже Малуша была рабыней не Святослава, а Ольги, у государя было достаточно власти, чтобы сделать своей наложницей и чужую рабыню. Поэтому дело казалось совершенно ясным. О браке государя с рабыней и речи быть не могло. А стало быть, Владимир – незаконный сын Святослава, бастард.
Так рассуждали историки до Прозоровского (в том числе и такие, как Карамзин или Соловьев). Но он усомнился в этих, казалось бы, очевидных, выводах и оспорил их самым убедительным образом. Он доказал, что Малуша, вопреки общепринятому мнению историков, была законной женой Святослава, а Владимир – сыном от законного брака!
Прозоровский делает расчеты. Для своих доказательств Прозоровский привлек то, что можно назвать скрытой информацией летописи. Это не просто умение читать между строк. Это умение подмечать ряд вещей, которые придворный летописец по каким-либо причинам не считал удобным говорить прямо (а таких причин при феодальных дворах всегда найдется немало), но тем не менее вполне недвусмысленно упоминал косвенным образом.
Умение читать скрытую информацию летописи требует труда, таланта, аналитического дара. Но Прозоровский обладал редкостной наблюдательностью. Он не просто следовал канве литературного рассказа летописи, он умело сопоставлял то, что говорится в статье одного какого-либо года, с тем, что говорится в статье другого, отстоящей на многие десятилетия.
Так, он обратил внимание на то, что, несмотря на огромный гарем у самого Владимира, в многолетней усобице, разыгравшейся после его смерти, ни один сын Владимира от наложницы не участвует (и даже не упоминается летописью). Стало быть, различие прав княжеских детей от жен и от наложниц было в ту эпоху важной государственно-правовой нормой и строго соблюдалось как в теории, так и на практике. На земельных столах сидели при жизни Владимира его сыновья от разных жен – они имели княжеский ранг, считались принцами крови, потом боролись за престол.
Сыновья же наложниц принцами крови не считались, никаких княжеских прав не имели и на подобные права не претендовали.
Из летописи известно, однако, что мать Святослава, Ольга, воспитывала Владимира вместе с двумя другими сыновьями Святослава (чья законность ни у кого сомнения не вызывала). А когда Святослав вскоре после смерти Ольги стал раздавать в 970 году сыновьям княжения, Владимир получил «земельный стол», как и братья.
Хорошо известно также, что в языческие времена религиозные правила разрешали (тем более князьям) многоженство. Так действительно ли Владимир незаконный сын? Более того, мог ли Владимир быть бастардом? И могла ли его мать быть просто безродной рабыней? Прозоровский ответил на эту серию вопросов убедительным «нет».
Он писал: «Из сыновей Владимира признаны князьями только происшедшие от его жен, а не от наложниц; если же Владимир самою Ольгою был признан князем, то его мать, хотя первоначально и была наложницей Святослава, но происходила из такого рода, который давал ей право быть княгиней и по которому она впоследствии признана женою Святослава, то есть она была княжною»
Урожденная княжна Малуша! Великая княгиня всея Руси Малуша! Вот какие неожиданные и далеко идущие выводы следовали из аргумента о княжеском ранге Владимира. И рассуждение Прозоровского строго верно (за тем исключением, что Малуша могла и вообще не побывать в наложницах).
Вескость этого аргумента энергично поддержал еще современник Прозоровского академик И. И. Срезневский. Он писал: «Что Владимир был действительно сыном законным киевского князя, князем по рождению, это доказывает и одинаковая заботливость о нем и об остальных его братьях по отцу Ярополке и Олеге его бабки Ольги… и принятие его новгородцами, и равенство прав его с правами братьев, выразившееся в их междоусобии».
Статья Срезневского, откуда приведена мною цитата, посвящена, впрочем, не столько личности Малуши, сколько значению термина «милостница» (неверно понятого Прозоровским, о чем речь пойдет несколько позже) и его параллелям в других славянских языках. Поэтому многих сторон аргументации Прозоровского Срезневский не касался вовсе. Но, как видим, вывод о том, что Малуша была женой Святослава, а Владимир – законным сыном, Срезневский поддержал безоговорочно, подкрепив его новыми аргументами, отнюдь не филологическими, а историческими.
Приводимые Срезневским аргументы «покрывают» период времени от статьи 968 по статью 980 года и дополнительно подкрепляют простой и здравый вывод Прозоровского, что Владимир был сыном от законного брака Святослава с Малушей (вывод, основанный на летописных сведениях по статью 1036 года, т. е. того года, которым летопись завершает усобицу между сыновьями Владимира).
Регент княжества Новгородского.
 Ранг Владимира в детстве и в юности был далеко не единственным аргументом, побудившим Прозоровского усомниться в традиционном толковании положения Малуши. Особое внимание он обратил на положение Добрыни – и притом еще при жизни Святослава:
«Добрыня имел при Святославе большое значение и был способен править государственными делами; простолюдин, хотя бы и брат княжеской наложницы, не мог иметь такого места при Владимире, какое занял Добрыня, бывший фактически правителем Новгорода… положение Добрыни не показывает, чтобы Малуша была рабою купленною, иначе и Добрыня был бы не что другое, как холоп, и не мог бы пользоваться званием выше княжеского тиуна или конюха; но он, напротив того, был «муж», «боярин». И в той же связи Прозоровский отметил, что Добрыня «принадлежал к высшей аристократии» державы.
Итак, фигура Добрыни также привлекла пристальное внимание Прозоровского.
Высокое положение Добрыни при Святославе ученый оценил верно. Не только боярин. Но еще и фактический правитель Новгорода. То есть хозяин целого княжества (не города Новгорода, а всей Новгородской земли). И все это при том же Святославе, рабом которого (или Ольги) Добрыня был до того десять лет!
Поистине, феерическое превращение.
Этот важный этап жизни Добрыни можно назвать первым его новгородским периодом: с 970 по 972 год (год гибели Святослава) и с 972 по 977 год. Был и второй новгородский период – новгородское посадничество Добрыни, полученное им в 980 году после взятия Киева, но тогда Добрыня стал не только фактическим, но и юридическим правителем Новгорода, поэтому вышеприведенные замечания Прозоровского относятся именно к первому новгородскому периоду.
В 970 году отец послал Владимира княжить в Новгород – мальчиком лет десяти (по подсчетам Прозоровского, Владимир родился около 960 года, что вполне согласуется и с другими обстоятельствами его биографии).
По малолетству Владимир ни в 970, ни в первые последующие годы не мог осуществлять реальной власти, за него должен был править регент. Из летописей известно, что вместе с Владимиром в Новгород в 970 году отправился и. Добрыня.
Это надо, конечно, понимать так, что на деле в Новгород направился не мальчик Владимир с Добрыней, а, напротив, Добрыня с малолетним князем Владимиром. И все это недвусмысленно означает, что сам государь Святослав вручил в 970 году Добрыне регентство Новгородской земли.
Утверждая, что Добрыня принадлежал к высшей аристократии, Прозоровский был совершенно прав.
Наместник, которому поручено управление целой землей державы, является не только боярином, но, как правило, одним из самых высокопоставленных бояр, ибо ему доверены прерогативы, уравнивающие его реальную власть с правами и властью земельного князя.
Практически в начале 70-х годов любое решение, обнародованное от имени Владимира Новгородского, было решением Добрыни.
Реальные прерогативы Добрыни были при жизни Святослава уравнены с правами двух старших сыновей самого государя – Ярополка Полянского и Олега Древлянского.
 А сыновей-князей у Святослава было всего трое.
Это означало, что в 970 году Добрыня как по могуществу, так и по рангу вошел в первую десятку высших государственных деятелей Русской державы.
 Это, несомненно, принадлежность именно к высшей аристократии всей державы, что для вчерашнего холопа, брата рабыни, само по себе чрезвычайно странно. Прозоровский прав: доверить подобное положение брату своей наложницы Святослав не мог. Но брату жены, своему шурину – мог.
Прав и Срезневский: принятие Владимира новгородцами показывает, что Малуша была женой Святослава. Но сверх этого принятие Владимира новгородцами показывает и высокий неоспоримый ранг его регента. С регентом (то есть полновластным хозяином княжества) из безродных вчерашних холопов, единственной опорой которого был бы подол сестры-наложницы, – новгородцы Владимира просто не приняли бы. Принятие ими Владимира опять-таки доказывает, что Добрыня был шурином Святослава. Иначе они потребовали бы другого регента. А до того вместе с Добрыней не приняли бы и Владимира.
Добрыня занял это положение еще при Святославе, но сохранил его и когда Святослава не стало. То, что Добрыня не был смещен Ярополком ни сразу после гибели Святослава, ни позже, показывает, что положение Добрыни было именно таково.
Уже тогда Добрыня был перворазрядной фигурой обще державного масштаба.
Ярополк не мог из-за невероятно высоких привилегий Добрыни отказать ему в голосе при решении дел всей державы, не мог даже сместить его из Новгорода.
Понемногу фигура Добрыни начинает вырисовываться перед нами более отчетливо. Жестокие испытания его юности помогают объяснить, почему он снискал любовь былины, был окружен романтическим ореолом.
А первый новгородский период открывает нам уже зрелого мужа, (уже могущего якобы претендовать на титул) богатыря.
Он очень важен, первый новгородский период Добрыни, и для его биографии, и для русской истории в целом. Правя Новгородом в эти годы, он не только стал полновластным хозяином его оружия, но и завоевал там прочную народную любовь. Как показало будущее, новгородцы стояли за Добрыню и Владимира стеной!
Княжеский сын.
Привилегии Добрыни в первый новгородский период имели, однако, значение не только для будущего (которого Прозоровский не разбирал), они бросали свет и на прошлое Добрыни. Чтобы иметь возможность занять положение столь высокое, здраво рассудил ученый, Добрыня должен был, сообразно понятиям X века, родиться княжеским сыном!
Действительно, по понятиям эпохи (и не только X века, но и всего средневековья), высокая родовитость была для правителей вещью немаловажной. Невероятно высокое положение Добрыни при Святославе – не только веский аргумент, указывающий на законный брак Святослава с сестрой Добрыни. Оно указывает, бесспорно, и на родовитость Добрыни, Малуши и их отца.
Действительно, если Малуша, чтобы стать княгиней, женой Святослава, должна была быть урожденной княжной, значит, и отец ее был вовсе не безвестный житель Любеча, а прирожденный князь, что отлично согласуется с загадкой стремительного возвышения Добрыни еще в 970 году и вполне способно ее объяснить.
Таким образом, парадоксы в положении Добрыни и Малуши указывали Прозоровскому не только на законный брак Святослава с Малушей, но сверх того еще и на династический брак! Святослав вступал в брак не с рабыней, не ронял своего княжеского достоинства, нет, он роднился с другой княжеской династией…
Если бы Прозоровский обратился к былинам (чего он вообще не делал), то обнаружил бы, что княжеское происхождение Добрыни также известно былине! Советская исследовательница былинного эпоса Т. Н. Кондратьева сжато формулирует социальное положение былинного Добрыни следующим образом:
 «Добрыня… в разных вариантах былин то боярин, то князь». Заметьте, князь.
Эти былинные сведения тем ценней, что люди, слагавшие и исполнявшие былины, не могли почерпнуть их из летописей (в летописях Добрыня нигде князем не назван). Притом княжеское звание – не эпическая условность, подобающая каждому былинному богатырю (скорей, наоборот). Оно относится в былине именно к личности Добрыни. Таким образом, независимый источник былины, не использованный Прозоровским, подтверждает его вывод о княжеском происхождении Добрыни.
Былина знает, что Добрыня – князь.
Но, значит, и отец его был князем – то есть в былине наличествует та же логика, которую обнаружил относительно Малуши в летописях Прозоровский.
Два вида рабства. Перед Прозоровским возник вопрос: если Малуша княжна, то как она попала в рабство? А в рабынях она, несомненно, побывала. «Несмотря на такое значение этой фамилии, Малуша, по отзыву Рогнеды, была раба», – писал ученый. (Рогнеда – дочь князя Полоцкого, к которой в 980 году сватались одновременно Владимир и Ярополк. Рогнеда отказала Владимиру именно под предлогом, что он сын рабыни.)
То, что Добрыня в былинах князь, изведавший в юности долгое рабство, вызывает тот же вопрос: как княжич Добрыня попал в рабство?
Но и без обращения к былинам наблюдений Прозоровского над странностями некоторых летописных сведений было предостаточно. Перед ним было таинственное княжеское семейство, каким-то образом побывавшее в рабстве. Как это совместить с их высоким рангом? Как рабство не помешало им снова возвыситься?
Прозоровский сумел не только обнаружить противоречивое положение Малуши и ее родичей, но и найти ему объяснение. Отвечая на возникающие вопросы, он специально остановился на наличии в ту эпоху принципиально различных видов рабства:
«Рабство было двух родов: одно происходило из права юридического и делилось на три вида холопства…
Другое – по праву войны, и к рабам сего рода относились пленники, из которых лучшие поступали во владение князя. Обстоятельства, которыми обставлена история Малкова семейства, показывают, что Малуша не была рабою по праву юридическому, следовательно, она была рабою по праву войны»
Вывод здравый и логичный: в плен попасть может и князь.
И княжеское семейство тоже. Разумеется, пленение, обращение в рабство – тяжкое бедствие, но оно не перечеркивает прирожденной родовитости, оставляет возможность к новому возвышению.
Таким образом, парадоксальный вывод Прозоровского, что отец Малуши и Добрыни был прирожденным князем, не только получил подкрепление еще по одной линии, но и предстал как наиболее логичное объяснение парадоксов в положении его детей. Ключ к их положению следовало искать в его судьбе.
Малуша была какое-то время рабыней, потому что в рабство попал ее отец, и притом попал на войне. И если потом Малуша смогла стать великой княгиней, женой Святослава, а Добрыня получить в 970 году регентство Новгородской земли, то это произошло потому, что их отец по рождению был князем.
Все сходилось. И все упиралось теперь в загадочную фигуру Малко Любечанина, оказавшегося пленником, бывшим князем. Прозоровский сумел найти разгадку и здесь.
Пропавший древлянский князь.
От внимания Прозоровского не ускользнуло, что как раз незадолго до появления в Любече загадочного экс-князя Малко не менее загадочно исчез из своей столицы Коростеня князь Древлянской земли с очень похожим именем – Мал. И притом исчез после ожесточенных военных действий 945—946 годов.
Надо сказать, что исчезновения Мала историки до Прозоровского не замечали.
Поскольку летопись изображает Мала мятежником, виновным в гибели государя, Игоря Рюриковича (отца Святослава), им казалось само собой разумеющимся, что Мал был казнен за это вдовой Игоря Ольгой.
Но у Прозоровского был очень зоркий глаз. И его волновала загадка Малко Любечанина. Поэтому он подметил то, чего до него не замечал никто: о судьбе Мала после поражения Древлянского восстания летописи не говорят ни единого слова. Что же с ним стало? Погиб в бою? Был казнен? Бежал? Может быть, умер своей смертью? Был Мал Древлянский – и бесследно исчез. Это было более чем странно.
В летописном рассказе о подавлении Древлянского восстания Прозоровский подметил еще одну странность – поразительно милостивое отношение победителей к древлянской знати. При взятии древлянской столицы, писал ученый, «старейшины не были истреблены, но взяты в плен, не были они розданы и мужам в работу, а поступили во власть княгини».
Анализ этих и аналогичных странностей в рассказе летописных статей 945 и 946 годов и навел Прозоровского на мысль, что о казни, гибели или бегстве Мала в летописи не говорится по той простой причине, что Мал, подобно всей древлянской знати, попал в плен и остался жив. А поскольку судьба Мала Древлянского была в X и XI веках общеизвестной, это умолчание летописи не могло в то время породить недоразумения, будто Мал казнен Ольгой.
В своем анализе Прозоровский привлек и ономастику. Во-первых, он отметил близкое сходство имен Мала Древлянского и Малко Любечанина, а во-вторых, подметил, что имя Малуши «образовано из имени отца, но произведено из слова «Мал», и сделал заключение, что ее отец «в действительности был Мал Любечанин». И наконец, установил, что Малко вообще не самостоятельное имя, а просто уменьшительная форма от имени Мал. Эти здравые ономастические соображения и замечания положили конец последним возможным сомнениям.
Сопоставив все эти наблюдения и размышления со знакомыми нам уже соображениями о ранге и судьбе Малуши и Добрыни, Прозоровский сделал конечный вывод: «Вышеизложенные соображения приводят к тому заключению, что Древлянский князь Мал по взятии его в плен послан… в Любеч… где и превратился в Малко Любечанина».
Вывод этот был единственно возможным.
Ведь, если отвергнуть тождество Малко с Малом, пришлось бы искать отдельно ответ на две группы вопросов: о прошлом бывшего князя Малко (его княжество, подлинное имя, обстоятельства взятия в плен) и о причинах бесследного исчезновения Мала и непонятного отсутствия казней древлянской знати.
Таким образом, Прозоровский установил, что Малко Любечанин есть одно лицо с князем Малом Древлянским, и открыл древлянское княжеское происхождение Добрыни, Малуши и Владимира.
 То, что Мал, утратив княжество, не мог более именоваться Древлянским, вполне естественно, ибо определение «Древлянский» было не просто обозначением его рода, а княжеским титулом. Называть его и дальше Древлянским означало бы признавать его права на Древлянскую землю (чего от Ольги ожидать, конечно, не приходилось).
Поэтому, когда Мал попал в плен, ему обязательно должны были дать другое имя. И поскольку он не был покупной холоп, он мог быть назван Любечанином – по месту заключения. Ввиду особого характера рабства по военному праву, он был не вещью, принадлежавшей Ольге или Святославу, а важным государственным узником.
Неточность в ономастических наблюдениях Прозоровского лишь одна: «Малко» для развенчанного князя не просто уменьшительная, а нарочито уничижительная форма имени, данная ему победителями. Пока был князь, был Малом, а теперь он, пленник, всего лишь Малко…
Запомните это имя – Мал Древлянский. Это истинное имя отца Добрыни и деда Владимира Красно Солнышко. Это не гипотеза Прозоровского (как склонны считать некоторые), а его открытие. Это известно науке и неопровержимо доказано еще с 1864 года.
Загадка тысячелетия.
Таково было замечательное открытие Прозоровского, построенное, как мы уже знаем, на вдумчивом и филигранном анализе обширного летописного материала за 90-летний период – с 945 по 1036 год. Если попытаться игнорировать это открытие, то возникает множество непреодолимых трудностей в освещении больших периодов русской истории. Одна из них – невозможность удовлетворительно объяснить умолчание летописи о судьбе Мала после 945 года. На первый взгляд это может показаться частностью, касающейся только летописных статей 945—946 годов, и мелочью, касающейся какой-то третьестепенной фигуры. На самом деле это буквально – загадка тысячелетия.
Невероятное исчезновение Мала беспримерно не только в летописи, но даже во всей русской истории. Дело в том, что Мал был претендентом на престол. А любой претендент на трон Русской державы – слишком заметная политическая фигура.
 Мы знаем (пусть и не всегда точно) судьбу каждого удачливого или неудачливого претендента на «царский» трон, включая и судьбу участников любой усобицы и свергнутых государей.
 Изо всех претендентов на общерусский трон на протяжении всей русской истории за целых десять веков (!) бесследно исчезает только один – Мал. Один за целое тысячелетие!
Одно — это умолчание летописи делает будто бы безвестного узника Любеча, будто бы «провинциального князька» первоплановой фигурой русской истории. Вот насколько серьезно обстоит дело.
Милостница. Итак, открытие серьезно и неопровержимо. Но не было ли в рассуждениях Прозоровского слабых звеньев? Справедливость требует отметить, что такие звенья имеются.
Остановимся на них.
Прозоровский обратил внимание на то, что в Ипатьевской летописи Малуша вместо ключницы названа «милостницей» Ольги.
Из этого он сделал следующий вывод: «Летописи говорят, что Малуша была милостница Ольги, т. е. милостыне-раздавательница… великая княгиня брала ее с собой в Царьград и там ее окрестила, сделав потом своей «милостницей», по примеру византийского двора»
На это, однако, Срезневский возразил: «Выводить из названия милостницы, что Малуша была христианка, что вместе с Ольгою крестилась в Царьграде… нет никакой возможности».
И он указал, что древнерусский термин «милостница» истолкован как «раздавательница милостыни» Прозоровским по ошибке, а действительное значение термина совсем иное – «любимица, фаворитка».
Почти вся статья Срезневского посвящена примерам употребления термина в этом смысле в русском и его однокоренным параллелям в других славянских языках.
Между тем принятие термина «милостница» за означавший милостыне-раздавательницу (такая должность при византийском дворе действительно имелась) оказалось не мелкой ошибкой, а имело серьезные последствия для всей конструкции Прозоровского.
Введение такой должности при киевском дворе он счел результатом крещения Ольги во время ее государственного визита в Царьград.
Должность эту он рассматривал как специфически христианскую, как результат благотворного воздействия «истинной» веры на Ольгу. Раз так, то и занимать ее язычница не могла. Отсюда и родилась догадка, будто Ольга брала Малушу с собой в Византию и крестила ее там. Между тем ни прямых, ни косвенных сведений ни о цареградской поездке Малуши, ни о ее крещении нет.
Косвенными сведениями для Прозоровского послужили именно ошибочное понимание термина «милостница» да еще традиционное тогда убеждение в благотворном влиянии христианства на любую языческую страну.
А из этого последовал ряд других ошибок. Так, он счел, что именно христианство Малуши послужило причиной ее брака со Святославом. Когда Святослав соблазнил будто бы Малушу-ключницу, ставшую милостыне-раздавательницей, но остававшуюся доверенной рабой Ольги, то Ольга под благотворным влиянием христианства потребовала от Святослава, чтобы он «покрыл грех» и женился на обесчещенной христианке.
И добилась своего. В подробности решения Святослава Прозоровский не вдавался, но дело надо понимать так, что Святославу Малуша, видимо, сильно нравилась, а упреки матери надоели, и он решил: «В конце концов, она княжна, так простим ее и ее родню, и все в порядке, она снова станет княжной. Почему ж тогда на ней и не жениться?»
То есть Прозоровский дал удовлетворительные ответы на все свои вопросы, кроме одного: что было побудительной причиной брака Святослава с Малушей. Что брак со вчерашней пленницей и дочерью вчерашнего мятежника был важнейшим политическим решением, он из виду упустил, и свел дело к благому влиянию крещения на моральные принципы Ольги и к ее заступничеству за мнимую единоверку-христианку. Поэтому же он, кстати, решил, и что Малуша побывала наложницей Святослава, – иначе причина брака вообще отпадала.
То, что брак с Малушей не был для Святослава неравным из-за ее княжеского происхождения, это один вопрос.
А то, почему Малуша действительно стала женой Святослава, – вопрос совершенно другой. Из того, что она была княжной, вовсе не следовало, что Святослав должен был на ней жениться. Ни христианские чувства Ольги, ни сыновнее послушание Святослава быть тому причиной решительно не могут.
Весь комплекс объяснений в этом случае принять нельзя. Действительность X века была от сей благочестивой идиллии очень далека. Во-первых, Святослав, вопреки уговорам Ольги, упорно отказывался креститься. Почему бы он, язычник, стал вдруг так щадить честь христианки (к тому же мнимой)?
Во-вторых, христианке Малуше вряд ли подобало становиться второй женой Святослава при наличии первой, ибо по церковным правилам полагалось единобрачие.
В-третьих, сама Ольга (что обычно не осознается), крестившись, осталась тем не менее и… язычницей! Ибо правила Русью в качестве «Перуновой внучки», т. е. по небесному мандату Перуна, главного бога Киевской державы (такова была политическая теория языческой Руси). А от власти Ольга отказываться и не думала. И Русь тоже не крестила.
В-четвертых, сама Ольга, уже будучи христианкой, не думала отменять для Святослава языческую норму многоженства, да и гарема наложниц. В-пятых, тезис, будто христианская мораль велит непременно жениться на обесчещенных любовницах или вообще на любовницах, более чем сомнителен: бесчисленные христиане на протяжении веков этого не делали.
Прозоровский открыл этот поразительный брак и объяснил его полную возможность и законность по династическому праву. Но не его причину. И причина эта может быть только политической. Ее выяснением нам предстоит заняться самостоятельно.
Рабство и возвышение. Как мы уже знаем, у Мала Древлянского отняли не только свободу и имя, у него отняли и детей. В 946 году Добрыня Древлянский – наследный принц Древлянской земли! – был поставлен скрести чужих коней и выгребать навоз из чужих конюшен. Юному пленнику дали нарочно унизительную для княжича работу в назидание и предостережение всем: не поднимай восстаний, иначе вот что будет с твоими детьми!
На какую работу поставили Малушу в тот черный год, сведений нет. Как я уже говорил, ее могли – специально для унижения – определить в свинарки или судомойки.
Могли и другое дело дать.
А возможно, не дали вообще никакой работы, так как она была слишком мала. Святославу было тогда всего 6 лет, Малуше вполне могло быть и 3 года.
«Вероятнейшее рождение ее относится к 940—944 году», – писал Прозоровский.
Попробуем положить былинный срок рабства Добрыни на летописные даты. Сведения хорошо совмещаются, датируя рабство Добрыни и Малуши 946—955 годами (в параллелизме положения брата и сестры мы уже убедились, и Малуша не могла оставаться ключницей, когда Добрыня превратился из ключника в свободного человека. Брат и сестра должны были получить свободу одновременно, хотя отец их мог продолжать томиться в Любечском замке).
Итак, Добрыня получил коня.
Видимо, в 955 году. Верховой езде, искусству владеть боевым конем знатных мужчин учили тогда с раннего детства. Добрыня, как мы знаем, стал владеть конем значительно позже. Сколько ж ему было тогда лет? Судя по былине, он попал в рабство не в возрасте воина (тогда бы он и раньше владел конем), а мальчиком. Вместе с тем и не пятилетним ребенком, ибо быть конюхом – тяжелый труд.
Точная дата рождения Добрыни неизвестна, но если принять условно, что он попал в рабство в десятилетнем возрасте (то есть родился около 935 года), то свободу он, по всей вероятности, получил двадцатилетним.
Такой возраст хорошо согласуется и с тем, что его сестру вскоре выдают за юношу Святослава, и с тем, что в событиях 70-80тХ годов Добрыня выступает зрелым мужем, а не старцем. Видимо, датируя рождение Добрыни примерно 935 годом, мы будем недалеки от истины.
Конь означал для Добрыни не только свободу, но и положение княжеского дружинника (соответственно вольноотпущенница Малуша должна была стать придворной Ольги). Это само по себе было куда лучше рабства. Это могло выглядеть и как демонстрация великодушия Ольги. Но это вовсе не обязательно должно было предвещать то стремительное возвышение Малуши и Добрыни, которое последовало потом.
А оно произошло очень скоро. Всего через несколько лет после получения свободы Малуша стала великой княгиней!
Если Малуша и Добрыня получили свободу в 955 году, а Владимир родился около 960, то брак Святослава с Малушей можно датировать примерно 958—959 годами.
Естественно, на трех – или четырехлетнем пути Малуши от рабства к Киевскому трону должны были иметься промежуточные ступени. Каждая из них должна была делать вольноотпущенницу все более «достойной партией» для государя. Одной из таких ступеней непременно должно было быть получение детьми Мала Полянского боярства.
В этой связи примечательны данные топонимики (науки о географических названиях) – наличие сел Малушино и Добрыничи в районе Путивля. То есть не в Древлянской, а в Полянской земле, и притом на восточной ее окраине.
Не след ли — это пожалования Ольгою угодий детям Мала?
С точки зрения Ольги, такой шаг выглядит вдвойне выгодным: он демонстрировал очередные милости княгини, превращая детей Мала в землевладельцев (но – подальше от Древлянской земли).
Хорошо вписывается в эту картину и Малуша – милостница Ольги (в истинном значении этого слова). Любимица Ольги – положение более высокое, чем хозяйка дальнего Полянского села.
Это положение Малуши скорее всего относится уже ко времени незадолго до ее брака. (Сведений о положении Добрыми в этот момент не сохранилось.)
Однако есть серьезные основания полагать, что и положение фаворитки было не последним этапом возвышения Малуши перед браком.
Под венец со Святославом она шла, по-видимому, не простой вольноотпущенницей и даже не боярыней, а владетельной княжной Древлянской!
Династический брак. Веским аргументом в пользу этого служит не только то, что в 970 году Новгородская земля была вручена Святославом сыну и брату Малуши, но и то, что одновременно с этим другой сын Святослава, Олег, получил Древлянскую землю.
Мы уже знаем, что у Святослава было три сына-князя. Старшие братья Владимира Ярополк и Олег были детьми Святослава от первой жены (иноземной принцессы, вероятней всего, печенежки). Малуша была его второй женой.
Одновременная раздача земель сыновьям от обоих браков показывает, что Святослав считал обеих жен равноправными. Но получение Олегом Святославичем в 970 году именно Древлянской земли есть факт очень странный.
Логично было бы ожидать, что земля, в 945 году восставшая и убившая государя, а в 946 году подавленная, будет просто уничтожена как отдельное княжество. Но она не только уцелела, но имеет право на князя. Святослав сажает в 970 году править ею не наместника-боярина, а собственного сына. Это большая привилегия для любой земли (особенно в реальных условиях 970 года, когда земель в державе более десяти, а сыновей у государя только трое). Но для вчерашней мятежной земли – привилегия неслыханная.
Тем не менее Древлянская земля парадоксальным образом получает эту привилегию через голову всех земель, оставшихся в 945—946 годах верными Святославу. Что же могло дать Древлянской земле при Святославе не только полную амнистию, но даже почетное положение в державе так скоро после подавления Мала?
Очевидно, лишь одна вещь способна была так возвысить Древлянскую землю – брак с Малушей Древлянской.
То есть Малуше (но не Малу и не Добрыне!) была, видимо, перед браком возвращена ее земля, получившая отныне высокие привилегии как наследственная земля жены государя. Вместе с тем в момент бракосочетания сам Святослав становился владетельным князем Древлянским, что крепче привязывало Древлянскую землю к престолу и одновременно давало легальную возможность передавать ее детям Святослава от другого брака.
Таким образом, три привилегированные земли, получающие князей, предстают в строгом порядке их привилегий как первая коронная земля державы (Полянская), первая коронная земля династии (Новгородская) и наследственная земля второй жены государя (ибо у первой жены, иностранной принцессы, своей наследственной земли на Руси нет).
 Но если эта наследственная земля жены государя почему-либо отнята у ее сына, ее род, естественно, должен получить за это соразмерную компенсацию, что мы и видим, – Владимиру дается земля еще более почетная по рангу, чем Древлянская, а Добрыне вручается ее регентство. Теперь становится ясно, что это не милость Святослава, а вытекающее из брака законное право Древлянской династии в целом.
Все это, вместе взятое, подтверждает, что перед нами не просто законный брак, но, сверх того, серьезнейший династический брак и что Ольга готовила и заключала именно такой брак.
И в свете сказанного вероятность того, что Малуша побывала наложницей Святослава в качестве рабыни или даже была соблазнена им уже боярыней, – крайне мала. Древлянский брак Святослава, очевидно, был задуман Ольгой задолго до его заключения, и причиной его был глубокий и дальновидный политический расчет.
Тесть Святослава
А что же брак дочери с государем мог означать для Мала? Что с ним тогда стало? Дожил он до этого времени или так и умер еще до того узником Любеча?
Если Мал все еще жив, то положение его поддается расчету. Брак Малуши означал, что Мал не может больше оставаться узником, более того, он должен стать киевским боярином. Оставлять Мала в тюрьме означало, кроме всего прочего, накликать гнев богов на молодую чету. А оставлять тестя Святослава свободным, но незнатным человеком было неприемлемо, хотя бы для престижа самого государя. Кстати, Мал должен был присутствовать на свадьбе дочери.
Так стал ли Мал тестем Святослава, сватом Ольги и киевским боярином? Или не дожил до того времени? Есть ли об этом сведения? В летописях, конечно, нет. Но в былинах – да! Оказывается, дожил и стал!
Фигура отца Добрыни была еще давно обнаружена в былине академиком Шахматовым. В некоторых былинах имеется богатырь, чье имя совпадает с отчеством Добрыни, – некий Никита Залешанин.
Шахматов обратил внимание на связь этой фигуры и с Добрыней, и с Древлянской землей. Он писал: «Предполагаю, что образ Никиты Залешанина (Заолешанина) отразил в себе образ… Древлянина; замечательно, что он богатырь не киевский, поэтому, когда Илья Муромец выдал себя за Никиту, его никто не узнал в княжеском тереме, кроме, впрочем, Добрыни Никитича, очевидно, не в пример другим киевским богатырям, знавшего Никиту Залешанина. Впрочем, в некоторых былинах он назван в ряду других киевских богатырей».
Конечно, в этих былинных сведениях есть обычные для эпоса анахронизмы (эпизоды эти разыгрываются при дворе Владимира, тогда как на деле они относятся к княжению Святослава I).
Но важна суть дела. Пред нами богатырь не киевский, но вроде бы и принятый потом в круг киевских богатырей. Богатырь, которого в Киеве в лицо почему-то никто, кроме Добрыни (именно Добрыни), не знает.
Притом человек весьма уважаемый, раз за него выдает себя сам Илья Муромец (явиться в Киев ко двору под именем Соловья Разбойника Илье в голову не пришло бы), и все же в Киеве его не знают в лицо. К тому же он – богатырь откуда-то из-за лесов. Все это достаточно примечательно.
Странности в положении Никиты Залешанина, подмеченные Шахматовым, вполне соответствуют реальному положению Мала (многолетнего узника Любеча многие в Киеве действительно могут не знать в лицо) и отражают изменение этого положения по мере поворота судьбы его детей.
Первый эпизод можно датировать временем между 955 и 958 годами: Добрыня уже в кругу киевских богатырей. А Мал уже не узник Любеча (иначе под его именем явиться ко двору было бы опасно), но тем не менее человек опальный, живущий где-то в ссылке. Где именно, в данной связи не важно (да и вряд ли ясно), а важно то, что киевские богатыри не знают его в лицо, но знают и уважают его имя.
Когда же Никита Залешанин сам оказывается в их Кругу (то есть переезжает в Киев), речь идет уже о времени после брака Малуши либо в канун его.
Заслуживает в этой связи серьезного внимания и само имя Залешанин.
Дело в том, что название «Древлянская земля» – топоним с прозрачным тогда значением. Древлянская земля, то есть «Лесной край» или «Страна лесов», именем своим была обязана покрывавшим ее лесам.
Поэтому «Залешанин» есть фактически прозрачный для современников синоним «Древлянского» – в неофициальной форме (то есть без прямого указания на утраченное княжеское достоинство). Иными словами, Никита Залешанин оказывается при ближайшем рассмотрении, подобно Малко Любечанину, еще одним псевдонимом Мала Древлянского (почему он стал Никитой, мы рассмотрим в другом месте).
Характерно и то, что этим же псевдонимом со значением «Древлянский» пользуется иногда и сам Добрыня: в некоторых вариантах былин Добрыня, появляясь инкогнито, прикрывается именем «детины Залешанина». Это означает, что былина знает не только княжеское происхождение Добрыни и обстоятельства его рабства, но даже и его династию!
Как видим, судьбы узника Любеча и его детей оставались все время тесно связанными. Былина знает самого Мала. Знает, что он отец Добрыни и что Добрыня о нем помнит. Знает, что между их судьбами есть какая-то связь (хотя и не уточняет ее). Знает, что Мал после каких-то странных превратностей дожил до почетного положения при Киевском дворе. Знает былина и династию Мала.
Можно ли на основании совокупности сведений уточнить судьбу Мала? В какой-то мере можно. Узником Любеча он пробыл, видимо, лет 11-12, но не больше. Вряд ли получил свободу вместе с детьми – просто потому, что восстание подымал он, а не его несовершеннолетние дети.
Но, естественно, свободным человеком Мал стал не в канун брака Малуши, а за благопристойный промежуток времени до него. Таким образом, первый упомянутый Шахматовым былинный эпизод, скорее, датируется временем с 956 или 957 года до кануна брака.
Стал ли Мал в конце концов в качестве тестя Святослава и свата Ольги играть крупную роль при дворе? Думается, вряд ли. Летопись здесь молчит, былина тоже – фигур Святослава и Ольги в ней нет (по крайней мере, в явном виде). Но Мал был уже не молод, княжеского звания он все-таки обратно не получил, и с него было достаточно чести стать тестем государя и сватом Ольги. Отец великой княгини жил в почете, но государственная роль перешла, сколько можно понять, к его детям.
Положение Малуши нам известно.
А положение Добрыни после брака сестры? Видимо, молодой боярин, брат великой княгини, стал сразу после этого брака членом коронного совета державы. Пусть он и не стал князем Древлянским, но он стал шурином Святослава. Что это означало для него впоследствии, мы уже видели.
Древлянский дом.
Долго ли прожил Мал после брака дочери, в каком году умер, мы не знаем. Но с его смертью династия не угасла. Былина знает не только Никиту Древлянского, но и Добрыню Древлянского. Иными словами, она знает принадлежность и Мала и Добрыни к Древлянскому княжескому дому.
А вот летопись такой династии после 945 года не знает вообще (то есть она ее существование по каким-то причинам скрывает). И Прозоровский, показав в 1864 году тождество Малко Любечанина с Малом Древлянским, не только установил, чьи дети Добрыня и Малуша и чей внук Владимир, не только разгадал брак Малуши со Святославом, но и открыл тем самым неизвестную ранее науке династию – Древлянский дом.
 Он это вполне осознал – и свою статью закончил таблицей составленного им родословного древа «Малковичей», то есть Древлянского дома.
Таблица эта составлена в краткой форме, в двух линиях, мужской и женской (то есть линиях потомков Добрыни и потомков Малуши).
Начиная с Мала Древлянского, таблица доведена в женской, Малушиной, линии через Владимира до его внука Изяслава I (то есть не содержит полного списка князей), а в мужской линии Добрыничей – до Варлаама Печерского, сына боярина Яня Вышатича, друга Нестора Летописца.
«Малковичами» Прозоровский назвал потомков Мала не совсем правомерно. Дело в том, что Мал не вечно оставался Малко. Ученый не учел того, что при последующем возвышении детей бывшему Малко должны были вернуть имя Мал (но не титул «Древлянский»), так что древо верней было бы именовать родословным древом Маловичей.
Но между выводом о тождестве Малко Любечанина с Малом Древлянским и родословным древом «Малковичей» в статье содержался еще разбор судьбы потомков – одного Добрыни. Прозоровский, в частности, проследил некоторые парадоксы их положения.
 Он подметил, что, судя по летописям и некоторым другим документам XI века, Добрыничи, не будучи князьями, нередко (даже еще во второй половине XI века) занимали положение, равное княжескому.
Он истолковал это как результат династического брака Малуши со Святославом, того, что Мал «приходился сватом Ольге (здесь первоначальное близочество между родами Рюрика и Малка)».
На судьбе же потомков Малуши он не останавливался. Даже на том, какую роль сыграло древлянское происхождение Владимира в его борьбе за трон. Винить за это Прозоровского не следует – его заслуги перед наукой и без того велики.
 А пристальное внимание ученого к Добрыничам понятно, ибо Малушин сын Владимир и его потомки – фигуры и без того хорошо известные в русской истории. Все они князья. По одному этому они всегда находились в поле зрения историков. Их деятельность комментировалась на разные лады.
Но в перспективе летописи они – князья только Варяжского дома, единственной общерусской и стабильной династии, которую летопись знает. (Кроме Варяжского дома, летопись знает еще несколько земельных княжеских домов, в разное время сходящих на нет. Количество имен в них минимально.)
Между тем в свете открытия Прозоровского (целая неизвестная династия) все русские князья, начиная с Владимира I, были князьями как Варяжского, так и Древлянского дома! И очевидно, могли ссылаться на свои права и имели их как по одной, так и по другой династии. Иными словами, Прозоровский открыл еще одну общерусскую династию.
То есть династию, альтернативную Варяжскому дому, но вместе с тем связанную с ним династическим браком.
Былина же, как мы теперь узнали, запомнила в положительной роли целых трех членов Древлянского дома, причем если Мал в былине фигура второстепенная, то Добрыня и Владимир Красно Солнышко принадлежат к числу главных героев Владимирова цикла.
Иными словами, былина считает именно Древлянский дом главной русской династией. «
На этом я прерываю цитирование вышеназванной книги, чтобы подвести итоги и наконец сделать однозначный вод, что не существовало во времена Киевской Руси, когда там правил киевский князь Владимир Первый Святой никакого древнерусского богатыря Добрыни Никитича.
 А был   попавший вначале в рабство к киевскому князя Святославу сын, бывший древ янского князя Мала- Добрыня. В рабстве в Киеве вместе с ним пребывала и его сестра Малка, служившая у княгини Ольги ключницей!
Однако после брака Святослава и Малки и особенно после рождения у Малки сына Владимира, Добрыню их рабства освободили, и он стал доверенным лицом вначале при князе Святославе, а потом и при княгине Ольге и затем в наследство как кровный родственник перешел к князю Владимиру!
За весь период своей бурной жизни наш Добрыня Малкович ничем из числа воинских подвигов обычно приписываемых древнерусским богатырям не отмечен. Ибо он ни в каких сражения не участвовал и вообще был занят административно-управленческой деятельностью! А все что в дошедших былинах ему приписывается есть лишь плод фантазии неизвестных нам авторов-сказителей, составивших эти самые былины!
Что же касается второй версии о происхождении Добрыни Никитича от Рязанского князя-воеводы Романа Никитича то эта версия тоже в русской историографии разрабатывалась.
И тут ученые, которые не соглашаюсь с происхождением Добрыни в Древлянского княжества выдвинули свою версию о том, что он родился в г. Рязани, где его отец Никита Романович был воеводой. Они же и утверждают, что Роман Никитич умер еще до рождения своего сына Добрыни, и, что дальнейшим его воспитанием занималась только мать княгиня Амелфа Тимофеевна.
О родителях Добрыни и о его первых подвигах хорошо рассказано вот в этой былине http://www.gumfak.ru/otech_html/drevne/dobrinya3.shtml под названием «Добрыня Никитич и отец его Никита Романович. Бой со змеем».
Но вот древнерусские летопись нам ничего не сохранили о ранней биографии Добрыни и в том числе и не сообщили каких-либо достоверных сведений о его родителях.
Однако мои настойчивые происки по этому вопросу все же увенчались успехом. Ибо мною был установлен факт наличия «рязанского двойника» нашего древлянского воеводы Добрыни Малковича! И честь такого открытия принадлежит российскому историку Б.Н. Путилову который в своей статье:
 «К вопросу о составе Рязанского песенного цикла» сообщил нам о неком рязанском воине «Добрыне Рязаниче» вот такую вполне достоверную информацию:
«Есть былинные сюжеты, в которых Рязань не просто упоминается, но и служит местом действия. Сюжеты эти связаны, как правило, с Добрыней Никитичем. _
В ряде былинных текстов Рязань названа городом, в котором прожил свою жизнь отец Добрыни и в котором проходит детство и начинаются подвиги самого богатыря.
А во той де во Рязани до во Великою Уж жил-то был да все торговой гость,
Уж на имя Микитушка Романович.
 Эти м строкам обычно о предшествует и следующая характеристика, Рязани:
 Доселева Рязань она селом слыла,
А ныне Рязань словет городом.
Ишше прежде Рязань до слободы слыла,
 Ишше нонче Рязань до словёт славным городом"
Такое начало встречается в вариантах следующих сюжетов: «Бой Добрыни с Ильей Муромцем» (в различных контаминациях): «Добрыня и Змей»; «Добрыня и неудавшаяся женитьба Алеши»; «Бой Добрыни с Дунаем»; «Никита Романович, рождение и детство Добрыни». Иногда эти мотивы переносятся в варианты «Василия Буслаева».
 Смысл зачина, говорящего о Рязани, ставшей славным городом, из текстов не вполне ясен. В одном тексте говорится:
 А прославилась Рязань да добрым молодцом,
 Кабы тем же Микитушкой Романовым.
 В тексте, где зачин применен к сюжету о Василии Буслаеве, мы читаем:
Почему это Рязань прославилась?
 Потому Рязань это прославилась,
 Что хорошо она да испостилась.
Кто был в городе строителем,
 Кто был управителем?
 Управителем был Василий сын Буслаевич,
 Построил Рязань да славным городом.
 Если предположить, что имя Василия Буслаева здесь внесено поздними певцами, а все остальное принадлежит старой былинной традиции, то можно думать, что величие Рязани в былинах связывается с деятельностью если не самого богатыря (Добрыни?), то его рода, прежде всего отца.
Но это лишь эпическое выражение действительного и исторического факта возвышения Рязани, превращения ее в крупный город.
 Имеют ли в виду былины первоначальное возвышение Рязани в до монгольской поры (т. е. Старую Рязань) или ее некоторое возрождение после разгрома 1237 г. — не ясно. Больше данных за первое предположение.
 В былинах иногда имеются некоторые попытки изобразить Рязань.
Говорится о ее «башнях наугольных».
Рязань предстает как город великий, славный, город богатый и красивый. Илья Муромец видит Рязань с вершины холма: Хорошо-де Рязянюшка да изукрашена, Красным золотом Рязянюшка да испосажона, Скатным жемцюгом она бы да всё искрашона.3
А в том же Рязани да славном городе
 В том же народу да много множество:
 А конны-ти едут темным лесом,
 Пешеходом идут народ станицами,
 Черным кораблём бежат дак по синю морю.
 В этих описаниях не ощущаются реальные наблюдения, но в них заметно стремление изобразить Рязань в ярких и богатых красках.
 Интересный случай применения традиционной формулы о Рязани есть в варианте былины «Илья Муромец и сын». Добрыня вынужден отказаться от поединка с Сокольником и возвращается униженный к Илье Муромцу.
Илья говорит:
А ише прежде Рязань да слободой слыла,
А ише ноньце Рязань да словёт городом;
А ише некем мне-ка, старику, заменитися,
А некем мне-ка, старику, распорядитися.
Другими словами, Добрыня, представитель Рязани-города и воплощение ее славы, оказался неспособным заменить Илью в поле.
Здесь слова о Рязани, ставшей городом, звучат явно иронически.
Что связь Добрыни с Рязанью не является простым домыслом поздних певцов, следствием каких-то искажений и переделок, свидетельствуют некоторые летописные данные. Летописи сохранили воспоминания о Добрыне Рязаниче Золотом Поясе.
О нем говорится как о «храбре» князя Константина Всеволодовича, участвовавшем вместе с Александром Поповичем в сражении ростовского князя с Юрием Всеволодовичем.
 Имя его называется также рядом с именем Александра Поповича, среди «храбров», погибших в Калкской битве
: «Убиша же на том бою: и Александра Поповичя, и слугу его Торопа, и Добрыню Рязаничя Златаго Пояса, и седмьдесят великих и храбрых богатырей».
 Если сопоставить эти летописные свидетельства с приведенными выше былинными мотивами, то следует предположить, что связь Добрыни с Рязанью в эпосе определенной эпохи была достаточно прочной.
  Эти факты неоднократно и по-разному истолковывались исследователями.
Вопрос о Добрыне Рязаниче осложняется тем, что в ряде летописей вместо Добрыни в тех же ситуациях называется Тимоня Золотой Пояс. Ф. И. Буслаев усматривал в летописных свидетельствах проявление того же процесса, согласно которому «эпос переводит богатырей Владимировых в период татарский». Буслаев не склонен был думать, что существовал в ХП1 в. какой-то исторический Добрыня. Добрыня Рязанич, с его точки зрения, это традиционный былинный герой, прототипом которого был, вероятно, дядя Владимира, брат Малуши, но получивший местное приурочение.
 Факт этот для Буслаева не единичен и не исключителен, в нем он видит нечто характерное: «Рязань вместе с Муромом дают местные, эпические краски известной муромской легенде о князе Петре и супруге его Февронии...
Если Муромская область соединила свои поэтические предания с крестьянским идеалом Ильи Муромца, то соседняя с нею область Рязанская усвоила себе идеал княжеский в лице вежливого и грамотного Добрыни Никитича».38
Несколько по-иному ставит вопрос Л. Н. Майков.
По-видимому, он допускал существование двух летописных Добрыней, каждый из которых отразился в эпосе. Добрыня Рязанич, упоминаемый в летописях в связи с событиями XIII в., «соответствует Добрыне из былины Кирши Данилова. . . где он является сыном богатого гостя рязанского Никиты».
 В том же духе примерно высказывался О. Ф. Миллер.40 М. Е. Халанский считает, что в былинном Добрыне Никитиче соединены два образа: киевского Добрыни и какого-то северорусского, местного, рязанского богатыря, может быть Тимони.
«Произошла взаимная ассимиляция эпических сказаний: рязанский храбор привлекся к Владимиру и породнился с ним; киевский сподвижник Владимира получил местную, рязанскую окраску».
 Развивая эти соображения Халанского, В. Ф. Миллер высказывает предположение, что «в Рязанских местах ходило предание о каком-нибудь местном герое Тимоне (т. е., вероятно, Тимофее), чем-нибудь отличившемся в военной истории этого края, может быть в стычках с татарами...
 Этого героя могли сравнивать со старым Добрыней, может быть прозвали его Добрыней, и таким путем народный психико-былинный Добрыня был прикреплен к Рязани...
 Но это происхождение относится уже к Московскому периоду, когда в эпический оборот вошло имя популярного боярина Никиты Романова, царского шурина».
 В другом месте В. Ф. Миллер пишет, что Добрыня «прочно пристал к рязанским сказаниям уже очень давно».
 Он приводит сообщение Олеария, который видел неподалеку от Рязани на Оке «Добрынин остров».
 «Можно предполагать, что остров получил свое имя в связи с какими-нибудь сказаниями о рязанском богатыре, носившем это имя».
 Для объяснения прозвища «Золотой Пояс» представляет интерес сведение о «золотых поясах», приводимое А. И. Никитским: «... знатнейшие русские купцы в немецких известиях являются под названием „золотых и 44 поясов».
Встает вопрос — не отразилось ли в прозвище Добрыни Рязанича воспоминание о его происхождении, сохраненное в былинах, где Добрыня — сын богатого рязанского гостя.
Факты говорят о том, что уже по крайней мере в XIII в. Рязань воспевалась в былинах как эпический город, место рождения и подвигов одного из самых популярных русских богатырей. Добрыня Рязанич, Евпатий Коловрат, Авдотья Рязаночка, князья-патриоты Федор, Олег и, может быть, некоторые другие были теми героями — частью историческими, частью вымышленными, — которых прославили местные рязанские песни и предания.
Идейно-художественное содержание этих песен и преданий выходило далеко за пределы местных интересов, в них отразились процессы, характерные в целом для русского народного творчества эпохи борьбы Руси с иноземным нашествием»
И на этом бы можно было бы и закончить наше повествование о киевском воеводе Добрыни Малковиче, если бы не одно крайне интересное хотя и запутанная магической история- увязанное с совершением им умышленного убийства киевской если говорить современным языком высокооплачиваемой проститутки Маринки Кадалевой!
ч.2 Убийство Марины Кайдалевой
Так уж в древнерусской истории сложилось, что если мы отроем летописи   и тут можно смело начать с «Повести временных лет» монаха Нестора-летописца, то мы увидим, что такой вид преступлений как умышленное убийство было широко распространено в Киевской Руси, что до правления Владимира Первого Святого, что после. Ибо принятие христианства в Киевской Руси не сыграло большой роли в борьбе с тяжкими преступлениями. Там убивали всех и вся: от князей до презренных холопов и многим эти преступления сходили с рук.
Но есть ряд преступления таких как убийство киевских князей Аскольда и Дира, Бориса и Глеба, и ряд других, что оказали свое особое влияние на ход истории в том государстве что официально в СССР было названо «Киевской Русью» а до этого во всех западноевропейских хрониках оно называлось «ГАРДАРИКОЙ»-«Страной городов».
Причем далее я расскажу об очень старой истории которая сыграла и особую роль в истории уже современной Украины.
А начну с того свой рассказ, что одним из таких убийств было убийство Марины Кайдалевой которая если верить летописям жила в Киеве во времена правления там князя Владимира Святого. Данное преступление совершил не какой-то разбойник, а ее законный муж он же наш по совместительству «былинный богатырь» и воевода князя Владимира- «Добрыня Никитич»!
Описание этого преступления нашло свое отражение и дошло до нас в древнерусских былинах. Вот вам для начала полный текст одной из былин повествующее нам о одной истории которая началась счастливо, а закончилась трагически.
Давайте внимательно прочим эту «былину», ибо потом нам придётся ее проанализировать уже не методами, которые применяю историки, а методами, которые примется уголовном судопроизводстве, когда с помощью методик разработанных современной наукой называемой «криминалистикой» раскрываются и доказываются совершения тем или иным лицом того или иного преступления. Важные места для нашего анализа я выделаю жирным шрифтом!
Добрыня и Маринка
Добрынюшки-то матушка говаривала,
 Никитичу-то родненька наказывала: –
Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Ты походишь нынь гулять да е во Киев-град
Подь ты нунь гуляй да по всим уличкам,
 И по тым же ты по мелким переулочкам,
 Только не ходи ко сукиной Маринушки,
К той Маринушки Кайдальевной,
А Кайдальевной да королевичной,
 Во тую ли во частую во уличку,
Да во тот ли нонь во мелкий переулочек.
Сука ****ь Маринка та Кайдальевна,
А Кайдальевна да королевична,
Королевична да и волшебница,
Она много нонь казнила да князей-князевичев,
Много королей да королевичев,
Девять русских могучиих богатырей,
А без счету тут народушку да черняди.
Зайдешь ты, Добрынюшка Никитинич,
К той же ко Маринушке Кайдальевной,
Там тебе, Добрыне, живу не бывать! –
(итак мы уважаемый читатель видим, что в Древнем Киеве очень хорошо жила и процветала Марина Кайдалева- первая красавица «Киевской Руси! Она имела свой дворец, который располагался на том месте в современном Киеве стоит дом музей Т. Шевченко!
И СЛАВА о ее красоте и любвеобильности широко разошлась по Руси что даже мать Добрыни Никитича вынуждена была вмешаться и запретить ему общатся с Мариной Кайдалевой.
Но сынок наш вырос своевольным и маму не послушал:)
Отправляется Добрыня сын Никитинич,
Он ходить гулять по городу по Киеву,
Да по тым же нонь по частыим по уличкам,
Тут по мелкиим Добрыня переулочкам,
Ходит тут Добрыня сын Никитинич,
Эпизод №1 Знакомство Марины и Добрыни
А не шел же он к Маринушке Кайдальевной.
Он увидел голуба да со голубушкой,
А сидит же голуб со голубушкой
А во той же нонь Маришки во Кайдальевны,
В ей же он сидит голуб во улички,
Сидят что ли голуб со голубкою
Что ли нос с носком, а рот с ротком.
А Добрынюшке Никитичу не кажется,
Что сидит же тут да голуб со голубушкой
Нос с носком да было рот с ротком,
Он натягивал тетивочки шелковыи,
Он накладывал тут стрелочки каленыи,
Он стреляет тут же в голуба с голубушкой.
Не попала тая стрелочка каленая
А и во голуба да со голубкою,
А летела, тая стрелочка прямо во высок терем,
В то было окошечко косявчато
К суке ко Маринушке Кайдальевни,
А и Кайдальевной да королевачной.

Тут скорешенько Добрыня шел да широким двором,
Поскорее тут Добрыня по крылечику,
Вежливее же Добрыня по новым сеням,
А побасче тут Добрыня в новой горенке,
А берет же свою стрелочку каленую.
Говорит ему Маришка да Кайдальевна,
А и Кайдальевна да королевична:
– Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Сделаем, Добрынюшка, со мной любовь! –
Отвечает тут Добрыня сын Никитииич:
– Ах ты, душенька Маринушка Кайдальевна!
Я тебе-ка-ва не полюбовничок. -
Обвернулся тут Добрынюшка с новой горници
И выходит тут Добрынюшка на широк двор,
Эпизод №2 Любовное привораживание Д.Никитича
Тут скочила же Маринушка Кайдальевна,
Брала тут ножищо да кинжалищо,
А стругает тут следочки да Добрынины,
Рыла тут во печку во муравлену
И сама же тут к следочкам приговариват:
– Горите вы следочки да Добрынины
Во той было во печки во муравленой,
Гори-тко во Добрынюшке по мне душа! -
Воротился тут Добрыня с широка двора,
А приходит ко Марине ко Кайдальевной,
А и к Кайдальевной да королевичной:
– Ах ты, душенька Маринушка Кайдальевна,
А и Кайдальевна да королевична!
Уж ты сделаем, Маринушка, со мной любовь,
Ах ты с душенькой с Добрынюшкой Микитичем. -
– Ах ты, молодой Добрыня сын Никитинич!
Что же надо мной да надсмехаешься?
Давень тебя звала в полюбовнички, –
Ты в меня теперь, Добрыня, не влюблялся ли,
Нунечу зовешь да в полюбовницы! –
Эпизод №3 Добрыня женится на Марине Кайдалевой
Воротила тут она было богатыря
Тым было туром да златорогим,
А спустила тут богатыря в чисто поле;
А пошел же тут богатырь по чисту полю,
А пошел же он туром да златорогиим.
Увидае он тут стадо да гусиноё
Той же он Авдотьи он Ивановны,
А желанной он своей да было тетушки,
Притоптал же всех гусей да до единаго,
Не оставил он гусеныша на симена.
Тут приходя пастухи были гусиныи,
А приходя пастухи да жалобу творят:
– Ах ты, молода Авдотья да Ивановна!
А приходит к нам же тур да златорогий,
Притоптал же всех гусей да до единаго,
Не оставил нам гусеныша на симена.-
Приходил же к стаду к лебединому,
Притоптал же лебедей всих до единое,
Не оставил он лебёдушки на симена.
Не успели пастухи да взад сойти,
А приходят пастухи да лебединыи,
Тыи ж пастухи да жалобу творят:
– Молода Авдотья да Ивановна!
Приходил к нам тур да златорогий,
Притоптал же лебедей всих до единое,
Не оставил он лебёдушки на симена.-
Он приходит тур во стадо во овечьеё,
Притоптал же всех овец да до единою,
Не оставил он овечки им на симена.
Не поспели пастухи да тыи взад сойти,
А приходя пастухи было овечьии:
– Молода Авдотья ты Ивановна!
Приходил к нам тур да златорогий,
Притоптал же всех овец да до единое,
Не оставил он овечки нам на симена.-
Шел же тур да златорогий
А во то было во стадо во скотинное,
Ко тому было ко скоту ко рогатому,
Притоптал же всих коров да до единою,
Не оставил им коровушки на симена.
Не поспели пастухи да тыи взад сойти,
А приходя пастухи же к ей коровьии,
Тыи пастухи да жалобу творят:
– Ах ты, молода Авдотья да Ивановна!
Приходил ко стаду ко скотинному,
Приходил же тур да златорогий,
Притоптал же всих коров да до единою,
Не оставил нам коровушки на симена.
Говорила тут Авдотья да Ивановна:
– А не быть же нунь туру да златорогому,
Быть же нунь любимому племяннику,
Молоду Добрынюшки Никитичу.
Он обвернут у Маришки у Кайдальевной
Молодой Добрыня сын Никитинич,
А повернут он туром да златорогиим. -
Находил же стадо он кониное
Тот же тур да златорогий,
Разгонял же всих коней да по чисту полю,
Не оставил им лошадушки на симена.
А и приходят пастухи да к ей кониныи,
Сами пастухи да жалобу творят:
– Молода Авдотья ты Ивановна!
Приходил же к нам тут тур, да златорогий,
Розгонял же всих коней по чисту полю,
Не оставил нам лошадушки на симена. -
Молода Авдотья да Ивановна
Повернулась тут она было сорокою,
А летела к суке ко Маринушке Кайдальевной,
А садилась на окошечко косевчато,
Стала тут сорока выщекатывать,
Стала тут сорока выговаривать:
– Ах ту сука нунь, Маринушка Кайдальевна,
А и Кайдальевна да королевична!
А зачем же повернула ты Добрынюшку,
А Добрынюшку да ты Никитича,
Тым же нунь туром да златорогиим,
А спустила тут Добрыню во чисто поле?
Отврати-тко ты Добрынюшку Никитича
От того же нунь тура да златорогаго:
Не отворотишь ты Добрынюшки Никитича
От того же от тура да златорогаго, -
Оверну тебя, Маринушка, сорокою,
Я спущу тебя, Маришка, во чисто поле,
Век же ты летай да там сорокою! -
Обвернулась тут Маришка да сорокою,
А летела тут сорока во чисто поле,
А садиласи к туру да на златы рога.
Стала тут сорока выщекатывать,
Взяла тут сорока выговаривать:
– Ай же тур да златорогий,
Ах ты, душенька Добрыня сын Никитинич!
Сделай с нами заповедь великую,
А принять со мной с Маришкой по злату венцу, -
Отвращу я от тура тя златорогаго. -
Говорил же тут Добрыня сын Никитинич:
– Ах ты, душенька Маринушка Кайдальевна,
А и Кайдальевна да королевична!
Отврати-тко от тура да златорогаго,
Сделаю я заповедь великую,
Я приму с тобой, Марина, по злату венцу. -
Отвернула от тура да златорогаго
Молода Добрынюшку Никитича.
Эпизод №4 Свадьба Добрыни Никитича и убиство Марины Кайдалевой
Приходили тут ко городу ко Киеву,
К ласкову князю ко Владимиру,
Принял со Мариной по злату венцу.
А проводит он свою да было свадебку,
Отправляется во ложни да во теплыи
Молодой Добрыня сын Никитинич,
Сам же он служаночкам наказыват:
– Ай же слуги мои верныи!
Попрошу у вас же чару зелена вина,
Вы попрежде мни подайте саблю вострую.
Шел же он во ложни да во теплыи;
Обвернула тут его да горносталушком,
Взяла горносталика попуживать,
Взяла горносталика покышкивать,
Приломал же горносталь да свои нёкти прочь.
Обвернула тут она его соколиком,
Взяла тут соколика попуживать,
Взяла тут соколика покышкивать,
Примахал сокол да свои крыльица.
Тут смолился он Маринушки Кайдальевной,
Ай Кайдальевной да королевичной:
– Не могу летать я нунечку соколиком,
Примахал свои я нуньчу крыльица,
Ты позволь-ко мне-ка выпить чару зелена вина. -
Молода Маришка да Кайдальевна,
А и Кайдальевна да королевична,
Отвернула тут Добрыню добрым молодцем;
А скрычал же тут Добрыня сын Никитинич:
– Ай же слуги мои верныи,
Вы подайте-тко мне чару зелена вина! -
Подавали ему тут слуги верныи,
Поскорешенько тут подавали саблю вострую.
Не пил он тут чары зелена вина,
Смахне он Добрыня саблей вострою
И отнес же он Марине буйну голову,
А за ей было поступки неумильнии.

Эпизод №5 Самоправдение Добрыни Никитича
Поутру сходил во теплую свою да парну баенку,
Идут же было князи тут да бояра:
– Здравствуешь, Добрыня сын Никитинич,
Со своей да с любимой семьей,
С той было Маринушкой Кайдальевной,
Ай Кайдальевной да королевичной! –

– Ай же нунь вы, князи еще бояра,
Вси же вы Владимировы дворяна!
Я вечор же братци был женат не холост,
А нынечу я стал братци холост не женат.
Я отсек же нунь Марине буйну голову
За ейны было поступки неумильнни. -

– Благодарствуешь, Добрыня сын Никитинич,
Что отсек же ты Маринки буйну голову
За ейныи поступки неумильныи!
Много тут казнила да народу она русского.
Много тут князей она князевичев,
Много королей да королевичев,
Девять русскиих могучих богатырей,
А без счету тут народушку да черняди!
Прочли уважаемые читатель? Поняли?
Если да, то я снова предложу вам некоторою порцию новой информации.
Былины в Киевской и Московской Руси была весьма популярна. Известно свыше 50 записей ее. На Пинеге и на Беломорском побережье она неизвестна.
Она будто бы представляет собой механическое соединение самых различных слагаемых — сказки, апокрифа, исторической действительности.
И тут я как и обещал попробую заново проанализировать тес вышеприведённой былины с выяснения опорных точек, которые повалят нам с применением «метода мозаики» и мысленно реконструировать эти очень давние события. А поможет нам информация, найденная   вашим автором вот на этом сайте, посвящённом «русским богатырям» http://www.byliny.ru/biblio/propp/dobrynya-i-marinka
И сразу скажу, что эту былину и такой русский литературный критика как Н. Белинский.
«Это одна из интереснейших поэм!» — восклицает Белинский, вкратце передав ее содержание. Чтобы определить смысл и значение былин, Белинский всегда исходит из характеров действующих лиц и из анализа основного конфликта.
Для него Маринка — «тип женщины, живущей вне общественных условий, свободно предающейся своим страстям и склонностям».
Белинский сопоставляет ее не с Киркой, не с исторической Мариной и не с героиней сказок о жене-волшебнице, как делали позднейшие ученые, а ставит ее в ряд с другими женщинами эпоса и правильно определяет, что «это все та же Марина, только в разных видах».
Белинский правильно установил, что в былине противопоставляются Маринка и мать Добрыни и что это противопоставление имеет большое значение для раскрытия смысла былины.
Итак, мы знаем из былины, что Добрыня служит Владимиру. Служба эта в данной былине не носит военного характера.
 Он много лет служит Владимиру в его дворце в различных должностях, через каждые три года повышаясь (стольник, приворотник, чашник; ключник, подносчик, писарь и т. д.).
Такая служба не имеет ничего общего с богатырским служением князю.
Некоторые певцы знают, что Добрыня во время этой службы не имеет воли ходить по Киеву.
Но через девять лет эта служба кончается, и Добрыня теперь волен делать, что он хочет.
(и это верно! Ибо теперь мы знаем, что Добрыня Никитич был сын древлянского князя Малка. И вместе со своей сестрой Малушей 9 лет находится в числе «заложников» при великокняжеском дворе князя Святослава, а затем перешел в подчинение его сына Владимира, которого родила его сестра Малуша!!!!
 И вот почему вся эта трагическая история, связанная с убийством киевской прямо говоря современым языком известной в Киеве «куртизанке» сошла с рук Добрыни!
Он ведь родственник великого князя, а Маринка Кайдалева просто гулящая женщина, которая к тому же побывав в теремах многих высокопоставленных тогдашних киевлян наверно знала много чужих секретов.…
В связи с чем ее «устранение» толи из ревности» толи «по-пьяному «делу» после брачного пира совершенное ее законным мужем Добрыней Никитичем и было так спокойно воспринято в Киеве!)
А если говорить по существу и вновь возвращаясь к тесту изучаемой нами былины то мы может отметить, что:
 «Весь этот вводный эпизод в разных вариантах былины может без всякого ущерба для песни отсутствовать и действительно часто отсутствует.
Но он все же нужен, так как им подчеркивается, что в этой былине подвиг (умышленное убийство!)  совершается не по поручению Владимира.
Подвиг совершается уже после того, как Добрыня кончает свою службу.
Этот вводный эпизод показывает, каким образом сюжет, раньше обращавшийся вне орбиты Киева, был притянут к Киеву, но вместе с тем он показывает ограниченность, слабость этой связи с Киевом.
Добрыня сделан слугой Владимира, но его приключения начинаются только после того, как Добрыня от своей службы освобождается.
Вырвавшись на волю, герой хочет посмотреть Киев.
Это желание он выражает и в тех версиях, где о службе Добрыни у Владимира ничего не говорится.
Чтобы посмотреть Киев, он снаряжается так, как будто отправляется в далекую поездку: седлает коня и прощается с матерью.
 Мы имеем здесь традиционный выезд героя из дома.
Новым в данной песне является то, что расстояние между местом отправки и местом назначения, некогда носившее фантастический характер, здесь доведено до нуля. Герой едет из Киева в Киев.
Он едет посмотреть город, в котором сам живет, но прощается со своей матушкой так, как будто он уезжает вдаль, в богатырскую поездку.
Былина эта, по своей идеологии еще не принадлежащая к военному киевскому циклу, всегда локализуется в Киеве.
Действие былины целиком происходит в городской обстановке, и это служит одним из показателей более поздней ее принадлежности по сравнению с уже рассмотренными песнями.
Цель отправки не определяет собой завязки: былина повествует не о том, как Добрыня осмотрел Киев, а о его встрече с Маринкой.
Эта встреча должным образом подготовляется, хотя лишь в весьма редких случаях певцы стремятся создать здесь соответствие, то есть согласовать цель выезда с дальнейшими событиями. Такие певцы заставляют Добрыню искать терем Марины.
На десятый год Добрынюшка гулять пошел;
Не за той ли он пошел за охотою,
За своей молодецкой заботою:
Погулять, поискать красных девушек.
(Милл. 24)
Однако такое толкование явно нарушает весь смысл былины и встречается редко (Кир. II, 45: Добрыня едет, чтобы жениться на Маринке).
 Весь смысл былины состоит в том, что Добрыня призван уничтожить Маринку и все, что с ней связано.
Он вовсе не стремится видеть Маринку, и не за этим он едет в Киев. Обычно встреча с Маринкой подготовляется иначе — о ней предупреждает мать:
А ты не езди, Добрынюшка,
Во тые улочки Маринские
И во тые переулочки Игнатьевские.
(Рыбн. 143)
Уже в этих предупреждениях начинает вырисовываться облик Маринки. В ней смешаны весьма древние, мифические, и позднейшие, совершенно реалистические черты.
Если в былине о Потыке герой встречает колдунью из иного мира, в былине об Иване Годиновиче — иноземку с характером колдуньи, в былине о Дунае — иноземку, то в былине о Добрыне и Маринке герой встречает киевскую колдунью.
Своими колдовскими чарами она привела к гибели многих молодцев и богатырей, число которых иногда приводится точно. Очередь за Добрыней, если он с ней встретится.
Как она извела предшественников Добрыни, об этом никогда ничего не сообщается.
Из дальнейшего видно, что она действует при помощи отравленных напитков и любовных чар. Она «отравщица», «кореньщица», «зельница», «чародейница».
Она умеет обращать людей в животных.
С другой стороны, она просто продажная женщина, «девка», «курва». Она живет в Киеве в темном «Маринкином переулке» или в особой слободе, иногда именуемой татарской.
«Частые улочки» и «мелкие переулочки» постоянно упоминаются в связи с теремом Маринки. Белинский правильно угадал ее характер, когда писал:
«Ее терем — приют для всех веселых людей обоего пола».
 Но пребывание Маринки в подозрительном квартале не мешает ей бывать на пирах у Владимира, где она принята. У себя она принимает боярских и княженецких сыновей.
Она куртизанка, вращающаяся при дворе.
Мать предупреждает Добрыню:
И не завертывай-ко во улицы мещанские,
А во те переулочки Маринкины,
И курва... Маринка Игнатьевна
Отравила, провела до девяти молодцов,
Отравит тебя, Добрыня, во десятыих.
(Гильф. 288)
Более резко у Конашкова:
А пропадешь же ты, да Добрынюшка,
У Маринки-то у догадливой
Хуже кислой ты да плотицыной.
(Кон. 6)
Тем не менее Добрыня, как уже указано, в некоторых случаях идет именно разыскивать Маринку, но гораздо чаще — и эту форму мы должны признать более художественной — совершенно неожиданно, сам не зная, как, оказывается перед ее теремом.
Ни в одном тексте из всех записанных Добрыня не делает никаких попыток к сближению, даже в тех случаях, когда он, вопреки увещаниям матери, отправляется искать именно ее терем.
Добрыня часто даже не знает, что он стоит перед теремом Маринки.
 Бросив взгляд на окошко, он видит у окна целующихся голубей. Эти голуби — непременная часть повествования, они фигурируют почти во всех текстах.
У курвы у Маринки у Игнатьевны
Сидит голубок да со голубушкой
На ее на окошечке на косерчатом,
А рыльцо-то в рыльцо они целуются,
 Прави;льными крылами обнимаются.
 (Гильф. 288)
 Эти голуби представляют собой нечто вроде вывески, намекая на то, что ожидает молодца в самой горнице. В некоторых вариантах голуби эти выучены Маринкой, и она выпускает их при приближении Добрыни, чтобы заманить его.
Увидала тут Маринка Игнатьевна,
 Выпускала голубка да со голубкою.
 (Гильф. 316)
У Т. Г. Рябинина и некоторых других певцов голубей нет.
 Вместо этого Добрыня видит в окно любовную сцену.
Эти голуби, долженствующие заманить Добрыню, вызывают в героическом, молодом и сильном Добрыне обратное действие: чувство возмущения и отвращения.
Никакого соблазна для Добрыни не существует в том, что он видит и что ему сулят.
Это зрелище, оскорбляющее нравственность, вызывает в нем омерзение и негодование.
Негодование его не всегда выражено в песне словесно, оно вытекает из характера Добрыни как героя, из всего замысла песни, и видно по позднейшим поступкам Добрыни.
Но иногда певцы непосредственно выражают чувства Добрыни:
Тут Добрыне за беду стало, будто над ним насмехаются.
(К. Д. 9)
 То молодому Добрынюшке то дело не слюбилося. (Гильф. 78)
Тут Добрыне в запрет пришло. (Гильф. 17)
Добрыня всегда натягивает свой лук и пускает в голубей стрелу.
Это означает, что в отличие от своих эпических предшественников вроде Потыка или Ивана Годиновича Добрыня сразу же вступает на путь борьбы и не подчиняется своей «судьбе».
До этого момента песни развиваются, при всех колебаниях, в пределах отдельных вариантов одинаково. В дальнейшем развитии могут быть отличия, которые, впрочем, не нарушают общего замысла песни. Некоторых из этих отличий мы коснемся.
Добрыня стреляет в голубей даже тогда, когда — в редких случаях — он пришел в Маринкин переулок вовсе не для того, чтобы вступить с ней в борьбу.
В нем сразу же полностью перевешивает богатырь над молодцем, ищущим развлечений.
Добрыня всегда стреляет, но никогда в голубей не попадает.
Певцы пытаются это оправдать тем, что «нога проскользнулась» или «рука подвернулась», но в сущности в таком оправдании нет никакой необходимости.
Добрыня стреляет в голубей не как в животных, не как в дичь, а в представляемую ими нечисть.
Стрела летит не в голубей, а через окно в терем самой Маринки, то есть попадает именно туда, куда нужно. Она разбивает хрустальное стекло, которое со звоном летит на землю, и пробивает шелковую или камчатную занавеску.
За занавеской стрела исчезает.
Стрела, пущенная в окно, могла бы стать поводом для сближения.
В одном случае стрела вонзается в пол, Маринка принимает это за намек и зовет Добрыню к себе (Милл. 24).
Однако никогда, ни в каких случаях сближения не происходит.
Происходит, наоборот, конфликт, который может принимать различные формы.
Стрела, пущенная Добрыней, как правило, убивает находящегося за занавеской мила друга Маринки, Тугарина Змеевича.
Образ змея в песне не развит.
Змей носит имя Тугарина — имя, которое, как мы видели, исконно для былины о бое Алеши с Тугариным.
Добрыня же данной былины — не змееборец.
Змея он убивает случайно. Главный враг — сама Маринка. Змей-друг характеризует ее змеиную природу.
Но Добрыня еще не знает, куда попала его стрела. В некоторых вариантах Марина сразу по плечи высовывается из окна и зовет Добрыню к себе, но в большинстве случаев этого не происходит. Добрыня жалеет о стреле и размышляет о том, следует ли ему подняться за ней в терем Маринки или нет. У него нет никакого желания подняться к Марине.
Но….
Не честь дак хвала молодецкая,
А не выучка дак богатырская,
 Не пропасть-то моей-то каленой стреле
У девки Маринки у Игнатьевской.
(Тих. и Милл. 23)
   Иногда Добрыня посылает за стрелой слугу, но Маринка не выдает ее:
Кто эту стрелочку застреливал,
Пусть тот за стрелочкой сам придет.
(Тих. и Милл. 27)
Добрыня подымается к Маринке.
 Во многих вариантах описывается, как Маринка делает все, чтобы его соблазнить.
Она моется, белится и румянится.
Набеленная и нарумяненная, она высовывается из окна, такой она встречает его и в тереме.
 Но ее чары не оказывают на Добрыню ни малейшего действия; наоборот — все существо Маринки вызывает в нем, омерзение и возмущение.
Разгорелось у Добрыни ретива; сердце,
Маринкинам богам иде не молится
И девке Мариночке челом не бье.
Стрелочку взял, да и сам вон пошел.
(Гильф. 288)
   Однако не всегда действие развивается так быстро. Маринка предлагает себя Добрыне в жены:
Ты застрелил моего нонче мила друга,
Ты возьми-де меня да за себя замуж,
Я отдам тогда тебе да калену стрелу.
(Онч. 21)
Из этих слов намерения Маринки еще не ясны.
 Ясно только, что она стремится к браку с Добрыней. Но хочет ли она этого брака искренне, стремясь к супружеству, или этот брак ей нужен для того, чтобы отомстить за змея и погубить героя, — этого пока еще не видно.
В некоторых записях она увлекает Добрыню за занавеску, где Добрыня сидит с ней совершенно неподвижно и безмолвно до поздней ночи, но и в этих случаях ей никогда не удается его соблазнить (Гильф. 227, 267 и др.).
Некоторые певцы заставляют Маринку действовать иначе.
Она сразу же хочет погубить Добрыню.
 Она угощает его отравленным напитком, который он выливает кобелю, отчего кобеля разрывает на части.
Он тут же рубит ей голову (Рыбн. 188). Однако эта деталь занесена либо из сказок, либо из былины о Глебе Володьевиче, и она не характерна для данной былины.
Маринка хочет именно женить Добрыню на себе. Добрыня же не только не поддается ее чарам, но еще ругает ее последними словами, бросает об пол, резко отвергает все ее притязания и выказывает ей свое полное презрение:
Я тебе-ка не полюбовничек.
(Гильф. 5)
Не подобает мне-ка взять девка неверная,
Девка неверная да некрещеная.
(Милл. 25)
Да не твой е кус, да не тебе е съесть.
(Гильф. 163)
Плюнул Добрыня и прочь пошел
(Рыбн. 192)
и т. д. В некоторых случаях Добрыня весьма выразительно напоминает ей о ее прошлом со змеем (Аст. 61).
Впрочем, есть и такие случаи, когда Добрыня соглашается венчаться с ней и даже сам предлагает ей брак.
Но брак этот заключается не для того, чтобы совместно жить, а для того, чтобы путем брака овладеть колдуньей, которая иначе ему не подвластна.
В этих случаях венчание никогда не происходит в церкви.
Не без некоторого сатирического отношения к акту церковного венчания описывается, что Марина и Добрыня венчаются не вокруг алтаря, а в поле — вокруг ракитового куста. После такого венчания, уже на правах мужа, Добрыня ее наказывает и убивает.
 Однако этот случай все же встречается довольно редко. Он ускоряет развязку, но при такой трактовке пропускаются весьма важные и интересные детали, которые другими певцами сохранены полностью и в весьма характерных и художественно ярких формах.
Отвергнутая Маринка стремится непременно отомстить Добрыне и извести его. Она колдунья и знает верное средство вернуть и погубить его.
Она пускает в ход свои колдовские чары, которые в точности соответствуют древнерусской наговорной практике и вместе с тем показывают, как народ относится к подобного рода делам. Острым ножом она вырезает землю из следа Добрыниной ноги.
Она разводит в печи дубовыми дровами большой огонь и бросает в этот огонь землю из-под следа.
Как я режу-то Добрынины следочики,
Так бы резало Добрынино сердечушко
А по мне ли, по Мариночке Игнатьевной.
   Бросая землю из-под следа в огонь, она приговаривает:
Как горят эти Добрынины следочики,
Так горело бы Добрынино сердечушко.
(Гильф. 227)
   Это — типичный заговор.
   То, что ощущает Добрыня, — не любовь. Маринку он глубоко презирает, она вызывает в нем омерзение.
 Его влечет к ней колдовская сила, против которой он безоружен.
Взяло Добрыню пуще вострого ножа...
Он с вечера, Добрыня, хлеба не ест,
Со полуночи Никитичу не уснется.
(К. Д. 9)
И не может Добрынюшка Никитич
Без Маринки ни жить, ни быть,
Ни жить, ни быть и ни есть, ни пить.
(Рыбн. 192)
Он отправляется к Маринке, которая встречает его с величайшим злорадством: теперь он, отвергнувший ее любовь и брачное предложение, в ее руках.
Тут же она обращает его в какое-либо животное, чаще всего в тура.
«Обернула Добрыню гнедым туром». Она его выгоняет к стаду, где уже пасутся девять туров — все ее женихи.
Не хватало только тебя, тура десятого,
Удала Добрынюшки Никитича!
Выдирай ты там траву со ржавчиной,
Запивай траву водою болотною.
(Кир. II, 45)
Вновь мы видим поражение и посрамление героя от женщины, обладающей колдовскими чарами. Добрыня, превращенный в тура, напоминает нам Потыка, превращенного в камень, и Ивана Годиновича, привязанного к дубу.
 Разница в том, что Потык и Иван Годинович попадают в беду потому, что они поддались чарам, Добрыня же потому, что сопротивлялся им.
Но сила, которая спасает Добрыню, уже совершенно иная, чем те силы, которые спасли Садко, Потыка или Ивана Годиновича.
Там спасение еще часто являлось извне, иногда это была сила потусторонняя. Садко спасается советом морской царицы или Николы, являющегося по молитвам людей.
Тот же Никола в лице таинственного калики помогает Илье и Добрыне спасти Потыка. Добрыню спасают уже не святые и не потусторонние помощники.
Сила, спасающая Добрыню, — это сила самой окрепшей русской жизни и русского быта, из которого вырос и образ Добрыни. Добрыню всегда выручает кто-нибудь из членов его семьи: мать, крестная мать, бабка, тетка, сестра. Чаще всего выступает сестра или мать.
 Начинается как бы вторая часть былины с новым героем — матерью (крестной матерью, тетушкой, сестрой) Добрыни.
Прежде всего она должна узнать о том, что случилось с Добрыней.
Здесь наблюдается величайшее разнообразие, от простого «проведала родна матушка» до целых небольших самостоятельных повествований. Марина, например, в пьяном виде на пиру у Владимира хвастает о происшедшем, причем тут же присутствует мать или сестра Добрыни.
В других случаях к матери прибегают девочки, искавшие ягоды и видевшие чудесного тура с золотыми рогами, плакавшего человеческими слезами.
Крестная мать догадывается, что это ее сын (Онч. 2). Иногда рассказывается, что Добрыня в образе тура топчет лебединое, овечье и другие стада своей тетушки.
Пастухи приходят жаловаться. Тетушка догадывается, что этот тур — Добрыня (Гильф. 5). О чудесном туре рассказывают калики перехожие (Тих. и Милл.
Иногда мать ничего не знает, она ждет год, два, три и, наконец, начинает понимать, что ее сын погиб у Маринки (Гильф. 17).
Начинается спасение Добрыни. Мать, надев шубу на одно плечо, бежит к Маринке. Тут оказывается, что и мать тоже чародейка, и даже более сильная, чем Маринка. «Она представительница доброго начала, как Марина злого», — говорит о ней Белинский. Ее сила — сила чистая, и она никогда не пользуется ею во зло людям.
Интересно, что, прибежав к Маринке, она садится на печь или на печной столб (Гильф. 17), или поколачивает клюкой в печь (Онч. 21, 35).
Сами по себе эти действия не нужны и непонятны, но, раз о них упоминается, они имеют какой-то смысл или какое-то значение.
Возможно, что мать прибегает к защите очага и тех сил, которые охраняют очаг и дом, и эти силы чистые и противоположны змеиной силе Маринки. Мать всегда требует, чтобы Маринка «отвернула» Добрыню, грозя обратить ее водовозной кобылой, на которой весь город будет возить воду,
На гору кнутом погонять,
А под гору тебе губы рвать, или сукой, в которую дети станут бросать палками и на которую будут кидаться дворовые собаки.
Маринка обращается птицей и летит к стаду, где пасется золоторогий тур Добрыня.
Она садится ему на рог и обещает вернуть ему человеческий облик, если он на ней женится.
   Добрыня всегда соглашается, но не с тем, чтобы иметь ее женой. Роли теперь меняются. Теперь Маринка в руках Добрыни и его матери. Она возвращает ему человеческий облик, и он венчается с ней, иногда вокруг ракитового куста, но иногда и в церкви.
Как та, так и другая форма венчания дает Добрыне власть над ней. Он расправляется с Маринкой так же, как Иван Годинович расправляется с Настасьей: отрубает ей руки, ноги, губы, грудь и, наконец, рубит голову. Эта форма казни не перенесена из былины об Иване Годиновиче, а совпадает с ней, доказывая родство этих двух былин.
Если рассматривать эту казнь как расправу ревнивого супруга, то она бесчеловечна и бессмысленна, как на это указывал и Белинский. Жестоко казня Маринку, Добрыня навсегда уничтожает ту нечистую силу, которую представляют змей и Маринка. Ее тело разрубается, причем оказывается:
Как у душки у Маринки дочь Игнатьевны
Во всяком суставе по змеенышу,
 По змеенышу, да и по гаденышу.
(Гильф. 163)
Итак, мы видим, что «Добрыня избавляет Киев от той нечисти, от той заразы, которая исходит от Маринки.
Это не месть и не кара, это акт полного очищения.
Иногда уничтожение Маринки приписывается не Добрыне, а его матери, но в таких случаях оно происходит иначе. Мать осуществляет свою угрозу и превращает ее в кобылу, собаку или в сороку:
А дуру Маринку дочь Игнатьеву
Обернула в суку долгохвостую:
 Кобели за Маринкой гоняются,
 Малы ребята палками в нее метаются.
 (Кир. II, 45)
Убив Маринку, Добрыня освобождает от нее Киев и Русь. В некоторых вариантах киевляне утром благодарят Добрыню за избавление от нее Киева!
Но древние сказители, прославляя Добрыню Никитича в своих былинах забыли, что эта трагическая история с Марной Кайдалевой –первой древне киевской красавицей имела как для тех древних киевлян, так и особенно для их современных наследников и большое продолжение.
Ибо после убийства Марины Кайдалевой и естественно последующего разграбления корыстолюбивыми киевлянами его дворца-терема, тело убитой вместе с головой даже на стали хоронить, выбросив его в заброшенный пруд-болото, ко тогда назывался «Козиным болотом»!
И с тех пор с времен князя Владимира Святого и завелись на Козином болоте неведомая и мистически «темная сила», которую я условно называю «Местью волшебницы Марины Кайдальевой» которая периодически время от времени вырывается наружу и часто настолько сильно, что бывает и изменяет ход истории Украины!
И тому способствовало в последнее время, что киевские власти игнорируя историческую память в погоне за коммерческой прибылью ничего другого придумать не могли, как и построить на месте «Козьего болота» подземный двухъярусный торговый центр «Глобус»!
Во примерный список тех событий что напрямую связаны с Козиным болотом и захороненной там Мариной Кайдаловой!
1.Взятие татаро-монголами Киева 5 декабря 1240 года в именно произошла вследствие прорыва «Лядских ворот, которые» и стояли как раз на краю Корзинного болота!
2.Полтергейст в Киевской городской думе в 1910 г. и его повторение уже на факте обрушения части Киевского главпочтамта в 1989 г. (причем это прошло, когда в помещении Главпочтамт в его радиолаборатории сотрудники АН УССР проводили над группой собранных там «экстрасенсов» и «телепатов» опыты по телепатии и телекинезу...!
https://www.gorodkiev.com/poltergeyst-i-glavpochtamt.html
3.Майдан №1 «Оранжевая революция» -ноябрь 2004 г.
4.Майдан №2 «Евро майдан» 2013-2014 г.
Ну, и в силу вышесказанного теперь роль Добрыни Никитича выглядит не такой уж героической и нам пока не за, что его благодарить!
Хотя подлинные причины убийства Добрыней своей первой жены Марины до нашего времени не дошли! И может быть посмертные обвинения Марины в «колдовстве» есть фантастический вымысел, а может и нет!
Поэтому на всякий случай, я хочу предупредить вас уважаемый читатель, что если вы намереваетесь посетить киевский торговый центр «Глобус» и там встретите красивую и свободную девушку или женщину по имени Марина, то скорее сего вы можете в таком случае, с большой долей вероятности столкнутся и «реинкарнацией Марины Игнатьевны Кайдальевой»!
Как она значилась по тогдашним древне киевским прописным документам.
А теперь зная историю Добрыни Никитича не уподобляйтесь ему и не делайте тех же самых ошибок если попадете под любовные чары современной Маринки……
ч.3 Добрыня Никитич и его вторая жена Наталья Микулична
Ну а продолжая наше повествование о богатыре Добрыне Никитиче я могу сказать, что ту он чем-то схож современного нам «русского воина» и почти богатыря Чапаевым!  Оба они проявили себя воинами, но вот с «бабами» т.е. с женщинами им обоим катастрофически на протяжении всей их жизни не везло!
Во-первых, его второй раз тоже как бы насильно женили! Ибо попался он в руки некой древне киевской амазонке «Настасье Никулишне» которая вначале решила его убить, а потом сжалившись оженила его на себе!
Не верите? Тогда читайте былину…
Женитьба Добрыни
Как ехал он, Добрыня, целы суточки,
Как и выехал на дорожку на почтовую.
Как едет Добрынюшка;то почтовоей,
Как едет;то Добрынюшка, посматриват,
Как видит – впереди его проехано,
На коне;то, видит, ехано на богатырскоем.

Как стал;то он коня свого подшевеливать,
Как стал;то он плетью натягивать,
Догнать надь и этого богатыря.

Как ехал;то Добрынюшка скорёшенько,
Как нагнал;то богатыря да чужестранного,
Скричал Добрыня тут да во всю голову:
«Как сказывай топерику, какой земли,
Какой же ты земли да какой орды,
Чьего же ты отца да чьей матери?»
Как говорит богатырь нунеку:

«Если хочется узнать тебе;то топерику,
Дак булатом;то переведаемся».
Как налетел;то Добрынюшка скорёшенько,
Как разгорелось его сердце богатырское,
Как хотел;то еще хлопнуть палицей богатыря,
Как рука у него в плечи застоялася,
Как отвернулся тут Добрыня поскорёшенько,
Как повыехал Добрыня в сторонку,
Поразъехался теперь да на палицы
И ударил палицей стародревний дуб;
Как все тут на куски разлетелося,
И знает, что силушка по;старому;
Как отправился по;старому к богатырю

И кричал;то тут Добрыня во всю голову:
«Как сказывай, дружище, ты какой земли,
Какой земли да какой орды,
Чьего же ты отца да чьей ты матери?» –
«Если хочется тебе узнать, какой земли,
Так булатом переведаем».

Как разгорелося сердце богатыря,
Как хлыстнул Добрынюшка добра коня,
Как занес;то он палицу во сорок пуд,
Как в плечи;то тут рука застоялася,
Как скочил;то тут Добрынюшка с добра коня,
Как прибегал Добрынюшка к богатырю,
Как ставал Добрыня пред богатырем,
Как говорил ему да таково слово:

«Ну сказывай топерику, какой земли,
А сказывай топерику, какой орды,
А сказывай, чьего отца, чьей ты матери?» –
«Послушай;ка топерику, я что скажу:
Земли;то нахожусь я Ханаанскоей,
А я и ведь Настасьюшка Никулична».

Как подходил;то тут Добрынюшка скорёшенько,
Опускал ее с коня тихошенько,
И говорил;то он Настасьюшке Никуличной:
«Рука у мня в плечи да застоялася,
То убил бы я Настасьюшку Никуличну».
Как стал;то он к Настасьюшке похаживать,
Как стал;то он Настасьюшку подсватывать:
«Поди;ка ты, Настасьюшка Никулична,
Поди;ка ты да замуж за меня».

Как садились да тут;то на Добрынина коня,
Как поехали;то они в одну сторону,
Приехали к Добрыне на широкий двор,
Как заходили в терема они в высокие,

Как царю они топерику доложилися:
«Красно солнышко Владимир стольнекиевский!
Как приехал;то Добрынюшка Никитинец,
Как привез;то он невесту из другой земли,
Как хочет;то на ней да женитися,
Приглашает;то да тебя да на почестный пир.
Красно солнышко Владимир стольнекиевский,
Приходи;ка ты ко мни да на почестный пир
Со своей;то дорогой своей Апраксией».

Как тут да у них почестный пир пошел,
Свадьбой провели, да и окончили
И все да на пиру напивалися,
И все да на пиру да наедалися.
Ну, а дальше все было как бы хорошо и тихо с семьей Добрыни. Наталья образумилась и покину свои амазонские дела сидела в киевском терему, а Добрыня как мы знаем совершал свои воинские подвиги!
Но семья как вы и сами хорошо знаете уважаемый читатель дело тонко и вскоре начались разлады между супругами и в первую очередь, что оказался на Добрыня Никитич бездетным!
Что естественно сильно печалило Настасью, но выхода у нее не было.
 Однако далее произошли ряд событий, которые помогли Настасье и забыть свое одиночество и вновь выйти замуж за первого красавца и удальца самого богатыря Алешу Поповича!!!!
И по этому случаю до нас дошла и былина ««Добрыня в отъезде и неудавшаяся женитьба Алеши.» http://www.byliny.ru/biblio/propp/dobrynya-v-otjezde
Она хорошо известна и мне удалось найти очень правильную ее интерпретацию., с которой я вас хочу и познакомить далее:
«С именем Добрыни связан также другой сюжет, а именно рассказ о его отъезде и неудавшейся женитьбе Алеши. Это, пожалуй, самая распространенная из всех русских былин. Она была записана свыше 160 раз.
Это не значит, что данная былина — лучшая из всех. Но это значит, что по своему характеру и по своим достоинствам она отвечает самым широким народным вкусам.
Сюжет этой песни, а именно возвращение мужа ко дню новой свадьбы своей жены, — весьма древен и известен очень многим народам.
 Этот сюжет лежит в основе «Одиссеи». Он известен и многим народам СССР. Русские читатели хорошо знают, например, азербайджанскую сказку об Ашик-Керибе в изложении Лермонтова.
В Европе этот сюжет знают славянские, германские и романские народы. У русских он известен не только в форме песни; в несколько иной версии он был записан как сказка
Хотя имеется огромная посвященная этой песне литература, те социальные и семейные отношения, которые дали начало этому сюжету, еще не определены с такой степенью убедительности, чтобы могли считаться общепризнанными. Только широкое исследование с этой точки зрения сможет определить те конкретные условия, в силу которых данный сюжет возник у различных народов на определенной ступени их общественного развития. Русский материал и в данном случае — наиболее полный и художественно наиболее значительный. Былина об отъезде Добрыни должна рассматриваться как типично русская былина, по содержанию своему находящаяся на грани со сказкой.
Начинается эта былина с отъезда Добрыни. Цель его поездки изображается очень различно, и не в ней здесь дело. Он, например, едет в поле искать себе супротивника, или Владимир посылает его с каким-нибудь не очень определенно высказанным поручением, вроде «побить силушки двенадцать орд» или «получить с царя Дона выходы за 12 лет» и т. д.
Добрыня в подобных случаях жалуется матери, хотя жалобы эти здесь и менее уместны, чем в былине о Добрыне-змееборце, для которой они исконны. Но есть и более интересные и определенные поручения: Добрыня едет, например, на заставу беречь Киев. В таких случаях жалоб, конечно, нет и быть не может.
Очень часто певцы вообще ничего не сообщают о том, куда и с какой целью Добрыня едет. Не эта поездка составляет предмет песни, и певца будут занимать не приключения Добрыни, а приключения его оставшейся жены. Добрыня сперва очень нежно прощается с матерью и затем гораздо более холодно с женой.
Часто жена первая выбегает к нему прощаться.
 Для Добрыни на первом месте стоит мать, а не жена.
Он завещает жене ждать его трижды по три года (или 6, 12 и т. д. лет), после чего она вольна выходить за другого.
Он дает ей полную свободу выходить за кого она захочет, с одним только исключением: она не должна выходить за Алешу Поповича. Причины, почему дается такой запрет, бывают различны. Преобладают две: Алеша — крестовый брат Добрыни, а «крестовый брат пуще родного».
Другая причина состоит в том, что Алеша — «бабий пересмешник».
Этим эпитетом буржуазная наука пользовалась, чтобы изобразить весь облик народного героя как тип героя отрицательного и безнравственного.
 Под «бабьим пересмешником» она понимала прельстителя и соблазнителя женщин, для которого не существует женской чести.
 Между тем эти слова говорят совсем не о том. Под «бабьим пересмешником» понимается, что Алеша не склонен относиться к женщинам серьезно.
 Он — вообще шутник, весельчак и балагур; свою склонность к шуткам и подтруниванию он особенно часто проявляет при женщинах. Достаточно вспомнить, как, например, в былине о его бое с Тугариным он головой Тугарина пугает баб-портомойниц на Днепре.
Но это не означает, что Алеша как тип, как герой — отрицательная фигура, даже в его отношении к женщинам, что станет яснее, когда будет рассмотрена вся песня о его неудачной женитьбе.
 Можно полагать, что исконная и более древняя причина запрета выходить за Алешу состоит в том, что Алеша — «крестовый» брат, побратим Добрыни.
Жена побратима священна и недоступна для другого побратима, и этот запрет простирается за пределы смерти.
Об этом у Добрыни и Алеши «положена заповедь», и об этом Добрыня и сообщает жене. Эта более древняя причина запрета была заменена другой, более соответствующей характеру Алеши. Алеша и Добрыня в этой песне противопоставлены не только как соперники, но и как типы, как характеры, что придает песне особую жизненность и правдивость.
 Выдержанный, хорошо воспитанный, умеющий держать себя Добрыня и несдержанный, живой и непосредственный Алеша — прямые противоположности. Поэтому Добрыня иногда недолюбливает Алешу.
Конфликт в этой былине приобретает особый интерес и остроту потому, что он назревает между двумя русскими героями, причем оба они — настоящие, подлинные герои, соратники по подвигам, братья по общему для них великому делу, делу защиты родины.
 По существу, такие герои не могут стать антагонистами в полном смысле этого слова, не могут стать врагами. Отсюда вытекает невозможность кровавого исхода этого конфликта.
 В русском эпосе этот конфликт — и это специфическая русская особенность трактовки этого сюжета — всегда в конечном итоге принимает шуточный характер и исход, соответственно образу Алеши — главного действующего здесь лица.
Белинский прекрасно понимал, что, при всех приписываемых народом недостатках Алеши, он все же настоящий герой, ровня Добрыне, и что между ними не может произойти кровавое столкновение.
 «А, впрочем, они братья названые и взаимно уважают друг друга в качестве сильных, могучих богатырей. Оба этих характера — два разные типа народной фантазии, представители разных сторон народного сознания».
Мы привыкли, что героем песни является тот, кто в начале ее отправляется в путь. Здесь дело происходит иначе. Уезжая, Добрыня исчезает для слушателей, и судьба его остается неизвестной. Былина следит не за уехавшим Добрыней, а за оставшейся женой его.
Она является одним из главных действующих лиц этой былины, что делает песню особенно популярной в женской среде.
Эпос еще не достиг такой степени художественного развития, чтобы певцы смогли справиться с задачей изображения событий, которые происходят на двух театрах действия одновременно. В старинном фольклоре всегда имеется только один театр действия.
Это связано с тем, что еще не выработалась способность понимать время и пространство обобщенно. Эпос знает только эмпирическое время и эмпирическое пространство, то есть время
и пространство, в данный момент окружающие героя.
Никакого же другого времени и пространства для других возможных героев, которые действовали бы одновременно с главным героем, но в других местах, еще не существует.
 По этой же причине время и пространство, то есть совершающиеся в них события, не знают перерывов. В силу этого былина не может сообщать о том, что происходит с Добрыней, если повествование идет о его жене.
Но этот закон у лучших певцов уже начинает преодолеваться. Так, у Трофима Григорьевича Рябинина слушатель узнаёт, как о приключениях Добрыни, так и о приключениях его жены. Рябинин заполнил пустующий театр действия тем, что вставил в эту былину другую, а именно былину о Добрыне и Василии Казимировиче.
Такое соединение вышло художественно удачным и убедительным. Некоторые попытки в этом направлении есть и у других певцов.
Кто жена Добрыни, об этом певцы ничего не сообщают. Иногда эта былина присоединена к былине о женитьбе Добрыни, составляя ее продолжение.
В таком случае его жена — богатырка, поленица, которую он победил в бою.
Но с вступлением в брак она теряет свою богатырскую силу и становится обыкновенной женщиной. Можно предполагать, что былина о женитьбе Добрыни и песня о неудачной женитьбе Алеши первоначально были совершенно самостоятельными, не связанными одно с другим художественными произведениями.
Сюжет песни об Алеше и Добрыне чрезвычайно древен и был известен задолго до того, как сложились фигуры Алеши и Добрыни. Их имена были приурочены к этому сюжету, как сюжет боя отца с сыном был приурочен к имени и образу Ильи.
Жена Добрыни всегда верна своему мужу. Это уже не Марья-лебедь Лиходеевна, это русская женщина в ее правдивости и простоте. Но назначенный срок подходит к концу, и являются женихи, вернее — один жених, а именно тот самый Алеша, от которого предостерегал жену Добрыня.
Здесь необходимо обратить внимание на одну деталь, чрезвычайно важную для понимания всей песни.
 Алеша никогда не делает ни малейших попыток соблазнить жену Добрыни в течение тех лет, которые Добрыня себе выговорил.
Он появляется на горизонте только тогда, когда срок истек, то есть когда рука Настасьи Никитишны свободна, и появляется не как обманщик, а как жених, действующий совершенно открыто.
Народ всегда настойчиво подчеркивает, что срок уже миновал, и даже миновал с избытком.
Так, в онежской былине читаем:
Я исполнила заповедь мужнюю,
Я ждала Добрыню цело шесть годов:
Не бывал Добрыня из чисто поля.
Я исполню заповедь свою женскую,
Я прожду Добрынюшку друго шесть годов:
Так сполнится времени двенадцать лет,
Да успею я и в ту пору замуж пойти.
(Рыбн. 26)
Не всегда Настасья удваивает срок ожидания.
Если Добрыня требовал 9 лет, она ждет 12 (Григ. I, 19). Чаще всего события начинаются через год после окончания срока: если дано было 12 лет, проходит 13, после 15-летнего срока проходит еще один, 16-й год (Григ. III, 1, 49). Во всяком случае подчеркивается:
«Прошло ей, Никулишне, все сполна 12 лет» (К. Д. 21). Вопрос о сроке отнюдь не мелкий и не случайный, и певцы, которые с такой настойчивостью сообщают об истечении срока, это прекрасно ощущают.
Вопрос этот имеет первостепенное значение для понимания характера сюжета и действующих лиц.
Если Алеша выступает до окончания положенного срока, он действует как соблазнитель и бесчестный нарушитель супружеской верности. Такие случаи встречаются, хотя и крайне редко (Григ. III, 57: дано 15 лет, проходит 10).
 Жена, нарушающая срок, в таких случаях также предстает в нелестном свете. Но, как уже указано, такие случаи встречаются весьма редко и представляют собой искажение основного замысла.
Жена Добрыни — верная супруга. Уже после того, как истек срок, она отвергает сватовство Алеши, так как она не уверена в смерти мужа. Для нее не срок важен: для нее важно, что, несмотря на срок, муж все еще может оказаться живым и вернуться к ней.
 Она, например, соглашается на замужество только после того, как по мужу будет отслужена панихида.
Алеша считает, что теперь, когда истекли все сроки, он имеет право на то, чтобы домогаться ее руки. Как мы увидим, также считает и сам Добрыня, что будет видно в конце песни, и народ, сложивший эту песню. За то, что Алеша домогался руки Настасьи, его никто не укоряет.
Но за Алешей Поповичем имеется вина другая, и эта вина ему не прощается. Видя упорство, с каким Настасья отказывает ему, понимая, что Настасью нельзя будет склонить на брак, пока Добрыня еще может оказаться живым, он пускается на хитрость.
 Мы уже знаем, что Алеша вообще хитроват и сметлив и что эта хитрость весьма помогает ему в борьбе с врагами. Но когда Алеша пускается на хитрость, чтобы отвоевать жену, то народ, правда, не вменяет это ему в смертный грех, но все же заставляет Алешу довольно чувствительно поплатиться за такую попытку и попасть в неловкое и позорное положение. Хитрость эта состоит в том, что Алеша пускает (или иногда поддерживает) слух, будто Добрыня убит. Он приезжает с поля и сообщает, будто бы видел его мертвым.
А припустил таку славушку нехорошую,
Что Добрыню видел, под кустиком убит лежит.
(Григ. III, 1)
Описание трупа обычно дается довольно подробно: Добрыня будто бы лежит под кустом, вороны расклевали его тело, сквозь труп проросла трава и лазоревые цветы.
Такое описание явно рассчитано на то, чтобы разжалобить Настасью, и чтобы придать этому известию правдоподобие. В одном случае он даже привозит с собой голову и выдает ее за голову Добрыни (Григ. III, 57).
Сюжет неудавшейся женитьбы Алеши не относится и внутренне не может относиться к киевскому циклу. Содержание его составляет не охрана или защита границ, или интересов киевского государства. Но певцы чрезвычайно искусно вовлекают в интригу фигуру Владимира.
 Такое вовлечение — несомненно более позднее привнесение, когда образ Владимира уже подвергся окончательному народному осуждению.
Художественно оно чрезвычайно удачно. В тех случаях, когда привлекается в повествование Владимир, он становится носителем зла. Владимир — великий любитель подобных дел.
Он берется за устройство этой свадьбы и засылает к Настасье или ее матери сватов.
И прошло времени шесть годов, И стал солнышко Владимир-князь подхаживать,
Посватывать и подговаривать
Молодой Настасье Никулишной
За смелого за Алешу за Поповича.
(Рыбн. 41)
В этом случае, однако, она сдается только через шесть лет после срока. Владимир насильно заставляет Настасью согласиться на брак. Он действует не только уговорами, но и угрозами. Он грозит отдать ее в портомойницы или, еще хуже, изгнать ее из Киева:
Если не пойдешь замуж за Алешеньку Поповича,
 Так не столько во городе во Киеве,
 Не будет тебе места и за Киевом. (Рыбн. 8)
Эта неопределенная угроза, однако, конкретно страшна, и Настасья это понимает.
При таких условиях Настасье приходится сдаваться, и происходит венчание и свадебный пир. Впрочем, надо отметить, что степень добровольности или вынужденного согласия у разных певцов бывает различна.
В то время как одни изображают Настасью как жертву насилия со стороны Владимира, другие подчеркивают, что она сама нарушила слово,
выходя именно за Алешу, за которого Добрыня не давал ей воли выходить.
К моменту свадебного пира возвращается Добрыня.
О происшедшем он или ничего не знает и попадает домой в этот день случайно, или он узнает об этом от своего вещего коня или от вещей птицы и т. д. и спешит домой.
Мать часто не сразу узнает его. Он обычно требует себе одежды калики или скомороха и идет на половину своей жены, либо во дворец Владимира, где происходит свадебный пир.
Появление на свадебном пиру скомороха никого не удивляет, и ему указывают соответственное его положению не очень почетное место на печке, куда Добрыня и садится.
Добрыня просит разрешения поиграть. Выше, при разборе былины о Садко, можно было отметить, что игра Садко отражает высокую древнерусскую музыкальную культуру народа. То же можно сказать о игре Добрыни. Хотя он одет скоморохом, но играет не как скоморох, а совсем по-иному. Певцы передают то глубокое впечатление, которое производят игра и пение Добрыни:
Натягивал тетивочки шелковые
На тые струночки золоченые,
Учал по струночкам похаживать,
Учал он голосом поваживать.
. Ан от старого все до малого
Тут все на пиру призамолкнули,
 Сами говорят таково слово:
 Что не быть это удалой скоморошине,
А тому ли надо быть русскому,
Быть удалому доброму молодцу. (Рыбн. 26)
Слушающие отвечают на игру не только глубоким молчанием, но и слезами.
Иногда плачет Евпраксия, жена Владимира, иногда мать Добрыни, иногда его жена Настасья Никулишна. Присутствующие здесь скоморохи и гусляры-профессионалы вынуждены признать, что он играет лучше их всех и что такой игры они никогда не слышали.
На пиру игроки все приумолкнули,
Все скоморохи приослухались.
Эдакой игры на свете не слыхано,
На белоем не видано.
(Рыбн. 8)
В некоторых случаях мать, в других жена или кто-нибудь из гостей вспоминает Добрыню: такие же у него были гусли, и так же он играл.
Так подготовляется узнавание Добрыни.
Игра восхищает даже Владимира, который меньше всех способен плакать от музыки.
Теперь он предлагает ему место на пиру по выбору, и Добрыня садится против молодой.
Он просит милости: разрешить ему поднести ей чару вина и поздравить ее. Иногда, наоборот, он принимает чару из ее рук и выпивает до дна.
В обоих случаях, поднося своей жене чару или возвращая ее, он бросает на дно кольцо. Так он дает себя узнать своей жене.
 Она первая его узнает.
 Следует сцена, чрезвычайно выразительная по своей реалистичности и характерная для стиля всей этой былины: Настасья перепрыгивает через стол и бросается прямо в объятия своего мужа. Сдержанный Добрыня несколько озадачен такой непосредственностью своей жены; он говорит:
А и ты, душка Настасья Никулишна!
Прямо не скачи, не бесчести стол;
Будет пора, кругом обойдешь.
(К. Д. 21)
Но этот непосредственный ее жест выражает самые глубокие, самые сокровенные чувства: она любит и признает только своего мужа, Добрыню, у нее никогда нет ни малейших колебаний или сомнений. И значит, настоящей вины, которая хоть отдаленно напоминала бы неверность или измену, за ней нет. Ее муж считался умершим, она вынуждена была выйти за другого.
Она вышла за Алешу не потому, что этого хотела, а потому, что ее к этому принудили. Тем не менее она все же чувствует себя виноватой.
В чем, собственно, состоит ее вина, об этом никогда ничего не говорится. Настасья ее не определяет, но чувствует.
Поэтому она бросается своему мужу в ноги.
Ты прости-тко, прости бабу глупую,
Твою женку прости неразумную!
(Кир. II, 11)
Добрыня всегда ее прощает и принимает. Он подымает ее со словами:
Живи-тко, живи по-прежнему.
Так певцы вместе с Добрыней произносят суд над его женой и оправдывают ее.
Теперь предстоит суд над Алешей. Добрыня никогда не обвиняет его в том, что он сватался; в этом он прощает его сразу.
Вина его в другом: в том, что он принес ложное известие о смерти Добрыни, что он действовал обманом.
 Хотя об этом нигде не говорится, но надо предполагать, что без такой хитрости Алеша никогда не добился бы согласия Настасьи.
 Не в том беда, что он сватался, а в том, что для достижения своей цели он прибегал к не совсем безупречным средствам.
Другие певцы устами Добрыни ставят Алеше в вину то, что он заставил плакать Добрынину мать. 
Я за это тебя, да я тебя прощу,
Что ты взял мою да молоду жену,
А за другое дело да тебя нельзя простить:
Уж ты ездил, Алеша, во чистом поле,
А увидел меня, видно, да видно мертвого,
А привез ты славушку вот нехорошую
Ко моей ты родимой да родной матушке,
Оскорбил ты матушку мою несчастную.
(Григ. III, 1)
В тех случаях, когда Добрыня укоряет Алешу именно за это, он не склонен его щадить: он «стукает» его о кирпищат пол и ударяет его шалыгой.
 Алеша должен терпеть: он не делает ни малейших попыток к сопротивлению, так как моральное превосходство Добрыни и сознание своей вины парализуют его. В этих случаях посредником иногда выступает Илья Муромец.
 Он удерживает Добрыню от слишком яростных нападений на Алешу и призывает к примирению:
Помиритесь-ка, братьица крестовые. (Марк. 6)
Но Добрыня и сам не слишком трагически относится к происшедшему.
В тех случаях, когда нет ложного известия о смерти, так опечалившего его мать, он наказывает Алешу тем, что перед лицом всех гостей издевается над ним, — подчеркивает то неловкое положение, в которое Алеша поставил себя своей брачной затеей. Добрыня ему низко кланяется и поздравляет его.
Поздравлять стал Алешеньку со свадебкой,
 И кланяется Алешеньке Поповичу,
Да и сам из речей да выговаривает:
Ты здорово женился, Алешенька, да тебе не с кем спать.
(Григ. III, 49)
Такое ядовитое поздравление, может быть, еще хуже, чем поучение шалыгой.
Но Алеша его заслужил.
Но есть в былине еще и третье лицо, над которым произносится суд, и это третье лицо — Владимир. Тут невозможно никакое прощение и неуместны шутки.
Говорил Добрыня сын Никитинич:
Что не дивую я-разуму-то женскому,
Что волос долог, да ум короток:
Их куда ведут, они туда идут,
Их куда везут, они туда едут.
А дивую я солнышку Владимиру
Со молодой княгиней со Апраксией;
Солнышко Владимир тот тут сватом был,
А княгиня Апраксия свахою,
Они у живого мужа жену просватали!
(Рыбн. 26)
Владимир изображается непосредственным виновником всего происшедшего. Если положение женщин в древней Руси было такое что они «идут, куда их ведут», то Владимир ни от кого не зависит и злоупотребляет своей властью в целях нечистой интриги.
Но данный сюжет в русской народной поэзии никогда трагически не трактуется.
Песня пронизана жизнерадостностью и моральным здоровьем.
Занимательность основного повествования и его быстрое развитие, разнообразие характеров и их столкновений, соединение моментов суровых и величественных с трогательными и комическими, благополучный конец, при котором правда торжествует, а зло носит не настолько резкий характер, чтобы затрагивать основные нравственные устои и требовать сурового наказания, и может быть наказано сравнительно легко путем насмешки, — все это объясняет, почему эта былина так широко распространена и так любима народом, хотя другие былины и превосходят ее глубиной и значительностью замысла.»
На этом я и закачиваю свое повествование о Добрыне Никитиче (Киевском) и перехожу к следующему богатырю Ставеру Годиновичу и его жене Василисе Микулишне!
Гл.5 Ставер Годинович и Василиса Микулишна
А разобравшись с богатырём Добрыней Никитичем и его женами, и прочими «подвигами» мы теперь сможем перейти к следующей богатырской паре -супругов!  Ставру Годиновичу и его супруге Василисе Микулишне (Никулишне)
Итак, Ставр Годинович — былинный персонаж, в наиболее известной версии — черниговский боярин. Что как бы сразу дает нам надежду на его историческую идентификацию поскольку тут не просто бродячий богатырь, а вполне уважаемое в Киевской Руси лицо!
В былине, именуемой обычно сказителями по его имени ("ста;рина про Ста;вра"), он играет роль чисто страдательную; действительным героем былины является его жена — Василиса Микулишна (старшая дочь былинного богатыря Микулы Селяниновича).
Краткий сюжет былины:
На одном из бесконечных пиров у киевского князя Владимира - Красна Солнышка заезжий боярин Ставр похваляется своей молодой женой. Но все бы было хорошо если бы наш боярин Ставр не пустился в рассказы об уме и способностях своей жены якобы отличавшей большой хитростью и способную обмануть даже самого великого князя!
И тут и гости на пиру и сам великий князь, не поверив рассказу Ставра, оскорбились и рассказами Ставра, и князь велел его до вытрезвления и вразумления посадить в тюрьму («погреба глубокие»!
Узнав об этом, жена Ставра, Василиса Микулишна, одевается в мужское платье, набирает дружину и едет к Владимиру.
 Явившись в Киев, Василиса выдаёт себя либо за сына короля Ляховитского, либо, в другой редакции былины, за грозного татарского посла, требующего уплатить дань за 12 лет!
 В обоих случаях происходит также сватовство за дочь (или племянницу) князя Владимира, которая одна узнаёт в чужеземном богатыре женщину и делится своими подозрениями с князем.
Все испытания, которым подвергают Василису, проходят для неё удачно, после чего устраивается свадьба.
Но молодой муж на свадебном пиру сильно грустит, и Владимир, желая развлечь его, зовёт гусельников.
Те играют недостаточно весело; тогда вспоминают про Ставра, чудесно игравшего на гуслях, выпускают его из погреба и приводят на пир.
Василиса Микулишна делает Ставру разные намёки, но тот не догадывается, с кем имеет дело; тогда она уводит его с пира «посмотреть дружинушку хоробрыя»; объяснение с помощью традиционных метафор свайки и кольца происходит в поле, где она надевает женское платье. Затем оба возвращаются и объясняют Владимиру его заблуждение.
Пристыжённый князь признаёт, что Ставр не напрасно хвастал молодой женой.
Справка: Василиса Микулишна — поленица, старшая дочь былинного богатыря Микулы Селяниновича, жена Ставра Годиновича в былинах «Про прекрасную Василису Микулишну» и «Ставр Годинович» (две версии одного сюжета).
Василиса Микулишна обладает качествами недюжинного богатыря, умом, смелостью и скромностью. Она запрещает мужу хвастаться её достоинствами. Но Ставр Годинович не слушает жену — на пиру у князя Владимира в Киеве хвастается, попадает за хвастовство в погреб.
Владимир приказывает привести его жену к себе во дворец.
Узнав о несчастье, она переодевается татарским послом (сыном короля ляховецкого — в другой версии) и представляется Василием.
В былине заметна противопоставленность этой поленицы Киеву.
 Хотя она чрезвычайно сильна, она не применяет свою сверхъестественную силу, в чём похожа на отца. Сила, состоящая в обладании, но не в применении могущества.
Происхождение сюжета! Правда вот происходили эти события уже после смерти Владимира Святого.
А факт, заточения Ставра князем Владимиром — исторический факт 1118 года: в Новгородской первой летописи кратко и неясно сообщается о каких-то беспорядках в Новгороде, вызвавших гнев Великого князя Владимира Мономаха.
 Из контекста ясно, что Мономах устроил полномасштабное следствие в Киеве, вытребовав туда всех новгородских бояр; большая часть была отпущена, а признанные виновными в беспорядках заточены, а с ними и сотский Ставр (вина которого летописцем не указывается)
Кроме того, имя боярина Ставра Гордятинича (не Годиновича!) упомянуто в одном из граффити XII века на стенах Киевского Софийского собора.
Предполагается, что вскоре после 1118 года в Новгороде сложилась песня про Ставра, сидящего в погребах глубоких.
К этой песне впоследствии мог присоединиться «бродячий» фольклорный сюжет о верной жене, выручившей из большой беды своего мужа.
 Таким образом, в целом былина о Ставре Годиновиче представляет собой вариант общераспространённого в европейской народной литературе сюжета о девушке-воине, которая освобождает брата или мужа, подвергается испытаниям и т. д.
Ну, а зная теперь и сюжет былины, и историческую подоплеку ее главных героев мы можем сделать и итоговый вывод.
Как «русский богатырь» Став Годинович ну никак не может иметь претензии на присвоения ему этого «титула»!
Ведь он никаких богатырских подвигов не совершал! Пить алкогольные напитки и при этом контролировать свое поведения в общественных местах тоже не мог! 
В общем типичный старорусский подкаблучник, женившийся тоже кстати крайне неудачно – на дочери одного из известных древнерусских богатырей Василисе!
Которая была и значительно моложе своего муда и характером отличалась бойцовским!
В общем проявив «незаурядную женскую хитрость» она проникла в Киев к князю Владимиру и охмурив его и его бояр как и утверждал ее муж Став в былине,
«А вот есть у меня молодая жена, Василиса Микулична; не сыскать во всем свете другой такой красавицы: во лбу у неё сияет светлый месяц, в косе рассыпаны частые звезды, брови у ней соболиные, очи соколиные, а разумом она всех князей-бояр превзойдет; самого тебя, Владимир-Солнышко, перехитрит, если захочет.
Помолчали немного гости, а потом и говорят Владимиру:
— Не в меру да не вовремя Ставр расхвастался. Посади его, Солнышко-князь, в глубокие подвалы; посмотрим, как жена будет выручать его, как она разумом всех бояр превзойдет, самого тебя, князь, перехитрит!
Послушался Владимир своих гостей и засадил Ставра в темницу ровно на тридцать лет.
К счастью, был со Ставром на Руси старый, верный слуга; послал его Ставр домой к Василисе Микуличне, чтобы ехала она выручать мужа.» и в конечном итоге таки освободила мужа их тюрьмы!
Но мы то знаем, что ничего подобного в реальной истории Киевской Руси не происходило по крайней мере с участием киевского князя Владимира.
А посему нам нужно и признать, что была о Ставре Годиновиче и его жене Василисе есть фантастический сюжет! И в связи с этим и Став Годинович и его жена Василиса Микулишна подлежат исключению из списка «русских богатырей»!
Гл.6 Соловей Будимирович и Забава Путятишна
Соловей Будимирович — герой русской былины, известной в 10 записях, из которых старейшая принадлежит Кирше Данилову
Сюжет по Кирше Данилову
В записи Кирши Данилова славный богатый гость Соловей Будимирович приплывает по Днепру в Киев из каких-то заморских стран: «от славного города Ле;денца, от того-де царя ведь заморскаго».
Соловей Будимирович
Согласно мифической теории, под «Соловьем» кроется бог Хорс: поскольку соловей считается птицей солнечной, а также факт его женитьбы на княжне, дочери Киевского Князя Даждьбога, отождествляемой с Зарёй, что соответствует мифу о женитьбе Солнца-Хорса с Зарёй
Щедро одарив князя Владимира и княгиню Апраксевну, Соловей выпрашивает у них участок земли в саду княжеской племянницы, Забавы Путятичны.
Справка: Забава (Любава) Путятична, это дочь Путяти Вышатича, служившего воеводой у Киевского князя Владимира.
По информации следующей из истории, Забава была племянницей Князя Владимира.
Но все так пишут бездумно, переписывая друг у друга небылицы!
И никто не удосужился взять перепроверить:
А кто же этот Путята Вышатич?
Когда он жил?
Где и кому служил?
И вот тут и выясняется, что ну никак Забава Путятишна не могла в одно время жить с князем Владимиром в Киеве поскольку он умер 15 июля 1015 г.!
Ибо к этому времени она еще не родилась!
А вот отец Забавы Путятишны - Путята Вышатич, действительно был киевский воевода, но не у Владимира Святого, а у Киевского вел. кн. Святополка II Изяславича, сын Вышаты Добрынича, внук Добрыни Никитыча, брат воев. Яна Вышатича.
Т.е. если допустить что у П. Вышатича была дочь Забава, то она приходись родственницей киевскому воеводе Добрыне Никитичу, но никак не князю Владимиру Первому (Святому)!
Справка: Святополк (Михаил) Изяславич (8 ноября 1050 — 16 апреля 1113) — князь полоцкий (1069—1071), новгородский (1078—1088), туровский (1088—1093), великий князь киевский (1093—1113). Сын великого князя киевского Изяслава Ярославича (возможно незаконнорождённый).
Когда, в 1099 году, Давид Игоревич осадил Владимир и владимирцы послали к Святополку просить помощи («Сын твой убит, а мы изнемогаем от голода, если ты не придешь, то народ хочет передаться»), Святополк в помощь осажденным послал войско под начальством Путяты Вышатича. Сначала Путята привел войско в Луцк к князю Святоше (т. е. Святославу, сыну Давида Святославича, правнуку Ярослава Мудрого).
Святоша, хотя и был на стороне Святополка, но к нему явились послы Давидовы, чтобы склонить его действовать в пользу Давида.
 Они настолько успешно действовали, что Святоша дал даже клятву предупредить о приходе Святополка, но теперь поступил иначе: под влиянием страха вследствие неожиданного прихода Путяты Вышатича, Святоша приказал схватить послов Давида, а сам соединился с Путятою.
Они оба пришли с войском к Владимиру, откуда Давид убежал, а Святоша и Путята Вышатич заняли город (25-го авг. 1099 г.), а затем, посадив в нем посадника от вел. князя Святополка (Василя), ушли от города, причем Путята возвратился в Киев. Как известно, бежавшему тогда к половцам Давиду, при помощи хана Боняка, опять удалось отвоевать Владимир-Волынский.
На состоявшемся в следующем, 1100 году съезде в Витечеве (или в Уветчах) собрались князья переговорить о положении дел; на этот съезд приглашен был и Давид Игоревич.
 Но между князьями и Давидом Игоревичем тотчас же произошла размолвка, и князья, отъехав от него, имели о нем особое совещание. Подумав и придя к одному решению, князья послали к нему с резолюцией совещания своих доверенных мужей, воевод, каждый князь отдельно, причем от великого князя Святополка был послан Путята Вышатич.
В 1104 году князья прочей Руси (потомки Ярослава Мудрого) вмешиваются в распри, возникшие между членами рода Изяслава Полоцкого, точнее в семье Всеслава Бряниславовича Полоцкого. Давид Всеславич Полоцкий, вероятно, лишенный своего удела братом своим Глебом, стал искать защиты и покровительства у князей прочей Руси. Право искать у них защиты дало ему участие Давида Полоцкого в общем несчастном походе князей русских против половцев (в 1103 году); к тому же Давид и удела, может быть, лишен был братом в то время, когда он отлучался из Полоцкого княжества для похода
Так или иначе, но Святополк и Владимир Мономах приняли участие в походе Давида Всеславовича в Минск, на Минского князя Глеба; Святополк послал воеводу своего Путяту Вышатича, а Владимир Монамах — сына Ярополка.
Поход, однако, был безрезультатен. В 1106 г. брат Путяты Вышатича, Ян Вышатич, и Ив. Захарьевич предприняли поход на половцев, прогнали их и отняли полон; Путята Вышатич также принимал участие в этом походе.
 По смерти князя Святополка (1113 г.) старшинство принадлежало Святославичам; Мономах, как сын Всеволода, приходившегося младшим братом Святославу, отцу Святославичей, не хотел нарушать старшинства, а киевляне желали на Киевском столе видеть непременно Владимира Мономаха.
Путята Вышатич, согласно с обычаем «старшинства», держался кандидатуры Святославичей. Тогда киевляне разграбили дом Путяты Вышатича, тысяцкого и воеводы Киевского, а также разграбили дома евреев, которые были им ненавистны, так как Святополк из корыстолюбия покровительствовал им в ущерб народу.
Учинив погром, киевляне послали сказать Владимиру Мономаху, что, если он не явится к ним, то они не ограничатся разграблением дома Путяты и его единомышленников, но разграбят дом княгини и монастыри.
Желая остановить мятеж и погром, Владимир Мономах принял стол Киевский. Дальнейших известий о Путяте Вышатиче не сохранилось.
Источник информации: Полн. Собр. Русск. Летоп., т. VII, стр. 17; т. IX, стр. 136, 140; т. XV, стр. 188; Н. М. Карамзин, «История Госуд. Росс.», изд. ж. «Север», т. II, стр. 87, 92, примеч. 195, 202; С. М. Соловьев, «История России», изд. Т-ва «Общ. Польза», кн. I, т. II, стр. 337, 341, 349, 350, 358.
Но это факты! А кто и когда в Росии считался с фактами при написании россиской истории!
А в нашей истории всю началось с сочинения сказочной былины и закончилось написанием и постановкой комической оперы!
Но давайте обо всем по порядку?!
По сюжету былины в одну ночь Соловей строит там три чудесно изукрашенных терема; этими теремами, а также игрой на гуслях, он так прельщает Забаву, что она сама приходит к нему и сама себя сватает. Они целуются, милуются и меняются золотыми перстнями.
Однако мать Соловья почему-то уговаривает его отсрочить свадьбу и съездить прежде за моря.
Во время этой поездки Соловья, благодаря такому же обману, как в былинах о Добрыне Никитиче, Забава соглашается выйти замуж за некоего Давыда Попова, проторговавшегося где-то за морями и явившегося в Киев «голым щапом».
Возвратившийся во время свадебного пира Соловей разрушает план Давыда Попова, и Забава выходит за настоящего своего жениха.
Происхождение сюжета
Всеволод Миллер в своё время доказывал, что былина о Соловье Будимировиче — северного, новгородского происхождения, хотя по своему действию и приурочена к киевскому циклу. Город Леденец, по Миллеру — замок Линданисса около Ревеля. Кроме того, в некоторых вариантах былины упоминается «море Варяжское», то есть Финский залив. Однако Миллер оставил без внимания тот факт, что товары на кораблях Соловья — из Царьграда и Иерусалима.
Халанский отмечал, что символика былины о Соловье Будимировиче имеет тесную связь со свадебными песнями.
Есть предположение, что Соловей Будимирович - дохристианский герой.
Также об этом говорит его близость по музыке с Садко, по красоте с Чурилой, а богатству с Дюком.
И в одной былине с ним и Соловей Одихмантьевич сближается, также близость к Морю и свадебным песням.
 Но есть немало общего у Соловья с мифическим князем Словеном, основателем Новгорода. На складывание былинного образа повлиял верховный жрец (волхв) всея Руси Богумил Соловей.
Ну в общем и в этом случае несмотря на всю забавность и лирическую красочность сюжета, эта былина на имеет под собой никаких исторических фабулы и есть очередным примером фантастического повествования неизвестного древнерусского автора.
В связи с чем и Соловья Будимовича и его невесту Забаву мы тоже должны исключить из общего списка «древнерусских богатырей» ибо никаких подвигов они в своей жизни не совершали, история с сватовством Соловья Будимовича это наверно сказочный сюжет.
Однако поскольку сам сюжет был занимательным то власть прилежащие в Российской империи в 1899 г.  решили создать и новую «русскую оперу», где главной героиней становится уже сама «Забава Путятишна».
Вот описание этой оперы.
И я думаю, что ее нужно рассматривать как современную версию былины положеную на музыку и введенную в строгие рамки театрального преставления!
Забава Путятишна (опера)
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Композитор М. М. Иванов
Либреттист В. П. Буренин
Язык либретто русский и итальянский
Жанр комическая опера
Действий 4 ± 1
Картин 5 ± 1
Год создания 1899
Первая постановка 1899
Место первой постановки Новый театр, Москва
Commons-logo.svg Медиафайлы на Викискладе
«Забава Путятишна» — комическая опера М. М. Иванова в 4-х действиях и 5 картинах с прологом на сюжет В. П. Буренина. Итальянский перевод либретто В. Нардуччи. Действие происходит в древнем Киеве.
«Русский стиль»
Конец XIX — начало XX века на оперной сцене российских театров характеризовался т. н. «русским стилем», канонизированным еще при Александре.
Это время увлечённости русской былиной — ср. такие картины как «Алёнушка» (1881) и «Богатыри» (1898) Виктора Васнецова, оперы «Добрыня Никитич» (1895—1901) Гречанинова и «Тушинцы» (перв. пост. 1895) Бларамберга по пьесе Александра Островского. Светлана Лащенко указывала, что «даже тогда, когда названные стилевые пристрастия в других видах искусства сошли на нет, в спектаклях русской Императорской оперы отечественная публика ждала того же „богатырства“, размашистости и роскошеств». Эти же элементы присутствуют и в «Забаве Путятишне».
Персонажи
Княжна Забава Путятишна, племянница стольного князя Киевского — лирическое или колоратурное сопрано
Василиса Микулишна, жена Ставра — контральто
Настя, подруга княжны — сопрано
Мамка княжны — меццо-сопрано.
Князь стольный Киева — бас
Соловей Будимирович, заезжий богатырь, венецианский патриций — тенор
Ставр Годинович, богатырь, певец — бас
Бермята Васильевич, боярин — тенор
Илья Иванович (Муромец), богатырь — низкий бас
Добрыня Никитич, богатырь — баритон
Баклан, мурза, посол ордынского царя Калина — тенор
Туруктан, мурза, посол ордынского царя Калина — бас
Таракан, мурза, посол ордынского царя Калина — бас
Богатыри, бояре, боярыни, сенные девушки, гридни, слуги, голь и пр.
Сюжет
Действие I, картина I: Сцена 1: Забава флиртует с Соловьём, рассказывающим ей о Венеции. Сцена 2: Князь узнаёт о недавней женитьбе Ставра и требует привезти молодую жену ко двору, однако Ставр отказывается, и разгневанный князь повелевает заточить Ставра в темницу. За Ставра заступается Илья Муромец, но князь и его приказывает заковать в железа. Только благодаря заступничеству Забавы и Добрыни князь отпускает Илью, однако повелевает ему удалиться от двора.
Действие I, картина II: Сцена 1: Майской ночью Забава с Настей, мамкой и девушками гуляет по лесу и наслаждается пением соловья (ария Княжны Как жаль.... Поверишь, Настя...) Сцена
2. Василиса, переодетая польским королевичем, собирается спасти Ставра; Добрыня обещает ей помочь, но ему не нравится, что для этого нужно идти на обман. Сцена 3. Забава встречает королевича-Василису и влюбляется в него; Добрыня рассказывает Забаве, что ордынский царь Калин сманил жену Ставра. Сцена 4. Забава делится чувствами с Настей и мамкой. Настя напоминает Забаве о Соловье, но «королевич» Забаве милее.
Действие II: Сцена 1: Забава рассказывает князю, что видела ордынских послов. Князь интересуется не Василиса ли снарядила послов. Сцена 2: Забава замечает, что «королевич» грустит. После нескольких попыток узнать о причине его грусти Забава догадывается, что «королевич» влюблён и что её чувства не взаимны.
Отослав «королевича», Забава оплакивает мечту о счастье. Сцена 3: Соловей видел расставание Забавы и «королевича» и упрекает её в неверности. Забава возмущена ревностью Соловья и прощается с ним. Соловей понимает, что потерял Забаву и собирается отомстить «королевичу».
Сцена 4: Соловей вызывает «королевича» на дуэль, «королевич» принимает вызов. После ухода Соловья, Василиса думает о заточённом в темницу Ставре. Сцена 5: Князь принимает ордынских послов, приехавших сватать Забаву. Сцена 6: Забава отказывает послам. В ответ на её отказ послы угрожают войной.
Действие III: Сцена 1: «Королевич» приходит к Забаве и рассказывает ей о дуэли, а также о том, что он на самом деле Василиса, жена Ставра, решившая таким образом спасти мужа. Забава признаётся, что увлечение королевичем было из своенравия, и что на самом деле она любит Соловья. За сценой Соловей исполняет серенаду (Тихо, тихо всё в твоем саду…). Сцена 2: Соловей разочарован тем, что Забава не отозвалась на его серенаду. Сцена 3: Соловей видит Забаву с «королевичем» и угрожает ему.
Забава называет «королевича» Василисой, Соловей поражён. Сцена 4: Князь сообщает Забаве, что царь Калин идёт с войском на Киев, и что без Ильи Муромца им не устоять. «Королевич» предлагает помирить князя с Ильёй, но требует в жёны Забаву. Князь согласен, но Забава возмущена — она не собирается выходить замуж за женщину. Идея о том, что королевич — женщина кажется смехотворной и по совету Добрыни князь и богатыри решают испытать «королевича» в стрельбе из лука. «Королевич» выдерживает испытание, и князь обещает свадьбу если «королевич» сможет его помирить с Ильей. Неожиданно начинается бунт, голь грозится разрушить стены. Князь и придворные удаляются, «королевич» остаётся чтобы усмирить толпу.
 Сцена 5: Голь требует возвращения Ильи Муромца ко двору. «Королевич» представляется посланным князем с повинной к Илье.
Голь, не доверяя «королевичу» решает сама отнести его к Муромцу.
Действие IV: Сцена 1: Добрыня рассказывает князю о победе Ильи Муромца, «королевича» и голи над ратью ордынского царя. Сцена 2: Князь принимает Илью Муромца и «королевича» в палатах.
По настоянию Ильи, князь освобождает Ставра из темницы и сообщает ему об уходе Василисы в Орду. «Королевич» признаётся в том, что он — Василиса. Князь благословляет Забаву и Соловья. Все славят князя, Забаву, Василису и гостей.
Полностью опера была впервые поставлена 3 января 1899 года в Москве на сцене императорского Нового театра
Первой исполнительницей роли Забавы Путятишны была М. Г. ЦыбущенкоСоловья Будимировича — Л. В. Собинов князя Киевского — С. Г. Власов, Ставра Годиновича — П. П. Раздольский, Василисы Микулишны — Л. Г. Звягина, Насти — О. Л. Данильченко, Ильи Ивановича (Муромца) — С. Е. Трезвинский, Добрыни Никитича — Б. Б. Корсов, мамки — В. В. Павленкова, Баклана — А. И. Стрижевский, Турухана — В. С. Тютюнник, Таракана — А. М. Успенский, гусляра — С. И. Гарденин. Директор императорских театров В. А. Теляковский вспоминал, что несмотря на сомнения в достоинствах этой оперы, он был её вынужден поставить, опасаясь влияния М. М. Иванова как критика «Нового времени».
Против этой постановки выступал и профессор московской консерватории Н. Д. Кашкин, уже 20 октября 1898 года, полагавший в письме к Э. Ф. Направнику, что «Забава» едва ли будет забавна. Премьера прошла с большим успехом, однако её успех Теляковский и цитируемый им Н. А. Римский-Корсаков относят на счёт влияния М. М. Иванова, нежели достоинств самой оперы. После нескольких (четырёх или шести) представлений опера была снята.
6 февраля 1900 опера была поставлена в Харькове. Газета «Южный край» отмечала мастерство А. А. Фострём и Р. Я. Карамзиной-Жуковской
Критика
Описывая концертное исполнение отрывков из «Забавы Путятишны» в 1896 году, рецензент «Русской мысли» сравнивает их с зубной болью, «которая, не достигая большой силы, к концу утихает настолько, что совсем забываешь о её существовании».
5 марта 1897 А. С. Суворин записал в дневнике: «Слушал сегодня в зале придворного музыкантского хора отрывки из оперы М. М. Иванова „Забава Путятишна“ на текст Буренина. Мало таланта! Что-то серединное».
Первая постановка «Забавы Путятишны» в Москве была мало успешна. Тем не менее, её автор М. М. Иванов будучи влиятельным музыкальным критиком «Нового времени» опубликовал хвалебную рецензию в этой газете, что вызвало крайне негативную оценку А. П. Чехова в письме к брату Александру
Мнения современников об этой опере разделились.
Так, говоря о постановке «Забавы Путятишны» в 1901 году газета «Новое время» писала, что целый ряд номеров «имеют все права на широкую популярность», а Е. П-скій в «Русской музыкальной газете» указывал, что понимание Ивановым русского стиля «состоит в помеси Бородина с Трауготом, Оффенбаха с Чайковским, „Дунайских волн“ (вальса) с экзерсисами Ганона»
16 февраля 1898 года Э. Ф. Направник характеризовал оперу как мало забавного и мало путного, указав, что «музыка несамобытна, бессодержательна и бесцветна», а мелодический элемент почти везде создан «по одному мелкотрафаретному образцу, в котором отсутствуют фантазия, колорит, увлечение, жизнь, не говоря о вдохновении и глубине».
 Опера служила предметом насмешек в кружке молодых петербургских музыкантов (А. М. Миклашевский, А. А. Спендиаров, Н. Н. Черепнин), называвших её «забавой пустяшной».
 Н. Н. Черепнин писал о «весьма бедной и беспомощной» технике «Забавы Путятишны». В. Е. Чешихин указывал, что «опера написана в доступном итальянско-русском мелодическом стиле современников Глинки» и называл «Забаву Путятишну» одной из «недурных „меццо-драматических“ опер отчётного периода»
В 1950-х «Забава Путятишна» вместе с «Мелузиной» Трубецкого, «Рыбаками» Симона и «Принцессой Грёзой» Блейхмана была названа «произведением эпигонским, поверхностным, с печатью дилетантизма и салонного эстетства» в постановке которой А. И. Шавердян видел линию «дискредитации национального репертуара». Музыковед А. А. Гозенпуд считал «Забаву Путятишну» произведением ничтожным.
Ну Бог с ним с оперой. О ней давно все забыли!
А вот о самой Забаве Путятишной в современной нам РФ забывать не хотят!
И мало того, власти Рязани решив позабавить населения города «самовольно» вопреки историческим фактам переселили Забаву Путятишну из стольного града Киева в город Рязань! Где построили спец. развлекательный центр! Вот нудная информация: https://tourism.interfax.ru/ru/news/articles/63396/
Резиденция Забавы Путятишны появится под Рязанью
РЯЗАНЬ. 17 ОКТЯБРЯ. ИНТЕРФАКС-ЦЕНТР — Новогодняя резиденция персонажа многих русских былин Забавы Путятишны откроется под Рязанью в развлекательном центре "Окская жемчужина", сообщает в четверг пресс-служба администрации города.
Презентация соответствующего проекта состоялась на заседании рабочей группы "Новогодняя столица 2020".
Резиденция Забавы Путятишны в развлекательном центре "Окская жемчужина" готовит широкую праздничную программу для рязанцев и гостей города.
В частности, один из дней школьных новогодних здесь состоится большой семейный фестиваль. На главной площади загородного курорта выступят вокальные и танцевальные коллективы Рязани, будут работать развлекательные станции, пройдет новогодний квест "В поисках Забавушки", для гостей праздника организуют фуд-корт.
"Проект "Новогодняя столица 2020" дает отличную возможность заявить о Рязани, как о привлекательном туристическом направлении.
Наша задача — максимально использовать этот информационный повод", — цитируются в сообщении слова куратора проекта, заместителя главы администрации Рязани Надежды Штевниной.
В Рязанской области на проект "Новогодняя столица России" будет направлено 370 млн рублей.»
Итаки благодаря Забаве Путятищной рязанские власти успешно «распилили» в смысле 370 миллионов российских рублей! 
Хотя если говорить серьезно, то тут с самого начала идея о «переселении» Забавы Путятишны из Киева в Рязань и распространение среди жителей дезинформации, что она родилась и жила в Рязани!!! уже сама по себе есть прямая фальсификация «священной русской истории» …
Ну а нам пора сделать и свой окончательный вывод.
 И он будет суров, но что сделаешь! Ведь ни сам Соловей Будимович ни его невеста Забава ну никак не тянут на статус «русских богатырей» достойных прославления в древнерусских балладах как защитников Отечества.
И в таком случае они тоже подлежат исключению из общего списка богатырей Древней Руси
Гл.7 Илья Муромец и его противники: Соловей разбойник, Идолище, Калин царь и Сокольник
Итак, наконец мы с вами уважаемый читатель подошли собственно к изучению фигуры «Древнерусского богатыря №1- Ильи Муромца» который по праву занимает центральное место старорусских былинах и русских народных сказках!
А его биография и бесчисленные «подвиги» в защиту так называемой «Святой Руси» настолько обширны, что мне пришлось разбить весь собранный мною материал на 5 отдельных частей. И в виду всего этого, мы так же не сможем обойтись без вводной части к этой главе. 
В которой я расскажу вам основные пункты биографии Ильи Муромца, и мы с вами выясним, почему же Илья Муромец чьи «нетленные мощи» лежат в Киево-Печерской лавре не имеет никакого отношения к тому мифическому Илье Муромцу, что так широко почитают в современной нам Российской федерации!
И заодно получим как я надеюсь, ответ на вопрос «А не является ли эта неприглядная ситуация еще одним достоверно установленным фактом «фальсификации священной российской истории», что была допущена сами российскими историками в их попытке «приватизировать» историю Киевской Руси, искусственно перенеся ее героев и их тамошний «культ почитания» на территорию уже после «татаро-монгольской» Московской Руси?
Когда   начиная с времен Пера Первого началась на основе «нормандской теории» создаваться письменная история Российской империи!
И для того чтобы для вас думающего и умеющего самостоятельно мыслить и анализировать читателя я в этой водной части приведу три версии биографии Ильи Муромца: современную, дореволюционную взятую мною из ЭСБЭ и современную церковную!
А вот выводы по поводу представленных автором материалов об Илье Муромце вы уважаемый читатель уже сделаете сами.
И так начнем с первой версии биографии;
Гл.7
ч.1 Илья Муромец. Происхождение
Илья Муромец (полное былинное имя — Илья Муромец сын Иванович, также встречаются варианты: Илья Моровлин, Муравленин, Муровец, Муромлян; Илия-змееборец) — один из главных героев русского былинного эпоса, богатырь, воплощающий общий народный идеал героя-воина.
Реконструкция облика преподобного Илии по черепу (метод Михаила Герасимова, выполнена С. А. Никитиным)
Согласно поздним версиям былин, крестьянский сын и будущий защитник русской земли от врагов, параличный до 33 лет, получает силу от старцев (другой вариант — от калик перехожих), после чего борется с Соловьём-разбойником, идолищем, жидовином, татарами и, наконец, окаменевает.
Некоторыми исследователями отождествляется со святым Илией Печерским Чеботком, мощи которого покоятся в Киево-Печерской лавре.
Илья Муромец фигурирует в киевском цикле былин: «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Илья Муромец и Идолище Поганое», «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром», «Бой Ильи Муромца с Жидовином».
 В былине «Святогор и Илья Муромец» рассказывается, как Илья Муромец учился у Святогора; и умирая, Святогор дунул в него духом богатырским, отчего силы в Илье прибавилось, и отдал свой меч-кладенец.
Прозаические рассказы об Илье Муромце, записанные в виде русских народных сказок и перешедшие к некоторым неславянским народам (финнам), не знают о киевских былинных отношениях Ильи Муромца, не упоминают князя Владимира, заменяя его безымянным королём; содержат они почти исключительно похождение Ильи Муромца с Соловьём-разбойником, иногда и с Идолищем, называемым Обжорой, и приписывают иногда Илье Муромцу освобождение царевны от змея.
По данным филолога С. А. Азбелева, насчитывающего 53 сюжета героических былин, Илья Муромец является главным героем 15 из них (№ 1—15 по составленному Азбелевым указателю
По каждому сюжету число отдельных вариантов, записанных от разных сказителей, исчисляется десятками и может превышать сотню (№ 3, 9, 10), в основном их было от 12 до 45 и более
Былинная биография
Большое число сюжетов, посвящённых Илье Муромцу, даёт возможность представить в более или менее цельном виде биографию этого богатыря (как представлялась она сказителям).
Согласно былине «Исцеление Ильи Муромца», этот богатырь до 33 лет «не владел» руками и ногами, а затем получил чудесное исцеление от волхвов (или калик перехожих). Калики, придя в дом к Илье, когда никого, кроме него, не было, просят его встать и принести им воды.
Илья на это ответил: «Не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище».
 Они повторно просят Илью встать и принести им воды. После этого Илья встаёт, идёт к водоносу и приносит воду.
Старцы же велят Илье выпить воду. Илья выпил и выздоровел, после второго питья ощущает в себе непомерную силу, и ему дают выпить третий раз, чтобы уменьшить её.
 После старцы говорят Илье, что он должен идти на службу к князю Владимиру.
При этом они упоминают, что по дороге в Киев есть неподъёмный камень с надписью, который Илья тоже должен посетить.
Илья прощается со своими родителями и отправляется «к стольному граду ко Киеву» и приходит сначала «к тому камени неподвижному».
На камне был написан призыв к Илье сдвинуть камень с места.
Там он найдёт коня богатырского, оружие и доспехи. Илья отодвинул камень и нашёл там всё, что было написано.
 Коню он сказал: «Ай же ты, конь богатырский! Служи-ка ты верою-правдою мне». После этого Илья скачет к князю Владимиру.
Современные же психиатры интерпретируют невозможность ходить Ильи Муромца как явление астазии-абазии при отсутствии органической патологии опорно-двигательного аппарата. Подобные нарушения характерны для диссипативных (конверсионных) расстройств (ранее называвшихся истерией).
Историческая интерпретация биографии Ильи Муромца
Согласно общепринятой в российской историографии версии, Илья Муромец родился в деревне Карачарово, неподалёку от Мурома (Владимирская область.
Но шли столетия за столетиями и эта версия, подвергшись объективной перепроверке не устояла как однозначно верная. Ибо уже некоторые историки XIX века высказывали предположение, что его малой родиной мог быть Карачев (Брянская область) и расположенный не так далеко от него город Моровийск на Черниговщине (современное село Моровск Козелецкого района Черниговской области)!!!
Данное заключение в свою очередь основывается на возможности происхождения в народном эпосе образа Ильи Муромца от преподобного киевского инока Илии Печерского, а также на том, что в первых упоминаниях о богатыре на территории южной Руси, его называли не Муромцем, а Муравлёном, Муравлёным!!!
Однако, Моровийск, несмотря на близость к Киеву, впервые упомянут только в XII веке и был весьма невелик, тогда как Муром, впервые упомянутый под 862 годом, в период жизни Илии Печерского был относительно крупным городом.
Кроме того, обсуждая это предположение, А. И. Соболевский отмечает, что Муром был известен в Киеве под искажённым названием Моров, что могло привести к упоминанию Ильи Муромца как «Моровца» в южнорусском фольклоре.
Илья Муромец как Илиас и царский сын упоминается в XIII веке в норвежской «Саге о Тидреке Бернском» (;i;reks saga) и в немецкой поэме «Ортнит».
Так что как сам видит читатель у нас несколько претендентов на место исторического Ильи Муромца! И этот научный спор до сих пор не решен! Но вот современным политикам на это наплевать, ибо к примеру, в современной нам уже окончательно «приватизировали» Илью Муромца как святого защитника Матушки Руси!
Теперь давайте более внимательно посмотрим на наиболее рольный прототип Ильи Муромца-Илию Печерского
Илия Печерский — инок Киево-Печерского монастыря. Святой Русской православной церкви, почитается в лике преподобных, память совершается 28 сентября (11 октября), в Соборе преподобных отцов Киево-Печерских Ближних пещер и 19 декабря (1 января).
Прототипом былинного персонажа некоторыми исследователями и русским православием считается исторический силач по прозванию «Чоботок», родом из села Карачарова близ Мурома. Некоторые историки XIX века также высказывали предположение, что его родиной могли быть Карачев и Моровск
И вот этот Чоботок уже на склоне своих лет, устав от жизни и желая замолить многочисленные грех!  «принял монашество» в Киево-Печерской лавре под именем Илия и был причислен к лику святых как «преподобный Илия Муромец» (канонизирован в 1643 году).
Монах Илия Муромец скончался около 1188 года. Память по церковному календарю — 19 декабря (1) января.
Первые письменные сведения о нём относятся к 1630-м годам; ранняя традиция относит жизнь Илии к XII веку; XI—XII веками датируют погребение исследователи.
В 1594 году посол римского (германского) императора Эрих Лассота сообщает в своих записях об Илие Муромце и Чоботке как о разных людях: скорее всего, увидев разрушенную гробницу и мощи в пещере, он не предположил, что они могут принадлежать одному и тому же человеку.
 Ему рассказали, что Чоботок был богатырём и носил своё прозвище с тех пор, как однажды отбился от врагов чёботом — то есть сапогом.
В Муроме существуют многочисленные предания об Илие; его потомками считаются муром ляне Гущины, наследственно обладающие большой силой (так, одному из Гущиных, жившему в конце XIX века, даже было запрещено участвовать в кулачных боях).
Изба Илии, как считается, стояла на том месте в селе Карачарове (ныне часть Мурома), где ныне стоит дом одного из Гущиных; рядом находится Троицкая церковь, которую Илия по преданию сложил лично, таская из реки стволы дуба-топляка.
Мощи Илии Печерского
Местное почитание преподобного Илии началось только в конце XVII века, когда Печерский архимандрит Варлаам (Ясинский) установил празднование Собора преподобных отцов Ближних пещер.
Общецерковное почитание началось после разрешения Святейшего Синода во второй половине XVIII века включать в общецерковные месяцесловы имена ряда киевских святых.
В настоящее время мощи Илии Муромца покоятся в Ближних Пещерах Киево-Печерской лавры.
Часть мощей Илии — средний палец левой руки — находится в Спасо-Преображенском монастыре города Мурома.
В 1988 году Межведомственная комиссия Минздрава УССР провела экспертизу мощей святого Илии Муромца.
Исследования мощей показали, что преподобный был крупным человеком и имел рост около 180 см (высокий рост для средневековья). У него обнаружены признаки заболевания позвоночника (былинный Илья от рождения и до 33 лет был парализован).
 Причиной смерти послужил, вероятно, удар острого орудия (копья или меча) в грудь, сквозь прикрывавшую грудь левую руку. Смерть наступила в возрасте около 40—55 лет.
Предполагают, что он погиб при взятии Киева князем Рюриком Ростиславичем 2 января 1203 года, сопровождавшемся разгромом Печерской лавры союзными Рюрику половцами.
 В таком случае, он должен был родиться между 1150 и 1165 годами.
В самой Киево-Печерской лавре придерживаются предположения, что после тяжёлого ранения Илья принимает решение окончить свои дни иноком и постригается в Феодосиев монастырь (ныне Киево-Печерская лавра)
Отсутствие в Киево-Печерском патерике упоминания жития преподобного Илии косвенно свидетельствует о том, что в иноческих подвигах святой воин успел провести не так много времени.
Преподобный Илия почивает в молитвенном положении, сложив пальцы правой руки двоеперстно.
Противники реформ Никона этот факт используют как аргумент в пользу старого двоеперстного сложения
Настоятель собора Василия Блаженного отец Иоанн Лукьянов, посетив Киев проездом на пути в Иерусалим в 1711 году, так описывает мощи преподобного:
Февраля во 2 день, в праздник Сретения Господня, поидохом в Печорской монастырь …; и поидохом во Антониеву пещеру, … Тут же видехом храброго воина Илию Муромца в нетлении под покровом златым, ростом яко нынешних крупных людей; рука у него левая пробита копием; язва вся знать на руке; а правая его рука изображена крестное знамение.
— Путешествие в святую землю Священника Иоанна Лукьянова // «Русский архив», вып. 1—12 за 1863 г., кол. 42—43
Теперь вторая версия биографии Ильи Муромца которой придерживались в Российской империи до 197 года. Взято авторами их Энциклопедического словаря Б иЭ .
«Илья Муромец — главный богатырь рус. народного эпоса. В дополнение сведений, сообщенных о нем в т. IV (стр. 150—153, ст. Богатыри), следует отметить, что лишь немногие былинные сюжеты с именем И. Муромца известны за пределами губ. Олонецкой, Архангельской и Сибири (Сборник Кирши Данилова и С. Гуляева).
 За пределами названных областей записаны доселе только немногие сюжеты: а) И. Муромец и Соловей-разбойник; б) И. Муромец и разбойники; в) И. Муромец на Соколе-корабле и г) И. Муромец и сын.
 В средних и южных частях Великороссии известны только былины без прикрепления И. Муромца к Киеву и кн. Владимиру, и наиболее популярны сюжеты, в которых играют роль разбойники (И. Муромец и разбойники) или казаки (И. Муромец на Соколе-корабле), что свидетельствует о популярности И. Муромца в среде вольнолюбивого населения, промышлявшего на Волге, Яике и входившего в состав казачества.
Прозаические рассказы об И. Муромце, записанные в виде сказок в Великороссии, Малороссии, Белоруссии и Сибири и перешедшие от русских крестьян к некоторым инородцам (финнам, латышам, чувашам, якутам), также не знают о киевских былинных отношениях И. Муромца, не упоминают кн. Владимира, заменяя его безымянным королем; содержат они почти исключительно похождение И. Муромца с Соловьем-разбойником, иногда и с Идолищем, называемым Обжорой, и приписывают иногда И. Муромцу освобождение царевны от змея, которого не знают былины об И. Муромце.
Нередко встречается смешение И. Муромца с Ильей пророком. Смешение это произошло и на предполагаемой эпической родине И. Муромца, в представлении крестьян с. Карачарова (близ г. Мурома), при чем в рассказах этих крестьян отношения И. Муромца к Киеву и кн. Владимиру вовсе не упоминаются (см. М. Колосова, «Заметки о языке и народной поэзии», 1877, стр. 309 и след.).
Исследование эпической биографии И. Муромца приводит к убеждению, что на имя этого популярного богатыря наслоилось много сказочных и легендарных странствующих сюжетов.
Имя И. Муромца не историческое, и попытки некоторых (Максимовича, Квашнина-Самарина) видеть в нем историческое лицо и даже определить век его жизни не выдерживают критики.
Но на эпические подвиги И. Муромца налегло в течение веков столько исторических наслоений, в силу процесса историзации, известного в эволюции народных сказаний, что, по справедливому замечанию О. Миллера, «неисторическое происхождение И. Муромца не мешает ему быть лицом несравненно более историческим, чем целое множество лиц в самом деле существовавших и даже оставивших некоторые следы в истории.
Дело в том, что в идеальной личности И. Муромца вполне выразился исторический характер русского народа» (Галахов, «История русской словесности», I, стр. 101).
Разработка отдельных былинных сюжетов, связанных с именем И. Муромца, представляется в следующем виде: 1) молодость и исцеление: И. Муромец известен в былинах с постоянным эпитетом старого казака и во всех отдельных похождениях он действительно является человеком пожилым, а не юношей, как другие богатыри.
Из потребности объяснить, почему И. Муромец уже не молодым совершал все свои подвиги, явилось сказание о нем, как о сидне, не проявившем своих сил до 30 лет.
 К имени И. Муромца прикрепился широко распространенный сказочный сюжет о богатырях-сиднях.
Былинная обработка этого сюжета крайне слаба и очень редко встречается в репертуаре олонецких сказителей. Но сюжет этот распространен в сказках в прикреплении иногда к другим именам (Ивану, крестьянскому сыну, Осипу-прекрасному) и в легендах.
Параллели к исцелению И. Муромца питьем см. в кн. О. Миллера: «И. Муромец» (стр. 169—180); в сказках Афанасьева (IV, 391, 436); в соч. Ф. Буслаева: «Рус. богатыр. эпос» (стр. 106); у Стасова: «Вестн. Европы» (1868 апр.); Халанского: «Великор. былины киев. цикла» (стр. 94); «Южно-славян. сказания о Кралевиче Марке» (стр. 66—75); M;chal’a: «О bohatyrsk;m epose slovansk;m» (1894, стр. 151). 2) Столкновение И. Муромца с разбойниками и освобождение Чернигова.
Эпический путь И. из Мурома через Брынские леса на Чернигов и далее Киев приблизительно совпадает с тем путем, которым в древности ездили из средней Руси в Киев (см. «Живая Старина»,
1892, В. II, стр. 120).
По выходе из Брынских лесов он встречается с нынешней р. Смородинною (близ г. Карачева, в сев. части Орловской губ.). На берегу р. находится старинное с. Девятидубье, где старожилы указывают место расположения гнезда Соловья-разбойника — «Соловьев перевоз» (см. Вс. Миллера, «Экскурсы в область рус. нар. эпоса», стр. 183).
Путь И. Муромца был опасен и в древности, и в XVI — XVII вв. от многочисленных разбойничьих шаек, бродивших в Брынских лесах.
 Видя во всей былине о поездке И. Муромца в Киев отражение германского сказания о первой поездке Тетлейфа Датского (Thetleif der D;ne), известного из Тидрек-саги, проф. Халанский проводит параллель между столкновением И. Муромца с разбойниками и первым проявлением богатырской силы Тетлейфа, который, совместно с отцом своим, избивает 12 разбойников, засевших со своим атаманом Инграмом в лесу Falstrwald («Южно-слав. сказ. о Марке Кралев.», I, стр. 95).
Не представляя сходства в деталях, а только в общем мотиве, такое сопоставление не внушает доверия.
 В освобождении Чернигова, жители которого предлагают И. Муромцу остаться у них князем или воеводой, несомненно сказался отголосок древней связи Муромо-Рязанской земли с Северскою и древнейшего чернигов. прикрепления И. Муромца (см. «Экскурсы», стр. 186 и сл.). Вообще, вопрос о древнейшей эпической родине И. до сих пор не уяснен в достаточной степени.
В связи с былинными отношениями И. к Чернигову и со старинными прозвищами И. Муромца (Murawlenin y Кмиты Чернобыльского 1574 г., Morowlin y Ляссоты, Murawitz y Луиса де Кастильо и пр., о чем см. «Этнографическое Обозрение», III, 204; V, 248) высказано было предположение о древнейшем прикреплении И. Муромца к черниг. городу Моровску (Маровийску) и к г. Карачеву (см. «Экскурсы», стр. 181—190), предшествовавшем приурочению богатыря к Мурому и с. Карачарову.
Но выдвинуты были и соображения в пользу исконности прикрепления И. к Мурому (см. «Этнограф. Обозр.», 1890, № 3 и «Жив. Старина» 1892, вып. II, стр. 120). Замена Чернигова Себежем (г. Витебской губ.) в сказании об И. Муромце, известном в рукоп. XVII и XVIII вв. (см. «Русские былины старой и новой записи», отд. I, стр. 1—11), объясняется историческими событиями, имевшими место при г. Себеже, построенном в начале XVI в., в период войн Москвы с Литвой.
В народной памяти могло отложиться единственное крупное событие, совершившееся под стенами Себежа в 1536 г., когда его обступили 20000 литовцев и поляков. Отбитые русскими и теснимые ими, они бросились бежать по льду Себежского озера.
Лед не выдержал, и неприятели в значительном числе перетонули в озере. В ознаменование этого события правительница Елена велела поставить в г. Себеже церковь св. Троицы.
 Известность И. в Белороссии в том же веке подтверждается свидетельством оршанского старосты Кмиты Чернобыльского (1574), упоминающего И. Моровленина и Соловья Будимировича.
3) Пленению Соловья-разбойника посвящены недавние исследования Вс. Миллера и Халанского. Первый, не отрицая историко-бытовых сторон этого похождения, указывал на литературные параллели в восточ. сказаниях о Рустеме и в сказке об Еруслане Лазаревиче («Экскурсы», III, IV и VI).
Халанский старается доказать, что все черты русс. былины об И. Муромце и Соловье-разбойнике покрываются соответствующими чертами сказания Тидрек-саги о Тетлейфе (Марко-Кралевич, стр. 94—105) и приходит к заключению, что «занесенный в древне суздальский эпос из сев.-германских сказаний образ эпического героя (тетлейфа) стал стимулом для самостоятельного русского творчества на народных началах, в результате давшего ценный поэтический образ народного богатыря, ценное произведение, проникнутое элементами русского яз., жизни и древней истории СВ и, стало быть, национальное» (т. же, стр. 121). 4) И. Муромец и Идолище.
 Отказавшись от мифолога. экзегезы этого подвига И. Муромца, проводимой им в кн. об И. М. (760—763), О. Миллер видел впоследствии в этой былине особую отрасль былин о расправе с татарщиной (Галахов, «Ист. рус. слов.», т. 1, стр. 93).
Акад. Веселовский («Южно-русск. был.», т. I, стр. 53; II, стр. 341—381; «Разыскания» XVIII—XXIV, стр. 147 сл.), проводя параллель между былинами об И. Муромце и Идолище, Алеше и Тугарине, видит в личностях Идолища и Тугарина историческую подкладку и указывает на летописные сказания о половецких ханах Тугоркане и Боняке.
По мнению профессора Халанского, былины об И. Муромце и Идолище примыкают к летописным сказаниям о насилиях татарских послов, баскаков и др. и о расправе с ними ожесточенного населения, почему находит возможным, вместе с О. Миллером, отнести былину к разряду исторических песен татарской эпохи.
Во всяком случае, современные исследователи не видят в Идолище начала языческого, которое усматривал в нем П. Бессонов («Песни Киреевского», IV заметка, стр. 10 и сл.). 5) И. Муромец и Калин-царь.
Кроме отголосков исторических отношений русского народа к татарам, былина содержит два сказочные мотива — махание татарином и подкопы, приготовленные татарами для И. Муромца, — хорошо известные в персидских сказаниях о Рустеме.
Ввиду сходства имени Калина с названием тюркского предводителя Калуна, которого убивает Рустем при обстоятельствах сходных, высказано было предположение о восточном происхождении обоих сказочных мотивов, приставших к имени И. Муромца (см. «Экскурсы», стр. 75—77, 114—116). 6)
Наиболее подробно в последнее десятилетие разработаны былины о бое И. Муромца с сыном. Акад. Веселовский обратил внимание на специальное сходство и в плане, и в некоторых частностях между былиной и немецкой песнью о бое Гильдебранда с его сыном Амбрандом и эпизодом Тидрек-саги, основанном на нижненемецком пересказе («Ю. русс. былины», т. IV — XI, стр. 307—339).
 Большие совпадения и в плане, и в подробностях между былинами и персидскими (также кавказскими) сказаниями о бое Рустема с Сохрабом (Зорабом) были установлены в наших «Экскурсах» (т. V).
Сходство сводится к следующим чертам:
а) как в иранском, так и в русском эпосе, отец, бьющийся с сыном, есть главная, центральная фигура народных сказаний;
б) царевне, матери Сохраба, соответствует королевна или царевна, мать незаконного сына И. Муромца, прижитого им на стороне;
в) наставления богатыря, покидающего женщину, на случай рождения ею сына или дочери и оставление в качестве приметы драгоценного камня, известны в иранской и русской версии;
г) необыкновенно быстрый рост ребенка и возраст (12 лет), в котором он отправляется на подвиги, покинув мать и получив наставления от нее, — сходны в обоих эпосах;
д) отец получает весть о юном богатыре, находясь на заставе или на окраине государства;
 е) бою отца с сыном предшествует неудачная стычка с последним главного богатыря, второго по силе после Рустема — И. Муромца; ж) продолжительность боя, три вида оружия, борьба, опрокинутие отца сыном совпадают в русских и иранских сказаниях;
 з) отец, восстановив силы молитвой, побеждает сына. Трагическая развязка. Ввиду таких совпадений и популярности сюжета о бое отца с сыном на Востоке (Кавказе, Средней Азии), становится вероятным восточное происхождение этого сюжета (см. также «Экскурсы», приложение 2-е); 7) в былине о трех поездках И. Муромца, в одной из которых он избежал козней коварной королевичны, находим обработанный в былинной форме широко распространенный сказочный сюжет.
См. О. Миллер, «И. Муромец» (стр. 777—779); Rambaud, «La Russie ;pique» (стр.62) «Экскурсы» (стр. 107—110). 8)
Враждебные отношения эпического кн. Владимира к И. Муромцу представляют сходство с отношениями персидского эпического царя Кейкауса к Рустему.
Типическим здесь является то, что национальный богатырь, подвергшись незаслуженной обиде от властителя, забывает, ввиду опасности, грозящей отечеству, свою личную обиду, прощает унижающемуся перед ним властителю и спасает государство («Экскурсы», стр. 14—17; 69—71). 9)
В былинах об И. Муромце на Соколе-корабле, плавающем по Хвалынскому морю и наводящем страх на горских татар с калмыками, находят хранившееся долго в казацкой среде воспоминание об Илейке, родом из Мурома, казаке, выступившем в роли самозванца (Лжепетра) в 1-е десятилетие XVII в. См. ст. Д. Иловайского, «Богатырь-казак И. Муромец, как историческое лицо» («Русский Архив». 1893, т. II, стр. 33—58).
Всеволод Миллер.
Ну и теперь обещанная третья версия биографии Ильи Муромца, разработанная в РПЦ МП:(источник информации) http://www.pravenc.ru/text/389413.html
                ИЛИЯ МУРОМЕЦ
Прп. Илия Муромец. Икона. 1-я пол. XIX в. (Благовещенский собор Благовещенского мон-ря в Муроме)
Прп. Илия Муромец. Икона. 1-я пол. XIX в. (Благовещенский собор Благовещенского мон-ря в Муроме)
(† 1188?), прп., Киево-Печерский (пам. 19 дек., во 2-ю неделю Великого поста - в Соборе всех Киево-Печерских преподобных отцов, 28 сент.- в Соборе Киево-Печерских преподобных отцов, в Ближних пещерах почивающих, 23 июня - в Соборе Владимирских святых, 10 июня - в Соборе Рязанских святых).
Образ И. М. в фольклоре
И. М.- главный герой русского героического эпоса - былин, записанных в XVIII-XX вв. в основном в Олонецкой и Архангельской губерниях и в Сибири. Наиболее ранние упоминания о богатыре «Илье (Jlias) русском» содержатся в немецких рыцарских поэмах, зафиксированных в XIII в. В записанной в сер. XIII в. северонем. «Тидрек-саге», посвященной одному из главных героев нем. героического эпоса Дитриху Бернскому (его прототипом является остгот. кор. Теодорих Великий, завоеватель Италии (ум. в 526)), названы сидящий в Новгороде правитель Руси Гернит и рожденный от наложницы его сын Илья - «великий властитель и сильный рыцарь».
В сражении с гуннами Илья побеждает дядю Дитриха Гильдебранда. В южнонемецкой поэме ломбардского цикла «Ортнит», записанной в 20-х гг. XIII в., Илья из Руси - дядя по матери Ортнита, правящего в Гарде в Ломбардии, помогает добыть ему невесту (Веселовский А. Н.
Русские и вильтины в саге о Тидреке Бернском (Веронском). СПб., 1906. С. 137, 140, 166). Эти сведения имеют мало общего с образом И. М. рус. былин, обнаруживая связь скорее с древнерус. преданиями о кн. Владимире, Добрыне или Вольге Всеславиче.
В отличие от др. былинных героев - Алеши Поповича и Добрыни - И. М. не упоминается в летописях. В 1-й пол. XV в. в летописи получило отражение предание о гибели рус. богатырей в битве на Калке, послужившее прообразом для былины.
 Главным героем этого предания выступает ростовский «храбр» Александр (Алеша) Попович, к-рый собирает богатырей для защиты Киева от татар.
О богатырях кн. Владимира повествует ст. «О начальстве Рускыа земля» из сб. Кирилло-Белозерского мон-ря 1568 г. (по мнению А. И. Соболевского, она написана в нач. XVI в. на белорус. землях):
«И быша у князя Владимера храбрии вои мнози во граде Киеве, и начаша избивати силы великыа половецкиа под городом под Кыевом; и оттоле начаша боятися цари ординскиа. У князя Володимера было храбрых богатыров много, и начат их посылати по всему граду и странам» (Соболевский. С. 18). В белорус. народных песнях кон. XV - нач. XVI в. упоминаются богатыри кн. Владимира, избивавшие «силы великия половецкия» под Киевом.
Троицкий храм в с. Карачарове.
Никоновский летописный свод (ПСРЛ. Т. 9. С. 68) и Житие кн. Владимира по списку Четьих-Миней свящ. Иоанна Милютина (ГИМ. Син. № 807. Л. 916 об.) содержат схожие (видимо, основанные на одном общем источнике) рассказы о богатырях Владимира и их подвигах.
В Никоновской летописи названы Александр Попович, рагдай удалой, Ян Усмошвец, Малвред Сильный, андрих Добрянков. И. М. не упоминается.
Перечень богатырей без И. М. включен в 65-ю гл. 1-й грани «Книги Степенной царского родословия» (60-е гг. XVI в.) «О храбрых мужех»: Ян Усмошвец, Рагдай, Александр «рекомый Попович», Маловред, Андрих Добрянков «и инии мнози» (Степенная книга. 2007. Т. 1. С. 323; кн. Владимир сравнивается с царем Давидом, имевшим 37 «храбрых мужей»). Возможно, Степенная книга стала основой для перечней богатырей, которые встречаются в рус. рукописях XVIII-XIX вв., содержащих тексты фольклорного характера.
По-видимому, в XVII в. в этот перечень было включено имя И. М. (наиболее ранняя великорус. письменная фиксация предания об И. М. содержится в «сказании о киевских богатырех, как ходили во Царьград», известном в списках начиная с XVII в.).
В предисловии В. А. Лёвшина к его изданию «Русские сказки» (М., 1780. Ч. 1. С. 4) названы богатыри кн. Владимира: Добрыня Никитич, Алеша Попович, Чурило Пленкович, И. М. и дворянин Залешенин. В рукописи XIX в. ГИМ. № 1597 в перечне богатырей «Илья Иванович Муромец» назван вторым. Отсутствие летописных упоминаний об И. М. побудило исследователей искать его в летописях под др. именами: толкуя имя Jlias из нем. саг как Eligas, М. Г. Халанский отождествлял И. М. с киевским кн. Олегом.
Молчание великорус. летописей об И. М., вероятно, свидетельствует о юго-западнорус. происхождении относящегося к богатырю предания.
Можно согласиться с мнением В. Ф. Миллера, писавшего о том, что сказания об И. М. попали на великоруса. земли достаточно поздно. По-видимому, возникновение и первоначальное распространение посвященных И. М. фольклорных текстов связаны с украинско-белорус. землями, к к-рым относятся наиболее ранние - относящиеся к XVI в.- письменные свидетельства о существовании связанного с И. М. предания.
В авг. 1574 г. Филон Кмита, староста г. Орша в Литовском великом княжестве, писал трокскому каштеляну Евстафию Воловичу, жалуясь на свое положение «на стороже» в Орше, где он терпел голод и холод.
Кмита сравнивал себя с И. М., который также стоял «на стороже» и испытывал пренебрежение со стороны князя. Оршанский староста завершает письмо словами: «приидет час, коли будет надобе Илии Муравленина и Соловия Будимировича, приидет час, коли будет служб наших потреба» (;r;d;a do dziej;w polskich. Wilno, 1844. t. 2. s. 290).
 Староста сравнивает себя с героями эпоса, о к-рых вспоминали при опасности, - именно в такой ситуации изображается И. М. в ряде былин
Очевидно, к 2-й пол. XVI в. на украинско-белорус. землях сложился и получил широкое распространение цикл сказаний о богатыре, известный по бытованию в более позднее время и в другом регионе (России). распространенность преданий об И. М. в Киеве отметил австр. дворянин Э. Лясота, посетивший город в 1594 г.
Путешественник записал, что он видел во внешнем притворе Софийского собора место, где «была некогда гробница Илии Моравлянина, который был славным богатырем, как они его здесь называют, и о котором рассказывают много легенд». (лясота также пишет о сохранившейся в притворе Софийского собора гробнице «товарища» И. М. и о гробнице великана и богатыря по прозвищу Чоботок (укр. сапожок) в Киево-Печерском мон-ре. Когда на Чоботка напали враги, он сапогом обратил их в бегство (Дневник Эриха Лясоты из Стеблева // Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси / Пер.: К. Мельник; Ред.: В. Антонович. К., 1890. Вып. 1. С. 157, 159)).
В обширном комплексе былин об И. М. современные исследователи выделяют собственно устное народное творчество, т. е. былины, записанные в XVIII-XIX вв. от народных сказителей (Сборник Кирши Данилова (копия сер. XVIII в. более раннего сборника), былины, собранные П. В. Киреевским, П. Н. Рыбниковым, А. Ф. Гильфердингом и др.), и былины из рукописных сборников XVII - нач. XIX в., к-рые носят следы редакторской правки и переработки.
Д. И. Иловайский писал о том, что в эпосе об И. М. можно выделить неск. исторических пластов: связанные с Киевской Русью, со временем монг. ига, со Смутным временем.
По мнению совр. исследователей, к домонг. периоду следует отнести былины о встречах в поле И. М. с вражескими богатырями - Збутом, Жидовином, Сокольником и др., а также былины об И. М. и Соловье-разбойнике.
С эпохой монг. ига связаны былины об И. М. и Калине-царе (самая ранняя запись текста - № 25 в сборнике Кирши Данилова), известные в неск. версиях (И. М., Самсон и Калин-царь; И. М., Ермак и Калин-царь; Камское побоище), былина об Идолище, нек-рые версии былины об И. М. и Соловье-разбойнике (в них Соловей получает прозвище Рахматович или именуется Одихмантьев сын) и др. События XVII в. отразились в былине «Илья Муромец на Соколе-корабле», где рассказывается о том, как плывущий по Хвалынскому м. (древнерус. название Каспийского м.) на корабле И. М. вместе с др. богатырями (иногда со С. Разиным) отражает нападения крымских татар и турок.
В былине запечатлелись воспоминания о казачьих походах в Каспийское м., в низовья Волги и Дона (былина известна в записях из казачьих поселений Поволжья, Сибири, сел Вологодской и Вятской губерний). Возможным историческим прототипом И. М. для этого сюжета послужил самозванец Лжепетр - казак Илейко Муромец, участвовавший в казачьих походах против горских племен и сражавшийся против царя Василия Иоанновича Шуйского.
(История Лжепетра изложена в «Царской грамоте в Соль Вычегодскую о трехдневном молебствии по случаю сдачи мятежниками царским войскам г. Тулы и выдачи самозванца Лжепетра с приложением показания сего последнего о роде его» от 19 окт. 1607 г.- ААЭ. Т. 2. № 81. С. 173-176. прозвище илейки, Муромец, связано с его происхождением из Мурома. Объявив себя сыном царя Феодора Иоанновича, самозванец не претендовал на связь с былинным героем.)
Образ И. М. встречается в «сказании о киевских богатырех, как ходили во Царьград» (списки XVII-XVIII вв.), в «Сказании о семи богатырях» (самый ранний список 1-й четв. XVIII в.), в былине о Михаиле Потыке. И. М. фигурирует в качестве символа богатыря, подобно всем живущим на земле бессильного против смерти, в особой редакции (или разновидности) «Повести о прении живота со смертью», представленной в старообрядческом сборнике 3-й четв. XVIII в.- РГБ. Собр. А. И. Маркушевича. № 22. Л. 70 об.- 73 об. (данная редакция «Повести...» не учтена в монографии-публикации: Дмитриева Р. П. Повесть о споре жизни и смерти. М.; Л., 1964).
В записях кон. XIX в. известна былина о встрече в поле и столкновении И. М. и Добрыни. Появление новых сюжетов в эпосе об И. М. исследователи фиксировали до 60-х гг. XX в.: былина о женитьбе И. М., записанная в Пудожье в кон. 30-х гг. XX в. (Былины Пудожского края. № 50), и ряд былин М. С. Крюковой о подвигах И. М. (Былины М. С. Крюковой. Т. 1. № 10, 12, 13, 15).
Наиболее распространенными и древними являются былины об И. М. и Соловье-разбойнике.
Сюжеты «Илья и разбойники», «Илья и Идолище», «Исцеление Ильи сидня», встречающиеся в устной традиции как самостоятельные былины, в рукописях XVIII - нач. XIX в. объединены с повествованиями об И. М. и Соловье-разбойнике. Былины об И. М. и Соловье-разбойнике из рукописных сборников исследователи разделяют на 2 версии: в 1-й версии И. М. по пути из Мурома в Киев освобождает г. Себеж (город известен с нач. XV в., ныне в Псковской обл.) (себежская версия), во 2-й редакции богатырь освобождает Чернигов (черниговская версия). Внутри каждой группы выделяется неск. редакций.
В подавляющем большинстве былин рассказывается о происхождении И. М. из Мурома (город возник, вероятно, на рубеже X и XI вв., ныне районный центр владимирской обл.). Согласно поздним редакциям былин из рукописных сборников, И. М. был родом из самого города.
 В большинстве текстов себежской версии сообщается, что богатырь родился в с. Корочаеве под Муромом.
В некоторых текстах говорится, что он был сыном крестьянина Ивана из дер. Лаптевой или сельца Каптяева, в др. былинах социальный статус И. М. не уточняется, но приводится имя отца - Иван Елефериевич («стар матер человек» в Муроме).
В текстах черниговской версии И. М.- сын крестьянина Ивана Тимофеевича из с. Карачарова (село известно с XVII в., ныне в черте Мурома; в XIX в. в селе жили крестьяне Ильюшины, к-рые вели свое происхождение от И. М., ныне потомками И. М. считают себя живущие в Карачарове Гущины, род к-рых известен с XIX в.).
 В устных былинах имена родителей богатыря - Иван Тимофеев и Евфросинья Яковлева. В ряде былин местом рождения И. М. назван г. моров, с этим названием соотносятся встречающиеся прозвища И. М.- Моровец, Муровец, Муравленин, Моровлянин.
Данные факты дали основание В. Ф. Миллеру высказать предположение о происхождении И. М. из упоминаемого в летописях с XII в. г. Моровийска в Черниговском княжестве (ныне с. Моровск Черниговской обл., Украина). Согласно гипотезе ученого, после перенесения посвященной И. М. фольклорной традиции из юго-западнорусских земель в Россию Моровийск трансформировался в Муром. Карачарово исследователь считал измененным названием древнерус. г. Карачева (известен с XII в., ныне в Брянской обл.).
С Карачевом к XIX в. было связано немало местных легенд об И. М.: недалеко от города, у с. Девять Дубов, богатырь сражался с Соловьем-разбойником. Здесь показывали речку Смородинку, пень, оставшийся от 9 дубов, на к-рых сидел Соловей (Миллер. 1924. Т. 3. С. 86-90).
По-видимому, в древнейшем предании об И. М. местом его рождения указывался Муром, как об этом рассказывается в подавляющем большинстве былин и о чем свидетельствуют относящиеся к концу XVI в. топонимы Мурома (см. ниже).
Прозвища И. м., зафиксированные на украинско-белорус. землях (Муровлянин, Моровлянин (см. свидетельства Филона Кмиты и Лясоты)), вероятно, являются результатом бытования сказаний о богатыре среди восточнослав. населения речи посполитой в условиях исчезновения там знаний о реалиях Московской Руси. производность данных прозвищ от Моровска представляется маловероятной, поскольку город, сожженный во время княжеских междоусобиц в 1175 г., был восстановлен не ранее XVI в.; кроме того, с Моровском не связаны никакие местные легенды об И. М.
Представляется интересным совпадение указанных прозвищ богатыря с древнерус. обозначением жителей моравии (напр., мравляне (маравляне, морявляне, моревлане) упоминаются в слове «О похвале Богородице Кирилла Философа», древнейший список к-рого (русский) относится к XV в. (Турилов А. А. К истории великоморавского наследия в литературах южн. и вост. славян: (Слово «О похвале Богородице Кирилла Философа», в рукописной традиции XV-XVII вв. // Великая Моравия:
 Ее историческое и культурное значение. М., 1985. с. 260-261); в Никоновской летописи «маравлянами» названы славяне, поселившиеся на берегах р. Моравы (ПСРЛ. Т. 9. С. 3)). Возможно, «моравское» прозвище И. М. появилось под влиянием отразившегося, в частности, в «Повести временных лет» и в др. текстах понимания особого значения Великоморавского гос-ва для Руси и для всего славянства: Моравия здесь предстает физической и духовной родиной всех славян, местом проповеди ап. Павла и трудов равноапостольных Кирилла (константина) и Мефодия. Древнерус. гос-во, по мнению автора ПВЛ, является преемником Вел. моравии (см. о восприятии великоморав. наследия в Др. руси: Рогов А. И. Великая Моравия в письменности Др. Руси // Великая Моравия:
Ее историческое и культурное значение. С. 269-281). Можно предположить, что синоним к прозвищу Моровлянин в отношении И. М.- это «славянин» и прозвище должно отсылать к условному времени общеслав. древности. (В поздних летописных текстах вместо названия моравия может употребляться топоним Муром: «А инии словяне осташа на старине на Дунаи, град же у них Муром» (Гиляров Ф. А. Предания начальной русской летописи. М., 1878. С. 5).)
Ряд исследователей ставит под сомнение крестьянское происхождение И. М. По мнению Иловайского, «в конце Киевского периода Илья, по-видимому, считался знатным человеком» (Иловайский. 1893. С. 40).
Предположение иловайского, как можно думать, подтверждается былинами, в к-рых сообщается о том, что богатырь был грамотен:
«У колодязя срубил сырой дуб, / У колодязя поставил часовенку, / На часовне написал свое имячко: (Рака с частицей мощей прп. Илии Муромца. 2006 г. (Преображенский собор Преображенского мон-ря в Муроме)
 «Ехал такой-то сильный могучий богатырь / Илья Муромец сын Иванович»» (Буслаев Ф. И. Русская хрестоматия… для средних учебных заведений. М., 190911. С. 390).
Рассказы о крестьянском происхождении богатыря появляются в былинах из рукописных сборников и в былинных сюжетах позднего времени, в частности в былине об исцелении И. М. В былине об И. М. и Соловье-разбойнике из сборника Кирши Данилова (наиболее ранняя запись восходит к рубежу XVII и XVIII вв.) такой темы нет.
В былине об исцелении И. М. рассказывается, что из-за греха своего деда И. М. до 30 лет не владел ногами (был «сиднем»), днем и ночью молился и клал поклоны. после того как неизвестные странники напоили его водой, он встал на ноги и ощутил в себе необыкновенную силу. В былинах себежской версии И. М. был исцелен «каликами перехожими» (паломниками) накануне праздника прор. Илии.
Во 2-й пол. XVIII в. неизвестный книжник предпринял попытку переработать былину об И. М. в житие, написав «Гисторию о славном, о храбром и силном богатыре Илье Муромце сыне Ивановиче и Соловие-разбойнике» (известна в 3 рус. списках: Памятники рус. фольклора. № 10-12). Согласно «Гистории...», богатырь исцелился по молитвам к свт. Николаю Чудотворцу. Родители И. М. дали обет в случае рождения сына ежегодно служить молебен святому.
Ребенок родился «сиднем». В день своего праздника свт. Николай явился богатырю и попросил пить, на что тот ответил, что не может «востати на ноги». Святитель сказал: «Восстани и ходи!» - и стал невидим. И. М. облачился в доспехи и попросил у родителей благословения ехать в Киев.
Они дали наставление сыну не чинить в пути никому обиды и не проливать напрасно христ. крови. В устных былинах рассказ о благословении пространнее. Когда И. М. попросил отца благословить его на ратные подвиги, тот колебался.
Тогда богатырь вышел на Оку, уперся плечом в гору и сдвинул ее, перекрыв русло реки. Путь от Мурома до Чернигова конь И. М. проделал за 3 «скока». Когда конь сделал 1-й «скок», то из-под копыт ударил ключ «живой воды».
 Эти подробности нашли отражение в топографии Мурома. В сотной выписи Муромского посада 1574 г. упоминается Богатырёва гора «против Оки реки» и «Скокова гора» «в заулке на посаде» (Акты юридические. СПб., 1838. № 229. С. 250). По свидетельству В. И. Даля, в XIX в. под Муромом показывали старое русло Оки, засыпанное И. М., над источником «живой воды» стояла часовня во имя прор. Илии (Песни, собр. П. В. Киреевским. С. XXXIII).
По дороге в Киев И. М. освободил, по черниговской версии, Чернигов от басурманского войска, по себежской версии, Себеж от осадивших его 3 заморских царевичей.
Себежский царь уговаривал богатыря остаться на службе, обещая полцарства, но И. М. не согласился и попросил указать прямую дорогу в Киев. Царь сказал, что из-за нападений Соловья-разбойника по дороге никто не ездит. Победив Соловья, И. М. узнал у него, где хранилась его казна, и отправился в «села Кутузовы», где жили сыновья Соловья. В. А. Кравчинская указывала на распространенность с кон. XV в. фамилии Кутузовы в псковских землях, где бытовали себежские тексты.
В большинстве устных вариантов былин названы не Себеж, но Чернигов и др. города (Смолянин, Смоленский, Титов и др.), не упоминаются «Кутузовы села». В текстах черниговской версии фигурируют не сыновья, а дочери Соловья.
По мнению В. Ф. Миллера, белорус. Себеж мог появиться в былинах об И. М. в XVI-XVII вв., когда Русское гос-во вело борьбу с Польшей за этот пограничный город.
Заканчивается былина об И. М. и Соловье-разбойнике рассказом об испытании богатыря в Киеве. Кн. Владимир щедро наградил И. М. В некоторых былинах себежской версии говорится, что И. М. привез в Киев родителей, женился и благополучно дожил до старости.
 В др. текстах сказано, что Владимир отпустил И. М. «постихся» (Памятники русского фольклора. С. 41). Достаточно старым (в частности, отразившимся в письме Филона Кмиты 1574 г.) является былинный сюжет о конфликте И. М. с кн. владимиром, не почтившим богатыря. Иногда тексты себежской версии содержат рассказ о победе И. М. над Тухманом-царем (сюжет не известен в устном народном творчестве), в черниговских текстах таким добавлением является рассказ о победе над «Идолищем поганым».
В устных былинах конец жизни И. М. либо представлен как окаменение в скале, либо связан с киевскими пещерами. Согласно достаточно поздней онежской былине «О трех поездочках Ильи Муромца», «когда состроил стар церкву индейскую, да начал строить церковь пещерскую, тутова стар и окаменел». Завершают былину слова: «да к тому стиху и славы поют» (Киреевский. 1868. С. 89).
В др. былине рассказывается о том, как, найдя «живот-богачество», И. М. «воздвигнул живот во славный Киев град / И построил он церковь соборную / Тут Илья и окаменел / И поныне его мощи нетленныя» (Рыбников. 1864. Т. 3. С. 53).
Во всех былинах И. М. выступает защитником христ. веры и правосл. Церкви. По мнению О. Ф. Миллера, характерной чертой богатыря является способность «не подпадения страсти»: он не соблазняется «на красоту ли, на золото ли, на власть ли, на какую бы то ни было личную сласть» (Миллер О. Ф. 1870. С. 789).
И. М. справедлив и миролюбив: «Илья бьет не охотно, а только в крайних случаях; а где нет этой неприятной для него необходимости, он только показывает безвредно свою богатырскую силу, чтобы заставить уступить себе» (Аксаков К. С. Личные воспоминания // Киреевский. 1868. С. XXX). Эти качества сделали И. М. любимым героем народного эпоса, поэтому канонизация богатыря, отразившаяся, по мнению О. Ф. Миллера, уже в былинах, была вполне закономерна.
И. М. в агиографической традиции
Первое документальное свидетельство об отождествлении И. М. богатыря и святого, мощи которого почивают в Киеве, содержится в уже приводившейся выдержке из записок Лясоты, посетившего Киев в 1594 г. Вероятно, почитаемая гробница И. М. находилась у Софийского собора (как сообщает лясота), затем останки были перенесены в Киево-Печерский мон-рь.
Подробное описание гробницы И. М. содержится в «Тератургиме» лаврского инока Афанасия Кальнофойского (К., 1638), где указано, что мощи святого, к-рый преставился 450 лет назад (т. е. в 1188), находятся в Ближних пещерах. Афанасий считал, что святой был монахом и народ его неправильно зовет Чоботком (по свидетельству М. А. Максимовича, киевский дворянский род Чеботьков вел происхождение от И. М.). Московский свящ. Иоанн Лукьянов, посетивший Киев в 1701 г., писал о мощах И. М.:
«Поидохом в антониеву пещеру и ту... видехом храбраго воина Илию Муромца в нетлении, под покровом златым, ростом как нынешних крупных людей, рука у него левая пробита копием, язва вся знать на руке; а правая рука изображена крестное знамение, сложены персты, как свидетельствует Феодорит Блаженный и преподобный Максим Грек: крестился он двоме персты» (Путешествие в Св. Землю свящ. Лукьянова / Сообщ. С. А. Соболевским // РА. 1863. Вып. 2. С. 151). старообрядцы (см. ст. старообрядчество) считали перстосложение святого доказательством в пользу правильности двоеперстия.
 Их правосл. оппоненты с этим не соглашались. В частности, архиеп. Филарет (Гумилевский) писал, что у И. М. «три первые персты соединены вместе и протянуты, а два последние, безымянный и мизинец, пригнуты к ладони. Преподобный почивает в молитвенном положении и неотразимо обличает раскол» (Филарет (Гумилевский). РСв. 2008. С. 715).
Предание об И. М. как о богатыре было подтверждено медико-антропологическим исследованием св. мощей, к-рое проводилось в 1988-1990 гг. Исследование показало, что И. М. был погребен в XI-XII вв., имел высокий для своего времени рост (177 см), исключительно развитую мышечную систему, в юности страдал заболеванием позвоночника, которое привело к перестройке организма.
Экспертиза обнаружила неск. переломов ребер и правой ключицы, сквозную рану на левой руке, проникающее ранение груди (вероятно, копьем), к-рое, по всей видимости, послужило причиной смерти. И. М. погиб в возрасте 40-55 лет. С. А. Никитин по методу М. М. Герасимова создал скульптурный портрет И. М.
И. М. был канонизирован как местночтимый святой в 1684-1690 гг., когда при киево-печерском архим. Варлааме (Ясинском; впосл. митрополит Киевский) установилось празднование преподобным отцам, почивающим в Ближних пещерах, в 1-ю субботу по отдании праздника Воздвижения Креста Господня; тогда же была составлена служба Собору. Святой прославляется в 5-м тропаре 4-й песни канона как «в руце имущий от оружия язву, в сердце же любовь ко Христу» (Служба преподобным отцем печерским, ихже нетленные мощи в Ближней пещере почивают // Службы преподобным отцам Печерским. К., 1763. Л. 1).
Память «преподобного Илии Муромца, богатыря» отмечена в «Описании о российских святых», известном в рукописях XVIII-XIX вв. (Описание о российских святых. С. 26). Общецерковное почитание И. М. установлено указами Святейшего Синода 1762, 1775 и 1784 гг., согласно которым было разрешено печатать службы печерским преподобным и вносить их имена в общецерковные московские месяцесловы. С 1843 г. совершается празднование Собору всех Киево-Печерских святых и святых, в Малой России просиявших. Существуют тропарь и кондак И. М. возобновление активного почитания И. М. в Муроме произошло в 90-х гг. XX в.
 В 1998 г. в городе на Вербовском кладбище был освящен новопостроенный храм во имя святого, куда была передана икона с частицей мощей И. М., написанная монахами Киево-Печерской лавры в 1995 г. и освященная на гробнице преподобного. В 1999 г. в Муроме был установлен памятник богатырю работы В. М. клыкова.
 Частица мощей И. М. имеется в иконе святого, написанной в 1992 г. по заказу жителей Карачарова Гущиных, считавших себя потомками богатыря. Икона находится в муромской ц. во имя святых Гурия, Самона и Авива (построена в 1845), освященной в 1993 г. В 1999 г. из Киево-Печерской лавры в муромский в честь Благовещения Пресвятой Богородицы монастырь была привезена икона И. М. Образ святого с частицей мощей был подарен Киево-Печерской лаврой Мурому в 2005 г.
Образ хранится в часовне, устроенной в колокольне, оставшейся от разрушенной Троицкой ц. (построена в 1828) в Карачарове, на высоком берегу Оки. Неподалеку от колокольни находится св. источник, забивший на месте «скока» коня И. М.
По местному преданию, первоначально здесь был построен деревянный храм, для к-рого богатырь выловил из Оки 3 мореных дуба. еще одна частица мощей И. М. в мае 2006 г. была передана из Киево-Печерской лавры в муромский в честь Преображения Господня монастырь. 2 авг. того же года, на праздновании юбилея Спасо-преображенской обители, Святейший Патриарх московский и всея Руси Алексий II освятил на ковчеге со св. мощами символический меч И. М., к-рый был передан Президенту РФ В. В. Путину. после освящения Патриарх Алексий сказал:
«Этот меч поможет президенту править Отечеством нашим, утверждая возрождение России, помогая духовному возрождению святой Руси» [сайт Спасо-Преображенского монастыря - http://svyto.ru/index. html]. Имя И. М. в 90-х гг. XX в. было включено в местно празднуемый 21 мая Собор Муромских святых (празднование приурочено к памяти блгв. кн. константина и его сыновей, Михаила и Феодора Муромских) (образ И. М. отсутствует на более ранних иконах Собора Муромских святых).
Вот три основные версии биографии одного и того   героя нашего повествования Ильи Муромца!
Но есть еще и четвертая-украинская версия!
«Чей богатырь? Где на самом деле родился Илья Муромец и почему на него претендуют Россия, Украина и Белоруссия?
14:07, 3 августа 2018
В Ильин день, а именно 2 августа, в Киеве торжественно открыли памятник богатырю Илье Муромцу. Памятник создавали с использованием 3D-принтера, а позировал для него украинский силач Василий Вирастюк.
На открытии присутствовал мэр Киева Виталий Кличко, который в своей речи назвал Илью Муромца украинским богатырем.
Отметим, что и постамент стоит в одноименном парке "Муромец".
Это бывший парк Дружбы народов, который переименовали власти столицы. Именно тогда и начался активный процесс "украинизации" богатыря.
Слова мэра, которые повторили и другие политики, вызвали резонанс в соцсетях. В России уже возмутились, что Украина "присвоила" себе русского богатыря. Известный блогер Рустем Адагамов написал в Facebook: "Офигеть, русский богатырь Илья Муромец из села Карачарово во Владимирской области, теперь оказывается, украинский герой из украинской мифологии. Господи".
Адагамова поддержала часть комментаторов, другие же стали возражать, указывая на то, что большинство былин о богатыре связаны с киевским князем Владимиром, а мощи Ильи Муромца находятся в Киево-Печерской лавре.
Тем не менее, вопрос происхождения Муромца остается открытым. На былинного богатыря могут претендовать сразу три страны – Украина, Россия и Беларусь, поскольку существуют разные легенды на этот счет.
Кто такой Илья Муромец
Картина "Три богатыря", В. Васнецов
Полное имя былинного богатыря Илья Муромец сын Иванович, также встречаются такие варианты, как Илья Моровлин, Муравленин, Муровец, Муромлян.
Илья Муромец родился примерно между 1150 и 1165 годами. По легендам, Илья Муромец был крестьянским сыном. До 33 лет он сидел на печи, так как был болен и не мог ходить. Однажды его исцелили "калики перехожие", или же волхвы. Они зашли в дом и попросили воды, но Илья ответил, что не может встать. Каклики попросили еще раз, и Илья сумел подняться. Он принес гостям воды из колодца. Калики наказали ему выпить воды, и он обрел нечеловеческую силу. После этого волхвы сказали ему идти в столицу и служить князю Владимиру.
Украинский богатырь В. Вырастюк позирует скульптору при создании памятника Илье Муромцу.
В Киеве богатырь стал оберегателем Киевской Руси.
Он боролся с Соловьем-разбойником, идолищем, кочевниками. Существует множество былин, героем которых он был.
Впервые Илья Муромец был упомянут в 1574 году в письме старосты Орши Филона Чернобыльского, в котором он писал о былинном богатыре Илье Муравленине. Богатырь является главным героем в киевском цикле былин: "Илья Муромец и Соловей-разбойник", "Илья Муромец и Идолище Поганое", "Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром", "Святогор и Илья Муромец".
Всего он является центральной фигурой в 15 из 53 героических былин, при этом по каждому сюжету существовало по несколько вариаций.
Считается, что Илья Муромец погиб при взятии Киева князем Рюриком Ростиславичем в 1204 году.
Некоторые исследователи отождествляют Илью Муромца со святым Илией Печерским Чеботком, мощи которого покоятся в Киево-Печерской лавре.
Чей Илья Муромец?
Как упоминалось ранее, по разным версиям, на звание родины богатыря могут претендовать Украина, Россия и Беларусь. По самой распространенной версии, Илья Муромец родился в деревне Карачарово, неподалеку от Мурома Владимирской области, то есть на территории современной России. Кроме того, в некоторых частях России в былинах Илья Муромец не "привязан" к Киеву и князю Владимиру, а больше фигурирует в былинах, повествующих о его борьбе с разбойниками.
Однако некоторые историки еще в XIX веке высказывали предположение, что родиной Ильи Муромца мог быть город Моровийск. Сейчас это село Моровск Козелецкого района Черниговской области. Это предположение строилось на том, что что в первых упоминаниях о богатыре на территории южной Руси, его называли не Муромцем, а Моровлином или Муравлениным.
Кроме того, эта версия объясняла слияние в народном эпосе образа Ильи Муромца и преподобного Илии Печерского. Этот человек жил в XII веке и скончался в Киево-Печерской лавре около 1188 года. В 1643 году он был причислен к лику святых православной церкви как преподобный Илия Муромец.
В 1988 году Межведомственная комиссия Минздрава УССР провела экспертизу мощей в Лавре. Экспертиза установила, что останки принадлежат мужчине, который скончался в возрасте 40-55 лет от ранения в области сердца, а в юности он перенес паралич конечностей, что совпадает с легендой о первой половине жизни Ильи Муромца.
У белорусов же есть версия, что Илья Муромец был родом из их земель.
 Объясняется это тем, что о богатыре впервые упоминает Кмит Чернобыльский - староста белорусского города Орши. Кроме того, родное село Муромца встречается в разных вариантах, и один из них – Карчево – совпадает с названием городка в Беларуси.
Исследователь-любитель Николай Чубрик еще в 2010 году рассказывал о своих выводах, которые сделал, нарисовав карты всевозможных вариантов маршрутов Ильи Муромца.
 Он считал, что в Киев богатырь ехал через Полесье, поскольку в легендах упоминаются "грязи великие", на которые он наткнулся, а других обширных болот на пути в Киев нет. Следовательно, сделал вывод исследователь, Илья Муромец ехал в Киев с территории нынешней Беларуси.
Стоит отметить, что в России и ранее возмущались тем, что Илью Муромца "приписывают" к Украине.
В частности, в январе 2017 года глава российского округа Муром Евгений Рычков жестко высказался в отношении статьи об Илье Муромце в украиноязычной версии Википедии.
 Там родным городом богатыря указан город Моровск под Черниговом.
По его словам, изменения вносили не историки, а якобы чиновники Минобороны Украины, что свидетельствует об идеологической пропаганде.»
И вот еще одна публикация на эту же тему!
«Историк объяснил, почему Илья Муромец был украинцем»
4 августа 2018, 02:37
Ученый напомнил, что достоверных летописных свидетельств существования исторического прототипа богатыря нет.
Так как Илья Муромец родился и совершал свои основные подвиги на территории современной Украины, есть основания считать былинного героя украинцем.
Такое мнение в комментарии "Обозревателю" выразил доктор исторических наук Николай Бандривский.
"Поскольку, местом рождения и основных подвигов Ильи Муромца является северо-восточные территории современной Украины то, естественно, имеем веские основания считать его генетическое и культурное родство именно с древне украинским сообществом этих мест. Напомню, что название "Украина" появляется на страницах летописей собственно в XII веке", - говорит Бандривский, напомнив, что достоверных летописных свидетельств существования исторического прототипа Ильи Муромца нет.
"Есть несколько исторически задокументированных лиц Средневековья, которых пытаются сопоставлять с Ильей Муромцем. В любом случае, народные сказания об этом герое появились на территории, на которой раннее засвидетельствовано этноним Русь: Киевщина и Черниговщина", - отметил историк.
"На фоне все более растущего посягательства россиян (их правительства, науки, культуры) на наше древнерусское наследство, надо вот такими монументальными произведениями показывать, что это, в данном случае - былинный герой Илья Муромец, является частью нашей древне украинской культуры", - подытожил Бандривский.
Напомним, в киевском парке "Муромец", ранее известному как "Дружбы народов", 2 августа открыли памятник богатырю Илье Муромцу.
"Илья Муромец родился под Черниговом, служил в дружине князя Владимира, защищал город Киев, похоронен в Киево-Печерской лавре. Это наш богатырь, это наша история, которую у нас пытаются украсть. Поэтому Муромец будет стоять здесь, на историческом месте, где некогда находилась богатырская застава", - заявил мэр Киева Виталий Кличко.
На этом я закачиваю изложение биографий Ильи Муромца и вам уважаемый читатель теперь предстоит самому и надеюсь объективно решить для себя вопрос» Чей богатырь Илья Муромец…»
А далее мы собственно и переходим к изучению шести главных подвигов Ильи Муромца где будут наряду с нашим героем представлены и его «былинные» противники тоже из числа тоже богатырей правда не древне киевских…
ч.2 Борьба с Соловьём
И так мы переходим к изучению первого подвига Ильи Муромца- избавления Киевской Руси от присутствия там некого разбойника с большой дороги по имени «Соловей»!
Ну а кто такой И. Муромец вы знаете, а по сему я сразу пред тем как мы займемся чтением былины вынужден представить вам противника Ильи Муромца.
Соловей-разбойник (Одихмантьев сын, Рахманьевич, Рахматович) — в восточнославянской мифологии и былинном эпосе антропоморфный чудовищный противник героя, поражающий врагов страшным посвистом. Родственен Змею — рогатому Соколу (Соловью) в белорусском эпосе.
Изображается либо в виде человека, либо в виде загадочного громадного существа с птичьими крыльями, под которым сгибается дуб. Согласно былинам, у Соловья-разбойника крепкий двор и терем, в котором живёт его семья
Происхождение образа
Легенда о Соловье найдена П. И. Мельниковым в одном из рукописных сборников XVII века и опубликована в «Нижегородских губернских ведомостях» в 1845 и 1847 годах.
Оно [предание] живет доселе в памяти народной и найдено нами лет двадцать тому назад (1867) в одном рукописном сборнике XVII столетия.
Во времена стародавние, где теперь стоит Нижний Новгород, жил знатный, сильный мордвин, по имени Скворец.
Он был друг и товарищ другому, такому же знатному, такому же сильному мордвину — Соловью, тому самому, что связан был Ильей Муромцем
Итак, кажется в этой былине имеется немного правды, но, когда еще никакой Москвы не существовало то все земли будущего Московского княжества и вплоть лр р. Волги занимали мордовские племена.
Позже в российской дореволюционной историографии, ставшие вначале «московитами», а потом прикрашенные в «великороссов»!
Согласно былине, Илья Муромец поехал к Киеву прямою дорогою от Чернигова, которую заложил Соловей-разбойник ровно тридцать лет, не пропускал ни конного, ни пешего, а убивал не оружием, а своим свистом.
Выехал Илья Муромец в чистое поле и увидел попрыски (следы) богатырские, и по них поехал, и приехал на те леса Брынские, на те грязи топучие, на те мосты калиновы и к той реке Смородинке. Соловей-разбойник послышал себе кончину и бессчастие великое и, не допуская Илью Муромца за двадцать верст, засвистал своим свистом разбойническим крепко; но богатырское сердце не устрашилось.
И, не допуская еще за десять верст, засвистал он громче того, и с того свисту под Ильею Муромцем конь спотыкнулся.
Приехал Илья Муромец под самое гнездо, которое свито на девяти дубах; и Соловей-разбойник, на гнезде сидя, увидел святорусского богатыря, и засвистал, и хотел убить Илью Муромца.
 И кстати будет сказано, что и в наше время к востоку от города Карачева (Брянская обл.) лежит село с былинным названием Девять Дубов (Орловская область), что в лесах Брынских. Имеется там и речка Смородинка, упоминаемая в былине.
Итак, мы знаем что противника И. Муроца звали Соловьем, за его сильный свист! НО вот непонятным остается вопрос его «отчествами»
Его то зовут Ахматович, то Одихмантьевич, то Рахматович!
И тут выяснилось, что Рахманов — птица рахманная, представляет собой, по определению академика Ягича, сложный образ, в котором есть черты птицы и человека, чудовищного богатыря. Соловей-разбойник залёг дорогу в Киев, по которой едет Илья Муромец; он тридцать лет никого не пропускает, оглушая своим свистом и ревом; его гнездо на 9 дубах, но есть у него и терем; у Соловья-разбойника есть сыновья и дочь богатырша — «перевозница».
Илья привозит Соловья в Киев и за его коварство казнит его.
В одном случае Соловей-разбойник является помощником Ильи в бою, и его образ сливается с представлением о Соловье Будимировиче.
Академик Ягич пытался объяснить происхождение Соловья-разбойника из легенд о Соломоне, но, как доказал профессор В. Ф. Миллер, для такого объяснения нет достаточных данных, а самое производство имени Соловья-разбойника от Соломона, причём впоследствии явилось представление о птице, оказывается крайне натянутым.
В свою очередь, исходя из своей восточной гипотезы, В. Ф. Миллер сближает Соловья-разбойника с иранской птицей Симургом, с богатырями Ауладом, Кергсаром, белым дивом. Возможно, поэтому Соловей-разбойник изображается с тюркской наружностью.
 В сказке об Еруслане Лазаревиче находит параллель к Соловью-разбойнику в образе Ивашки-сторожа.
Подобное же предположение высказывал раньше В. В. Стасов.
Профессор Халанский, сближая соответственную былину об Илье Муромце с германскими сказаниями о Тетлейфе, видит в Соловье-разбойнике отражение образа Зигурда. Историческую основу для представления о разбойнике Буслаев указывал в летописном сказании о разбойнике Могуте. Вообще литературная история типа «Соловей-разбойник» до сих пор не вполне выяснена, так как во всех приведенных построениях, рядом с ценными указаниями, заключается немало произвола.
М. Забылин (Москва 1880 г. «Русский народ его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия»): «…когда во времена св. Ольги и св. Владимира, Христианская вера проникла в Россию, то она не повсюду и не сейчас подавила славянское язычество, что видим из борьбы Ильи Муромца с Соловьём-разбойником, который, по сказаниям, был не кто иной, как беглый жрец, скрывавшийся в лесах, что и могло случиться со многими жрецами и идолопоклонниками, державшимися упорно своего язычества и бежавшими от преследования…»
В XVII веке образ Соловья-разбойника, причём вполне человеческий, широко использовался в русском декоративно-прикладном искусстве.
 Известны изразцы с его изображением верхом на коне, как терракотовые, так и покрытые глазурью (муравлёные и многоцветные). Широко известен также лубок, где на коне с копьём наперевес сидит типичный польский шляхтич. Всё это говорит о воплощении в Соловье-разбойнике образа врага Руси конкретного исторического периода.
Вот такая биография и происхождения у этого толи древне киевского толи древне иранского мифологического персонажа!
Ну а теперь давайте и прочтем собственно саму былину, чтобы выяснить в чем же состоял подвиг И. Муромца и нужно ли было убивать уже взятого вплен и доставленного в Киев Соловья Разбойника?
Из того ли то из города из Мурома,
Из того села да Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец.
Он стоял заутреню во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град.
Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.

У того ли города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
А й черным-черно, как черна ворона.
Так пехотою никто тут не прохаживат,
На добром коне никто тут не проезживат,
Птица черный ворон не пролётыват,
Серый зверь да не прорыскиват.

А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал-то эту силушку великую,
Стал конем топтать да стал копьем колоть,
А й побил он эту силу всю великую.

Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,
Выходили мужички да тут черниговски
И отворяли-то ворота во Чернигов-град,
А й зовут его в Чернигов воеводою.

Говорит-то им Илья да таковы слова:
- Ай же мужички да вы черниговски!
Я не йду к вам во Чернигов воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев-град.

Говорили мужички ему черниговски:
- Ты, удаленький дородный добрый молодец,
Ай ты, славный богатырь да святорусский!
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.
А й по той ли по дорожке прямоезжею
Да й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто да не проезживал.

Как у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сидит Соловей Разбойник на сыром дубу,
Сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын.
А то свищет Соловей да по-соловьему,
Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
И от его ли то от посвиста соловьего,
И от его ли то от покрика звериного
Те все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются, -
А что есть людей - то все мертвы лежат.

Прямоезжею дороженькой - пятьсот есть верст,
А й окольноей дорожкой - цела тысяча.
Он спустил добра коня да й богатырского,
Он поехал-то дорожкой прямоезжею.
Его добрый конь да богатырский
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холмы стал перамахивать,
Мелки реченьки, озерка промеж ног пускал.

Подъезжает он ко речке ко Смородине,
Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей,
Да ко тою ко березе ко покляпыя,
К тому славному кресту ко Леванидову.
Засвистал-то Соловей да по-соловьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному -
Так все травушки-муравы уплеталися,
Да й лазоревы цветочки осыпалися,
Темны лесушки к земле все приклонилися.

Его добрый конь да богатырский
А он на корни да спотыкается -
А й как старый-от казака да Илья Муромец
Берет плеточку шелковую в бел руку,
А он бил коня да по крутым ребрам,
Говорил-то он, Илья, таковы слова:

- Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок!
Али ты идти не хошь, али нести не можь?
Что ты на корни, собака, спотыкаешься?
Не слыхал ли посвиста соловьего,
Не слыхал ли покрика звериного,
Не видал ли ты ударов богатырскиих?

А й тут старыя казак да Илья Муромец
Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый,
Во свои берет во белы он во ручушки.
Он тетивочку шелковеньку натягивал,
А он стрелочку каленую накладывал,
Он стрелил в того-то Соловья Разбойника,
Ему выбил право око со косицею,
Он спустил-то Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
Он повез его по славну по чисту полю,
Мимо гнездышка повез да соловьиного.

Во том гнездышке да соловьиноем
А случилось быть, да и три дочери,
А й три дочери его любимыих.
Больша дочка - эта смотрит во окошечко косявчато,
Говорит она да таковы слова:
- Едет-то наш батюшка чистым полем,
А сидит-то на добром коне,
А везет он мужичища-деревенщину
Да у правого у стремени прикована.

Поглядела как другая дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
- Едет батюшка раздольицем чистым полем,
Да й везет он мужичища-деревенщину
Да й ко правому ко стремени прикована, -
Поглядела его меньша дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
- Едет мужичище-деревенщина,
Да й сидит мужик он на добром коне,
Да й везет-то наша батюшка у стремени,
У булатного у стремени прикована -
Ему выбито-то право око со косицею.

Говорила-то й она да таковы слова:
- А й же мужевья наши любимые!
Вы берите-ко рогатины звериные,
Да бегите-ко в раздольице чисто поле,
Да вы бейте мужичища-деревенщину!

Эти мужевья да их любимые,
Зятевья-то есть да соловьиные,
Похватали как рогатины звериные,
Да и бежали-то они да й во чисто поле
Ко тому ли к мужичище-деревенщине,
Да хотят убить-то мужичища-деревенщину.

Говорит им Соловей Разбойник Одихмантьев сын:
- Ай же зятевья мои любимые!
Побросайте-ка рогатины звериные,
Вы зовите мужика да деревенщину,
В свое гнездышко зовите соловьиное,
Да кормите его ествушкой сахарною,
Да вы пойте его питьецом медвяныим,
Да й дарите ему дары драгоценные!

Эти зятевья да соловьиные
Побросали-то рогатины звериные,
А й зовут мужика да й деревенщину
Во то гнездышко да соловьиное.

Да й мужик-то деревенщина не слушался,
А он едет-то по славному чисту полю
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
Он приехал-то во славный стольный Киев-град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А й Владимир-князь он вышел со божьей церкви,
Он пришел в палату белокаменну,
Во столовую свою во горенку,
Он сел есть да пить да хлеба кушати,
Хлеба кушати да пообедати.

А й тут старыя казак да Илья Муромец
Становил коня да посередь двора,
Сам идет он во палаты белокаменны.
Проходил он во столовую во горенку,
На пяту он дверь-то поразмахивал.
Крест-от клал он по-писаному,
Вел поклоны по-ученому,
На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще всем его князьям он подколенныим.

Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
- Ты скажи-тко, ты откулешний, дородный добрый молодец,
Тебя как-то, молодца, да именем зовут,
Величают, удалого, по отечеству?

Говорил-то старыя казак да Илья Муромец:
- Есть я с славного из города из Мурома,
Из того села да Карачарова,
Есть я старыя казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович.

Говорит ему Владимир таковы слова:
- Ай же старыя казак да Илья Муромец!
Да й давно ли ты повыехал из Мурома
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град?
Говорил Илья он таковы слова:
- Ай ты славныя Владимир стольно-киевский!
Я стоял заутреню христосскую во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град,
То моя дорожка призамешкалась.
А я ехал-то дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град,
Ехал мимо эту Грязь да мимо Черную,
Мимо славну реченьку Смородину,
Мимо славную березу ту покляпую,
Мимо славный ехал Леванидов крест.

Говорил ему Владимир таковы слова:
- Ай же мужичища-деревенщина,
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Как у славного у города Чернигова
Нагнано тут силы много множество -
То пехотою никто да не прохаживал
И на добром коне никто да не проезживал,
Туда серый зверь да нз прорыскивал,
Птица черный ворон не пролетывал.
А й у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у славноей у речки у Смородины,
А й у той ли у березы у покляпыя,
У того креста у Леванидова
Соловей сидит Разбойник Одихмантьев сын.
То как свищет Соловей да по-соловьему,
Как кричит злодей-разбойник по-звериному -
То все травушки-муравы уплетаются,
А лазоревы цветочки прочь осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей - то все мертвы лежат.

Говорил ему Илья да таковы слова:
- Ты, Владимир-князь да стольно-киевский!
Соловей Разбойник на твоем дворе.
Ему выбито ведь право око со косицею,
И он ко стремени булатному прикованный.

То Владимир-князь-от стольно-киевский
Он скорёшенько вставал да на резвы ножки,
Кунью шубоньку накинул на одно плечко,
То он шапочку соболью на одно ушко,
Он выходит-то на свой-то на широкий двор
Посмотреть на Соловья Разбойника.

Говорил-то ведь Владимир-князь да таковы слова:
- Засвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему,
Закричи-тко ты, собака, по-звериному.
Говорил-то Соловей ему Разбойник Одихмантьев сын:
- Не у вас-то я сегодня, князь, обедаю,
А не вас-то я хочу, да и послушати.
Я обедал-то у старого казака Ильи Муромца,
Да его хочу-то я послушати.

Говорил-то, как Владимир-князь да стольно-киевский.
- Ай же старыя казак ты Илья Муромец!
Прикажи-тко засвистать ты Соловья да й по-соловьему,
Прикажи-тко закричать да по-звериному.
Говорил Илья да таковы слова:
- Ай же Соловей Разбойник Одихмантьев сын!
Засвищи-тко ты во полсвиста соловьего,
Закричи-тко ты во полкрика звериного.

Говорил-то ему Соловой Разбойник Одихмантьев сын:
- Ай же старыя казак ты Илья Муромец!
Мои раночки кровавы запечатались,
Да не ходят-то мои уста сахарные,
Не могу я засвистать да й по-соловьему,
Закричать-то не могу я по-звериному.
А й вели-тко князю ты Владимиру
Налить чару мне да зелена вина.
Я-повыпью-то как чару зелена вина -
Мои раночки кровавы поразойдутся,
Да й уста мои сахарны порасходятся,
Да тогда я засвищу да по-соловьему,
Да тогда я закричу да по-звериному.

Говорил Илья тут князю он Владимиру:
- Ты, Владимир-князь да стольно-киевский,
Ты поди в свою столовую во горенку,
Наливай-то чару зелена вина.
Ты не малую стопу - да полтора ведра,
Подноси-тко к Соловью к Разбойнику. –

То Владимир-князь да стольно-киевский,
Он скоренько шел в столову свою горенку,
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу - да полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми,
Приносил-то он ко Соловью Разбойнику.
Соловей Разбойник Одихмантьев сын
Принял чарочку от князя он одной ручкой,
Выпил чарочку ту Соловей одним духом.

Засвистал как Соловей тут по-соловьему,
Закричал Разбойник по-звериному -
Маковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались.
От него, от посвиста соловьего,
А что-есть-то людушек - так все мертвы лежат,
А Владимир-князь-от стольно-киевский
Куньей шубонькой он укрывается.

А й тут старый-от казака да Илья Муромец,
Он скорешенько садился на добро коня,
А й он вез-то Соловья да во чисто поле,
И он срубил ему да буйну голову.
Говорил Илья да таковы слова:

- Тебе полно-тко свистать да по-соловьему,
Тебе полно-тко кричать да по-звериному,
Тебе полно-тко слезить да отцов-матерей,
Тебе полно-тко вдовить да жен молодыих,
Тебе полно-тко спущать-то сиротать да малых детушек!
А тут Соловью ему й славу поют,
А й славу поют ему век по веку!
Ну вот уважаемый читатель и весь как говорится подвиг?
И тут надо бы задать и не риторический вопрос:
В чем тут состоит подвиг и какова хотя бы мораль это псевдоисторической легенды, оформленной под древнерусскую народную былину?
И вы сам уважаемый читатель подумали над прочитанным?
Ну тогда сами себя и ответьте:
 «Что-то тут «богатырского» имеется то в проделках И. Муромца?»
Ну допустим поймал и привез в Киев «в подарок» к князю Владимиру Святому некого разбойника с черниговской земли по прозвищу «Соловей»?
Затем желая позабавить князя и его гостей сам понудил этого разбойника Соловья показать свою «силу» в ходе чего опять среди княжеских холопов неподготовленных к такой «демонстрации» появились новые «человеческие жертвы»!
Правда князь Владимир почему-то тли к счастью толи к несчастью для всей дальнейшей истории Киевской Руси уцелел?
Ну, а затем И. Муромец самовольно, без прямого приказания князя Владимира и без всякого отрытого суда над Соловьем выведя его за пределы г. Киева там умышленно убивает…т.е. проще говоря совершает –самосуд!
А ведь согласно уже к этому времени, сложившемуся в Киевской Руси уголовно-процессуальному праву позже кодифицированного в «Русской правде» то с Ильи Муромца, причиталось бы взыскать за убийство Соловья Разбойника от 40 до 80 гривен! Большие как на то время деньги
«1. Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или двоюродный брат, или племянник; если не будет никто мстить, то 80 гривен за убитого, если будет княжеский муж или княжеский управитель; если будет русин, или гридь, или купец, или боярский управитель, или мечник, или изгой, или словенин, то 40 гривен за убитого.»
Ну и в силу всего совершенного в этом случае Ильей Муромцем, не может считаться «богатырским подвигом»!
 Ибо ничего героического тут нет. А есть только очень мутная и недостоверная история-миф, о том, как один собственно по Киевской Руси «богатырь» - он же «старый Казак Илья Муромец» убил другого, тоже как бы «древнерусского богатыря» Соловья причем без всякой на то веской и обоснованной причины поскольку   Соловей был безоружен и над ним не было никакого суда где были бы доказаны его злодеяния…
ч.3 Борьба с Идолищем
Теперь мы переходим к третьему их пяти главных подвигов И. Муромца-истории его противостояния с неким богатырём по имени-кличке «Идолище.
А отрыв современные исторические энциклопедии мы можем узнать, что «Поганое Идолище» (Одолище) — мифологизированный противник русских богатырей представитель тёмной враждебной силы, «нехристи», «татарщины».
Внешний облик и образ жизни
Нарисованный в былинах портрет Идолища насыщен гротескными чертами, которые делают персонажа не только страшным, но и отвратительно безобразным (что не исключает определённого комического эффекта):
Голова у него с пивной котёл
А глазища у проклятого с пивны чаши
А носище был калёна стрела
В плечах косая сажень
А туловье будто куча сена несметная
Фольклорные тексты также делают акцент на чудовищной прожорливости персонажа, который говорит о себе в одной из былин:
Хлеба я кушаю по печи
И мяса я ем по целому стягу
И пива я пью по три яндовы.
Примечательно, что эта прожорливость, символически раскрывающая ненасытную алчность врага, расценивается самим Идолищем как физическое преимущество над Ильёй Муромцем.
Узнав от мнимого калики, под видом которого скрывался сам Илья, что богатырь Илья Муромец так же велик и по стольку же ест и пьет, как он, калика, Идолище начинает бахвалиться своими «богатырскими» качествами.
 Эта похвальба вызывает остроумную насмешку Ильи Муромца, уподобляющего Идолище «обжористой коровище» или «собачище», которые тоже много пили и ели и «окопылились» — издохли
По сведениям былин, Поганое Идолище «объездил» Швецию, «Турецию», Казань, Рязань и Астрахань.
Противостояние Ильи Муромца и Идолища
В русском фольклоре сохранилось сразу несколько сюжетов, посвящённых борьбе Ильи Муромца с Идолищем.
Один из них описывает, как богатырь убил своего противника «шапкой земли греческой», после того, как тот осадил Киев.
В другом сюжете Идолище захватывает Царьград и берёт в плен правителя города Константина Атаульевича, а также его жену Апраксию.
Узнав о случившемся от калики перехожего, Илья меняется с ним одеждой и отправляется в захваченный город, где убивает как Идолище, так и его слуг.
А вот ещё одна из версии биографии и деяний Идолища найденная мною в дореволюционному изданию ЭСБиЭ
«Поганое Идолище (Одолище) — былинный богатырь, представитель темной враждебной силы, «нехристи», «татарщины».
О борьбе его с Ильей Муромцем сохранилось много разнообразных вариантов.
По одним из них, Илья Муромец убил «шляпою земли греческой» П. идолище, «отменившее звоны колокольные и запретившее милостыню, спасенную», и тем спас от него Киев (по другим — Царьград).
П. идолище, называемое также «нечестивым», «некрещеным», «жидовским», «проклятым татарином», «проклятым», «обжорой», «идолом скоропитом» и сравниваемое с Тугарином Змиевичем и Батыгой Калиной, говорит о себе:
«Хлеба я кушаю по печи,
«И мяса я ем по целому стягу,
«И пива я пью по три яндовы» (до 40 ведер).
По описанию калики-богатыря Иванища и Алеши-Поповича —
«Голова у него с пивной котел,
«А глазища у проклятого с пивны чаши,
«А носище быв калена стрела,
«В плечах косая сажень,
«А туловье будто куча сенна несметная».
Лошадь его ведут 20 человек.
По одному из вариантов, П. Идолище «объездил» Швецию, «Турецию», Казань, Рязань и Астрахань. Ср. Илья Муромец (XII, 949). См. «Русские былины старой и новой записи», под редакцией Н. Тихонравова и В. Миллера (М., 1894); В. Миллер, «Экскурсы в область русского народного эпоса» (М., 1892); его же, «Очерки русской народной словесности. Былины» (М., 1897).
Ну а теперь давайте ознакомимся и с первоисточником вселений о Идолище и втором подвиге И. Муромца совершенном им в Киеве…
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ
Как сильноё могучо-то Иванищо,
Как он, Иванищо, справляется,
Как-он-то тут, Иван, да снаряжается

Итти к городу еще Еросолиму,
Как господу там богу помолитися,
Во Ердань там реченки купатися,
В кипарисном деревци сушитися,
Господнёму да гробу приложитися.

А сильнё-то могучо Иванищо,
У ёго лапотци на ножках семи шелков,
Клюша-то у его ведь сорок пуд.
Как ино тут промеж-то лапотци поплетены
Каменья-то были самоцветныи.

Как меженный день, да шол он по красному солнышку,
В осённу ночь он шол по дорогому каменю самоцветному;
Ино тут это сильноё могучеё Иванищо
Сходил к городу еще Еросолиму,

Там господу-то богу он молился есть,
Во Ердань-то реченки купался он,
В кипарисном деревци сушился бы,
Господнему-то гробу приложился да.

Как тут-то он Иван поворот держал,
Назад-то он тут шел мимо Царь-от град.
Как тут было ещё в Цари-гради,
Наехало погано тут Идолищо,

Одолели как поганы вси татарева,
Как скоро тут святыи образа были поколоты,
Да в черны-то грязи были потоптаны,
В божьих-то церквах он начал тут коней кормить.

Как это сильно могуче тут Иванищо
Хватил-то он татарина под пазуху,
Вытащил погана на чисто поле,
А начал у поганаго доспрашивать:
- Ай же ты, татарин, да неверный был!

А ты скажи, татарин, не утай себя:
Какой у вас, погано, есть Идолищо,
Велик ли-то он ростом собой да был?

Говорит татарин таково слово:
- Как есть у нас погано, есть Идолищо,
В долину две сажени печатныих,
А в ширину сажень была печатная,
А головищо что ведь люто лохалищо,
А глазища что пивныи чашища,
А нос-от на роже он с локоть был.-
Как хватил-то он татарина тут за руку,
Бросил он ёго в чисто полё,
А розлетелись у татарина тут косточки.

Пошол-то тут Иванищо вперед опять,
Идет он путем да дорожкою,
На стречу тут ему да стречается
Старый казак Илья Муромец:
- Здравствуй-ко тебе, старый казак Илья Муромец!
Как он ёго ведь тут еще здравствует:
- Здравствуй, сильноё могучо ты Иванищо!
Ты откуль идешь, ты откуль бредешь,
А ты откуль еще свой да путь держишь? -
- А я бреду, Илья еще Муромец,
От того я города Еросолима.
Я там был ино господу богу молился там,
Во Ердань-то реченки купался там,
А в кипарисном деревци сушился там,
Во господнем гробу приложился был.

Как скоро я назад тут поворот держал,
Шол-то я назад мимо Царь-от град.-
Как начал тут Ильюшенка доспрашивать,
Как начал тут Ильюшенка доведывать:
- Как все ли-то в Цари-гради по-старому,
Как все ли-то в Цари-гради по-прежному? -

А говорит тут Иван таково слово:
- Как в Цари гради-то нуньчу не по-старому,
В Цари гради-то нуньчу не по-прежному.
Одолели есть поганый татарева,
Наехал есть поганое Идолищо,

Святыи образа были поколоты,
В черный грязи были потоптаны,
Да во божьих церквах там коней кормят. -
- Дурак ты, сильноё могучо есть Иванищо!
Силы у тебя есте с два меня,

Смелости, ухватки половинки нет.
За первыя бы речи тебя жаловал,
За эты бы тебя й наказал
По тому-то телу по нагому.
Зачем же ты не выручил царя-то
Костянтина Боголюбова?

Как ино скоро розувай же с ног,
Лапотци розувай семи шелков,
А обувай мои башмачики сафьяныи.
Сокручуся я каликой перехожею. -
Сокрутился е каликой перехожею,
Дават-то ему тут своего добра коня:

- На-ко, сильноё могучо ты Иванищо,
А на-ко ведь моего ты да добра коня!
Хотя ты езди ль, хоть водком води,
А столько еще, сильноё могучо ты Иванищо,
Живи-то ты на уловном этом местечки,
А живи-тко ты еще, ожидай меня,
Назад-то сюды буду я обратно бы.

Давай сюды клюшу-то мне-ка сорок пуд.-
Не дойдет тут Иван розговаривать,
Скоро подавать ему клюшу свою сорок пуд,
Взимат-то он от ёго тут добра коня.

Пошол тут Ильюшенка скорым-скоро
Той ли-то каликой перехожею.
Как приходил Ильюшенка во Царь-от града,
Хватил он там татарина под пазуху,
Вытащил его он на чисто полё,
Как начал у татарина доспрашивать:
- Ты скажи, татарин, не утай себя,
Какой у вас невежа поганый был,
Поганый был поганое Идолищо?

Как говорит татарин таково слово:
- Есть у нас поганое Идолищо
А росту две сажени печатныих,
В ширину сажень была печатная,
А головищо что ведь лютое лохалищо,
Глазища что ведь пивные чашища,
А нос-от ведь на рожи с локоть был.-

Хватил-то он татарина за руку,
Бросил он ёго во чисто поле,
Розлетелись у ёго тут косточки.
Как тут-то ведь еще Илья Муромец
Заходит Ильюшенка во Царь-от града,

Закрычал Илья тут во всю голову:
- Ах ты, царь да Костянтин Боголюбович!
А дайка мне, калики перехожии,
Злато мне, милостину спасеную. -

Как ино царь-он Костянтин-от Боголюбович
Ои-то ведь уж тут зрадовается.
Как тут в Цари-гради от крыку еще каличьяго
Теремы-то ведь тут пошаталися,
Хрустальнии оконнички посыпались,
Как у поганаго сердечко тут ужахнулось.

Как говорит поганой таково слово:
- А царь ты, Костянтин Боголюбов, был!
Какой это калика перехожая? -
Говорит тут Костянтин таково слово:
- Это есте русская калика зде.-
- Возьми-ко ты каликушку к себе его,
Корми-ко ты каликушку да пой его,
Надай-ко ему ты злата-серебра,
Надай-ко ему злата ты долюби. –

Взимал он, царь Костянтин Боголюбович,
Взимал он тут каликушку к себе его
В особой-то покой да в потайныи,
Кормил-поил калику, зрадовается,
И сам-то он ему воспроговорит:
- Да не красное ль то солнышко пороспекло,
Не млад ли зде светел месяц пороссветил?
Как нунечку топеречку аде еще,
Как нам еще сюда показался бы
Как старый казак здесь Илья Муромец.

Как нунь-то есть было топеречку
От тыи беды он нас повыручит,
От тыи от смерти безнапрасныи. -
Как тут это поганое Идолищо
Взимает он калику на допрос к себи:
- Да ай же ты, калика было русская!

Ты скажи, скажи, калика, не утай себя,
Какой-то на Руси у вас богатырь есть,
А старый казак есть Илья Муромец?
Велик ли он ростом, по многу ль хлеба ест,
По многу ль еще пьет зелена вина? -
Как тут эта калика было русская
Начал он, калика, тут высказывать:
- Да ай же ты, поганоё Идолищо!
У нас-то есть во Киеви
Илья-то ведь да Муромец
А волосом да возрастом ровным с меня,
А мы с им были братьица крестовыи,
А хлеба ест как по три-то колачика крупивчатых,
А пьет-то зелена вина на три пятачка на медныих. -
- Да чорт-то ведь во Киеви-то есть, не богатырь был!

А был бы-то ведь зде да богатырь тот,
Как я бы тут его на долонь-ту клал,
Другой рукой опять бы сверху прижал,
А тут бы еще да ведь блин-то стал,
Дунул бы его во чисто поле!

Как-я-то еще ведь Идолищо
А росту две сажени печатныих,
А в ширину-то ведь сажень была печатная,
Головище у меня да что люто лохалищо,
Глазища у меня да что пивныи чашища,
Нос-то ведь на рожи с локоть бы.

Как-я-то ведь да к выти хлеба ем,
А ведь по три-то печи печоныих,
Пью-то я еще зелена вина
А по три-то ведра я ведь медныих,
Как-штей-то я хлебаю - по яловице есте русскии. -

Говорит Илья тут таково слово:
- У нас как у попа было ростовскаго,
Как была что корова обжориста,
А много она ела, пила, тут и трёснула,
Тебе-то бы, поганому, да так же быть!-

Как этыи тут речи не слюбилися,
Поганому ему не к лицу пришли,
Хватил как он ножищо тут кинжалище
Со того стола со дубова,
Как бросил ён во Илью-то Муромца,
Что в эту калику перехожую.

Как тут-то ведь Ильи не дойдет сидеть,
Как скоро ён от ножика отскакивал,
Колпаком тот ножик приотваживал.
Как пролетел тут ножик да мимо-то,

Ударил он во дверь во дубовую,
Как выскочила дверь тут с ободвериной,
Улетела тая дверь да во сини-ты,
Двенадцать там своих да татаровей
На мертво убило, друго ранило.

Как остальни татара проклинают тут:
- Буди трою проклят, наш татарин ты!-
Как тут опять Ильюше не дойдет сидеть,
Скоро он к поганому подскакивал,
Ударил как клюшой ёго в голову,
Как тут-то он поганый да захамкал есть.

Хватил затым поганого он за ноги,
Как начал он поганым тут помахивать,
Помахиват Ильюша, выговариват:
- Вот мне-ка, братцы, нуньчу оружьё
по плечу пришло-

А бьет-то, сам Ильюша выговариват:
- Крепок-то поганый сам на жилочках,
А тянется поганый, сам не рвется!-
Начал он поганых тут охаживать
Как этыим поганыим Идолищом.

Прибил-то он поганых всих в три часу,
А не оставил тут поганаго на симена.

Как царь тут Костянтин-он Боголюбович
Благодарствует его Илью Муромца:

- Благодарим тебя, ты старый казак Илья Муромец!
Нонь ты нас еще да повыручил,
А нонь ты нас еще да повыключил
От тыи от смерти безнапрасныи.

Ах ты старый казак да Илья Муромец!
Живи-тко ты здесь у нас на жительстве,
Пожалую тебя я воеводою. -
Как говорит Илья ёму Муромец:

- Спасибо, царь ты Костянтин Боголюбовиц!
А послужил у тя стольки я три часу,
А выслужил у тя хлеб-соль мяккую,
Да я у тя еще слово гладкое,
Да еще уветливо да приветливо.

Служил-то я у князя Володимера,
Служил я у его ровно тридцать лет,
Не выслужил-то я хлеба-соли там мяккии,
А не выслужил-то я слова там гладкаго,
Слова у его я уветлива есть приветлива.

Да ах ты царь Костянтин Боголюбовиц!
Нельзя-то ведь еще мне зде-ка жить,
Нельзя-то ведь-то было, невозможно есть:

Оставлен есть оставеш (так) на дороженки. -
Как царь-тот Костянтин Боголюбович
Насыпал ему чашу красна золота,
А другую-ту чашу скачна жемчугу,
Третьюю еще чиста серебра.

Как принимал Ильюшенка, взимал к себе,
Высыпал-то в карман злато-серебро,
Тот ли-то этот скачный жемчужок,
Благодарил-то он тут царя Костянтина Боголюбова:
- Это ведь мое-то за рабочее.-
Как тут-то с царем Костянтином роспростилиси,
Тут скоро Ильюша поворот держал.

Придет он на уловно это мистечко,
Ажно тут Иванищо притаскано,
Да ажно тут Иванищо придерзано.
Как и приходит тут Илья Муромец,
Скидывал он с себя платья-ты каличьии,
Розувал лапотцы семи шелков,

Обувал на ножки-то сапожки сафьянныи,
Надевал на ся платьица цветныи,
Взимал тут он к себе своего добра коня,
Садился тут Илья на добро коня,

Тут-то он с Иванищом еще распрощается:
- Прощай-ко нунь, ты сильноё могучо Иванищо!
Впредь ты так да больше не делай-ко,
А выручай-ко тебе Русию от поганыих. –
Да поехал тут Ильюшенка во Киев-град.

Вот такое описание второго большого подвига Ильи Муромца!
И после прочтений этого текста с учетом уже изученной нами биографии Ильи Муромца, имевшего как мы знаем своего реального исторического прототипа монаха Илью Печерского! 
Можем прямо сказать, что эта были есть плод фантазии неизвестного нам автора!
 Ибо в ней описаны те события, в Константинополе которые случились там реально лишь после его захвата войсками Османской империи, что произошло примерно более чем за 500 лет после смерти Киевского князя Владимира Святого, к личности которого была привязывает и существеннее в Киевской Руси богатыря Ильи Муромца.
И даже если мы можем допустить что за былиной стоят какие-либо реальные события что происходили в Константинополе (Царь граде» с неким русским воином, которые могли быть заимствованы в этой былине то все равно этот эпизод не имеет никакого отношения к Киевской Руси и времен правления там Владимира Святого.
И поэтому мы вынуждены прийти к выводу что и второй былинный подвиг И. Муромца мы не можем ему засчитать для подтверждения его «богатырского стажа»- как хранителя Древней Руси…
ч.4 Борьба с Калин-царем
Теперь переходим к изучению истории противостояния И. Муромца и некого «Калина царя»!
 А при попытке сбор информации о противнике Ильи Муромца мне удалось собрать вот такие сведения:
Калин-царь (иначе Га;лин, Король Ка;ин, Калин царь Калинович) — былинный царь татар.
Обычные его эпитеты: собака, вор, проклятый. Калин является Царем в том числе и Руси. Калин погибает в результате покушения организованного Ильей Муромцем.
После трагической гибели Калина, происходит Камское сражение, где армия Калина погибает, но в самых редких версиях былин, армия Калина восстает из мертвых и богатыри, бегут и погибают. Русь разорена, бояре и княжеский род уничтожены
Илья едет с подарками князя к Калину, чтобы просить отсрочки, а когда Калин не соглашается, начинает избивать его войско. Татары делают подкопы, в которые попадает с конём Илья Муромец. Когда, скрутив его чембурами, татары по приказанию Калина ведут его на казнь, Илья, освободив руки, схватывает татарина и, маша им, прочищает себе дорогу и приколачивает всю силу татарскую.
Калин бежит с позором и заклинается впредь не ходить на Русь. Но, этой версии нет в ранних записях былин, и скорее всего появилась в результате создания переложений былин для юношества. Иногда в роли Калина выступает Мамай. Былины о Калине принадлежат к числу тех, в которых сохранились яркие следы отношения Руси к татарам. Но при этом, татары былин не имеют ничего общего с татарами ордынского ига. Хотя бы потому, что они являются корабельщиками, а не конниками. Да и поднимается Калин царь из Могозеи златокипящей, и идет на Киев с Севера из Карелии, а не с юга.
Этимологический словарь Фасмера возводит имя «Калин» к тюркоязычному прозвищу «толстяк». Возможно, у данного персонажа существовал определенный исторический прототип, но о том, какой именно, сколь-нибудь определённого единого мнения не существует.
 По реконструкции P. O. Якобсона, имя «Калин» является татарским прозвищем «толстый», а полное его наименование - «Собака Калин царь», где слово «Собака» является переводом тюркского имени «Ногай».
Реконструкция Р. Якобсона выглядит абсолютно фолк исторически.
И является абсолютной натяжкой. Подобными же методами пользуются фолк-историки.
При этом исторический хан Ногай не имеет с былинным Калиным никаких связей.
Калин-царь (иначе Галин, Каин) — эпический татарский царь, нередко упоминаемый былинами.
Обычные его эпитеты: собака, вор, проклятый. К. осаждает Киев с сорока царями, с сорока королями, у которых у каждой силы по сороку тысячей, и посылает с татарином письмо князю Владимиру с требованием без боя сдать Киев. Освободителем города, по одним былинам, является Илья Муромец, по другим — его племянник Ермак Тимофеевич. Илья едет с подарками князя к Калину, чтобы просить отсрочки, а когда К. не соглашается, начинает избивать его войско.
Татары делают подкопы, в которые попадает с конем Илья Муромец.
Когда, скрутив его чембурами, татары по приказанию Калина ведут его на казнь, Илья, освободив руки, схватывает татарина и, махая им, прочищает себе дорогу и приколачивает всю силу татарскую.
Калин бежит с позором и заклинается впредь ходить на Русь.
Иногда в роли К. выступает Мамай. Былины о К. принадлежат к числу тех, в которых сохранились яркие следы отношений Руси к татарам. Соображения о происхождении имени К. см. под словом Илья Муромец. Разбор былин о нем см. в исследовании акад. А. Н. Веселовского «Южнорусские былины» (I, стр. 40 и след.) и в книге проф. М. Халанского «Великорусские былины киевского цикла» (стр. 51—57).
Вс. М.
В общем что тут можно в заключение сказать?
 А только одно что мы опять имеем дело с приписанным И. Муромцу неизвестными нам русскими сказителями «богатырских подвигов» относящихся ко времени освобождено Московского великого княжества от вылечивания «Дани» Золотой Орде.
И в таком случае с учетом даты рождении и даты смерти И. Муромца он к вопросам борьбы Киевской Руси с татаро-монгольским нашествием и его последствиями увы не имеет никакого отношения.
И, следовательно, поэтому «былинному» эпизоду своей биографии наш И. Муромец не может быть на 100% причислен к каноническим «русским богатырям» защитникам Святой Руси от внешних и внутренних ее врагов.
ч.5 Борьба Ильи Муромца со своим сыном Сокольником
В этой части мы с вами уважаемый читатель вновь займемся изучением еще одной «семейной истории» И. Муромца. которая началась как говорится за здравие, а закончилась за упокой! А сама И. Муромец к своей «богатырской славе» беспредельщика добавил и печальную славу «сыноубийцы»!
А сына звали «Сокольник» и был он незаконнорожденный сын Ильи Муромца и некой поленницы-амазонки Златыгорки.
И тут я прерву повествование о трагической истории убийства И. Муромца своего сына, поскольку кроме сына он еще как оказалось и убил свою дочь!
Да и нам давно пора разобраться с женщинами в жизни богатыря Ильи Муромца.
А выяснив все эти вопросы мы и сможем вернутся к истории о Сокольнике.
Женщины Ильи Муромца:
Савишна — официальная жена Ильи Муромца
Та самая Савишна, что согласно былине, переодевшись в его богатырское платье, спасает Киев от Тугарина (в варианте былины «Про Илью Муромца и Тугарина»).
Но нас она в этой истории мало интересует мало, а вот любовница И. Муромца- Златыгорка или Лата –горка она же жена древнерусского богатыря Святогора она же мать двоих детей от Ильи Муромца очень интересует.
И в поисках достоверной информации о ней не ужалось найти дореволюционную еще книгу автор О. Миллер под названием «Илья Муромец и богатырство Киевское» и вот из нее я делаю небольшую перепечатку по теме отношений Златыгорки и Ильи Муромца.
Вот такая предыстория любовной связи И. Муромца с женой богатыря Святогора.
Ну а теперь о Сокольнице. Вырос он как говорится «безотцовщиной», ибо наш Илья Муромец не захотел признать его сыном.
А когда вырос и возмужал и появилась у него «сила богатырская» то он и поехал искать встречи с Ильей чтобы так сказать поговорить с ним по-мужски и выяснить близкородственные отношения!
«Обижается на отца за то, что его бросил.
Отправляется на его поиски.
А далее по «былине» Сокольник, подойдя к богатырской заставе где несли службу сразу три богатыря: А. Попович, Добрыня Никитич и сам Илья Муромец, грозит сжечь церкви соборные в Киеве, погубить всех жителей — и при этом легко прогоняет посланных его остановить Алешу и Добрыню.
Пытается убить своего отца — Илью Муромца, но они узнают друг друга и останавливают бой.
Ночью Сокольник пытается уже тайно убить Илью, но того спасает «чуден крест».
Сокольника выгоняют, он возвращается домой и убивает в порыве ярости свою мать.
Но если все же судить по былинам, то у И. Муромца так же была и безымянная дочь, которая тоже как бы хотела его убить, защищая честь своей матери!
Но историки и знатоки древнерусского фольклора считают   что дочери не было, а ее появление есть просто дублирование былины о сыне И. Муромца- Сокольнике!
В различных вариантах этой былины (или все-таки нескольких былин?) сына Муромца звали Соколик(Сокол), Збут, Бориско, иногда он величается нахвальщиком (нахалом), татарином, а в некоторых былинах - Жидовином (хазаром) из Жидовской земли.
Так же различны и версии имени матери сына Ильи - Владимирка, Горынинка, Латыгорка, Поляница.
Общее у всех вариантов легенды только одно, связь Ильи с матерью сына была случайной (возможно по праву победителя в военное время), сын не знал кто его отец но унаследовал от него богатырскую силу, Илья первым догадывается что Соколик-Бориско-Жидовин его сын, радуется этому и сообщает сыну что он его отец, сына это обстоятельство чрезмерно оскорбляет и он сначала убивает мать а потом пытается вероломно убить отца(что косвенно подтверждает то что Муромец и сын с матерью принадлежали к враждующим народам), в конечном итоге счастливый случай и опыт Муромеца помогают ему убить сына.
Но это все теория и мнения ученных. А мы должны ведь сами составить вое мнение о этом «подвиге» И. Муромца в связи с чем я и предоставляю в распоряжение читателя разу два варианта этой былины о Скольнике и Илье Муромце:
Ой недалёко от города от Киева,
Ах, не далёко, не близко — да за двенадцать вёрст,
Стояла застава да бог;атырская,
Не вели;ка, не ма;ла — тридцать собогатырёв.
Они хранили-каравулили стольнёй Киев-град.
Тут не конной, не пешой не прохаживал,
Не рыскучой зверь да не пробегивал,
Не ясён соко;л да не проле;тывал,
А жил за старшего да Илья Муромец.
Поутру вставал да он ранёшенько,
Умывается старо;й да ключевой водой,
Вытирается старо;й да полотеничком,
Богу молится да не по множеству,
Одевал козловы-те сапожки на белы; чулки,
 кунью; шубу; да на; плечи,
А пуховой колпак да на головушку.

А брал он трубочку подзорную
И зрел-смотрел на все стороны:
На севере стоят да ледяны; горы;;
А еще зрит в сторону восточную —
На восточной стоят да леса темные;
А еще зрит-смотрит в ту да южную —
А на юге там стоят луга зелёные;
А еще зрит-смотрит во сторону во западную —
А на западе стоит да поле чистое,
Поле чистое да все Кули;ково.

Там славный Буян-остров, он шатается,
А не Саратовски там горы да воздымаются —
А ведь едет богатырь да забавляется:
Во руках держит да свой лук тугой,
Он стрелочку калёну да сам постреливат,
На лету ее подхватыват,
На землю ее да не ураниват.

На лево;м колене у его чернильницы,
На его право;м колене бумажечка.
А и пишет он арлык да скору грамоту,
Он подмётыват да ко белу; шатру.
Выбегат старо;й да он скорёшенько,
Брал он записочку легошенько,
Давал читать Добрынюшке Никитичу.
Где читал Добрыня, да усмехается:
«А не идёт богатырь, да похваляетсе:

„Уж я еду к вам в стольный Киев-град,
Пошуметь-пограметь да в стольном Киеве,
Я божьи; церкви; на дым спущу,
А церковны-те иконы на поплав воды,
А медны кресты я во грязь стопчу,
Владимира-князя под меч склоню,
Апраксию-княгиню за себя возьму,

Крупну силу да я повыбью всю,
Мелку силу я повыгоню,
Да Добрынюшку Никитича да во писари».
Закричал старо;й громким голосом:

«А не время спать, да нам пора вставать,
Не от великого хмеля да просыпатися,
Не от крепкого сна вам разбужатися!
А кого же мы пошлём да за бога;тырем,
А кого же мы пошлём да за могучиим

А послать-то не послать Самсона да Колыбанова?
А Самсон-от Колыбанов роду да он сонливого,
Не за что он потерят дак буйну голову.
А послать-то не послать-то Мишку ле Турупанишка?

А Мишка Турупанишка роду ле да торопливого,
Не за что он потерят дак буйну голову.
А послать-то не послать Алешеньку Поповича?

А Алешенька Попович роду загово;рлива,
Не за что он потерят дак буйну голову.

А послать-то не послать Добрынюшку Никитича?
А Добрынюшка Никитич роду вежлива,
А сумеет он с бога;тырем ведь съехаться».

А не видели, как Добрыня да на коня скочил,
А не видели, как Добрыня да в стремена ступил,
Только видели: в поле ко;поть стоит.

Где догнал Добрынюшка бога;тыря,
Он кричал ему да во перво;й након:
«Если русский бога;тырь, да поворот держи,
А не русский бога;тырь, да я напу;с даю!»

А на это тут детина да не ослушался.
А закричал Добрыня да во второй након:
«Если русский бога;тырь, да поворот держи,
А не русский бога;тырь, да я напу;с даю!»
А на это тут детина да не ослушался.

А кричал Добрыня да во трети;й нако;н:
«Если русский бога;тырь да поворот держи,
А не русский бога;тырь, да я напу;с даю!»

А на это тут детина да не ослушался.
А тут стал Добрынюшка ругатися:
«А едешь, гадина, да перегадина,
А летишь, ворона да пустопёрая,
А летишь-машешься, сорока да загумённая.

А была у нас убайна коровка набозы;кова —
По загу;меньям коровина волочилася,
Алави;ной корова да подавилася.
А верно те, собаке, да то же надобно».

А на это тут детина да поворот дает,
О да брал он Добрыню да за желты; кудри;,
А бросал его да на сыру; землю;,
А дал ему да тут по тяпышу,
А прибавил еще да по олабышу:

«А поезжай, грит, ты назад да во бело;й шатер,
А скажи-ка старику, да ты низкой поклон,
А что он вами, говнами, да заменяется:
Ему самому со мною да не поправиться».

А и едет Добрыня да не по-старому,
105А и конь его бежит да не по-прежнему,
А повеся; держит Добрыня да буйну голову,
Потопя; его да очи ясные.

А-де стал старо;й Добрынюшку выспрашивать,
А Добрынюшку выспрашивать, его выведывать.
110«Видел в поле, да я бога;тыря,
А шлёт он тебе да он низко;й поклон,
А говорит, что; он вами, говнами, да заменяется,
Ему самому со мною да не поправиться».

А завидело око да молодецкое,
А заслышало ухо да богатырское,
Расходились его плеча; могучие,
Рассердилось его да ретиво; сердцо;:

«Оседлайте мне да вы добра; коня!
Уберите его да вы со трех цепей,
120Укладите восемь подпружичек,
А девятую кладите да через хребётину.

А на шею кольчужечку серебряну,
А не ради красы дак молодецкоей,
А ради крепости да богатырскоей,
А чтобы не оставил добрый конь да во чисто;м поле;.

А не успеете вы щей котла сварить —
А привезу я вам погану да буйну голову,
На пога;ленье вам дам, на пору;ганье!»
А не видели, как старо;й да на коня вскочил,
130А не видели, как он да в стремена вступил,
А только видели: в чисто;м поле ко;поть стоит,
Из-под копыт коня да искры сыплются,
А из рота да коня да пламя мечется,
Не золотиста грива да расстилается,
Хвост трубой его да завивается.

О-де наговаривал Сокольник да он своим слуга;м,
Он своим слуга;м, да своим верныим:
«Уж выбирайте вы себе хозяина поласковей,
А поласковей хозяина, повежливей,
А со стары;м-то съехатися — да не с родным отцом,
А со стары;м-то съехаться — да мне не брататься,
А со стары;м-то съехаться — да дело да под молитвою,
День под молитвою — да чья Божья; помощь».

Тут не две горы да там столкнулися,
А два бога;тыря да съехались.
А копья их да повихалися,
А сабли их да пощербалися,
Ухватились они да там в охабочку,
Они бились-дрались да целы суточки.

150А-де старо;му похвально да слово встретилось —
А лева рука да проказну;лася,
А права нога да подломилася,
А-де упал старо;й да на сыру землю;,

Где взмолился старо;й да Богородице:
«А я за вас стою, да я за вас борюсь,
А я стою-борюсь за верушку Христовую,
А выдали вы меня поганыим да на пога;ленье,
А на пога;ленье выдали, на пору;ганье!»

А тут не ветер полосочкой возмахиват —
У старо;го силы вдвое да тут попри;было.
Ухватил он Сокольника за подпазухи
И бросил его да на сыру; землю;.

Он вытащил ножичок булатныей,
Разорвал его латы железные,
А хотел он ему резать да груди черные,
А смотреть его да ретиво; сердцо; —
А в плече его рука да остоялася,

Он стал выспрашивать бога;тыря:
«Уж ты кой земли, да коей матери,
А как звать тебя да нынь по имени?» —
«Когда я у тя сидел на грудях, тебя не спрашивал,
А режь меня да ты, не спрашивай».

А замахнулся старо;й ведь во второй разок, —
А в локоть рука его да остоялася:
«Уж ты гой еси, да добрый молодец!

Коей ты земли, да коей матери,
А как тебя зовут да нонь по имени?» —
«Я у тя сидел на грудях, тебя не спрашивал,
А режь меня да ты, не спрашивай».

Замахнулся старой да во третий разок —
А в заведи; его рука да остоялася:
«Уж ты гой еси, да добрый молодец!
Коей земли да коей матери,
А как тебя зовут да нонь по имени?» —
«Есть за морем поляница да одинокая.
Есть за морем поляница да одинокая,
Та поляница — моя матушка».

Тут соскакивал старой на резвы; ноги;,
Брал Сокольника за белы; руки;,
Называл его сыном любезныим.

Говорит Сокольник таково слово:
«А и как ты прижил меня моей маменьке?» —
«Я у маменьки твоей прожил втаю три месяца,
Тут тебя и прижил я, мой сын».

Говорит Сокольник таково; слово;:
«А поеду я, спрошу у моей маменьки,
Верно ли ты ею похвасталсе».

Погонил Сокольничек к своей маменьке,
А старо;й поставил шатер белобархатный,
Лег он спать с великого побоища.

Пригонил Сокольник к своему двору,
Говорит матери таковы слова:
«Был я на полях на киевских,
Видел старо;го казака Илью Муромца,
Назвал он тебя ****ью, меня вы****ком». —

«Не пустым старо;й похваляется:
Он со мной жил втаю; ровно три месяца,
Тут тебя мне-ка прижил».

Тут схватил Сокольник саблю вострую,
Срубил у матери буйну голову.
Он садился на добра; коня,
Ехал во чисто; поле ко старо;му.
Заскочил Сокольник в шатер белобархатный,
Старо;й спит, как порог шумит.

Ткнул Сокольник старо;го копьём в ретиво; сердцо;.
А у старого погодился на груди чуден крест,
Копейцо в крест вошло, да и сломалося.
Ото сна старо;й пробуждается,

Как схватил Сокольника за черны; кудри;,
Поднял повыше дерева стоячего,
Чуть пониже облака ходячего,
На белы; руки; его не подхватывал.

Пал Сокольник на матушку сыру; землю; —
Тут Сокольничку смерть случилася.
Тогда собрал старо;й свой бело;й шатер,
Соскочил старо;й на добра; коня,
Сам поехал на заставу богатырскую.

Второй вариант Былины «ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СЫН» он нам нужен для восполнения пробелов первого варианта.

От того от морюшка от синего,
От того от камешка от серого,
От той от мамки от Владимирки
Был у ей сын, маленький воробушек.
5И стал он тоже поезжать от матушки,
Просится в чисто; поле погулять.

Отпускает его мамка, наговаривает:
«Ты еси, мое чадо милое,
Не съезжайся ты со стары;м казаком Ильей Муромцем,
Он побьет тебя, молодёшенька».

(Он-то молодой был еще, пятнадцать лет ему было).
Взял Соко;лик палицу боё;вую,
На право;м плече у него сидит седой голубь,
На лево;м плече сидит сизый сокол,
Впереди его бежит собака его верная.

И поехал он, простился с родной маменькой.
И выехал он во чисто; поле.
Едет он по чисту полю,
По чисту полю, по раздольицу,
Едет он, забавляетца,
20Вперед палицу помётывает,
На лету; он палицу подхватывает

И палице он наговаривает:
«Нож ты мой булатный,
Стрелоцка моя калёная,
25Палица моя боё;вая,

Не выдавайте меня во чисто;м поле,
Во чисто;м поле с неприятелем».
Поехал он прямо на заставу богатырскую.

А было в эту пору, во времецко,
Вышел стар казак да вон на улицу,
Вышел он на свою на башню на высокую,
Взял он трубоцку подзорную,
И смотрит он во все четыре стороны.

Под восточной стеной — горы снежные,
Под западной — пого;ды великие,
А под северной — горы льденистые.

А с южной стороны он заметил
Во чистом поле неприятеля,
Неприятеля да ма;ла юноша.

Едет маленький да забавляетца,
Небылыми речами похваляетца,
Говорит он, изрецает таково; слово;:
«Я заеду нынче в стольний Киев-град,
Святы; иконы я сповы;калю,
45Старо;го казака возьму во конюхи,
Всю заставу его сповы;убиваю».

Едет, просит споединщика.
Зашел стар казак Илья Муромец:

««Ну, ребята», — говорит он, — кого послать нынче нам?
Алешеньку рода поповского — не умеет он съехатьца
С Добрынюшкой1 во чисто;м поли;,
Потерят он свою буйну голову;
Послать Добрынюшку роду богатого,
Так Добрынюшка роду богатого,
Не умеет он съехатца во чисто;м поли;;

И послать мне Васильюшка роду християнского».2
Вот собрали они Василия,
Посадили его на добра; коня,
Посадили в седёлешко зерка;льное,
Дали ему тугой лук, нож булатный, копьё долгометное.
И видели — мо;лодец в стремена вступил,
А не видели, как на коня вскочил.

Видели в поли не пыль стоит,
Курева; стоит да дым столбом вали;т.
65Наехали молодцы во чисто;м поле:
«Што едешь, ворона распугана,
Нас, сорок бога;тырей, ницем зовешь,
Всю нашу заставу, молодец, под ноги стоптал».

Нагони;л Васильюшку с добры;м конем,
Схватил Васильюшка за желты; кудри,
Вытащил его из седёлышка зеркального,
На одну уко;лку дал тя;пушек,
На другую посадил ала;бушек,
И посадил обратно на того коня,

Отправил Васильюшка со выслугой.
Поехал Васильюшка, не может сидеть на кони,
Едет Василий не по-старому,
Едет Василий не по-прежнему,
Встречает стар казак да Илья Муромец,
80И говорит он таково; слово;:

«Што ты, Василий, едешь не по-старому,
Что ты, сын крестьянский, не по-прежнему?
Ты не умел, видно, съехаться с молодцом во чисто;м поле.
Кого нынце послать нам поединщика?

Давай, пошлем нынце Алешеньку, сына поповского,
Отправляют они Алешеньку, сына поповского.
Повыбрали Алешеньке добра; коня,
Всю приправу молодецкую,
Всю обрую лошадиную.
Сел Алешенька на добра; коня,
Распростился со всема со товарищами.
Поехал во чисто; поле

Подъезжает опеть ко добру молодцу
И говорит молодцу таково; слово;:
«Што ты едешь, собака ста;ра,
В цем ты едешь, похваляешься,
Из речей да вышибаешься».

Подгонил Алешенька к добру молодцу.
Не успел Алешенька конём вернуть,
Подхватил его добрый молодец за желты; кудри;,
Вытащил со добра; коня,
Со добра; коня, с седла зеркального,
По одну — дал ему тя;пышек,
По другу; холку дал ала;бушек,
Посадил обратно на добра; коня,
Отправил опять на заставу со выслугой.

Поехал Алешенька не по-старому,
Едет Алешенька, да не по-прежнему,
Встречат стар казак да Илья Муромец:
«Что ты едешь не по-старому,
Што ты, сын Попович, не по-прежнему?

Не умел наверно съехатьца с добрым молодцем во чисто;м поли.
Кого нынце нам послать да поединщиком,
Кого станем выбирать да защитника,
Защитника всему нашему народу?»

Послали они Добрынюшку, сына купеческа,
Повы;брали ему добра; коня,
Всю сбрую лошадиную, всю приправу военную;
Дали ему копье долгометное, тугой лук, булатный нож,
Дали ему все стрелецки калёные,
Все винтовочки заряженые.

Поехал Добрынюшка во чисто; поле.
Во чисто;м поле да на раздольице
Наезжает быстро добрый мо;лодец
125И говорит он таково; слово;:
«Ты куда-то едешь, куда путь держи;шь,
Нас, сорок богатырей, ницем зовешь».

Он не бился с ним, не ра;тился,
Он взял дал ему тяпышек,
На другу холку дал алабушек.

Посадил его на добра; коня,
И поехал Добрынюшка со выслугой.
Не может сидеть на добро;м коне.
И говорит нынце стар казак Илья Муромец:
«Больше неким, ребята, заменитися,
Придетца самому ехать во чисто поле,
Да съезжатьца с добрым молодцом,
Мы съедимся с им — добром да не разъедимся».

Поехал стар казак да Илья Муромец,
Помолился он господу богу,
Заходил он да во божьи; церквы;,
Налаживал он чудный крепкий крест.

Видели, как стар казак в стремена вступил,
А не видели — на коня вскочил,
Не пыль в поли, курева; стоит,
Курева; стоит, дым столбом валит,
Съезжаютца сейчас два молодца во чисто;м поли;,
На добры;х своих конях да на уда;лыих.

Как подъезжат стар казак да к добру молодцу,
Отпускает от себя всех добрый молодец.
Он сымает с права; плеча сиза голубя,
Сымает с лева; плеча че;рна соболя,
Отпускает он всех их во чисто; поле:

«Вы подьте от меня, мы съедимся со стары;м Ильей Муромцем,
Нам добром с им да не разъехатьца».
Вот и съехались они и сра;зались,
Они пулями стрелялись — пули их не; брали,
Копьями бились — копья поламалися,
Бились они тут трои суточки,
Некото;рый некото;рого не ранили.

Сбились они с добрыих коней,
Схватились они на рукопашную битьца,
Волочились они тут и билися.
У младо;го у Соколика нога тут подвихнулася,
Повихнулась у него права; нога,
Упал он на колена с ног.

A в пору было, в то времечко,
А стар казак Илья Муромец
Сел ему да на белы; груди;.
И вытащил он булатный нож,
И замахнулся ему во белы; груди;.
Во плече рука у его да застоялася,
И стал он у его спрашивать:

«Уж ты молодой, юный да сын Соко;лушек,
Ты скажи мне всю правду-истину,
Ты с какой земли, какой родины,
Ты какого да отца-матери?»

— «Уж ты старая собака захлынчива,
Уж ты стар, смотри, да стар казак,
Ты не спрашивай у меня ни отца, ни матери,
Никакого у меня ни ро;ду ни племени,
Коли сидишь на грудя;х, так коли меня».

Во второй раз замахнулся стар казак на него,
Во локти; рука застоялася.
«Ты скажи-ка мне, христианский сын,
Ты какой земли, да какой родины,
Ты какого да отца-матери?»

«Ты коли; меня, когда сбил меня,
Ты не спрашивай ни роду, ни племени,
Ни отца у меня, ни матери».
Он и замахнулся во трете;й нако;н,
По кисти; рука застоялася.
Он опять спрашивает:
«Уж ты ой еси, Соко;лушка,
Ты скажи мне-ко всю правду-истину,
Ты какой земли, какой родины,
Какого да отца-матери?»

Он и сказывать ему стал:
«Я от того от камешка от серого,
От той от мамки от Владимирки».
Вставал стар казак на резвы; ноги;,
Брал его во белы; руки;,
Целовал его в уста саха;рные,
Называл его чадом милыим:
«Ты одно у меня чадо милое.

Есть в чисто;м поле стоит шелко;в шатер,
Мы поедем там, да отдохнем там».
Садились они на добры;х коней,
Поехали они к бело;му шатру да белока;менну,
Поехали они во чисто; поле,
Они приехали столо;ваньем да пиро;ваньем тут,
Ложились тут они с бою отдыхать,
Ложился стар казак, засыпал своим крепким сном.
А молодой этот Соколик не спит,
В худом уме всё думает.

Вышел он вон на улицу,
Поехал он ко своей маменьке.
Приезжает он к своей мамоньке.
Встречает его мамонька родимая:
Всё-то у него не по-старому, всё не по-прежнему,
Всё-то у него истрепано, всё оборвано.
И говорит ему мамонька таково; слово;:

«Ты, чадо мое милое,
Ты съехался во чисто;м поле со стары;м казако;м,
А старо;му в поле смерть не написана».
Говорит Соко;лик таково; слово;:

«Я съехался со стары;м казако;м во чистом поле,
Старый казак зовет тебя б....., меня выб......».
Говорит ему мамонька родимая:
«Не пусты;м старо;й да похваляетца».

Он взял у матери да голову смахнул.
Когда заспал стар казак да Илья Муромец
Своим сном да богатырскиим,
Тогда забежал Со;кол во бел шатер,
Во бел шатер да в белокаменный
Со своим ножом, со булатныим,
Он ткнул стара казака; во белы; груди;.
У старого-то казака; был чу;дный крест,
Во крест нож-то ударился,

Разбудился стар казак да Илья Муромец,
Увидел окол себя Соко;лушка,
Говорит ему таково; слово;:
«Уж ты что делаешь, млад Соко;лушек,
Не гово;рено было больше биться-ратитьца».
Вскочил стар казак на резвы; ноги;,
Хватил его за желты; кудри;,
Поднимал его выше лесу, выше тёмного,
Выше облака, выше ходяцего,
Опускал его на землю — не подхватывал,
Опа;дывал Соко;лик, как камешек, на сыру; землю;.
(Так вот он его и убил).
Вот такая трагическая семейная история в жизни Ильи Муромца!
Конечно под пером скажем великого У. Шекспира эта история заблистала бы новыми красками и получила бы всемирную известность, но не судилось…
Вместо этого «наша история «прижилась в «древнерусских былинах» прославляющих И. Муромца как защитника Святой Руси!
Но уважаемый читатель, когда вы знаете мнения ученных и сами ознакомилась с тестами былин вы сами себе задайте вопрос:
Ну а где в этой истории собственно говоря есть «богатырский подвиг»?
А нет его уважаемый читатель и не могло быть изначально, ибо никого в этой истории в том числе и никакую «Святую Русь» древне киевский ни от чего не защищал!
А как раз наоборот И. Муромец своими действиями сократил населения этой самой Киевской Руси убив своего даже родного сына!
ч.6 Ссора с князем Владимиром Святым
Теперь о последнем «богатырском подвиге И. Муромца» Хотя о каком тут подвиге может идти речь?
 Так небольшой пример Ильи Муромца как богатыря беспредельщики!
И ничего более!
Судите сами уважаемый читатель.
Однажды «Стольный князь Владимир устраивает пир для князей, бояр и богатырей, а лучшего из богатырей, Илью Муромца, не приглашает.
 А не пригласил потому как надоели князю пьяные выходки И.ю Муромца!
Ответная реакция И. Муромца была прогнозирована!
«Илья сердится, берет лук со стрелами, сбивает золочёные маковки с церквей и созывает голь кабацкую — собирать золочёные маковки и нести в кабак.
Князь Владимир видит, что вся городская голь собирается вокруг богатыря и вместе с Ильёй они пьют и гуляют.
Опасаясь, как бы не вышло беды, князь советуется с боярами, кого им послать за Ильёй Муромцем, чтобы пригласить его на пир.
Те подсказывают князю послать за Ильёй его названого крестового брата, Добрыню Никитича.
Тот приходит к Илье, напоминает ему, что у них с самого начала был уговор, чтобы меньшему брату слушаться большего, а большему — меньшего, а потом зовёт его на пир.
 Илья уступает своему крестовому брату, но говорит, что никого другого не стал бы и слушать.
Вместе с Добрыней Никитичем Илья приходит на княжеский пир.
Князь Владимир сажает их на почётное место и подносит вина.
После угощения Илья, обращаясь к князю, говорит, что, если бы князь послал к нему не Добрыню Никитича, а кого-нибудь другого, он не стал бы даже слушать посланного, а взял бы стрелу и убил бы князя с княгиней!!!
 Но на этот раз богатырь прощает князя Владимира за причинённую обиду.
А теперь собственно давай и прочтём эту самую «старорусскую былину» чтобы, составив уже свое личное мнение вы уважаемый читатель, смогли прийти к своим выводам о прочитанном.
Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром
Ездит Илья во чистом поле.
Говорит себе таково слово:
«Побывал я, Илья, во всех городах,
Не бывал я давно во Киеве,
Я пойду в Киев, попроведаю,
Что такое деется во Киеве».

Приходил Илья в стольный Киев;град.
У князя Владимира пир на весело.
Походит Илейко во княжой терем,
Остоялся Илейко у ободверины.

Не опознал его Владимир;князь,
Князь Владимир стольный киевский:

«Ты откуль родом, откуль племенем,
Как тебя именем величать,
Именем величать, отцем чествовать?»

Отвечает Илья Муромец:
«Свет Владимир, красное солнышко!
Я Никита Заолешанин».
Не садил его Владимир со боярами,
Садил его Владимир с детьми боярскими.

Говорит Илья таково слово:
«Уж ты, батюшка Владимир;князь,
Князь Владимир стольный киевский!
Не по чину место, не по силе честь:
Сам ты, князь, сидишь со воронами,
А меня садишь с воронятами».

Князю Владимиру за беду пало:
«Есть у меня, Никита, три богатыря;
Выходите;ка вы, самолучшие,
Возьмите Никиту Заолешанина,
Выкиньте вон из гридницы!»

Выходили три богатыря,
Стали Никитушку попёхивать,
Стали Никитушку поталкивать:
Никита стоит – не шатнется,
На буйной главе колпак не тряхнется.

«Ежели хошь, князь Владимир, позабавиться,
Подавай ещё трех богатырей!»
Выходило ещё три богатыря.
Стали они Никитушку попёхивать,
Стали они Никитушку поталкивать.
Никита стоит – не шатнется,
На буйной главе колпак не тряхнется.

«Ежели хошь, князь Владимир, потешиться,
Посылай ещё трех богатырей!»
Выходили третьи три богатыря:

Ничего не могли упахать с Никитушкой.
Притом пиру при беседушке
Тут сидел да посидел Добрынюшка,
Добрынюшка Никитич млад;

Говорил он князю Владимиру:
«Князь Владимир, красное солнышко!
Не умел ты гостя на приезде учёствовать,
На отъезде гостя не учёствуешь;
Не Никитушка пришел Заолешанин,
Пришел стар казак Илья Муромец!»

Говорит Илья таково слово:
«Князь Владимир, стольный киевский!
Тебе охота попотешиться?

Ты теперь на меня гляди:
Глядючи, снимешь охоту тешиться!»
Стал он, Илейко, потешиться,
Стал он богатырей попихивать.

Сильных;могучих учал попинывать:
Богатыри по гриднице ползают,
Ни один на ноги не может встать.
Говорит Владимир стольный киевский:

«Ой ты гой еси, стар казак Илья Муромец!
Вот тебе место подле меня,
Хоть по правую руку аль по левую,
А третье тебе место – куда хошь садись!»

Отвечает Илья Муромец:
«Володимир, князь земли Святорусския!
Правду сказывал Добрынюшка,
Добрынюшка Никитич млад:
Не умел ты гостя на приезде учёствовать,
На отъезде гостя не учёствуешь!
Сам ты сидел со воронами,
А меня садил с воронятами!»
Источник: Песни, собранные П. В. Киреевским. Вып. 1-10. М., 1860–1874. Вып.4, стр.46
Прочли уважаемые читали?
Тогда скажите: «Так в чем же тут суть богатырского подвига?»
Обычная пьяная драка на княжеском пиру между его дружинниками!
После драки и последующего вытрезвления всех трех богатырей в качестве наказания князь отправил из Киева нести службу на одну из дальних застав…
На этом было бы и можно закрыть тему Ильи Муромца как древнерусского богатыря лишив его всяких прав на титул «русского богатыря» но остается у нас невыясненным вопрос, почему же, не смотря на всю ту мифологичную анекдотичность повествования дерзкого хулигана, самоуправца, сыноубийцу, что в Российском имении, что особенно во времена СССР так почитали?
Не говоря уже о том, что РПЦ МП возвела его в «ранг святых»!!!
Но вот уж кем, а СВЯТЫМ наш Илья Муромец точно не был?
А ответ на этот свой последний вопрос я нашел на сайте «Православие в Украине» где некто Ладо Гегечкори о Илье Муромце написал интересную, но иезуитскую по сути (когда героя ну никак нельзя назвать героем, но очень нужно! чтобы он был героем! то тогда можно и «солгать во благое дело») статью, где попытаться оправдать «героический статус» Ильи Муромца.
Далее я просто привожу текст этой статьи, чтобы вы уважаемый читатель сами составили о ней свое личное мнение.
Итак, Л. Гегечкори пишет:
«, наверное, ни один другой персонаж древних былин и сказаний не вызывал столько ожесточенных споров среди ученых. Святой преподобный Илья Муромец – смиренный инок и непобедимый витязь, в одиночку сокрушающий вражеские рати...
За прошедшие века образ русского героя был истолкован на все лады. Илью-богатыря успели причислить и к защитникам древнерусского пролетариата, и к ордынским степнякам-батырам, и к языческим богам (называли даже богом войны).
Так кем же был это загадочный святой и кем он никогда не был?
Илья Муромец… Родом может быть и не из Мурома
Начнем с того, что попытаемся выяснить где родился былинный богатырь.
Казалось бы, ответ на этот вопрос кроется в его имени – Муромец. Да и старинные сказания говорят нам, что преподобный Илия был рожден в «славном городе Муроме, во селе Карачарове».
 Однако, не все так просто.
Несмотря на то, что российский город во Владимирской области давно стал местом паломничества, как для верующих, так и для обычных туристов, не все ученные считают, что это и есть родина богатыря.
Некоторые из них склоняются к иной, более правдоподобной версии: не только современные исследователи, но и многие дореволюционные – считали, что родиной Ильи были… земли Черниговщины.
А именно – селение Карачев, что возле небольшого городка Моровийск.
Летописные источники также не говорят нам об Илье, ка о витязе из Мурома. Австрийский монах-иезуит Эрих Ляссота в 1594 году увлеченно пишет о мощах исполинского воина – Ильи Моровлина.
Его современник, староста города Орши Филон Кмита в своем письме кастеляну Остафию говорит о легендарном воителе Илье Муравленине.
Да и согласно строкам из древней былины, богатырь, по зову князя, добирается до стен Киева за каких-то шесть часов. Что было бы слегка проблематично для жителя Мурома, который лежит в полутора тысячах километров от столицы князя Владимира. А вот житель черниговских земель, вполне смог бы уложиться в эти сроки.
Но как же быть с многочисленными реками, урочищами и местами муромской земли, которые с незапамятных времен носят имя преподобного Ильи?
 Времена, впрочем, не такие уж и незапамятные.
 Еще в начале XX века историки доказали, что богатырь Илья Муравленин «превращается» в крестьянского сына Илью Муромца только в XVII веке.
Дело в том, что образ черниговского витязя переплелся с другим историческим персонажем – казаком Илейкой Ивановым сыном Муромца.
Разбойный казак, выдававший себя за сына царя Федора – Петра, был одним из военачальников во время крестьянского бунта Ивана Болотникова.
Под его началом терские, запорожские и волжские казаки, плечом к плечу с рязанскими крестьянами и немецкими ландскнехтами рубились с царскими стрельцами под Кромами, Ельцом и Тулой.
В памяти местных жителей, Илейка остался своеобразным Робин гудом – защитником свобод бедных крестьян, и, одним из любимых героев народных сказок.
Поэтому местные предания, связывающие те или иные места с преподобным Ильей, скорее всего, были изначально посвящены опальному казаку. 
Надо ли говорить о том, что подобная географическая путаница – далеко не редкость?
Так, река Кинешма, согласно местному преданию, обязана своим названием крику персидской княжны «Кинешь мя!», которую сбросил со своего челна Стенька Разин.
Автору легенды было, наверное, не известно, что персиянка нашла свою смерть не в водах Кинешмы, и даже не в Волге, вопреки словам из народной песни, а в Яике (так ранее назывался Урал).
Почему былинного витязя так полюбили советские идеологи? Илья-богатырь – «герой пролетариата»?
Согласно былинам, богатырь, ставший в последствии монахом, родился в простой крестьянской семье.
Именно благодаря «пролетарскому» происхождению образ легендарного Ильи был знаком каждому советскому школьнику.
 Вы только подумайте: выходец из крестьянского сословия побеждает чудовищ, без труда сокрушает орды «империалистически» настроенных татар и половцев, и может проучить «загнивающий царизм» в лице киевского князя Владимира, который в былине показан откровенно недалеким и трусливым «товарищем».
Но насколько исторически реальным мог быть такой поворот событий?
А такой поворот, в реалиях Древний Руси могло спровоцировать лишь одно – чудо.
 Вообще сказание об Илье Муромце изобилует чудесными событиями, такими как исцеление паралитика с тридцатилетним стажем, и чудесными персонажами – чего только стоит один Соловей Разбойник...
Так и резкая «переквалификация» былинного витязя – одно из многочисленных сказочных чудес.
Дело в том, что древнерусское сообщество было «кастовым».
Сын крестьянина был обречен на то, чтобы всю жизнь ходить за плугом, и наоборот – отпрыск витязей должен был с малых лет подружиться с мечом.
Конечно, были отдельные случаи, когда крестьянство призывалось на войну в виде «оружных холопов», но это было скорее исключение, чем правило
 Да и сам богатырь в одной из былин резко осуждает такие «сословные» перемены: «Не дай Боже делать из боярина - холопа, Из холопа - дворянина, из попа - палача…».
Да и сами былины красноречиво говорят нам о строгости этой системы на Руси – крестьянский богатырь Микула Селянович вступив в дружину князя, забрасывает свою соху на небеса, тем самым навсегда отрекаясь от крестьянского труда и от прошлой, мирной жизни.
К слову, такой подход сохранился вплоть до XVII века у казаков на Дону и Кубани, которые приказывали «бить и грабить» того казака, который посмеет заниматься домашним хозяйством.
Это значит, что преподобный Илия, чьи мощи сейчас покоятся в Лаврских пещерах, происходил если не из знатного рода князей или воевод, то по крайней мере, был потомственным воином.
Более того, все источники указывают на то, что воинственные предки святого были… язычниками.
В IX веке крещение от князя Владимира Русь приняла, но не вся – некотрые села и даже целые города оставались верны языческим богам – вплоть до XV столетия.
 Язычники жили обособленно, ревностно охраняя свои святыни и не контактируя с христианами.
Они даже избирали своих князей, которые при случае были не прочь скрестить мечи с православными правителями.
Самым известным из них в те времена стал князь-оборотень Всеслав, которому приписывали сверхчеловеческие возможности – умение оборачиваться волком и наводить на врагов туман.
Летописи говорят нам о том, что родина Ильи оставалась под контролем язычников вплоть до XII века. И строгое соблюдение «кастовой системы» родителями преподобного, также связано с дохристианскими представлениями о мироздании.
Считалось что воины, землепашцы, жрецы и холопы произошли от разных божественных предков и не имеют права смешиваться друг с другом.
 А легенды об Илье настойчиво твердят нам, что еще его дед-язычник принадлежал к воинскому сословию.
Именно предку, согласно предания, Илья был обязан своим недугом – во время одного из налетов на окраины Киева, лихой предок богатыря, ударом меча рассек икону.
После этого, на его род обрушилось страшное проклятие – отпрыски начали рождаться с парализованными ногами.
К слову, спорный момент о болезни святого, дал почву для самых экстравагантных предположений.
Некоторые исследователи утверждали, что былины об Илье Муромце имеют дохристианское, космогоническое происхождение. Якобы сам богатырь – воплощение бога грома, его меч или копье – молния, а несметные рати, которые он рассеивает – тучи.
Сам витязь скован болезнью, то есть холодом, пока странники, а на деле – дождевые тучи, не напоят его водой – дождем. После своего исцеления, небесный воитель мечет стрелы-молнии в своего противника – Соловья. Впрочем, исследуя биографию святого, ученые мужи доходили и до совсем абсурдных предположений. Былинного витязя даже записывали в ряды армии хана Батыя – якобы сказания о легендарном «багатуре» попали на Русь из степей Монголии.
Так кто же этот человек-легенда – «Сын степей или герой Севера»?
Конечно, ни о каком «монголоидном» или «пролетарском» происхождении святого не может быть и речи.
И лучшее свидетельство этому, опять-таки - богатырские былины.
Илья свято чтит воинский кодекс чести – он не нападает на врагов из засады, открыто вызывая их на честный поединок.
Богатырь не вступает в бой с заведомо слабыми противниками, и не пользуется стрелковым и метательным оружием. Ни топора, ни дубины считавшихся оружием простолюдинов в арсенале черниговского богатыря нет.
Илья орудует волшебным мечом, который получил в подарок от другого богатыря – Святогора, или копьем, которым он колет, но никогда его не метает.
А вот враги-инородцы вроде степняка Тугарина или хазарина Жидовина, не упускают случая метнуть в богатыря нож или другой подручный предмет, впрочем, даже отразив удар, витязь не отвечает им тем же, а вступает с врагом в рукопашную схватку.
 Любое метательное или стрелковое оружие, в том числе луки и самострелы, считались оружием черни – истинный воин должен были сойтись с врагом в честном бою, чтобы в полной мере показать свои боевые навыки.
Даже Соловья-разбойника Илья Муромец убивает не броском, а ударом своего копья.
И хотя, в более поздней, крестьянской версии былины, богатырь стреляет в Соловья из лука, на ранних лубочных изображениях мы видим двух конных воинов, которые мчаться друг на друга с копьями наперевес.
Святой превосходно владеет приемами рукопашного боя – будучи застигнутым врасплох, Илья расправляется с врагами голыми руками.
Возможно, здесь мы сталкиваемся с языческим наследием православного воина – древним боевым искусством русичей.
Исторические источники нам рассказывают, что среди славянских племен был распространен некий боевой стиль, основанный на подражании движению зверей – волков и медведей.
 Как бы то ни было, но в течении всего былинного эпоса, лук использует всего один-единственный персонаж – Васька-Пьяница, который имеет весьма посредственное отношение к воинскому сословию.
Так что прообразом святого никак не мог стать монгольский багатур – какой уважающий себя монгол откажется от использования лука?!
Да и сам святой в свою воинскую бытность, явно не отличался ни любовью, ни тактичностью по отношению к степным иноплеменникам:
«Ой же вы, татаровья поганые, кто умеет говорить языком русским, человеческим?» Так что на версии о пролетарском и интернациональном происхождении святого можно смело ставить крест.
Любопытно, что первые упоминания о былинном богатыре принадлежат вовсе не перу русских летописцев…
 Впервые легендарный воитель был упомянут в немецкой поэме XIII века.
Стихи, повествующие о событиях в стране бургундов, говорят об Илье Русском – дворянине из Новгорода.
 В немецкой поэме русский богатырь выступает непревзойденным воином и ревнителем веры – он разрушает капища и крестит царевну-язычницу.
Все тот же Илья Русский фигурирует в норвежской саге «Саге о Тидреке Бернском», где выступает как незаконнорожденный сын короля.
Немцам настолько полюбился образ русского богатыря, что в одном из произведений он стал герцогом Греции!
Вероятно, скромный монах из Лаврской обители очень удивился бы, узнав при жизни о том, какая слава его ожидает после смерти.
Воин духа
Но как же быть с мощами святого, которые покоятся в пещерах киевской святыни?
Исследовав их, эксперты криминалисты пришли к поразительному выводу. Былинный богатырь с самого детства страдал полиомиелитом – ноги преподобного были полностью парализованы.
 Каким образом он сумел излечиться – загадка.
Но несмотря на это, преподобный обладал нечеловеческой силой.
 Его рост был около двух метров, мышечная масса должна была быть большой, а руки – невероятно сильно развитыми.
Исследователи предполагают, что лежа на скамье, витязь упорно тренировал руки – работал топором, поднимал тяжелые ларцы и бочки, и месил глину.
Таким образом, к тридцати трем годам, его сила стала действительно пугающей.
Все это говорит нам о том, что лежащий в Киевских пещерах преподобный и былинный богатырь – один и тот же человек.
Итак, перед нами более четко нарисовался образ святого преподобного Ильи Муромца. Выходец из воинского рода, воспитанный среди язычников, человек с необычайно сильной волей и стойким духом.
 Он не позволил болезни сломить себя, упорно тренируясь с помощью подручных средств. Не польстившись на золото и титулы, он не ввязался в междоусобную борьбу русских князей, а под началом Святослава – сына Владимира, самоотверженно сражался с внешними врагами Руси – половецкими ордами.
Благодаря своей чести и воинскому умению, он произвел впечатление не только на своих земляков, но и прославился среди соседних народов как непобедимый герой и отважный воин.
Не взирая на происхождение, он становится на путь служения Богу, принимает монашеский постриг и остается в Лаврской обители.
Погиб святой, как воин, обороняя Лавру от ворвавшихся в стены города половцев.
Исследуя мощи, эксперты насчитали невероятно количество ран от сабель и копий. В ходе битвы святой потерял глаз и был пронзен копьем насквозь.
Мощи преподобного навсегда остались в Лаврских пещерах. Хранится и память – о мифических подвигах Ильи Муромца, отважных сражениях и невероятном благородстве этого могучего человека, а также о мужественном сердце богатыря, которое билось одинаково ровно, и под тяжелой кольчугой, и под монашеской рясой.»
Прочли уважаемые читатели? Ну и раз прочли то прошу вас сразу обратить внимание на обстоятельства гибели Ильи Муромца он же Илья Печерский!
«Погиб святой, как воин, обороняя Лавру от ворвавшихся в стены города половцев.
Исследуя мощи, эксперты насчитали невероятно количество ран от сабель и копий. В ходе битвы святой потерял глаз и был пронзен копьем насквозь.»
Однако это прямая ложь! Ибо никакие половцы г. Киев в 1118 г. штурмом не брали!
Смерть Ильи Муромца (Ильи Печерского наступила в 1203 г.  когда смоленский князь Рюриковичей Рюрик Ростиславич в союзе с чернигово-северскими князьями и при поддержке половцами взял и разграбил Киев.
Это очень интересная и обычно замалчиваемая в официальной историографии историками история
А тогда ситуация развивалась в Киеве следующим образом.
Интересы Рюрика Ростиславича и его двоюродного племянника Романа Мстиславича, женатого на его дочери (первым браком) и тогда ещё княжившего на Волыни, впервые пересеклись в 1194—1196 годах, когда Роман стремился получить часть киевских волостей, используя борьбу Рюрика с Ольговичами за Киев.
Всеволод Большое Гнездо своим вмешательством решил борьбу за Киев в пользу Рюрика, но заключил с Ольговичами сепаратный мир, тем самым оставив конфликт между Рюриком и Романом не улаженным, что стало причиной разрыва Рюрика с Всеволодом, сохранившегося до описываемых событий
В 1201 году Рюрик в союзе с Ольговичами стал готовить поход на Галич против Романа, незадолго до этого соединившего под своей властью Галич и Волынь.
 Но Роман, воспользовавшись поддержкой киевлян и чёрных клобуков, со своим войском первым появился под Киевом и занял город.
Роман и Всеволод Большое Гнездо посадили на киевское княжение двоюродного брата Романа, Ингваря Ярославича, сам Роман вернулся в Галич.
Спустя примерно полтора года, Рюрик Ростиславич, соединившись с Ольговичами и призвав половцев, двинулся во главе войска на Киев и овладел им.
 Летопись упоминает поимённо только самого Рюрика и двух половецких ханов, а черниговско-северских князей называет Ольговичами обезличено.
Неизвестно, возглавлял ли их старший из Святославичей Олег (по версии Преснякова А.Е., Всеволод), и присутствовал ли в городе Ингварь Ярославич.
Известно только о захвате в плен Мстислава Владимировича, видимо, находившегося в городе, Ростиславом Ярославичем сновским, который впоследствии вместе с братом Ярополком из киевских волостей будет претендовать на Вышгород.
После взятия город был подвергнут разграблению и сожжению, поскольку Рюрик Ростиславич желал отомстить киевлянам за прошлогоднюю измену.
 По некоторым данным, разграбление Киева было также платой половцам за военную помощь.
 Киевский летописец оценивает погром Киева как самый разрушительный за всю его историю и как более значимое событие, чем двухдневное разорение 1169 года:
 «В лето 1203 взять бысть Кыевъ Рюрикомъ и Олговичи и всею Половецькою землею и створися велико зло в Русстеи земли якого же зла не было от крещеныя надъ Кыевомъ».
 По словам летописца, «не токмо едино Подолье взяша и пожгоша, ино Гору взяша и митрополью святую Софью разграбиша, и Десятинную святую Богородицу разграбиша, и монастыри все, и иконы одраша, а иные поимаша, и кресты честные и сосуды священные, и книги...»
Были перебиты монахи, священники, а также старые и немощные, тогда как молодых и здоровых киевлян половцы массово увели в полон. Свобода была дарована только иностранным купцам, с которых была взята половина их имущества.
Как и Андрей Боголюбский в 1169 году, Рюрик Ростиславич не стал киевским князем лично. Но если Андрей посадил в Киеве своего младшего брата (как и Роман — Ингваря), то про Рюрик неизвестно, оставил ли он в Киеве какую-либо администрацию либо разорил Киев как одно из владений противника.
 Когда уже в феврале Роман выступил против Рюрика, тот сел в осаду не в Киеве, а в своём родовом владении Овруче. Целью похода Романа было «отвести его от Ольговичей и от половцев», то есть разрушить их союз, которым был недоволен и Всеволод.
Тогда Рюрик целовал крест не только великому князю Всеволоду Юрьевичу, но и «детям его», это ликвидировало угрозу со стороны Романа и позволило Рюрику вернуться на киевское княжение.
Подробное описание гробницы И. М. содержится в «Тератургиме» лаврского инока Афанасия Кальнофойского (К., 1638), где указано, что мощи святого, к-рый преставился 450 лет назад (т. е. в 1188 г. Но при этом забывают, что Киев находился пот управлением Владимира Мономаха и, что и в самом городе и в целом по всей Киевской Руси это время было периодом последнего ее усиления!
И в Киеве не велось никаких военных дествий или подавдения востаний клогда бы Илью Муромца могли убить, нанеся ему удар копьем в грудь!)), находятся в Ближних пещерах. Афанасий считал, что святой был монахом и народ его неправильно зовет Чоботком (по свидетельству М. А. Максимовича, киевский дворянский род Чеботьков вел происхождение от И. М.). Московский свящ. Иоанн Лукьянов, посетивший Киев в 1701 г., писал о мощах И. М.:
«Поидохом в антониеву пещеру и ту... видехом храбраго воина Илию Муромца в нетлении, под покровом златым, ростом как нынешних крупных людей, рука у него левая пробита копием, язва вся знать на руке; а правая рука изображена крестное знамение, сложены персты, как свидетельствует Феодорит Блаженный и преподобный Максим Грек: крестился он двоме персты» (Путешествие в Св. Землю свящ. Лукьянова / Сообщ. С. А. Соболевским // РА. 1863. Вып. 2. С. 151). старообрядцы (см. ст. старообрядчество) считали перстосложение святого доказательством в пользу правильности двоеперстия.
 Их правосл. оппоненты с этим не соглашались. В частности, архиеп. Филарет (Гумилевский) писал, что у И. М. «три первые персты соединены вместе и протянуты, а два последние, безымянный и мизинец, пригнуты к ладони. Преподобный почивает в молитвенном положении и неотразимо обличает раскол» (Филарет (Гумилевский). РСв. 2008. С. 715).
Предание об И. М. как о богатыре было подтверждено медико-антропологическим исследованием св. мощей, крое проводилось в 1988-1990 гг. Исследование показало, что И. М. был погребен в XI-XII вв., имел высокий для своего времени рост (177 см), исключительно развитую мышечную систему, в юности страдал заболеванием позвоночника, которое привело к перестройке организма.
Экспертиза обнаружила неск. переломов ребер и правой ключицы, сквозную рану на левой руке, проникающее ранение груди (вероятно, копьем), крое, по всей видимости, послужило причиной смерти. И. М. погиб в возрасте 40-55 лет.!
Ну и вот на этом у меня об Илье Муромце все! Ибо мы и так на нем сильно задержались, а впереди нас ждут еще 5 древнерусские богатырей!
Гл.8 Микула Селянинович
А очередным нашим героем повествования на этот раз выступает легендарно-мифической в полном и обднозначном понимании этого термина «древнерусский богатырь» Микула Селянинович!
У нашего времени благодаря трудам российским историков о Микуле Селаниновиче собрана вот примерно такая историко-мифологическая информация.
Микула Селянинович — легендарный пахарь-богатырь в русских былинах новгородского цикла
Имя Микула — народная форма имени Николай; возможно, результат контаминации с именем Михаил
Варианты имени
Вариант имени — Викула — объясняется переходом губного носового «м» в губной неносовой «в» в олонецком говоре.
Гораздо разнообразнее отчество Микулы: Селянинович, Семянович, Селянинов, Сеятелевич, Селягинов и Селягинович.
Образ богатыря-пахаря
Богатырь олицетворяет крестьянскую силу; биться с ним нельзя, так как «весь род Микулов любит Матушка Сыра Земля».
Былины, посвящённые Микуле: «Вольга и Микула Селянинович», «Святогор и Микула Селянинович». Согласно одной из былин, он просит великана Святогора поднять упавшую на землю сумку. Тот не справляется с заданием. Тогда Микула Селянинович поднимает сумку одной рукой, сообщая, что в ней находится «вся тягость земная».
У Микулы Селяниновича, согласно фольклору, было две дочери — богатырки-поленицы (воительницы), которые также являются центральными героинями былин:
Василиса Микулишна — жена Ставра Годиновича;
Настасья Микулишна — жена Добрыни Никитича.
Иван Билибин. «Вольга Святославович и Микула Селянинович»
Микула и Николай Чудотворец
Связь христианского святого Николая Чудотворца с былинным богатырём Микулой Селяниновичем. Интересную версию о связи с днём народного календаря Николой вешним приводит П. И. Мельников в 1874 году:
… и прикатил теплый Микула с кормом (9 мая, когда поля совсем покрываются травой — кормом для скота.). Где хлеба довольно в закромах уцелело, там к Микулину дню брагу варят, меда ставят, братчину-микульщину справляют, но таких мест немного. Вешнему Микуле за чарой вина больше празднуют.
В лесах на севере в тот день первый оратай русской земли вспоминался, любимый сын Матери Сырой Земли, богатырь, крестьянством излюбленный, Микула Селянинович, с его сошкой д;рога чёрна дерева, с его гужиками шелко;выми, с омежиком серебряным, с присошками кра;сна золота.
Микулу больше всего смерд (крестьянин, земледелец) чествовал…
Ему, поильцу, ему, милостивому кормильцу, и честнее и чаще справлял он праздники…
 Ему в почесть бывали пиры-столованья на брачинах-микульщинах.
Как почитанье Грома Гремучего при введении христианства перенесли у нас на почитанье Ильи Громовника, а почитанье Волоса, скотьего бога, — на святого Власия, так и чествованье оратая Микулы Селяниныча перевели на христианского святого — Николая Чудотворца. Оттого-то на Руси всего больше Николе Милостивому и празднуют.
Весенний праздник Николаю Чудотворцу, которого нет у греков, заимствован был русскими у латинян, чтоб приурочить его к празднику Матери Сырой Земли, что любит «Микулу и род его». Празднество Микуле совпадало с именинами Матери-Земли.
 И до сих пор два народных праздника рядом сходятся: первый день «Микулы с кормом» (9 мая по ст. ст.), другой день (10 мая по ст. ст.) «именины Матери Сырой Земли».
так, я уверен уважаемый читатель, что вы, ознакомившись с этой краткой современной версией биографии Микулы Селяниновича и сами хорошо видите, что за ним нет никаких славных воинских богатырских подвигов, по которым его можно было бы нанести в список «богатырей» того же славного киевского князя Владимира Первого Святого!
Но тем не мене без Микулы Селяниновича в древне киевской былинной истории не обойтись, ибо единственным его вкладом в эту историю было рождения двух дочерей –богатыре или амазонок Наталии и Василисы. Которые стали женами др. вышеназванных в этой книге древнерусских богатырей!
На этом я и вынужден закончить свой рассказ о Микуле Селяниновича с прискорбием сообщив, что и он тоже подлежит исключению из списка «древнерусских богатырей» за так сказать «профнепригодностью»!
На далее у нас идет еще один также совершенно мифологический герой-  древнерусский богатырь Святогор!
Тот самый Святого что неразумно женился в свое время на девице Златогорке которая и «наставила ему рога» в компании с Ильей Муромцем!
Жаль конечно Святогора чисто по-человечески, но как учит украинская пословица «Бачили очи, що брали, так щоб ви повилазили!»
Гл.9 Святогор
Ну а современная историография при помощи других смежных с ней наук на наше с вами время о древне киевском «богатыре Святогоре» может сказать примерно следующее:
«Святогор — в восточнославянской мифологии богатырь-великан.
Относится к наиболее древним героям русского былинного эпоса, находящегося вне киевского и новгородского циклов и лишь отчасти соприкасающегося с первым в былинах о встрече Святогора с Ильёй Муромцем.
Святогор в эпосе
Согласно былинному эпосу, тяжести Святогора не выносит мать — Сыра Земля, но сам он не может превозмочь «тяги земной», заключённой в суме: пытаясь поднять суму, он уходит ногами в землю.
В другой былине Илья Муромец и Святогор примеряют каменный гроб, встреченный ими на пути, тот оказывается впору Святогору, который не может снять крышки.
 Перед смертью Святогор с дыханием передаёт Илье часть своей силы.
Святогор в эпосе является огромным великаном, «выше леса стоячего, ниже облака ходячего».
Он не ездит на святую Русь, а живёт на высоких Святых горах;
при его поездке Мать — Сыра Земля потрясается, леса колышутся и реки выливаются из берегов.
 Святогор является русским древнейшим богатырём, дохристианским, божественным и могучим.
Характерно, что отец Святогора «тёмный», то есть слепой — признак существа иного мира (ср. Вий)
Однажды, чувствуя в себе исполинские силы, он похвалился, что если бы было кольцо в небе, а другое в земле, то он перевернул бы небо и землю.
Это услышал Микула Селянинович и бросил на землю суму, в которой была заключена «вся тягость земная».
Святогор тщетно пытается сдвинуть суму, сидя на коне, а затем, сойдя с коня и взявшись за суму обеими руками, погрязает в землю по колени и здесь, не одолев «тяги земной», заключавшейся в суме, кончает свою жизнь.
 В другой версии былины Святогор не умирает, а Микула открывает ему секрет сумы.
По другому рассказу, Илья Муромец в пути, под дубом, в чистом поле, находит богатырскую постель длиной 10 саженей, шириной 6 саженей.
 Он засыпает на ней на три дня. На третий день с северной стороны послышался шум; конь разбудил Илью и посоветовал спрятаться на дубу.
 Явился Святогор, на коне, держа на плечах хрустальный ларец, в котором находилась его жена-красавица.
Тут кстати мне на ум пришло и аллегорическое сравнение!
А ведь современному читателю будет легко себе представит Святогора если он вспомнит американские фильмы о «КИНГ-КОНГЕ»! И тут Святогор ну, вылитый КОНГ только одетый в броню и вооружен мечем!
Так же образы Святого и которых сближает наличие у обоих в качестве жен женщин обычного телосложения с которыми они «строят «какие-то то там «отношения» и которые тоже заканчиваются для обоих гибелью?
Пока Святогор спал, жена его соблазняет на любовь Илью и затем сажает его в карман мужа.
 В дальнейшем пути конь говорит Святогору, что ему тяжело: до сих пор он возил богатыря с женой, теперь везёт двух богатырей.
 Святогор находит Илью и, расспросив, как он попал туда, убивает неверную жену, а с Ильёй вступает в братство.
На пути у Северной горы богатыри встречают гроб с надписью:
«Кому суждено в гробу лежать, тот в него и ляжет».
Гроб оказался велик для Ильи, а за Святогором захлопнулась крышка, и тщетно он пытался выйти оттуда.
Передав часть своей силы и свой меч Илье, он велит рубить крышку гроба, но с каждым ударом гроб покрывается железным обручем.
Третий эпизод — женитьба Святогорв.
Он спрашивает у Микулы, как бы узнать судьбу.
 Микула посылает его к Северным (Сиверским) горам, к вещему кузнецу. На вопрос Святогора о будущем тот предсказал ему женитьбу на невесте, живущей в приморском царстве 30 лет на гноище.
Святогор поехал туда и, найдя больную Плёнку Поморскую на гноище, положил около неё 500 рублей, ударил её в грудь мечом и уехал.
Девушка пробудилась; кора, покрывавшая её, сошла; она превратилась в красавицу, и богатырь, услыхав о её красоте, приехал и женился на ней. После свадьбы Святогор увидел на её груди шрам, узнал, в чём дело, и понял, что от судьбы не уйдёшь.
Разбор преданий
Изучение этих трёх преданий привело исследователей к следующим заключениям:
Мотив о подымании сумы — общераспространённый в эпосе других народов и в сказаниях о других богатырях: Анике, Колыване, Вольге, Самсоне.
В югославской поэзии в роли Святогора выступает кралевич Марко; то же на Кавказе рассказывают о нарте Сослане.
Сума соответствует камню в былинах о Потоке, что совпадает со средневековым рассказом об Александре Македонском, которому жители райской страны дают в дань камешек; этот камешек, который нельзя ни свесить, ни измерить, обозначает в символическом толковании еврейского мудреца[уточнить] человеческое око — зависть. Параллельным является древнее северное сказание о споре Тора с великаном.
Параллели по второму мотиву, о неверной жене Святогора, указываются в персидском сборнике «Тути-наме», в «Сказках 1001 ночи», в индийских буддийских сказках. Возможно, это эпизод восточного происхождения.
Сказания и повести о подобном гробе известны у украинцев, кашубов, итальянцев, цыган, мадьяр, в Древнем Египте.
Эпизод о женитьбе Святогора, известный в одной только побывальщине, восходит к народным сказкам, опирающимся на средневековые повести о том, что «суда Божия не минути» (ср. пов. в «Римских Деяниях» переведено в XVII веке на русский язык).
По своим подробностям — поездка к северному колдуну-кузнецу — эта побывальщина напоминает эпизод «Калевалы».
Женитьба на девушке, лежащей на гноище, встречается в старой русской повести о царевиче Фиргисе.
Несмотря на массу параллелей, собранных для освещения личности Святогора, она остаётся мало разъяснённой.
Прототип русского Святогора-силача не может считаться найденным, хотя предложено много гипотез: Волльнер сравнивает его со Святым Христофором, по легенде перенёсшим Христа через воду.
 Жданов утверждает, что прототипом Святогора был библейский Самсон.
 Веселовский полагает, что на былинного Самсона-богатыря перешли черты Святогора.
 В другом месте он же указывает на возможный источник — «Александрию», где говорится «о великом муже, которого увидев удивился Александр»: он лежал на высокой горе 1000 шагов длиной и 200 шириной, что напоминает постель Святогора.
Халанский отмечает сходство и влияние Русских народных эпосов. Имя Святогор можно считать за эпитет, создавшийся по его месту жительства — Святым горам.
По мнению российского и советского филолога-фольклориста В. Я. Проппа, Святогор представляет собой воплощение первобытной силы, неприменимой и поэтому обречённой на гибель
В одной былине Святогор фигурирует как «славный богатырь» черниговского князя Олега Святославича.
 По мнению Б. А. Рыбакова эта былина сложилась в черниговском окружении Олега Святославича, но могла отражать и более ранние эпические сказания начала X века
Илья Муромец и Святогор
Как не далече далече во чистом во поли,
Тута куревка да поднималася,
А там пыль столбом да поднималася, 
Оказался во поли добрый молодец,
Русский могучий Святогор богатырь.

У Святогора конь да будто лютый зверь,
А богатырь сидел да во косу сажень,
Он едет в поле, спотешается,
Он бросает палицу булатную
Выше лесушку стоячего,
Ниже облаку да ходячего,
Улетает эта палица
Высоко да по поднебесью;

Когда палица да вниз спускается,
Он подхватывает да одной рукой.
Наезжает Святогор богатырь
Во чистом поли он на сумочку да скоморошную.
Он с добра коня да не спускается,
Хотел поднять погонялкой эту сумочку, 
Эта сумочка да не ворохнется;

Опустился Святогор да со добра коня,
Он берет сумочку да одной рукой, 
Эта сумочка да не сшевелится;
Как берет он обема рукам,
Принатужился он силой богатырской,
По колен ушел да в мать сыру землю, 
Эта сумочка да не сшевелится,
Не сшевелится да не поднимется.

Говорит Святогор да он про себя:
«А много я по свету езживал,
А такого чуда я не видывал,
Что маленькая сумочка да не сшевелится,
Не сшевелится да не сдымается,
Богатырской силы не сдавается».

Говорит Святогор да таковы слова:
«Верно, тут мне, Святогору, да и смерть пришла».
И взмолился он да своему коню:
«Уж ты, верный богатырский конь,
Выручай теперь хозяина».

Как схватился он да за уздечику серебряну,
Он за ту подпругу золоченую,
За то стремечко да за серебряно,
Богатырский конь да принатужился,
А повыдернул он Святогора из сырой земли.

Тут садился Святогор да на добра коня,
И поехал по чисту полю
Он ко тем горам да Араратскиим.
Утомился Святогор, да он умаялся
С этой сумочкой да скоморошноей,
И уснул он на добром коне,
Заснул он крепким богатырским сном.

Из-под далеча далеча из чиста поля
Выезжал старой казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович,
Увидал Святогора он богатыря:
«Что за чудо вижу во чистом поли,
Что богатырь едет на добром кони,
Под богатырем то конь да будто лютый зверь,

А богатырь спит крепко накрепко».
Как скричал Илья да зычным голосом:
«Ох ты гой еси, удалой добрый молодец!
Ты что, молодец, да издеваешься,
А ты спишь ли, богатырь, аль притворяешься,
Не ко мне ли, старому, да подбираешься?

А на это я могу ответ держать».
От богатыря да тут ответу нет.
А вскричал Илья да пуще прежнего,
Пуще прежнего да зычным голосом,
От богатыря да тут ответа нет.

Разгорелось сердце богатырское
А у старого казака Ильи Муромца,
Как берет он палицу булатную,
Ударяет он богатыря да по белым грудям,
А богатырь спит, не просыпается.

Рассердился тут да Илья Муромец,
Разъезжается он во чисто поле,
А с разъезду ударяет он богатыря
Пуще прежнего он палицей булатною,
Богатырь спит, не просыпается.

Рассердился тут старый казак да Илья Муромец,
А берет он шалапугу подорожную,
А не малу шалапугу – да во сорок пуд,
Разъезжается он со чиста поля,
И ударил он богатыря по белым грудям,
И отшиб он себе да руку правую.

Тут богатырь на кони да просыпается,
Говорит богатырь таково слово:
«Ох, как больно русски мухи кусаются!»
Поглядел богатырь в руку правую,
Увидал тут Илью Муромца,

Он берет Илью да за желты кудри,
Положил Илью да он к себе в карман,
Илью с лошадью да богатырскоей,
И поехал он да по святым горам,
По святым горам да Араратскиим.

Как день он едет до вечера,
Темну ноченьку да он до утра,
И второй он день едет до вечера,
Темну ноченьку он до утра,
Как на третий то да на денечек
Богатырский конь стал спотыкатися.

Говорит Святогор да коню доброму:
«Ах ты, волчья сыть да травяной мешок,
Уж ты что, собака, спотыкаешься?
Ты идти не мошь аль везти не хошь?»
Говорит тут верный богатырский конь
Человеческим да он голосом:
«Как прости тко ты меня, хозяйнушко,
А позволь ка мне да слово вымолвить.

Третьи суточки да ног не складучи
Я вожу двух русскиих могучиих богатырей,
Да й в третьих с конем богатырскиим».
Тут Святогор богатырь да опомнился,
Что у него в кармане тяжелешенько;
Он берет Илью за желты кудри,
Он кладет Илью да на сыру землю
Как с конем его да богатырскиим.

Начал спрашивать да он, выведывать:
«Ты скажи, удалый добрый молодец,
Ты коей земли да ты какой орды?
Если ты богатырь святорусский,
Дак поедем мы да во чисто поле,
Попробуем мы силу богатырскую».

Говорит Илья да таковы слова:
«Ай же ты, удалой добрый молодец!
Я вижу силушку твою великую,
Не хочу я с тобой сражатися,
Я желаю с тобой побрататися».
Святогор богатырь соглашается,
Со добра коня да опущается,

И раскинули они тут бел шатер,
А коней спустили во луга зеленые,
Во зеленые луга они стреножили.
Сошли они оба во белой шатер,
Они друг другу порассказалися,

Золотыми крестами поменялися,
Они с друг другом да побраталися,
Обнялись они, поцеловалися,
– Святогор богатырь да будет больший брат,
Илья Муромец да будет меньший брат.
Хлеба соли тут они откушали,
Белой лебеди порушали

И легли в шатер да опочив держать.
И недолго, немало спали – трое суточек,
На четверты они да просыпалися,
В путь дороженьку да отправлялися.
Как седлали они да коней добрыих,
И поехали они да не в чисто поле,

А поехали они да по святым горам,
По святым горам да Араратскиим.
Прискакали на гору Елеонскую,
Как увидели они да чудо чудное,
Чудо чудное да диво дивное:

На горы на Елеонския
Как стоит тута да дубовый гроб.
Как богатыри с коней спустилися,
Они ко гробу к этому да наклонилися,
Говорит Святогор да таковы слова
«А кому в этом гробе лежать сужено?

Ты послушай-ка, мой меньший брат,
Ты ложись-ка во гроб да померяйся,
Тебе ладен ли да тот дубовый гроб».
Илья Муромец да тут послушался
Своего ли братца большего,
Он ложился, Илья, да в тот дубовый гроб.

Этот гроб Ильи да не поладился,
Он в длину длинен и в ширину широк.
И ставал Илья да с того гроба,
А ложился в гроб да Свягогор богатырь.
Святогору гроб да поладился,
В длину по меры и в ширину как раз.

Говорит Святогор да Ильи Муромцу:
«Ай же ты, Илья да мой меньший брат,
Ты покрой-ка крышечку дубовую,
Полежу в гробу я, полюбуюся».
Как закрыл Илья крышечку дубовую,
Говорит Святогор таковы слова:

«Ай же ты, Илюшенька да Муромец!
Мне в гробу лежать да тяжелешенько,
Мне дышать то нечем, да тошнешенько,
Ты открой-ка крышечку дубовую,
Ты подай-ка мне да свежа воздуху».

Как крышечка не поднимается,
Даже щелочка не открывается.
Говорит Святогор да таковы слова:
«Ты разбей-ка крышечку саблей вострою».
Илья Свягогора послушался,
Берет он саблю вострую,
Ударяет по гробу дубовому.

А куда ударит Илья Муромец,
Тут становятся обручи железные.
Начал бить Илья да вдоль и поперек,
– Все железные обручи становятся.

Говорит Святогор да таковы слова:
«Ах ты, меньший брат да Илья Муромец!
Видно, тут мне, богатырю, кончинушка.
Ты схорони меня да во сыру землю,
Ты бери тко моего коня да богатырского,
Наклонись-ка ты ко гробу ко дубовому,
Я здохну тебе да в личко белое,
У тя силушки да поприбавится».

Говорит Илья да таковы слова:
«У меня головушка есть с проседью,
Мне твоей то силушки не надобно,
А мне своей то силушки достаточно.
Если силушки у меня да прибавится,
Меня не будет носить да мать сыра земля.

И не надо мне твоего коня да богатырского,
А мне ка служит верой правдою
Мне старой Бурушка косматенький».
Тута братьица да распростилися,
Святогор остался лежать да во сырой земли,
А Илья Муромец поехал по святой Руси

Ко тому ко городу ко Киеву
А ко ласковому князю ко Владимиру.
Рассказал он чудо чудное,
Как схоронил он Святогора да богатыря
На той горы на Елеонскии.
Да тут Святогору и славу поют,
А Ильи Муромцу да хвалу дают.
А на том былинка и закончилась.
Источник: Былины Пудожского края. Подготовка текстов, статья и примечания Г. Н. Париловой и А. Д. Соймонова. Предисловие и редакция А. М. Астаховой. Петрозаводск, 1941. №4.
Ну вот у меня собственно и все что можно сказать с научной точки зрения о «древне киевском богатыре Святогоре»!
А исходя из вышеприведённого материала я не смотря на всю свою личную симпатию к Святогору как мифическому богатырю, все же вынужден буду отметить, что он не может считается «древне киевским богатырем» который выполнял по мере своих сил и убеждений задачи по охране Киевской Руси он ее внешних врагов!
Он так и вообще никогда не появляется на Руси, а жил где-то у «черта на куличках.» если принять сведения былин за «истину» …
 Ну, а разобравшись с собственно последним «классическим» богатырям Стародавнего Славянского мира – Святогором мы теперь переходим к описанию «богатырей» нового типа Чурилы и Дюка»
Эти богатыри никогда и ни с кем не воевали, а богатырскую славу завоевали только на княжеских пирах, где по умению пить и перепивать других богатырей, им не было равных!
Гл.10 Чурила Пленкович
И первым у нас тут идет некто «Чурило (Чурила) Плёнкович»!
Он является героем заметьте уже «русских былин» а не древнерусских! и представляет собой в них как типичный средневекового «щёголя-красавца» «с личиком, будто белый снег, очами ясна сокола и бровями черна соболя»!
Он же еще и имеет славу «грозы женщин» поскольку слывет – Заезжим донжуаном!
Описание
В былинном эпосе есть три сюжета о Чуриле:
поездка князя Владимира в поместье Чурилы
 служба последнего в Киеве стольником-чашником,
 а затем «позовщиком на пиры»;
состязание Чурилы с Дюком Степановичем и посрамление Чурилы;
связь Чурилы с женой Бермяты, молодой Катериной Никуличной,
и смерть любовников от руки ревнивого муж
Основной тип первой былины состоит в следующем. Во время традиционного пира к Владимиру является толпа крестьян с жалобой на молодцов Чурилы, которые повыловили всю дичь, а княжеских охотников избили булавами.
Вторая группа жалобщиков — рыболовы, у которых молодцы Чурилы силой перехватили всю рыбу. Наконец, приходят сокольники и доносят князю, что дружина Чурилы повыловила соколов и кречетов на государевом займище.
Только тогда Владимир обращает внимание на жалобы и, узнав, что неведомый ему Чурило живёт на реке Сароге, пониже Малого Киевца, у креста леванидова, берёт княгиню Апраксию, богатырей, 500 дружинников и едет в усадьбу Чурилы. Его встречает старый отец Чурилы, Плёнко Сорожанин, приглашает в гридню и угощает. В это время подъезжает дружина Чурилы, показавшаяся князю такой многочисленной, что он подумал, уж не идёт ли на него войной ордынский хан или литовский король. Чурило подносит Владимиру богатые подарки и так пленяет гостей своей красотой, что Владимир забывает жалобы своих людей и приглашает Чурилу к себе на службу.
Однажды во время пира Апраксия засмотрелась на «жёлтые кудри и злачёные перстни» Чурилы, подававшего к столу блюда, и, «рушая» крыло лебединое, порезала себе руку, что не ускользнуло от боярынь. Когда княгиня просит мужа сделать Чурилу постельником, Владимир ревнует, видит опасность и отпускает красавца в его усадьбу.
Второй сюжет есть часть былины о Дюке Степановиче.
Третий сюжет связан с первым. Владимир назначает Чурило «позовщиком на пиры».
По обязанностям службы последний идет к старому Бермяте Васильевичу приглашать на почестной пир, но, увидев молодую жену его, прекрасную Катерину, Чурило «позамешкался» и не вернулся во дворец даже утром, когда Бермята был у заутрени.
 Свидание Чурилы с Катериной начинается игрой в шахматы, причём молодой «позовщик» трижды выигрывает.
Тогда она бросает доску и говорит, что у ней «помешался разум в буйной голове, помутились очи ясные» от красоты Чурило и предлагает ему пойти в опочивальню. Сенная девка-чернавка извещает Бермяту об измене жены.
Происходит полная трагизма сцена расправы над любовниками, и былина оканчивается смертью Чурило и Катерины, причём в некоторых вариантах Бермята женится на сенной девке в награду за донос
Дискуссия об имени и отчестве героя
Относительно самого имени Чурило существуют разнообразные теории.
Одни учёные говорят о южнорусском происхождении его, так как разные варианты этого имени (Джурило, Журило, Цюрило) принадлежат к тем немногим эпическим именам, которые до сих пор сохранились в народных песнях Холмской, Подлясской и Галицкой Руси.
 В конце XIV века упоминается боярский род Чурило, из которого вышли основатели города Чурилова в Подольской губернии
 По мнению академика Веселовского, имя Чурило произошло из древнерусского Кюрилл — Кирилл, подобно образованию Куприан — Киприан и ряду других.
Академик Соболевский предлагал другую теорию: Чурило — уменьшительное имя от Чурослав, как Твердило — от Твердислав
 Наконец, Всеволод Миллер думал, что на переход «к» в «ч» могла повлиять латинская форма Cyrillus.
Не менее загадочно отчество Чурилы «Плёнкович».
Халанский полагал, что первоначально это был просто песенный эпитет, относившийся к Чуриле: щап — щёголь, щапить — щеголять; из Чурилы Щапленковича, то есть Щёголевича, явился Чурила Плёнкович, подобно тому как Соловей стал Рахмановичем, Микула — Селяниновичем.
Со временем первоначальное значение прозвища Чурилы было забыто, оно превратилось в глазах сказителей в полноценное отчество, которое породило отдельный образ отца Чурилы — Плёнка, богатого гостя — Сарожанина.
 Впрочем, Ровинский производил Плёнка от слова «плёнка».
 Веселовский видел в Плёнке Сарожанине фряжского гостя из Сурожа, древней Сугдеи (Судак в Крыму), откуда сурожанин означало «заморянин», а Плёнк объяснялся предполагаемой порчей слова «франк» (итальянец).
Всеволод Миллер выразил несогласие с последним мнением: согласно былинам, двор Чурилы стоял на реке Сароге, Череге или на Почай-реке (Почайна), у святых мощей у Борисовых; подобное название есть в древних поселениях новгородских пятин.
Миллер отметил также уменьшительный суффикс в имени «Плёнко», поставив его в один ряд со старинными южнорусскими и позднейшими малорусскими именами вроде Владимирко, Василько, Левко, Харько.
Толкования образа Чурилы
Не менее спорен вопрос о психологии самого героя, о его происхождении и значении в былинном цикле.
Белинский передаёт содержание былины по записи Кирши Данилова и делает из неё вывод, что «в лице Чурило народное сознание о любви как бы противоречило себе, как бы невольно сдалось на обаяние соблазнительнейшего из грехов.
Чурило — волокита, но не в змеином (Тугарин Змеевич) роде. Это — молодец хоть куда и лихой богатырь».
Кроме того, критик обращает внимание на то, что Чурило выдаётся из всего круга Владимировых богатырей своей гуманностью, «по крайней мере в отношении к женщинам, которым он, кажется, посвятил всю жизнь свою.
 И потому в поэме о нём нет ни одного грубого или пошлого выражения; напротив, его отношения к Катерине отличаются какой-то рыцарской грандиозностью и означаются более намёками, нежели прямыми словами» («Отечественные Записки», 1841; «Сочинения», изд. Солдатенкова, т. V, стр. 117—121).
Этому замечанию Белинского нашлось характерное объяснение, отмеченное впоследствии Рыбниковым, по словам которого, былины о Чурило поются более охотно женщинами-сказительницами, а потому принадлежат к числу «бабьих старин», исключающих грубые выражения.
 По мнению Буслаева, такие реальные личности, как заезжий Чурило и Дюк, расширили киевский горизонт иноземным влиянием и ввели в эпос новое, богатое содержание. Разбора былины по существу он не даёт и только замечает, что Чурило был кем-то вроде удельного князя («Русский богатырский эпос», «Русский Вестник», 1862, и «Сборник II отд. Академии Наук», т. XLII, стр. 181—190). Д. Ровинский называет Чурилу «богатырём Алёшкиной масти, потаскуном, бабьим соблазнителем» и прибавляет, что «Чурило особенно жаловал Пётр I; у него все чины всешутейшего собора звались Чурилами, с разными прибавками» («Русские народные картинки», кн. IV, стр. 97-98).
По мнению доктора исторических наук Фроянова И. Я., отношения Чурилы с Владимиром следует толковать как военные походы киевских князей против «окольных» восточнославянских племен, сопровождавшиеся «всевозможным насилием над побеждёнными: уничтожением людей, обращением их в рабство, выводом в Киев или истреблением местных властей, обложением оставшегося в живых населения данью…
В былине о молодости Чурилы подобные реалии затемнены наслоениями последующих исторических времён.
Но их очертания всё же проступают под напластованиями веков. Проглядывают даннические отношения, в которых Чурило, олицетворяющий, по-видимому, какое-то восточнославянское племя, выступает в качестве побеждённой стороны. Его поступление на службу к Владимиру не столько добровольное, сколько вынужденное».
Происхождение образа Чурилы
Во время господства мифической теории даже имя отца Чурило, переиначенное в «Плен», ставилось в связь с «пленом человеческого сознания у внешней космической силы», а происхождение Чурило относилось к эпохе Даждьбога, когда «сам бог представлялся в плену, в узах» (П. Бессонов).
 С точки зрения той же теории смотрел на Чурило и Орест Миллер, который даже в трагической развязке любовных похождений Чурило готов был видеть какую-то «мифическую обусловленность», и отсюда выводил, что гибель героя могла указывать на его «первоначальное мифически-злое значение».
Эта теория подтверждается тем, что у Святогора есть сыны Плёнковичи, а Чурило — Плёнкович и Святогор имеет имя Плён, Ярило — Чурило как форма имени этого бога свойственное характеру героя. Ярило и Чурило как бы единый персонаж. Или Чурило от Чура, что значит Чурислав — защитник Руси.
Затем учёными был поставлен более реальный вопрос: какими путями Чурило был вовлечён в киевский эпический цикл. М. Халанский приурочивает сказания о Чурило к Южной Руси, но выработку цельного типа Чурило, вместе с Соловьём, Дюком, Микулой и Святогором, переносит к московскому периоду князей-собирателей, когда мирные свойства героев с охотой привлекались к северо-великорусскому эпосу.
Против этого взгляда высказался Всеволод Миллер. Он находил в образе несколько черт, говорящих о новгородском его происхождении: этот богач-красавец, опасный для мужей (в том числе и для самого Владимира, личность которого низведена с пьедестала эпического князя-правителя), «продукт культуры богатого города, в котором развитие промышленности и торговли отразилось на нравах его обитателей и создало людей независимых, превосходивших во всех отношениях князя».
Этим Чурило напоминает других, несомненно новгородских героев — Ваську Буслаева и Садко. На основании упоминаний в былине литовского князя Миллер отнёс её к концу XV в. — к периоду, предшествовавшему падению Новгорода («Почин общества любителей российской словесности», М., 1895, и «Очерки русской народной словесности», М., 1897, стр. 187—200).
Академик А. Н. Веселовский видел в Чуриле чисто бытовую фигуру одного из тех греко-романских гостей-сурожан, которые появлялись в Киеве и изумляли более грубых соседей своей красотой, блеском культурных привычек и роскошью обстановки. Впечатление, произведённое Чурилой на Апраксию и Катерину, давало готовый материал для новеллы с трагической развязкой в стиле Giraldi Cintio («Южнорусские былины» в «Сборнике Академии Наук», т. XXXVI, стр. 69-110).
Относя происхождение типа Чурило к киевскому периоду русской истории, Веселовский опирается, между прочим, на схожие имена в малорусских свадебных песнях (Журило, Цюрило).
Кроме того, академик Веселовский привел целый ряд восточных и западных параллелей, правда, мало объясняющих происхождение былины, но указывающих на иноземный элемент, создавший образ изящного и пленительного героя, столь необычного на всём пространстве киевского цикла.
В таком же направлении разрабатывал вопрос К. Ф. Тиандер, который привлёк к сравнению параллельные скандинавские и шотландские сказания, испанские романсы, старофранцузские и некоторые славянские песни («Западные параллели в былинах о Ч. и Катерине» в «Журнале Министерства Народного Просвещения», 1898, XII).
Ну вот собственно ивсе что мы достоверно можем сказать о «богатыре Чуриле»!
А вам уважаемый читатель сами предстоит решить, зачисляете ли вы Чурило в число «русских богатырей» или нет! 
Лично я же считаю, что ни по каким критерия Чурило не смотря на его безобидность и не стяжательство (а ведь он никого не убивал и не грабил) он как был «древнерусской карикатурой на богатыря» так им и остался до наших дней…
Гл.11 Дюк Степанович
Ну, а следующим нашим шером «богатырем» нового типа является в дошедших до нас стариных былинах некто Д.к Степанович!
О самом этом персонаже российские историки и специалисты других наук сумели собрать вот такую приемлемую в своей достоверности информацию:
Дюк Степанович — индийский богатырь, герой киевского былинного цикла. По сюжету и содержанию «Дюк Степанович» — одна из самых оригинальных русских былин, отразившая черты реального быта Руси как XII, так и XVII века.
По-видимому, первоначально родиной Дюка считали Галицко-Волынскую землю: в XII—XIII веках это княжество было могущественным и независимым от Киева. В отличие от других богатырей, которые из своих княжеств едут в Киев, чтобы стоять на защите Русской земли, Дюк приезжает сюда с недобрыми целями.
Сюжет
Дюк Степанович, молодой боярин, снаряжается в Киев из Индии богатой (иначе — из Галича, Корелы, Волынца). В некоторых былинах он отпрашивается у матери, Мамелфы Тимофеевны, которая предупреждает его, чтобы он в Киеве на пиру княжеском не хвастал богатырством и ею, матушкою.
По дороге в Киев Дюк встречает необыкновенные препятствия — три великие заставы: «змеи поклевучие», «львы-звери поедучие», «горушки толкучие, они сходятся вместе и расходятся».
Дюк преодолевает их по совету матери: он бьёт коня, первый раз — между ушей, второй — между задних ног, и конь благополучно переносит его в безопасное место. В одном из вариантов былины, на пути к Киеву Дюк наезжает на шатёр, в котором отдыхает Илья Муромец.
 Илья готов помериться с незнакомым богатырём силой, но Дюк уклоняется от битвы и признаёт превосходство Ильи. Илье это нравится, и он предупреждает Дюка, что если тому придется туго в Киеве, пусть известит его, и он, Илья, «подсобит горю».
Прибыв в Киев, он застает князя Владимира в церкви у обедни. Князь удивляется быстроте его переезда из Галича, Дюк Степанович хвастает своим конём, а Чурила называет заявление Дюка ложью.
На пути из церкви ко двору Дюк Степанович удивляется бедности Киева и хвастает роскошью своего города.
 Хвастовство продолжается и на пиру, причем Дюк находит невкусными и вино, и калачи у князя и хвастает своими платьями и несчётной казной. Чурила вызывает Дюка на состязание в щегольстве и в скачке:
Дюку ежедневно одежду из Индии приносит его конь, и приезжий богатырь перещеголял местного. Победу одержал Дюк и в скачке через реку Пучай. Чтобы проверить хвастовство Дюка, Владимир отправляет посольство матери Дюка. Посольство признаёт, что если продать Киев и Чернигов да купить бумаги для описи Дюкова богатства, то не хватит бумаги.
Происхождение мотивов.
Высказывались предположения, что имя Дюка Степановича было производным от «дука» Стефана IV, венгерского короля, но помимо западноевропейского титула «дук» (герцог) и имени Стефан (Степан) существует украинское слово «дук» (богач) и русское имя Степан, что вполне соответствует содержанию былины о богаче Дюке Степановиче.
Наиболее вероятным первоисточником былинного сюжета считается византийское «Сказание об Индийском царстве» XII века, получившее широкое распространение на Руси и оказавшее влияние на многие литературные памятники.
Начиная с середины XVI века на сказание могли оказывать влияние рассказы купцов об открытых на западе Индиях (как они официально именовались) — Америки, и в частности Империи инков, в которой дома действительно были «из золота и серебра», а количества привезённых — награбленных (Выкуп Атауальпы) и добытых из недр (Потоси) — оттуда сокровищ превышали в несколько раз европейскую ежегодную добычу золота и серебра.
Вот уважаемый читатели и все что можно сктьзать о ДЮКЕ Степановиче! 
В связи с чем он по моему личному мнению подлежит исключению из общего списка «русских богатырей!
Хотя бы потому что он изначально был нерусского происхождения и появился в Киеве случайно и на короткое время…
Ну а вот далее у нас идет еще один кандидат в «русские богатыри» некто Михайло Потык!
Но тут сразу есть два больших возражения.
Во-первых, Михайло Потык негде старорусских былинах богатырем не значится и больше действует толи к качеству богатырского оруженосца, а то и обычного богатырского слуги!
Во-вторых, только когда киевский князь Владимир Первый он же Святой он же Красно Солнышко не погубил всех известные ему богатырей, только тогда и взошла слава Михайло Потыка!
Да и то потому что он никогда сам в Киеве не показывался, действуя только в пределах земель Великого Новгорода!
Гл.12 Михайло Потык
Итак, давайте познакомимся с последним из «русских богатырей»- Михайло Потыком (Михайло Иванович Потыка или Поток) — богатырь новгородского цикла; известен только в северно-русских былинах как красавец и змееборец.
Былинный образ
На охоте Михайло Иванович встречает лебедя, который превращается в девушку — Авдотью Лебедь Белую, Лиховидевну (или дочь Вахрамея).
Он женится на ней и оба дают зарок: если кто раньше умрёт, то оставшемуся в живых быть похороненным вместе с умершим, в одной могиле.
Умирает Авдотья.
Потока вместе с её трупом спускают в могилу, на коне, в полном вооружении и с запасом пищи. В могилу является змей. Поток убивает его и кровью убитого оживляет жену.
После другой версии уже по смерти Потока его жену опускают с ним в могилу.
По другим былинам, жена опоила Потока и обратила в камень, а сама сбежала с царём Кощеем.
Товарищи (Илья, Алёша и другие) спасают Потока и мстят за него, убив Кощея и четвертовав конями неверную Лебедь Белую.
Вот такая типичная история с «богатырскими женами» если не великанша-амазонка так баба –отравительница обязательно попадается!
Вот и Михаилу Потыке с женой не повезло!
А все потому уважаемый читатель, что прежде чем «влюбляется надо было бы навести нужные «справки» о невесте!
И вот тут в случае с этой «Авдотьей –она же «Лебедь Белая» стало сразу видно кто есть, кт
Ну и чтобы не мучить читателя недомолвками я скажу та, что Авдотья была обычной девушкой и впервые мы ее встречаем в былине о Иване Годиновиче», где этот богатырь Иван отбывает Авдотью у ее «суженного Вахромея Вахрамеевича! Причем победа достается Ивану Годиновичу только вследствие предательства Авдотье своего мужа Вахрамея!
Но потом Иван Годинович тоже сгинул, и Авдотья выбрала себе новую жертву- новгородского богатыря Михайло Потыку, хотя к этому времени уже состояла в давней любовной связи не с кем-нибудь из видных персонажей былинного российского эпоса, а с сами Кощеем Кощеевичем!
Который тоже при и помощи Авдотьи пропитался убить Поытку, но неудачно!
На сказочный характер былин о Потоке указано было не раз Ф. И. Буслаевым, О. Миллером, А. Н. Веселовским, Всеволодом Миллером и М. Г. Халанским с приведением многих параллелей из сказок почти всех европейских народов.
Оборотничество Лебеди Белой — черта, коренящаяся в области языческих воззрений и, наряду с опусканием Потока живьём в могилу, отклик давно прошедшего времени. Воскрешение, а равно и исцеление с помощью змеиной и вообще чьей-либо крови — мотив, очень развитый в средневековой легендарной литературе.
Имя Потока одни (например, Веселовский) пытались объяснить влиянием или заимствованием из болгарской житийной литературы (Михаил из Потуки — святой воин из XI века, в фольклоре боровшийся с драконом), другие (профессор П. В. Владимиров) сопоставляют его с древнерусским именем «Пътка» — птица.
В общем, вся былина о Потоке имеет гораздо большее сходство с западноевропейскими (смотрите Вальтер), чем с азиатскими сказками, хотя в ней не лишены интереса некоторые совпадения русских былин о Потоке с эпизодами поэмы о Гессер Хане, монгольском богатыре.
Но есть мнение, где Поток является Потоком, Потыком — то есть от слова птица, из-за того, что в сказке о Медведко его выносит птица в свой край, тогда Михайло полностью соответствует богатырю сказки и они с Медведком одно лицо
В балладе Алексея Константиновича Толстого «Поток-богатырь» выведен неожиданный образ Потока как путешественника во времени: богатырь засыпает и оказывается в XVI веке, во временах Ивана Грозного, затем засыпает снова и оказывается в современный автор XIX веке, а в конце стихотворения засыпает в третий раз!!!
Гл.13 Князь Владимир Первый «Святой» и древнерусские богатыри
На этом собственно мой рассказ о 12 первых древнерусских и не очень русских богатырях и собственно заканчивается.
 Но при этом повествование продолжается, ибо мы еще не рассмотрели важнейший вопрос что буквально имеется в любой древне киевской былине о богатыря= этот вопрос о лично киевского великого князя Владимира Первого Святого! Ведь богатыри приходят и уходят, а князь Владимир всегда на своем посту!
Так может он и есть тот самый важный и самый первый древнерусский богатырь, который только из личной скромности не пожелать добавить к своим титулам и титул богатыря?
А нет! Уважаемый читатель!
 То не может идти речь о скромности Владимира, ибо ну никак даже под пером починенного князю монаха-летописца он из труса и алкоголика не мог   превратится в «славного древнерусского богатыря»!
И у нас пришло время поставит вопрос ребром!
«Что общего между реальным князем и былинным и почему один из любимейшего русского народа князей оказывается жаден, завистлив, унижается перед богатырями и все время пьет и как обычно уже пьяном виде совершал свои «злодеяния»?
На этот вопрос уже до меня успел дать ответ российский филолог Александра Скафтымова https://arzamas.academy/materials/511
Который  очень верно и справедливо пишет, что «Еще ранние исследователи русского эпоса отмечали в облике былинного Владимира «загадочное непостоянство и противоречивость», тогда как личность настоящего, исторического Владимира, согласно этнографу Всеволоду Миллеру, «должна была на долгие времена отложиться в народной памяти, стать не только „географическим“ центром эпических сказаний, а действительным „красным солнышком“ Русской земли, широко разливающим свои лучи во всей области эпических сказаний».
«Владимиру придаются эпитеты „пресветлый“, „славный“, „ласковый“; он отличается ненаглядною красотой, именуется „красным солнышком“, „великим князем“, но вместе с этим былина нередко рисует его корыстолюбивым, завистливым, праздным, вероломным, неблагодарным, коварным и жестоким».
«Былина рисует Владимира корыстолюбивым, завистливым, праздным, вероломным, неблагодарным, коварным и жестоким»
Историк русской литературы Орест Миллер считает некоторые черты былинного Владимира, например, корыстолюбие, отголоском «германской дружинности во Владимире как князе-варяге».
Другие отрицательные черты, считает он, «уцелели от времен отдаленнейших, от так называемой патриархальности, то есть поры грубейшего, кровного деспотизма» — «на то же лицо налег во многих былинах позднейший государственный деспотизм в духе Ивана Грозного».
Объяснить такую «не сочувственную сторону» князя можно и с помощью мифологических аналогий — «солнышко могло представляться не только ласковым, ясным, но и жгучим, палящим, злобным».
Черты самодурства, гневливости, жестокости и рядом с этим комический облик труса, бесславного и вероломного интригана объясняются восточным влиянием на русский эпос
Всеволод Миллер объяснял это восточным влиянием на русский эпос: «Черты самодурства, подозрительности, гневливости, жестокости — и рядом с этим комический облик труса, бесславного и вероломного интригана, над которыми иногда издевается герой-богатырь, угрожая убить его и сесть на его место, — все эти черты, должны быть навеяны извне, должны быть занесены с Востока, из области сказочных царей — деспотов и трусов, и не могли органически возникнуть на русской почве как эпические отголоски личностей каких-нибудь исторических русских властителей».
Орест Миллер, напротив, отмечал «простоту отношений между князем и богатырем» как черту, весьма далекую от византийской атмосферы. Заимствование этой княжеской черты от восточного эпоса он считал невозможным: «Ханы-родоначальники оказываются несравненно деятельнее нашего Владимира: они воюют, они охотятся и добычею кормят народ, наш же князь никогда ничего не делает».
«Ласковый князь только пирует со своими богатырями да посылает их на разные подвиги, а сам не принимает участия ни в какой опасности и сидит дома с супругой»
Другой исследователь, филолог Федор Буслаев, обращал внимание на тусклость и бесцветность былинного Владимира:
 «Потому ли, что государственное начало, скрепленное пришлыми варягами, охватывало русскую жизнь только снаружи, одними внешними формами покорения и налогов; потому ли, что князь и дружина, набранная из чужаков, авантюристов, стали особняком от низменного, коренного населения Руси, — как бы то ни было, только исторический идеал самого князя Владимира в народном эпосе мало выработался, не развился разнообразием подвигов и очертаний характера...
Ласковый князь только пирует со своими богатырями да посылает их на разные подвиги, а сам не принимает участия ни в какой опасности и сидит дома с супругой Апраксеевной».
«Отрицательные черты князя Владимира и являются выражением неприязни дружинника демократа к враждебному аристократическому кругу»
По мнению фольклориста Алексея Маркова, причина существования таких разных Владимиров «лежит в различиях среды слагателей эпоса богатырского (с князем Владимиром) и княжеского (с иными князьями)».
«Богатырский эпос, возникший, по мнению Маркова, в среде княжеских дружин, должен был носить черты антагонизма между властелином и подчиненными: отрицательные черты князя Владимира и являются выражением неприязни дружинника демократа к враждебному аристократическому кругу. В княжеских же былинах (о Романе, о Глебе Володьевиче) отношения между князем и дружиной выставляются в идеальном свете».
Специфическое новгородское представление о княжеском достоинстве: князь, который княжит, но не управляет
Со своей стороны, Всеволод Миллер ссылается на бесцветность и неприглядность облика Владимира, когда доказывает новгородское происхождения былины о Чуриле. «В нем не видно ни ласкового Красного Солнышка стольно-киевского, ни деспота с чертами московских царей или восточных сказочных.
 Это князь, лишенный всякого значения, как бы взятый напрокат, чтобы быть свидетелем богатства и могущества частного лица.
 В создании такого князя сказывается не южнорусский взгляд на князя дружинника, не суздальско-московский — на князя вотчинника и деспота, а, всего скорее, новгородское представление о княжеском достоинстве — о князе, который княжит, но не управляет». Слабость княжеского достоинства Владимир Миллер относит к факту сложения былины в Новгородской области.
 «С другой стороны, черты деспотизма и жестокости во Владимире не один раз служили поводом к отождествлению его с московскими царями и главным образом с Иваном Грозным».
Владимир никогда не является в былине предметом непосредственного повествования и изображения. Он всегда там на вторых и третьих ролях
Владимир в былинах всегда на вторых и третьих ролях, всегда затенен главным героем; он как бы создает ситуацию, в которой должны проявиться качества и поступки главного героя. Так, Владимир предстает то могущественным деспотом, то испуганным просителем, то жестоким корыстолюбцем, то радушным гостеприимцем.
«Все эти качества берутся на случай, смотря по надобностям момента и общим требованиям данного сюжета.
Нужно изображение всеобщего ужаса пред наступающим или уже одолевающим насильником, и князь Владимир... должен обнаружить всю силу безвыходности положения, беспомощности и нуждаемости в богатыре, герое данной былины:
Тут Владимир князь да стольно-киевский,
Он по горенки да стал похаживать.
С ясных очушек он ронит слезы ведь горючии,
Шелковым платком князь утирается,
Говорит Владимир-князь да таковы слова:
— Нет жива-то старого козака Ильи Муромца,
Некому стоять теперь за веру, за отечество,
Некому стоять за церкви ведь за Божии,
Некому стоять-то ведь за Киев-град,
Да ведь некому сберечь князя Владимира,
Да и той Опраксы-королевишной.
Эти сцены унижения Владимира пред богатырями являются общим местом в тех случаях, когда былина готовит впечатление важности и значительности подвига героя».
А если сказителю былины требуется представить героя в обстановке недооцененности и пренебрежения, то князь Владимир начинает изображать деспотическую несправедливость.
Жадность, сластолюбие или вероломство — все эти качества присваиваются Владимиру тоже лишь по мере нужды: в былине о Чуриле, о Дюке Владимир завистлив к чужому богатству, в былине о Даниле Ловчанине — сластолюбив, в былине о Ставре — корыстолюбив, в разных былинах он то глуповат и недогадлив, то сметлив и рассудителен. «Каков выйдет Владимир, в сущности, былине совершенно безразлично, лишь было бы достигнуто нужное положение главного героя, отсюда такое непостоянство и противоречивость облика Владимира».
«Каков выйдет Владимир, в сущности, былине совершенно безразлично, лишь было бы достигнуто нужное положение главного героя»
Таким образом, Владимир получается собирательным образом не русского князя, а представлений сказителя о князе. «А так как эти представления возникли в связи с впечатлениями реальной жизни, то в известной мере они сами по себе уже свидетельствуют и о самом князе, и о той реальной точке зрения, какая была у певца на князя. <...>
Взять хотя бы это бесконечное столованье, почестен пир. <...>
...Во всех сюжетах, где появляется Владимир, былина всегда и неизменно застает его на пиру. Кто-то приезжает, кто-то уезжает, а у Владимира всегда пир во полупире, стол во полустоле.
Даже в моменты грозных и тяжких обстоятельств, когда Киев одолевает враг и насильник, в гридне Владимира идет столованье, с тою лишь разницей, что среди пирующих помещается насильник Идол или Тугарин. Должно создаваться впечатление, что слагатели былин не знали и не мыслили князя иначе, как только на пиру».
И здесь пир служит фоном не Владимиру, а главному герою былины — именно на пиру богатырь обычно получает задание или признание за подвиг: «...начало былины всегда озабочено созданием такой обстановки, которая давала бы впечатление угрозы и исключительности в готовящемся предприятии героя. И положение вызова на опасность в публичной обстановке пира, где в момент общей уклончивости и опасливости герой сразу выделяется из общей массы, несомненно… сделалось одним из наиболее развитых общих мест былинной техники».
Возникает справедливый вопрос: почему нет ни одной былины с Владимиром в главной роли, ни одного сюжета с подвигом самого князя?
«Это обстоятельство тоже имеет свои основания, из которых главные, очевидно, коренятся в классовых симпатиях той среды, из которой вышли былины, но в имеющемся составе былин в роли резонатора и рефлектора на подвиги других лиц Владимир по условиям общей композиционной былинной манеры должен был быть таким, каков он есть…»
Ну, а теперь мы прейдем к вопросу о том, как и почему вы названный и достоверно охарактеризованный многими уважаемыми историками киевский князь Владимир Первый Святой «погубил» всех древне русских богатырей!
Эту историю я и проиллюстрирую на примере собственно если уж по правде говорить единственного кандидата в «древнерусские богатыри» Ильи Муромца!
Ибо личность которого хотя и с большими натяжками и корректировками по времени реальной жизни Ильи Печерского как прообраза Ильи Муромца можно назвать «богатырем!
Итак, давайте вчитаемся в эту небольшую былину:
Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром
Ездит Илья во чистом поле.
Говорит себе таково слово:
«Побывал я, Илья, во всех городах,
Не бывал я давно во Киеве,
Я пойду в Киев, попроведаю,
Что такое деется во Киеве».

Приходил Илья в стольный Киев град.
У князя Владимира пир на весело.
Походит Илейко во княжой терем,
Остоялся Илейко у ободверины.
Не опознал его Владимир князь,

Князь Владимир стольный киевский:
«Ты откуль родом, откуль племенем,
Как тебя именем величать,
Именем величать, отцем чествовать?»

Отвечает Илья Муромец:
«Свет Владимир, красное солнышко!
Я Никита Заолешанин».
Не садил его Владимир со боярами,
Садил его Владимир с детьми боярскими.
Говорит Илья таково слово:
«Уж ты, батюшка Владимир князь,
Князь Владимир стольный киевский!

Не по чину место, не по силе честь:
Сам ты, князь, сидишь со воронами,
А меня садишь с воронятами».
Князю Владимиру за беду пало:

«Есть у меня, Никита, три богатыря;
Выходите-ка вы, самолучшие,
Возьмите Никиту Заолешанина,
Выкиньте вон из гридницы!»

Выходили три богатыря,
Стали Никитушку попёхивать,
Стали Никитушку поталкивать:
Никита стоит – не шатнется,
На буйной главе колпак не тряхнется.

«Ежели хошь, князь Владимир, позабавиться,
Подавай ещё трех богатырей!»
Выходило ещё три богатыря.
Стали они Никитушку попёхивать,
Стали они Никитушку поталкивать.

Никита стоит – не шатнется,
На буйной главе колпак не тряхнется.
«Ежели хошь, князь Владимир, потешиться,
Посылай ещё трех богатырей!»

Выходили третьи три богатыря:
Ничего не могли упахать с Никитушкой.
Притом пиру при беседушке
Тут сидел да посидел Добрынюшка,
Добрынюшка Никитич млад;

Говорил он князю Владимиру:
«Князь Владимир, красное солнышко!
Не умел ты гостя на приезде учёствовать,
На отъезде гостя не учёствуешь;
Не Никитушка пришел Заолешанин,
Пришел стар казак Илья Муромец!»

Говорит Илья таково слово:
«Князь Владимир, стольный киевский!
Тебе охота попотешиться?
Ты теперь на меня гляди:
Глядючи, снимешь охоту тешиться!»
Стал он, Илейко, потешиться,
Стал он богатырей попихивать.

Сильных могучих учал попинывать:
Богатыри по гриднице ползают,
Ни один на ноги не может встать.
Говорит Владимир стольный киевский:

«Ой ты гой еси, стар казак Илья Муромец!
Вот тебе место подле меня,
Хоть по правую руку аль по левую,
А третье тебе место – куда хошь садись!»

Отвечает Илья Муромец:
«Володимир, князь земли Святорусския!
Правду сказывал Добрынюшка,
Добрынюшка Никитич млад:

Не умел ты гостя на приезде учёствовать,
На отъезде гостя не учёствуешь!
Сам ты сидел со воронами,
А меня садил с воронятами!»
Источник: Песни, собранные П. В. Киреевским. Вып. 1-10. М., 1860–1874. Вып.4, стр.46.
И если прочли, то сами себе задайте вопросы:
Кто были инициатором ссоры?  Прав ли был князь Владимир? Или прав был «старый казак Илья Муромец?
Подумали, и если так-то разрешите мне представить вам как бы современный взгляд на отношения князя Владимира и Ильи Муромца.
 Мне эти мысли навеяли просмотры советских и новороссийских и ново украинских мультфильмов о Илье Муромце.
Ибо мы все говорим серьёзно о серьезных вроде бы вопросах! Героях богатырях –защитниках Руси от иноземных и внутренних врагов!
А, по-моему, неплохо будет на Князя Владимира и его богатырей посмотреть с юмором, пусть немного и черным.
Возможно это и поможет понять современному читателю, почему Илью Муромца нигде ни в одной постсоветской стране кроме России не то что не чтут, а и упоминают вовсе…
Итак, представим себе Древний Киев. Ворота в княжеский терем расположенный недалеко от Десятинной церкви вдруг начали содрогаться от ударов богатырского кулака Ильи Муромца.
- Открывайте, пьяницы! Богатырь пришел! - раскатистый бас Ильи гремел по всему княжескому двору.
- Пущать не велено.
Отвечала дворцовая стража!
- Открывайте, я сказал! Ворота порушу! Кричит Илья!
Начальник стражи вступает в диалог и говорит Илье:
- Князем не велено муромчан на богатырскую службу принимать!
Ну а далее - ворота не выдержали и, поднимая облака пыли, с грохотом рухнули во двор.
Во дворре появляется Илья и схватив нача. стражи спрашивает:
- Как не велено?! Почему не велено?!
- -главный волхв запретил!
Да, пусти ж ты меня, - убьешь ить - голова отвалится.
Илья отпустил стражника и тот сразу убедад в княжеские покои.
-А далее Илья Муромец закричал:
 Кня-а-а-азь! Красно Солнышко! Владимир Святич!
- Илюшенька?
Ты? - донеслось из терема
- Не шуми - сейчас спускаюсь!
Князь Владимир Красно Солнышко показался на крылечке терема.
- Илюшенька!
Здравствуй родной! Как доехал? К нам надолго ли? По делу или как?
- Соловья-разбойника привез.
- А и где?
- К седлу приторочен.
 Я слышал ты награду за него обещал.
 А тому, кто Соловья изничтожит обещал место почетное в своей дружине?
 Ну так вот он я , а вот Соловей!
- Прибил?! Насмерть? - забеспокоился князь.
- Живой. Зубы только все выбиты.
- Ай-ай-ай! Как же так?! Все зубы: Ай-ай-ай: Разве можно так?
- Ну, ежели палицей попасть, как следует, то - можно.
- Ты, Илюшенька, личность темная, дремучая, настоящий политический момент совсем не понимаешь.
 Как же можно защитника отечества да палицей по зубам?!
Он же ить всеж таки национальный герой!
- Кто герой? - опешил Илья - Он же ведь бандит, душегуб, убийца!
- Ты, Илюша, совсем ничего не понимаешь!
Он ведь на какой дороге сидел?! Он на дороге на Муром сидел!
Он нас от москалей защищал, чтоб, значит москали к нам не лезли!
Соловей это ж настоящий патриот! А ты его по зубам!
- Да вы ополоумели тут все что ли?! - заорал Илья
Князь схватился за илюхину рубашку, потянул Илью на себя, и резко поднявшись на цыпочки, жарко зашептал в ухо:
- Илюша, я тебя Христом-Богом прошу - не ори!
 Не привлекай внимания! Я тебе денег дам, только увези его подальше, аспида, и удави по-тихому.
Мы потом ему памятник поставим как патриоту от москалей умученному и день его рождения государственным праздником сделаем.
Илья нагнулся и тяжело, из-под бровей, посмотрел князю в глаза.
- Может его отпустить тогда?
 Раз патриот? Я прямо сейчас его и выпущу. Здесь. Вот его и награждай.
- Илюша, ну не обижайся ты на меня.
 Политика - штука тонкая. Тебе не понять!
 У нас тут новые свободные веяния и истинно-европейский дух. Понял меня? Только ты его все равно удави.
Очень прошу.
Ведь при такой конъектуре он же запросто может князем стать вместо меня!
Понимаешь ты? Князем!
- Понятно: Ладно.
А почему муромчанам запрещено в дружину наниматься? Потому, что москали?
- Ну видишь, Илюша, и вовсе ты не глуп!
 Все-то ты понимаешь!
У меня волхв придворный, Палий, говорит, что москали, если их на княжескую службу допускать они сюда азиатчину принесут и украдут наше исконное право на Русь и европейство.
 А ты, Илюша, самый что ни на есть - нерусский.
Ты - фино-угр.
- Это какой я не русский?!
 Это я - нерусский?! - потерял контроль над голосом Илья - Я?!
Это ради какого такого 'европейства' можно меня - русского человека нерусским сделать? Кто тебя барана в короне защищать будет?
 Я вон ворота сломал, и никто изтвоей дружины и не пришел до сих пор! Где Попович Лёшка? Добрыня где?
Я тебя спрашиваю, княжеская морда! Данила Казарин где?
 Где Михаило Поток?
- Так ушли все.
Разъехались! Попович из Ростова, он - москаль, к тому ж мы с православием сейчас не очень - не европейская религия.
Мы больше к истокам.
 Вот волхва завели. Миссионер из Рима прибыл.
 Поток из Рязани, Казарин - вообще хазарской крови, а :
- А Добрыня запил? - неожиданно спокойно то ли спросил то ли сам констатировал факт Илья.
- Ну: да.
 Пришлось того. По несоответствию.
А как ты догадался?
- Я бы на его месте тоже запил.
Он же тебе как отец.
В этот момент Илью отвлекла какая-то возня за спиной. Повернувшись, он увидел целую толпу одетых в железо людей. Из толпы вышел здоровяк в нерусском доспехе с красными крестами
на плаще.
- Ви есть известный террорист Ilya the Murometz разыскиваемый за геноцид украинского и половецкого народа и военные преступления?
Ви есть арестованы. Вас будут судить в Гааге.
- Русские мы! - попытался вмешаться князь.
- Украинского народа. - упрямо повторил здоровяк - Что значит "у самого края борьбы с москалями и имперским москализмом".
- Ну, коли так, то - ладно – пробормотал нынешний «великий киевский   князь Владимир Второй Зеленский. »..
А в качестве окончательно заключения о изученной нами темы то тут я полностью согласен с С.Я.Янковским   российским Информатиком и кибернетиком, который очень точно, почти как бы в десятку попал, поставив последнюю точку в нашем повествовании;
«Зло и добро попарны, учит закон исторический — если герой легендарный, значит, и враг мифический!»
Ну и раз так-то у нас есть теперь необходимость и поговорить о историческом мифе вообще, историческом мифе как основе российской истории и как отличить миф от фальсификации все той же российской истории.
В древности, когда история как наука еще зарождалась в глубинах человеческого разума, но термин «история» уже существовал, его смысл сводился к понятию установления подлинности чего-либо, установления истинности событий и фактов.
Прошло совсем немного времени, и новорожденная наука история уже вмещала в себя новый смысл — рассказ о прошлом человечества. Однако рассказ этот оказался во многом легендарен, мифологизирован, а в некоторых случаях даже фальсифицирован.
Очевидно, что любым историком как прошлого, так и настоящего должен руководить критический разум исследователя, а также стремление передать описываемые события предельно подлинно и ясно.
 В реальности произошло совсем иначе. За столетия идея подлинности выцвела, потеряла колорит и первозданность, а вместе с нею вымылся и основной смысл истории как многосложного рассказа о взрослении человечества — истинность.
Из века в век человек учился подделывать факты и исторические события, писать и переписывать историю в угоду политике, идеологии или сиюминутной прихоти — и, надо сказать, очень в этом преуспел.
Таким образом, современный человек получил в наследство историю, многократно переписанную, подтасованную, местами «прилизанную» и мало правдивую.
 В связи с этим периодически возникает потребность в пересмотре исторического знания в справедливой его оценке на основании историчности и беспристрастности. Потому особенно остро встает проблема мифотворчества и фальсификации.
Несмотря на то, что это понятия разного порядкового уровня, они в большей или меньшей степени присутствуют в истории любого народа и государства.
История мифов сравнима по длине временного отрезка с существованием самой истории как рассказа о прошлом.
Их долголетию можно только позавидовать. В древности старины (былины) передавались из уст в уста или, вернее сказать, напевались.
Первые записи былин обнаруживаются лишь в XVII в. Очевидно, что былины за время своего устного бытования многократно переделывались и видоизменялись, и вычленить из былинного эпоса, который имеется сейчас в распоряжении исследователей, былину, относящуюся, например, к X или XIII в., практически невозможно.
Начиная с XVII в. накопилось более 1500 текстов былин, при этом былинных сюжетов совсем немного, всего около 40.
Самым древним былинным текстом считается рукопись, относящаяся к началу XVII в., — «Сказание о киевских богатырях, как ходили в Царьград и как побили цареградских богатырей и учинили себе честь».
 Вообще к XVII в. относятся всего лишь5 былинных записей, а остальные — уже к более поздним периодам. Среди наиболее распространённых былин русского Средневековья можно назвать следующие
—«Сказание о семи богатырях», «Сказание о Михаиле Потыке», «Сказание об Алеше Поповиче и Тугарине», «Сказание о Ставре Годиновиче», «Сказание о Михаиле Даниловиче», «Сказание об Илье Муромце и Соловье разбойнике».
 Эти прекрасные былины о русских богатырях, русской удали и любви к России и сейчас любимы современниками.
 Многие из них были экранизированы, например, хорошо известны созданные уже в наше время мультфильмы об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче
Народная память, отраженная в преданиях и эпосе, становилась источником и для «высокой», государственной исторической мифологии.
Официально признанные герои дореволюционной России — от былинно-исторического князя Владимира до вполне исторического, но обретшего эпико-легендарные черты Петра I и других строителей империи, — богато представлены и в фольклоре знания более острой для нашего общества проблеме — фальсификации истории.
 В этой связи вновь обратимся к определению самого термина.
1) злостное, преднамеренное искажение каких-либо данных;
 2) изменение с корыстной целью вида или свойства предметов; подделка» (Фальсификация: Электр. ресурс).
Здесь будет уместным сравнить данное определение, найденное нами в Большом энциклопедическом словаре, с определением фальсификации, взятым из Большой советской энциклопедии 1969–1978 гг.:
«Фальсификация (позднелат. falsificatio, от falsifico подделываю),
1) злостное, преднамеренное искажение данных, заведомо неверное истолкование чего-либо;
2) изменение с корыстной целью вида или свойства предметов; подделка» (Фальсификация, 1977)
Как видим, определения сходны.
Однако Большая советская энциклопедия уточняет: «заведомо неверное истолкование чего-либо».
Вот именно таких — «заведомо неверных» толкований фактов и событий как прошлого, так и настоящего надо опасаться, надо с ними бороться, в первую очередь при помощи добротного критичного знания.
Подводя итог поиску нужных определений, имеет смысл повторить прежнее суждение одного из авторов данной статьи: «…необходимо разделить понятия “мифа “историческая фальсификация”.
Если под мифом в положительном контексте обычно понимаются героизированные образы прошлого, которые воспринимаются как моральные ориентиры, модели восприятия и поведения, основа для формирования исторической памяти, то под историческими фальсификациями необходимо понимать осмысленное искажение исторических фактов с определенной целью» (Плотникова, 2013: 15)
На наш взгляд, главное отличие мифа от фальсификации заключается в том, что миф — это вымышленный рассказ о событиях прошлого, настоящего или будущего, возникший естественным образом, ставший неотъемлемым достоянием массового сознания.
Фальсификация же представляет собой умышленное искажение или вымысел исторических фактов, осуществляемый конкретными лицами в конкретных же политических, идеологических, религиозных или иных целях.
Фальсификации обычно возникают в целях дискредитации или, напротив, сознательного «улучшения» реальной истории.
Они могут основываться на популярной исторической мифологии или, напротив, порождать ее — особенно в кризисные периоды, когда возникает или искусственно формируется общественный запрос на пересмотр истории.
И вот тут все вышеприведенные «биографии» двенадцати самых известных старорусских богатырей тому лучшее подтверждение.