Ремейк. Глава 20. На край света

Инкерман тащит с коряком  тяжеленную коробку с телевизором вверх по лестнице. С трудом удается пропихнуть её в дверь.  Заметенная снегом сантиметров на 30, дверь не хочет открываться. Нарты стоят возле подъезда. Собаки лежат на снегу, прижавшись друг к другу и спрятав носы под собственным хвостом или под боком соседа. При появлении хозяина сначала оживляется вожак — огромный серый аляскинский маламут, больше похожий на волка, чем на собаку, затем вскакивают остальные. Вожак, единственный не запряжен и бросается к хозяину, чуть не сбив его с ног. Хозяин прикрикнул на него. Остальные собаки яростно залаяли и скачут в упряжи. Одна лайка запуталась и неловко прыгает на трех лапах. Инкерман с коряком поставили телевизор на нарты. Коряк принялся высвобождать собачью лапу.

— Я побегу за видиком, — крикнул Инкерман коряку.
Тот махнул рукой, в знак согласия. Инкерман спустился в студию, положил  4 коробки с кассетами в вещмешок, подаренный Игорем, и сунул туда пакет со своими вещами и подарками. Мешок положил на видак в коробке, подхватил всё, захлопнул дверь и поднялся по лестнице. Коряк уже держит дверь на улицу открытой. Собаки запряжены и нетерпеливо перетаптываются, словно им не терпится рвануть в темноту родной стихии, на просторы «белого безмолвия».
— Садись! — крикнул Инкерману коряк.
— А Вы? Коряк не ответил, издал протяжный гортанный звук. Собаки рванули тяжелые нарты, и медленно набирая скорость, побежали. Хозяин бежит рядом.
— Площадка левее! — кричит Инкерман.

— Я знаю! — в ответ и коряк снова протяжно закричал, подгоняя собак. Показались огни вертолета, и вскоре, он зависает над площадкой на окраине поселка, заставляя снег кружиться в неистовом вихре. Собаки рванули сильнее и понеслись на вертолет. Коряк бежит, держась одной рукой за нарты. Перед вертолетом, пригнувшись, двое военных с автоматами за спиной и машут руками, призывая двигаться к ним быстрее. Собаки остановились в десяти шагах от вертолета и не желают двигаться дальше, яростно облаивая и военных и вертолет. Инкерман слез, подбежал к погранцам. Те жестом указывают ему на вертолет, и он бежит дальше. В вертолете, на краю, в дверях сидит на корточках молодой старлей:
— ЗдорОво, ты, чтоли Инкерман?

— Да, здорово, — ответил Инкерман, пожимая руку.
— Михалёв, старший лейтенант Михалёв, — представляется  погранец, — что с упряжкой делать будем? Это зверье с ума сойдёт по дороге!
— Не сойдёт! Давай, сначала собак, а потом всё остальное. Перегородим нартами салон поперек и изолируем собак с хозяином таким образом. Он их успокоит.
— Добро! Рощупкин! — заорал старлей одному из бойцов снаружи. Тот подбежал, коротко козырнул и старлей притягивает его к себе за ремень автомата, — грузить собак будете, но не распрягайте их, только постромки перережьте…
— Не искусают?
— Рощупкин! Вы такой вкусный? Мне звать вас «мой сладкий?»
— Никак нет, товарищ старший лейтенант!
— Тогда не судите о животных по себе. Местные собаки не кусаются, да будет вам известно. Разве что друг друга. Ещё есть дурацкие вопросы?
— Никак нет… то есть, так точно! Как же мы их будем грузить всех вместе?

— Рощупкин, где-то здесь — старлей слегка бьет бойца по башке в ушанке кулаком, — у вас есть переключатель мозга из штатного положения «Выключено» во внештатное  «Включено». Режим для вас экстремальный, поэтому слушайте внимательно: хозяина сюда, собаки за ним пойдут, а вы их под жопу будете подталкивать. Нарты поставьте, как трап, чтобы им легче было, понял? —  боец кивнул, — действуй! — заорал старлей, — давай сюда, залезай! — командует старлей Инкерману. Тот жестом показывает, что нужно грузить его барахло, — не бзди, без тебя справятся!

Собаки, ни в какую не хотят лезть в вертолет. Хозяин призывает их несколько раз. Наконец вожак рванул, за ним все остальные. Солдаты стоят сбоку и помогают толкающимся и скользящим по наклонной плоскости нарт собакам не вывалиться. Наконец вся упряжка оказывается внутри, и коряк буквально ложится на нее, не давая скалящемуся вожаку броситься на старлея. Тот демонстративно спокоен. — Они просто в стрессе, вот и беснуются. Всё нормально, — успокаивает своих бойцов старлей. Бойцы закинули нарты, поставили на них барахло, посадили на нарты коряка лицом к собакам и захлопнули дверь. Вертолет поднялся, чуть повисел в воздухе, разворачиваясь, и полетел в темноту. Внутри сидят еще шесть молодых бойцов с оружием.

— Сейчас залетим на одну заставу возле Олюторки и вас забросим, — пообещал старлей.
Застава обозначилась одиноким огоньком прожектора, освещающего посадочную площадку. В темноте едва различимы два двухэтажных здания. Вертушка снизилась, четыре бойца выскочили ещё до того, как колеса коснулись снега. Из темноты стремительно вынырнули две фигуры. Оказалось, что это два младших офицера в шинелях с чемоданами.

— Чубуков, — заорал старлей старшему из них, — я же тебе обещал по рации, что заберу  на обратном пути! Мне вот ещё пассажиров этих в Х*илино забросить срочно!
— Ну, тебя на **й, Михалев!  Знаю я твои «на обратном пути»! Я-то ладно, а у меня летёха с женой неделю отпуска тут сидит, улететь не может! Ему ещё десять тысяч кэ мэ до дома! Летим с вами, баста!
— Добро, хер с тобой, Фома неверующий! Залазь!

Офицер в шинели махнул рукой другому и тот скрылся в темноте. Другой офицер, оказавшийся тоже старлеем, забросил чемодан и легко запрыгивает внутрь, в своей долгополой шинели. Появился второй офицер с женой. Они бегут к вертушке, взявшись за руки. На бегу, летёха подхватил чемодан, стоящий на снегу, свободной рукой. Старлеи помогают им забраться внутрь. Инкерман уступил девушке свое место и пересаживается на лавку.

— Спасибо, — поблагодарила девушка. Она снимает платок и улыбается Инкерману. Вопреки самой ситуации, девушка оказывается очень миловидной. Её муж, лейтенант, выглядит совсем молодым и несколько смущенным. Старлей Михалёв демонстративно даже не смотрит в его сторону.

— Что это за черти? — осведомился другой старлей у Михалева.
— Да вон, туземец, из Х*илино в Приёбский на собаках пёр, чтобы к рожающей жене вот этого чудика доставить…
— А ты кто, доктор? — спрашивает неугомонный Чубуков Инкермана.
— Доктор душ человеческих, — отвечает Инкерман.
— Поп, что ли? Проповедник? — интересуется Чубуков у Михалёва. Тот только махнул рукой. Чубуков стал пробираться к коряку, — и сколько же ты ехал, красавец?
— Два дня, — с достоинством отвечает коряк.
— Во даёшь, — похлопал коряка по плечу Чубуков и вернулся на место, — учись, лётеха, как жену любить надо.

Вертолет стал снижаться. Внизу показались огни.
— Приехали, национальное село Ходилино! С ними, старик, не соскучишься! — напутствовал Инкермана Михалев, кивая на встречающих.
— С коряками?
— С чавчувенами? Это оленеводы-кочевники, не ваши намыланы. Бывай!

Несколько озадаченный Инкерман спрыгнул вниз. Поджидавшие его загадочные чавчувены, подхватили тело еще в полёте и оттащили в сторону. Коряк стал освобождать собак по одной, и они пулей выскакивают наружу. Человек десять в национальных «малицах», похожих на ку-клус-клановские балахоны, только из черных оленьих шкур, помогают разгрузиться. Вертушка медленно поднялась в воздух, обдав всех мощным потоком колючих снежинок. Михалёв помахал всем рукой и захлопнул дверь. Коряки, похожие в малицах на пингвинов, машут ему вслед. Собаки вьются вокруг, оглашая окрестности радостным лаем.