По ту сторону амальгамы

Алёна, закрываясь кружкой с остывшим чаем, старалась не смотреть на Таню, ей было неловко, стыдно. Танино большое тело некрасиво свешивалось парафиновыми наростами со стула.
- Лен, ты чего торт не ешь? – Таня придвинула к Алёне тарелку с дешёвым рыхлым маслянистым куском.
- Не Лена, - Алёна брезгливо поджала ноги под столом, - грязный прилипал к дорогим колготкам.
- Ах, ну да, Веласкес, как же я могла забыть, что ты у нас теперь Алё-ё-ё-на.
- Тань, прости, я побегу, там мама, мальчишки, дела, магазин,  -  затараторила Алёна.
Таня усмехнулась, - Ленка всегда так делала, - быстро говорила, когда врала.
- Да, да. Забегай как-нибудь ещё,  - с трудом подняла грузное тело с табуретки.
Закрывая за Алёной дверь, Таня хлопнула так, словно забивала крышку гроба:
- Сучка!
Алёна выбежала из подъезда, будто за ней гнались. Всей грудью вдохнула свежий солнечный день, а потом шумно выдохнула:
- Никогда! Больше никогда!

Ленка Веласкес и Таня Сдобина были не разлей вода со школы. Выглядело это очень странно, ведь были они совершенно разные. Таня – хрупкая нежная блондинка, тургеневская девушка, совершенно не вписывающаяся в странные российские девяностые. Вязала  милые кофточки и мечтала о любви. Большой и светлой, разумеется.
Веласкес – яркая  брюнетка. Чёрные глазищи в пол-лица.  Дерзко вздёрнутый  подбородок. Материалистка до мозга костей.
- Любовь? Да зачем мне эти розовые сопли? Мне для счастья нужно сто долларов в день. А лучше - двести.  Помнишь те очки «гуччи» на барахолке? Не могу про них забыть. Вот жить без них буквально не могу! А без любви могу, - громко  и  чувственно хохотала Ленка.
- Это потому что ты не встретила того самого, - Танины глаза застилались мечтательной патиной.
- Нет, это потому что я б…дь,- отвечала Веласкес.
Отражаясь друг в друге как в зеркале, каждая в глубине души хотела быть хоть немного похожей на подругу.
Не то, чтобы Ленка не верила в любовь. Верила, конечно. Только было это очень давно. Кажется, целую жизнь назад.
- Эй, красавица, привет! Глазищи какие! Не испанка случайно? Зовут-то тебя как? Кармен? – пятнадцатилетняя Ленка обомлела, - каков нахал. И какой красивый, божечки мои.
- Чего? «Эй» - это ты кому? Мне? – высокомерно вскидывает голову.
- Тебе, тебе, - улыбается так сладко, что хочется идти на край света прямо сейчас.
- Веласкес! – чуть прищурившись, наблюдает за произведённым эффектом. Что и говорить, необычная фамилия всегда была небольшим бонусом.
- Ого! Вот это я Нострадамус! – хохочет заразительно нахал. Всё. Кошмар. Ленка пропала.
Любила как кошка. Хотела как кошка. Верила как кошка. Ревновала как все испанки мира вместе взятые. Растворялась. Млела. Таяла.  Не как Танька, - никакой лирики. Одна сплошная страсть. Любовь – страсть. Месяц, два, три, год, - думала навсегда. Ловила взгляд, улыбку, повороты головы. Отдавалась до последней клеточки. Приручил. Растворил в себе. Приворожил своей мужской хваткой. Своей хищной мужской любовью.
Ждали Ленкиного совершеннолетия, чтобы пожениться. Уехал на заработки со строительной бригадой. И не вернулся. То есть вернулся, но не к ней. Забежал на три минуты сказать об этом. Убил и ушёл. Ленка не знала, на кого он её променял. А через месяц вернулся, ползал на коленях, унижался, просил прощения. И Ленка простила. Но только лишь для того, чтобы ровно через две недели бросить его самой. Бросила не Ленка. Бросила Веласкес. Веласкес – это  Ленка, которая поняла, что больше никто и никогда не посмеет ей причинить такую боль. Потому что отныне причинять боль и уничтожать мужчин будет только она. Всегда с опережением.
Ленка всё детство ходила в белых гольфах  и слушала мать, твердившую с утра до ночи, кто такие приличные девушки. Веласкес, отомстив возлюбленному, первым делом накачала в спортзале задницу  и надела платье-чулок, а под ним - совсем ничего.
Веласкес грех было жаловаться. Все её мужчины, в основном, бандиты, были щедры и не обижали её.  Некоторые даже признавались в любви. Но любовь Веласкес была не нужна. Ей нравился секс. И деньги.
Иногда в редкие минуты слабости Веласкес видела в зеркале Ленку. Ту Ленку, которая хотела хоть немного быть похожей на Таньку, - нежную, мечтательную, домашнюю. Горячий ком подходил к горлу, и она дерзко вскидывала подбородок, будто смахивая наваждение. Нет больше никакой Ленки, - есть Алёна Веласкес. Самая дорогая эскорт-девушка в городе.
Забавно, но новая жизнь Веласкес – сытая, дорогая, красивая, полная удовольствий, - ей нравилась. Власть над мужчинами поглотила её. Кроме клиентов были в Ленкиной жизни и просто мужчины, с которыми она проводила время,  не подозревавшие, чем она занимается. Впрочем, ни у кого из них не было шансов. Ленка вела себя как истинная стерва. Но чем больше она издевалась над мужчинами, тем бесповоротнее они в неё влюблялись. Однако Веласкес всегда следовала своему принципу, - бросить первой, пока не бросили тебя.
В своём стремлении повелевать мужчинами, в горячей мести им она не заметила, как белые гольфы маминого воспитания были выброшены на помойку, как стёрлись незамысловатые моральные  истины, как легко вычеркнуто главное правило дружбы – не предай. Веласкес, не моргнув глазом, уводила парней своих подруг, а потом на кухне утирала им слёзы, подливая водки и убеждая себя в том, что делает это только ради дружбы. Как ни крути, мстила не только мужчинам, но и той, самой первой, призрачной, незнакомой, которая навсегда лишила юную Ленку веры в любовь.
Так было до той самой минуты, пока не появился Лёша.
Поначалу Ленка воспринимала его точно так же, как и других, - как будущую жертву Веласкес. Но Лёша будто бы не замечал ни её стервозности, ни излишне свободного поведения. Ухаживал, дарил цветы, готовил еду. Он не был ни бандитом, ни бизнесменом. Лёша был простым парнем, который любил и Ленку, и Веласкес, и кто там ещё жил в её страстной и странной душе. И Ленка сдалась. И повела Лёшу знакомиться к Тане.
Танька, всё это время самоотверженно ожидавшая своего суженого, увидев Лёшу, прямо задрожала всем телом. И куда только подевалась тургеневская девушка. Впилась голубыми озёрами, не мечтательно вовсе, а как самка в брачный период. В ход пошли пирожки с мясом, капустой, картошкой. А ещё борщ, компот и Цветаева. И «Я тебя  понимаю, ты так устаёшь на работе», «Ты тоже любишь Довлатова? Я его обожаю!» А напоследок – свежесвязанный шарфик. Веласкес, несмотря на всю свою власть над мужчинами, на всю стервозную опытность, так и не успела понять, как это  произошло, а Танька уже вышла замуж за Лёшу и родила ребёнка.
В тот момент Веласкес поняла, - с её жизнью что-то не так. Не жизнь, а плохая пьеса. Странно, но больше всего огорчил не разрыв с Лёшей, а потерянная навсегда дружба  с Танькой. Веласкес  в очередной раз стояла перед зеркалом и  задавала сама себе вопрос: получается, что доверять совсем никому нельзя? И сама себе отвечала – да. Никому и никогда. С тех пор из жизни Веласкес исчезли все подруги.
Время шло. Веласкес добилась всего, что хотела. У неё был богатый муж и двое детей. У неё были дорогущие сумки и частые путешествия. У неё была классная машина. Всё было у Веласкес. А противная Ленка из зеркала почему-то была недовольна, а иногда даже плакала по ночам. Ленка хотела любить. И дружить. Веласкес, устав сопротивляться, пошла на поводу. Набрала Танькин номер, та будто и не удивилась даже, - да, конечно, приезжай, чаю попьём, сто лет не виделись.

…Алёна выбежала из подъезда, будто за ней гнались. Кошмар, какой кошмар! Так ей и надо, это Таньке, не надо было моего мужика отбивать! Быстрым шагом она  направлялась к своей сверкающей дорогой машине, когда выстрелом в спину её  настиг с балкона Танькин крик:

- Это я его увела! Твой первый ушёл ко мне!

Наташа Васильева, Санкт – Петербург, апрель 2020