Одна дума в дорогу не годится. Глава 16

               16

Никто не объяснил, куда мы отправились. Водитель мчал автобус, и мотор задыхался от злобы.
 
Я приуныла. Ни с кем не хотелось общаться. Чувствовалось, что над всеми нависла томительная неловкость.

Мысли о человеческом малодушии не давали покоя. Неужели жизнь изменила нас настолько, что мы пополнили норки щедринских «премудрых пискарей»? Нашлась неравнодушная женщина, которая хотела проучить недобросовестных людей, но мы не поддержали её.

Я помню, как летом 1980 года, до смерти «горячо любимого Ильича», наш класс совершил экскурсию в Киев. Мы выходили из автобуса возле многих зданий, и гид интересно рассказывала об их былой славе. Столько впечатлений осталось у нас, восьмиклассников! А сейчас? Во время экскурсии по Ярославлю нигде ни разу не вышли из автобуса, чтобы почувствовать историческое место, даже просто сфотографироваться на фоне здания, чтобы, пересматривая дома фотоснимки, вспоминать эти моменты снова и снова. Всё-таки человечнее было в Советском Союзе. Не деньги стояли на первом месте, а человек с его внутренним миром.

«Конечно, Ярославль замечательно оформлен для туристов, – думала я. – Но так ли хорошо живётся простым ярославцам? Из салона автобуса видна не настоящая жизнь, а выставочная».

Наш «мерседес» нёсся по трассе, вдоль которой мелькали двух-трёхэтажные здания, низенькие ларьки, тротуарная ограда, остановки, рекламные щиты... С другой стороны автотрассы выстроились в ряд деревья. Их обильная листва местами была покрыта тёмно-серой пылью, видимо, не полностью смываемой дождём, поэтому высокие, крепкие ещё деревья представлялись хоть и не чахлыми, но уже больными, самозабвенными тружениками.

Минуя дорожную развилку, автобус проскочил под мостом. С крутых склонов безропотно взирали на гостей города широколапые лиственницы с пожелтевшими иголками, будто постаревшие от тяжёлой жизни люди. Встречных машин стало меньше. Запестрели розовым, зелёным, жёлтым цветом первые этажи «брежневок», приспособленные под аптеки и различные магазины. Замелькали блёклые одежды на старых фигурах, большие хозяйственные сумки в старческих кулачках, рюкзаки на колёсиках. Старинные особняки с белыми колоннами встречались редко, но они с барской важностью поглядывали на прохожих и спешащие машины. Я усмехнулась: «Всё разнородно, как во всей России. На земле некогда свободных людей тоже не живётся вольготно. Все в тисках безвременья».

- Зря вы промолчали, – обернувшись назад, разочарованно сказала я Марине Викторовне.

Та сразу ответила, поняв, о чём я заговорила с ней:

- А что мы могли сделать? И так наговорили больше, чем надо. Не дай Бог, эти решат отомстить нам – взвоем. Видите, какие у меня дети? Выкинут крендель, и тогда достанется нам от этих по полной программе, – обречённо вздохнула Денкина. – Родители в красках опишут нашей директрисе все обиды и неудобства, и выговора мне тогда не избежать. А если жалобу накатают в прокуратуру, то меня с работы уволят.

- Да никто вас не уволит, – остановила я приятельницу. – Не нагоняйте страху на себя и других. Ваши родители сами виноваты, поэтому… – осеклась я, вспомнив, что Марина Викторовна как руководительница группы должна была всё проверить самостоятельно: с какой фирмой договор, на каких условиях, что записано в путевом листе, а не полагаться на родителей; в крайнем случае, надавила бы на них (у неё есть такое право), ведь педагог за всех отвечает в поездке.

- Вы не знаете, Татьяна Васильевна, сколько за пять лет, как я взяла этот класс, набито шишек на моей голове. Потому и трясусь, как осиновый лист. А экскурсовод вышла из автобуса, и всё: её миссия закончилась. Мне же надо детей привезти домой целыми и невредимыми. И чтобы все остались довольны поездкой. Вот такая проза учительской жизни.
 
Я возмутилась про себя: «Неужели теперь нам безразлична справедливость, о которой сами же говорим дома, пишем на форумах, в социальных сетях? Или мы заявляем о другой – книжной – справедливости, со школьной скамьи находясь под влиянием русских классиков? Горько осознавать, но «премудрым» обывателям удобно провозглашать принципы равенства и братства, которыми, по мнению «премудрых», должны руководствоваться только представители разных уровней власти. Можно, поддерживая лозунги радетелей за народ, отстаивать до хрипоты придуманную правду жизни, рвать на себе рубаху, но самим и пальцем не пошевелить, чтобы добиться справедливости. Мы молчим, потому что каждый хочет что-то скрыть. Чем человек нравственно чище, тем он  смелее в отстаивании собственных прав».

После того как в начале двухтысячных годов познакомилась со взглядами Льва Гумилёва о пассионарности, я была уверена: местность накладывает отпечаток на характер человека. Разные племена и народы, населявшие когда-то Волжское Залесье, постоянно отражали нашествия воинственных кочевников в борьбе за благодатные места, и  столетиями закалялся волжский характер, выковывался иммунитет к опасностям.

«Выходит, мы не в том месте и не в то время родились? Самооправдание! – тут же вынесла я приговор своим прежним взглядам. – Максим Горький утверждал, что в жизни всегда есть место подвигу. И это вряд ли зависит от местности и века. Кто-то ревностно стирает из памяти россиян всё, что связано с былой русскостью в национальном характере: милосердием,  надеждой на Бога, cоборностью (единством людей),  тягой к справедливости».
 
За стеклом показался водный массив. Автобус перестал сердиться и спокойно поехал вдоль широкой реки. Пешеходы встречались редко, среди них уже не было стариков. Молодые были открыты свежему ветру. На лицах людей постарше – задумчивость и озабоченность.

- Это Волга? – спросила я соседей-супругов.

- Нет, – опередила их Марина Викторовна. – Это Которосль.

- Образовалась от слияния рек Устье и Вёкса, – добавила громогласная Ольга Ивановна.

- В XIX веке здесь ходили пассажирские пароходы и баржи с мукой, – вслед за «англичанкой» вставила Вероника Игоревна. – Такой полноводной была Которосль.

- Да она и сейчас немелкая, – вставила Денкина.

- Вы обе неправы, – тут же заспорила молодая учительница иностранного языка. – Глубина Которосли небольшая, и по этой реке никогда не ходили ни пароходы, ни баржи. Да, лодки с мукой переправляли, но чтоб баржи... Насколько я помню то, что читала, Которосль использовали только как зимнюю стоянку для пароходов и барж.

- Может быть, и так, – согласилась с коллегой Марина Викторовна. – Я таких подробностей не знаю. Это вы у нас книгочей.

- И вообще, a picture is worth a thousand words. Картинка стоит тысячи слов, – дала Гнедова перевод сказанному. – Говоря по-русски, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

- В пригородах Ярославля вдоль реки построено много санаториев и домов отдыха, – вступил в разговор Геннадий, не обращая внимания на Ольгу Ивановну и поглядывая на меня.

- Сейчас, наверно, выйдем из автобуса и пойдём по американскому мосту, – приподнялась «англичанка», стараясь разглядеть через головы сидящих то место, к которому подъехал «мерседес». – Да, ещё чуть-чуть…

- По американскому? Его что, американцы строили? – удивилась я.

- Да нет… – начала Ольга Ивановна.

Геннадий перебил её:

- Американцев здесь никогда не было. По-моему, в середине XIX века его заменили на механический, то есть на крытый железный. Такая система мостостроения называлась тогда американской. Вот народ и прозвал мост «американским». В XX веке его перестроили.

«Может, прежде чем отправиться на экскурсию, нужно было почитать о Ярославле?» – с досадой подумала я, не сумев показать знания перед коллегами.

Возможно, некоторым людям и нравится такой способ путешествий. Сколько людей, столько и мнений. Одним проще пользоваться чужими рекомендациями, другим интересно увидеть достопримечательности под своим ракурсом. В любом случае зависеть от постороннего мнения опасно. Нельзя приучать себя жить, глядя под чужим углом зрения. Если над тобой будут тяготеть чужие представления о мире, то ты быстро окажешься в их власти. Тогда навязанные кем-то установки и ограничения уже не позволят тебе самостоятельно думать и действовать.

Думаю, мне не нужно переживать по поводу незнания достопримечательностей Ярославля. Изучая несколько лет назад историю Поволжья, я касалась и истории Волжского Залесья. Понять подоплёку исторических событий прошлого трудно, но возможно: человеческая психология по большому счёту всегда одинакова.  Остальное – детали.
      
Автобус остановился, не доехав до моста. Виолетта молча встала и, шагнув к водителю, о чём-то тихо его спросила. Он что-то буркнул в ответ.

«Интересно, какую экскурсионную программу подготовила для нас Виолетта? Марина Викторовна говорила, что приятная неожиданность вызывает больше положительных эмоций, чем известный заранее план», – несмотря ни на что настраивала я себя на праздник души.

Вера Николаевна подошла к Марине Викторовне и о чём-то ей напомнила:

- Надо сказать им.

Марина Викторовна вскочила с кресла и громко объявила:

- Все выходим.



Светлана Грачёва
Воскресенск