I

 Петербург, 1890 г

 Немного нерешительно стоя возле двери, ведущей в класс, Коля Мансуров сдерживался, чтобы не начать нервно переминаться с ноги на ноги. Сегодня он впервые начнет свои занятия в гимназии, несмотря на то, что ему уже минуло десять лет. Прежде Коля занимался дома с матерью, которую необыкновенно и бесконечно любил. Это была прекрасная, еще молодая дама с кротким бледным лицом и восхитительными черными локонами. Прикрыв глаза, мальчик вспомнил, как совсем недавно он со слезами на глазах целовал ее тонкие руки, почти умоляя не отправлять его в гимназию.
 Но увы, все было решено. Отец Коли, отставной офицер, совсем недавно умер после затяжной чахотки, успев при жизни еще наделать множество долгов, поэтому его семья оказалась на грани разорения. Чтобы хоть немного поправить положение, мать Коли, Мария Дмитриевна, была вынуждена переписывать тексты для журналов, поскольку обладала очень правильным и красивым почерком, а также печатать как стенографистка. Из-за свалившейся работы она уже не могла самостоятельно учить единственного сына, и была вынуждена отправить его в гимназию, директором которой был старый друг ее покойного отца. Из уважения к попавшей в такие неприятности вдове тот даже не взял с нее плату для обучения Коли, ограничившись уверениями, что тот "очень добрый, честный и способный мальчик, с открытой душой и чистым сердцем". Так юный Мансуров и стал гимназистом.
 Сейчас был перерыв между занятиями, и господин Зимовский, тот самый директор гимназии, уже готовился открыть дверь и представить новенького классу. Коле не слишком хотелось знакомиться с прочими ребятами, однако он понимал, что это неизбежно. С самого утра мальчик чувствовал себя скованно и неуютно в этом форменном синем мундире, который должен был носить на занятиях каждый учащийся.
 "Точно я солдат какой-то. Ну да, так и есть: я теперь солдат, насильно забранный на службу, а это - моя казарма! Неизвестно еще, что меня здесь ждет, кроме зубрежки и муштры. Маменька учила меня по-своему иначе, никогда не повышая на меня голос и не заставляя делать то, к чему я сам не стремился, а здесь... Здесь точно все учителя налетят на меня, как стая ворон, и так и будут пытаться глаза выклевать! Да и остальные гимназисты, чего доброго, недалеко от них уйдут. Однако... Я обещал маменьке, что буду хорошо учиться, и я не могу ее подвести. Все-таки теперь я - единственный мужчина в семье, и должен о ней заботиться, насколько могу. Значит, придется вытерпеть эти девять месяцев каторги, никак иначе!"

 С такими мыслями юный гимназист и сделал первый шаг в класс, когда дверь наконец открылась. В первое мгновение он даже почти оглох от царившего там гвалта и суеты, а от вида стольких мальчишек в одинаковой синей форме у него в глазах все смешалось. Однако, увидев зашедшего вслед за новеньким директора, гимназисты понемногу стихли.
 - Вот, уважаемые, - обратился к ним Зимовский, - представляю вашего нового товарища по учебной скамье, Николай Алексеевич Мансуров, первый раз оказался в гимназии. Он еще немного застенчив, но я уверен, каждый из вас захочет с ним подружиться.
 Директор говорил еще пару минут, и за это время Коля успел рассмотреть часть своих новоиспеченных однокашников. Большинство из них не произвели на него особого впечатления, однако мальчик выделил нескольких.
 Первым из них был нервный, то и дело вертящийся на месте гимназист, сидевший на первой парте. В какой-то момент он слегка улыбнулся, обнажив свои заметно выпирающие вперед зубы, и снова начал окидывать взглядом новенького, то поднимая, то опуская голову.
 Второй казался полной противоположностью ранее названного "волчка": невысокий, выглядевший моложе своих десяти лет темноволосый тихоня, на лице которого оставались следы не то оспин, не то схожих следов болезни. Сидя рядом с зубастым, он тоже во все глаза смотрел на новенького, но как-то осторожно, точно чего-то опасаясь.
 Третий казался типичным толстячком-добрячком, который вплоть до появления новенького откровенно спал с открытыми глазами, предвкушая, как во время следующего перерыва сможет наконец подкрепиться. В целом, этот безобидный увалень выглядел даже несколько жалко, потому что именно в то время, пока господин Зимовский представлял всем Колю, сидящий позади толстячка белобрысый шкодник открыто мазал тому ухо чернилами. Но "жертва розыгрыша" ничуть не подозревал о том, что совсем скоро по вине товарища с задней парты его публично отчитают как неряху.
 Четвертый, сидящий ближе к стене, тоже был светловолосый, но выглядел не простецки, как тот, кто пачкал толстячка чернилами, а напротив, даже в форменном мундире казался истинным франтом, этаким юным графом с холодным надменным лицом и капризно вздернутой губой.
 И наконец последним, кого взгляд Коли выделил из числа гимназистов, был тот, что сидел почти в самом конце класса. Сперва его можно было и не заметить, поскольку он был поглощен чтением огромного тома, занимавшего почти половину парты, и лишь спустя время после появления новенького, поднял голову, уставившись на того через пенсне своими узкими неровными глазами, точно у лисенка. При этом, едва разглядев Колю, книгочей очень странно искривил свой рот, точно усмехаясь, затем заправил за ухо выбившуюся прядь волос, которые, к слову, у него были очень длинными, почти достававшими до плеч, и отливали рыжеватым цветом. Коля сразу почувствовал: этот мальчик самый опасный из всего класса, он довольно умен и не потому, что читает какую-то толстую книгу, а именно хитер как лиса и наблюдателен, несмотря на близорукость. Тот же словно заметил, что новенький поймал его немое послание в свой адрес, и вновь опустил свой тонкий неровный нос в книгу, казалось, совершенно забыв о происходящем.
 - Итак, можешь сесть на свободное место вон там, - прервал размышления Коли голос директора, - на первое время твоего пребывания здесь твоим помощником станет господин Тригорин, он старший в классе, первый по многим предметам, и быстрее поможет тебе освоиться.
 Не успел директор закончить свою речь и удалиться, как к Коле почти пулей подлетел тот самый нервный волчок и порывисто пожал руку:
 - Очень рад нашему знакомству! Я Борис Тригорин, Борька, но меня чаще всего зовут Хорька, Хоря или Хорек. Что поделать, созвучие такое, да и зубы у меня как у грызуна... Короче говоря, с сего дня я буду за тобой присматривать. Слышите все? - немного комично обратился Хорек к прочим мальчишкам, - Я теперь отвечаю за этого новенького, и любой, кто посмеет сказать о нем что-то плохое, будет иметь дело со мной! А со мной, как всем известно, лучше не шутить, в гневе я страшен, точно дикий зверь!
 Ответом на столь пылкие восклицания Хорька стал почти всеобщий хохот гимназистов. Но, ничуть этого не смутившись, Тригорин легко подтолкнул Колю к свободной парте, сказав "Не бойся, не обращай внимания, здесь все добрые и друг-друга не предают." Совсем скоро уже должен был начаться урок, поэтому остальные мальчики решили побольше расспросить новенького чуть позже, и вновь занялись каждый своим. Однако, усаживаясь на место, Коля все же успел еще раз оглянуться назад и встретиться глазами с книгочеем, который в этот момент поставил свою книгу вертикально, поддерживая ее руками. И тут Мансуров заметил, что два пальца на правой руке "Лиса" были перевязаны. Вряд ли он мог порезать их о толстые страницы фолиантов...