Сестры

Вот они и встретились, три сестры, которых по странной прихоти назвали на одну букву — Даша, Дора и Дина. Но на этом логика в истории сестер заканчивается, а начинается сплошная неразбериха.



Доре с ее громоздким именем, отсылающим к одноименной немецкой пушке, положено было стать грузной, неуклюжей и несчастной, Дине — звенеть колокольчиком, подпрыгивая, а Даше хлопать кукольными ресницами. Но судьба распорядилась иначе. И сейчас, когда сестры встретились, спустя много лет (двадцать, как посчитала самая впечатлительная), не обошлось без ужасных открытий, заставивших некоторых, слабых духом, даже упасть в обморок.



Самая красивая из троих, обладательница самой большой форы на старте, Даша, растолстела до неузнаваемости. Сестры встречались на летней веранде ресторана, куда она пришла первой и еле поместилась в кресло. Сидение прогнулось под ней, и валики жира, сплюснутые с обеих сторон, нависли над ручками. Когда она говорила, ее огромное тело колыхалось, по нему шла волна, словно приводя в движение щель рта с растрескавшимися губами и стертыми зубами, поскольку Даша ела, не переставая.



Маленькая как пичужка Дина пришла второй и упала в обморок, увидев сестру. У самой Дины старт получился удачным, а вот финиш не очень. Она сделала карьеру, хотя не считалась в семье ни умной, ни амбициозной, ни даже везучей. Тем не менее она удивила всех, заняв должность исполнительного директора и превратившись из звонкой птички-невелички в вельможную орлицу.



Но этого оказалось мало, чтобы уделать всех, — и Дина, единственная из сестер, удачно вышла замуж — за миллионера и олигарха. Семейное счастье оказалось недолгим: их подстрелили, когда они мчались на машине по Зеленогорскому шоссе. Муж погиб на месте, Дину слегка царапнуло, но пуля застряла в плече. Теперь она ходила, подскакивая и прижимая к телу согнутую руку. О карьере пришлось забыть, Дина не могла подолгу ни стоять, ни ходить, а о том, чтобы усидеть на ветке наравне с другими пташками, речи не шло. Тихий хлопок выстрела, предназначавшегося не ей, уложил ее наповал, и сейчас, увидев невообразимую Дашину тушу, она опять не удержалась на ногах и рухнула в обморок. К ней подскочила официантка, со звоном бросив поднос, и в разгар суеты вошла третья, младшая сестра, та самая Дора, которая, по общему мнению, украла счастье у остальных, поскольку ни на какое иное наследство претендовать не могла.



Дора и выглядела как воровка — чернявая, носатая, суетливая. Она была, если можно так выразиться, совсем не похожа на сестер, хотя о каком сходстве можно говорить, когда от каждой осталось всего ничего — так, вмятина под подошвой судьбы. Но Дора, с награбленным добром, на встречу пришла налегке, с пустыми руками, словно показывая, что камня за пазухой не держит.



Даша тяжело отвалилась от стола, заставленного тарелками, на которых лежали остатки еды и скомканные салфетки. Она доедала кремовое пирожное, облизывая пальцы. Дина примостилась рядом, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь. А Дора, напротив, приветливо округлив глаза, вела себя как ни в чем не бывало. Она чмокнула каждую в щечку, будто они вчера расстались, а перед ней не сидит одна сестра, ставшая невообразимой толстухой, и вторая, скрючившаяся, как подстреленный воробей.



Дора потратила десять минут на выяснение у официантки, добавляют ли чеснок и каперсы в соус к баранине, а потом долго втолковывала ей, до какой температуры следует остудить или нагреть каждое блюдо, прежде чем подать к столу. Отпустив официантку, она сцепила руки перед собой и, наклонившись вперед, с веселым и даже каким-то заговорщицким видом спросила: «Ну и..?»



Вообще-то сестры должны были спросить у нее: «Ну и?» или даже: «Какого черта?» Почему реки, которые в изобилии текли к ним, вдруг обратились вспять, их русла измельчали, высохли и заросли крапивой, а добро, что они считали своим, утекало сквозь пальцы?



Впрочем, сестры сами виноваты. Глупо было влюбляться в красавца, зная, что он должен выбрать одну из трех, а двумя остальными пренебречь, как ни крути. Он и пренебрег, выйдя сухим из воды, а если сестры и рассорились двадцать лет назад, то вовсе не из-за него. Из-за него они как раз встретились.



Даша набычилась, шея ее утонула в складках.



— Ну, рассказывай, — тяжело дыша, сказала она. — Как там он?

— Кто? — Дора завертела головой, словно ничего не понимая. — В смысле... он?

— Да, — Даша не говорила, а выдыхала со свистом воздух, все сильнее наваливаясь на стол. — Тот самый. Кто меня бросил.

— Я-то тут причем? — Дора повертела вилку в руках и отложила ее.

— Ты помнишь, какая я была? — Даша тяжело повернулась к другой сестре, Дине, которая сидела, баюкая раненую руку, как сломанное крылышко.

— Ты была очень красивая, — Дина отозвалась эхом.

— Но он считал, что я толстая, — Даша пожевала губами, из уголка глаза выкатилась слезинка. — Он всегда говорил, что мне надо похудеть. А потом ушел.

— Я все равно не понимаю, при чем тут я, — повторила Дора. — Он же не ко мне ушел. Мы даже тогда не были знакомы, — она надломила трубочку, погрузив ее в бокал.

— А кого я застала в постели?

— Ну хорошо, мало знакомы, — пожала плечами Дора.

— Меня в тот день уволили, — начала Даша. — Вызвали к директору в кабинет и швырнули трудовую. Я так разрыдалась, остановиться не могла. Все ревела и ревела, пока шла домой, даже странно, сколько во мне было слез. Я плакала, пока отпирала дверь, и долго не могла попасть в замок, удивляясь, что дверь захлопнута, а не заперта на ключ. Вы даже этого не сделали!



Дора хихикнула.



— Я вошла, а дальше ... Мне бы разрыдаться, но я и так была в слезах. Поэтому я пошла по следам, как сыщик, только всхлипывая. На полу валялись трусы, лифчик, а потом его носки, он первым делом снимал носки, даже до того, как расстегнуть брюки, и эта дорога из хлебных крошек вела известно куда — в спальню, — Даша утерла лицо тыльной стороной ладони. Ее лоб покрылся мелкими бисеринками пота. — Я знала, что увижу, но все равно замерла столбом на пороге. Ты, — она указала пальцем на Дору, — сидела на кровати, совершенно голая, спиной ко мне, а когда я зашла, как раз нагнулась за бутылкой, которая стояла на полу, и я пересчитала все складки на твоих боках, а их было ох как много.

— А тебя толстой называл! — пискнула Дина, сжав Дашину ладонь.

— Он всех называл толстыми, — Дора обвела сестер взглядом. — Трахал и называл. Взять хоть тебя, — она повернулась к Дине. — сама признаешься?

Дина вздрогнула, на мгновение перестав баюкать больную руку.

— Откуда ты знаешь? — прошептала она.



Дора торжествующе откинулась на спинку стула.



— А я вас видела. Ни за что не угадаешь где. Помнишь тот ресторан? Слишком шикарный для него, но не для тебя — какой ты была еще несколько лет назад. Я тогда тоже ходила по ресторанам, собирала сахарные пакетики. Подходила к официанткам и просила заискивающе: «А вы не продадите мне пакетик сахара, для коллекции». Как правило, давали просто так. Иногда даже несколько. Один я прятала в сумку, а второй высыпала на язык, а потом держала во рту долго-долго, дожидаясь, пока растает каждая крупинка. В этом ресторане были добрые официантки, они щедро отсыпали мне горсть пакетиков, а когда я попросилась в туалет, разрешили. Я осторожно спускалась по мраморной лестнице, боясь наследить. В туалете было гулко и пусто, я остановилась перед зеркалом, чтобы поправить волосы, а потом подумала, не вымыть ли голову. Когда еще будет возможность волосы ополоснуть, а тут горячая вода и мыло в дозаторе, но потом уловила какую-то возню за собой, и обернулась. А там были вы, прямо в кабинке. Вы даже дверь за собой не закрыли!



— Никогда он не закрывал за собой! — покачала головой Даша. — Всегда замечания делала. Не закрывал и не спускал!



— Тебя я узнала сразу, — Дора усмехнулась, глядя на Дину. — Костюм, туфли, укладка. Одно слово — исполнительный директор. А тут стоишь, прижатая к стене, башка запрокинута, а спущенные трусы болтаются у щиколоток. И попискивала еле слышно, а он наваливался все сильнее, пока в тебе что-то не треснуло, а потом — хоп! — и отскочило. Я даже испугалась, подумала, может, он в тебе что-то сломал, какой-то волшебный механизм, который позволял всю жизнь порхать и щебетать, собирая крошки со всех столов, воробей ты чертов! — Дора стукнула кулаком по столу, но потом взяла себя в руки и улыбнулась. — Но это была всего лишь пуговица, пуговица от твоей блузки, и она отлетела прямо к моим ногам.



— И ты, конечно, подняла ее? — тихо спросила Дина.

— Я подумала, что мне понадобятся доказательства. Чтобы кое-кому открыть глаза. Но потом оказалось, что глаза-то были открыты у всех — кроме меня.



Сестры переглянулись.



— Эту пуговицу я сохранила, — Дора полезла в карман, и сестры поняли, как обманула их эта женщина, потому что камень за пазухой у нее был, и огромный. Она положила перед собой белую маленькую пуговицу, и Даша отпрянула, едва не уронив тарелки. Дина, наоборот, подсела ближе, покрутила пуговицу в руках.



— Ерунда какая-то, — сказала она брезгливо. — Эта пуговица может быть от чего угодно. Как ты собираешься доказать, что она моя? Или надеешься, что у меня сохранилась блузочка, которую я носила двадцать лет назад, когда еще ходила по ресторанам с мужиками?



— Точнее, обжималась в сортирах, — хмыкнула Дора.



— Мы любили друг друга, — Дина скривилась, словно от боли.



— Ты с ним трахалась, — покачала головой Дора. — Пока я ждала его в постели, наливая вино.



— В моей спальне! — всхлипнула Даша.



— С ней, — Дора указала пальцем на Дашу, — он жил. Меня хотя бы приводил в дом. А ты и этого не удостоилась, наш исполнительный директор, тебя имели в туалете. Вы даже дверь не потрудились закрыть. Я досмотрела этот фильм до конца, дождалась, пока пойдут титры, и он застегнет ширинку, а потом ушла со своим сахаром и твоей пуговицей. Вы вышли из ресторана и встали у края тротуара, он сделал такое движение, как будто хочет поймать машину, но денег у него было еще меньше, чем у меня, — Дора усмехнулась.



— У него были деньги. Он просто не хотел их тратить, — вставила Даша, качнувшись в кресле, и оно затрещало. — Все деньги он тратил только на меня.



— Мне тоже мало что перепадало, — подхватила Дора. — Он меня и домой приводил, в супружескую постель, чтобы не платить за отель. Поэтому не ожидала встретить его в ресторане. Но когда увидела тебя, — она кивнула на Дину, — поняла, кто платит. Наша пичужка.



— Он вызвал такси, — грустно сказала Дина. — Я ехала, смотрела в окно и думала, как я счастлива.

— А потом достала кошелек и расплатилась?

— Да, достала и расплатилась, — Дина встряхнула волосами. — И когда принесли счет в ресторане, я заплатила. Я всегда доставала кошелек и платила. Я была счастлива и богата, я должна была заплатить.



— Мы встречались у него дома, где он жил со своей... как называлась твоя профессия? Хостесс? — Дора повернулась к Даше. — Скажем честно, со своей шлюхой, потому что разлечься, когда потребуют, на капоте автомобиля, это не работа. Ты так все расписала, что можно подумать, ты работала бухгалтером или еще кем-то приличным, а тебя взяли и уволили. Но нет, ты лежала на тачках, только это и умела делать, а когда всем наскучила, тебя решили заменить, вот и все. А ты побежала со своими слезами, думая, что он тебя утешит дома, а там- опа! — Дора расхохоталась, но резко оборвала смех. — А там я.

— Голая, с жировыми складками, — напомнила Дина.

— Я зашла в ресторан, мне всего-то и нужен был пакетик сахара, а там ты, — подхватила Дора, — в сортире, с задранной юбкой и оторванной пуговицей на блузке. Так тоже бывает.

Сестры переглянулись и словно по команде наклонились друг к другу.

— Теперь осталось одно, — шепотом сказала Дина. — Разобраться, кто должен заплатить. С кого все началось.

— Кто расплачивается, и кто виноват — всегда разные люди, — Дора помотала головой. — Началось с него. А заплатили мы.

— Да бросьте, — Дора скривилась. — Он всегда был неудачник. Ни денег, ни женщин нормальных. То хостесс из автосалона, принимающая форму любого изгиба. Или, смех сказать, исполнительный директор ростом с воробья. Такой только присунуть в сортире, пожрать за ее счет, а потом отправить на такси.



Белая пуговичка так и осталась лежать на столе. Официантка подошла, заученными движениями стала складывать тарелки на поднос.

— Можно убирать? — спросила она.

— Убирайте, — ответили сестры почти хором, только Дора помедлила, провожая взглядом пуговичку, и официантка смахнула ее вместе с мусором.