Степа милиционер

               
    В день, когда Степе Миклакову исполнилось восемнадцать лет, вся семья Миклаковых, включая собаку и хомячка, собралась на совет, дабы решить Степино будущее. Главенствовал папа Степы, Федор Михайлович Миклаков, рано поседевший мужчина, плевавший в небо каждый раз, когда над ним пролетал самолет.
     - У тебя, сынок, - задушевно сказал папа, стукнув по столу кулаком, - два пути. Или пойдешь служить в милицию, или прямиком на кладбище.  Милиционер – это звучит гордо.
    Степа размахнулся, чтобы дать Федору Михайловичу затрещину, но, увидев выражение глаз хомячка, успокоился, и ломающимся басом возразил уверенность в том, что баскетболист – это тоже звучит гордо, тем более, что его не бьют по голове, как в боксе.
    Такая дерзость со стороны Миклакова – младшего объяснялась тем, что Степан и в детстве отличавшийся немалым ростом за последние годы вырос настолько, что его сразу же зачислили в школьную  баскетбольную команду, где он проявлял себя с самой лучшей стороны.
    Мнения сторон разделились. Мама и собака были уверены в том, что баскетболист звучит более гордо, чем милиционер, а папа и хомячок  возражали. После прений, продолжавшихся до утра, был найден консенсус: - Степан все же пойдет в милицию, отыграет за родное «Динамо» три года, а потом начнет честно служить трудовому народу, искореняя хулиганов, пьяниц, и нигде не работающих людей.
    В милиции Степу встретили как родного. Выдали спортивные трусы и сразу же послали забрасывать мяч. Степа честно забрасывал мяч три года и получил все, о чем только мог мечтать. Однокомнатную квартиру, машину «Запорожец» и кубок, который он нежно хранил в шкафу. К сожалению, последний матч не обошелся без скандала. Степан вышел на площадку в парадной форме, арестовал всех игроков враждебной команды, а судью приковал наручниками к батарее. После чего бросил спорт и под давлением отца приступил к выполнению своих прямых обязанностей.
    В первый же день прямых обязанностей ему повезло. Миклаков – младший стоял на перекрестке, когда увидел идущего ему навстречу лысого мужчину на костылях. Мужчина явно маскировался и поглядывал по сторонам. Костыли подозрительно скрипели. Степан попросил у него спички и между двумя нервными затяжками осведомился, чем гражданин занимается.
     - Домушник я, - со вздохом ответил мужчина и Степе показалось, что над его фуражкой засияла звезда. Притащив домушника в отделение, Степан оформил его по всем правилам, почистил обувь и скромно уселся в углу, ожидая медаль, или внеочередное милицейское звание. Но звания ему не дали. Не дали даже грамоту. Дали выговор. Оказывается, домушник был потомственным инвалидом, редко выходил из дома, поэтому и дал сам себе такое прозвище. Степе было до крупных слез обидно и пока перед инвалидом извинялись, он сломал ему один из костылей, которые изъял в качестве вещественного доказательства. А через неделю ему повезло. Он взял настоящего «домушника». Тот шел по неосвещенной стороне улицы, сгибаясь под тяжестью награбленного барахла, увязанного для удобства в дырявую простынь. Степан схватил его за шиворот, убедился в отсутствии костылей и препроводил задержанного куда надо. Посадив воришку прямо напротив себя и направив ему в глаза свет настольной лампы, Степа принялся мучительно вспоминать статью, под которую попадает данное преступление. Не вспомнил, придумал свою статью, прибавил от себя еще десять лет и огласил такое, отчего преступник упал в обморок.
    Вообще Степа ловил разных преступников. Самогонщиц, алиментщиков, а однажды даже поймал студента Раскольникова в тот самый момент, когда он уже занес над старухой – процентщицей свой топор. Федор Михайлович Миклаков по этому поводу устроил домашний праздник и между первой и второй бутылкой обнимал сына, говоря ему в третью пуговицу кителя о том, что он всегда знал, кого родил. Это было непонятно, но приятно.
    Об одном случае следует рассказать особо. Миклаков –младший стоял на своем любимом перекрестке, когда увидел машину скорой помощи с непонятной надписью – «Не беги. Все равно догоним и вылечим». Установив за машиной свое собственное наружное наблюдение, Степан выяснил, что машина принадлежит секте баптистов – алкоголиков, которые, завидев на улице лицо с признаками похмелья, насильственно затаскивали беднягу в машину и целый день поили спиртными напитками, считая это богоугодным делом. Степа рассчитывал на повышение, но дело передали в КГБ.
    Иногда Степе предлагали взятку. Степа смотрел на дающего таким взглядом, что у того переворачивалось все внутри  и…  взятку брал, причем в таких размерах, что скоро взятки Степе давать перестали, справедливо рассудив, что лучше уж пяток лет отсидеть в тюрьме, чем всю жизнь ходить по миру с протянутой рукой. В результате этого Степан считался самым честным милиционером в районе.
    А потом наступил крах. Милицию переименовали в полицию. Степа прекрасно себя осознавал в роли милиционера и уж совсем не мог натянуть на себя форму капиталистического прислужника, угнетателя и подлеца. Степан начал пить и пока он пил - преступность организовалась, пролезла во власть и занялась наркотиками, порнографией и употреблением алкоголя на принадлежащих ей яхтах. Сомнамбулическое состояние Степы продолжалось до тех пор, пока он не узнал что такое эмпириосимволизм, а когда узнал, отрастил усы и преисполнился чувством гадливости к происходящему.
    Теперь он полковник.