Чк-гпу-огпу в 20-е годы

В последние годы в публицистических и большинстве исторических материалов органы ВЧК-ГПУ-ОГПУ чаще представляются в качестве карательных органов – поимки террористов, шпионов, вредителей в лучшем случае, а чаще - просто расстрелы неповинных людей.  Судят об этих органах с позиций сегодняшнего дня.  Забывая, что только закончилась Первая мировая война и началась Гражданская, и, по  мнению многих,  и я с этим согласен, эта война продолжалась, по сути дела, до 50-х годов прошлого века.

Я уже поделился со своими читателями мнением о деятельности охранных отделений в царской России. Как известно из истории, такие органы существовали и существуют практически во всех странах мира.  Они занимаются как разведкой, так и контрразведкой.  В некоторых странах таких органов несколько. В США около 20, в Израиле -6.  И в нашей стране было долгие годы два органа – ГРУ Генштаба и КГБ.   Сейчас КГБ разделилось на ФСБ и СВР (служба внешней разведки, раньше Первое управление КГБ).

Не стоит забывать слова Ленина, что революция только тогда  чего-то стоит, если она умеет защитить себя.  И такая функция, охранять завоевания Октябрьского переворота, была возложена на Всероссийскую Чрезвычайную комиссию – ВЧК,  во главе которого был поставлен Феликс Дзержинский.  Но мало декретом создать контору с такой вывеской, надо еще набрать кадры, которые способны выполнить задачи, стоящие перед этим органом. Вот об этом и пойдет далее речь.

Среди социальных и национальных сдвигов, вызванных революцией, мировой и гражданской войнами, политикой нового руководства страны, одним из наиболее заметных был приток в города, государственный и партийный аппарат представителей этнических групп, до революции признававшихся властями как инородцы, а после нее получивших наименование "национальные меньшинства".

Исключительно важной роли, которую сыграли национальные меньшинства в революции, гражданской войне, партии большевиков, способствовал ряд факторов. Первым был постоянно декларировавшийся интернационализм большевиков, естественным образом проистекавший из их классового подхода к общественной организации, из их нацеленности на мировую революцию. Вторым существенным фактором, обусловившим взаимную привлекательность друг для друга российского большевизма и национальных меньшинств, явилась недостаточная поддержка новой власти со стороны русской интеллигенции. Следует признать, что в глазах очень многих очевидцев революции внутри страны и тех, кто следил за ней из-за рубежа, характер большевистской революции и новой власти очень быстро стал отождествляться с национальной принадлежностью отдельных ее вождей и деятелей.

Олицетворением новой власти были не только ее отдельные представители. Чаще всего она отождествлялась со своим карательным органом — ЧК. А такая параллель еще больше укрепляла во мнении о неместном, привнесенном извне характере революции, чьи интересы защищал орган, в котором инородцы играли столь заметные роли.

Не отличавшийся национальными предрассудками русский историк-социалист С. П.Мельгунов, автор книги "Красный террор в России...", назвал ВЧК "чужеземной опричниной", где особое положение занимают латыши. Сегодняшние русские националисты переиначили заглавие книги Мельгунова и говорят о послереволюционном "сионистском терроре в России", имея в виду в первую очередь роль евреев в советских карательных органах.

И русские эмигранты первой волны, и нынешние националисты, говоря об "инородцах в ЧК", по-разному подчеркивали и подчеркивают свое неприятие большевизма, одержавшего в 1917 году  верх в России и победившего (если мы позволим себе соединить эти две точки зрения) в результате "еврейского заговора" при поддержке "латышских штыков".

Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (с августа 1918 г. — ВЧК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности) при Совнаркоме под председательством Ф.Э.Дзержинского была организована 7(20) декабря 1917 г. в Петрограде. В марте 1918 г. ВЧК вместе со всеми центральными органами государства переезжает в Москву.

В феврале 1922ода, с окончанием гражданской войны ВЧК,  трансформировалось к Государственное политическое управление при НКВД РСФСР - ГПУ. Предполагалось, что новая политическая, военная и экономическая обстановка, связанная с завершением войны и переходом к нэпу, требует и нового качества карательного органа советской власти. Руководство РСФСР декларировало отказ от широкомасштабного террора прежних лет и необходимость ограничения функций и компетенции ГПУ исключительно политическими задачами. Однако появление ГПУ (преобразованного в ноябре 1923 года после создания СССР, в Объединенное государственное политическое управление при СНК СССР - ОГПУ) не означало серьезного изменения функций карательного органа, закаленного в годы террора, и теперь переходившего на новые методы работы. Как и ВЧК, ГПУ— ОГПУ оставалось "железным кулаком" революции с достаточно широкими полномочиями.

Предметом моего внимания стало участие евреев в аппарате ВЧК—ОГПУ в период до конца 1920-х гг. В этот период сошел на нет тот эффект, который революция произвела в социокультурном сознании общества, утерял свою острогу и элемент чрезвычайности. ОГПУ как карательный орган стал постоянно действующим фактором общественною бытия, одной из составных частей установившегося режима. Проблема роли и места евреев (как и представителей других национальных меньшинств) в советском аппарате еще не становилась предметом специального исследования. Вопрос участия евреев в деятельности органов ВЧК—ОГПУ в общих чертах затрагивался в работах зарубежных историков советского еврейства.

"Заметное участие евреев в большевистском режиме драматизировалось большим числом евреев в ЧК. Причины популярности среди евреев службы в ЧК не совсем ясны, но поскольку евреев едва ли можно было подозревать в преданности царскому режиму, они считались надежными противниками белых",— полагает американский историк; на его взгляд, служба в ЧК привлекала многих молодых евреев, стремившихся отомстить за погромы и т.п.; с другой стороны, "поскольку ЧК была органом большевистской власти, вызывавшим наибольшую ненависть и страх, антиеврейские чувства возрастали в прямой пропорции к террору ЧК".

Доступная западным исследователям литература и опубликованные источники лишь в малой степени раскрывают степень участия евреев в аппарате ВЧК—ОГПУ. Для плодотворной разработки данной темы наиболее важными, несомненно, являются архивные материалы. Конечно, у меня нет возможности заниматься архивами, но зато я могу смотреть некоторые работы историков по этой тематике.  И вот что мне стало известным в последние годы.

Наиболее ранние из архивов относятся к деятельности Комиссии по проверке служащих и сотрудников советских учреждений при ВЦИК. Комиссия, работавшая в 1918—1919 гг.. провела в сентябре 1918 г. перепись работников советских учреждений Москвы. Анализ первичных материалов переписи по ВЧК — 781 анкета ее сотрудников и служащих — позволяет представить структуру этого органа, социальный облик работников, источники формирования кадров и, по ряду косвенных данных, национальный состав аппарата ВЧК на первом этапе ее деятельности.

В фондах центральных партийных органов, хранящихся ныне в РЦХИДНИ (Политбюро, Секретариата, отделов ЦК коммунистической партии(6)') находится — переписка ЦК с ВЧК— ОГПУ по кадровым вопросам; доклады руководителей органа безопасности о состоянии кадров вверенного им учреждения; различные списки, содержащие сведения о национальном и социальном происхождении, профессии, образовании, стаже в партии и в органах ЧК сотрудников и руководителей советских карательных органов; статистические сведения об их личном составе.

Особый интерес представляют протоколы заседаний комиссий но проверке и чистке членов партии в аппарат ОГПУ, относящиеся к 1925 и 1929—1930 гг. и хранящаяся в фонде Центральной контрольной комиссии ЦК РКЛ(б)'. (Уже с начала 20-х ни один беспартийный не мог занимать в аппарате ЧК ответственной должности.) Протоколы дают широкое представление о характере чекистских кадров, их социальном и национальном составе, взаимоотношениях между сотрудниками внутри коллектива./322/
Проблему особенностей национального состава аппарата ВЧК—ОГГТУ на первый взгляд можно было бы легко свести к вопросу участия различных этнических групп российского населения в аппарате советской власти. Подобный подход был бы верен, если бы ЧК можно было поставить рядом с любым другим советским, партийным, хозяйственным учреждением или даже с Красной Армией. Однако такое сопоставление представляется не вполне правомерным.

В отличие от любых других советских органов и учреждений, ЧК с первых же дней своего существования, а особенно после объявления красного террора осенью 1918 г., стала объектом массовой неприязни. ЧК боялись и не любили не только противники большевизма, что было вполне естественным. В самой партии, чаще всего среди рядовых ее членов, большевиков со стажем, укоренилась глубокая антипатия к карательному органу и, как следствие, к его сотрудникам. Неприятие ЧК и ее методов нередко приводило к неприятию новой власти. И в этом нет ничего удивительного. Многие в Советской России, начиная от Ленина, заявившего, что "хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист", и, заканчивая рядовыми обывателями, полагавшими, что понятия "коммунист" и "чекист" мало чем друг от друга отличаются, видели в ЧК олицетворение большевистского режима.

Чекисты и сами осознавали свое особое положение в обществе: "Нам все разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не ко имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнета и рабства всех". Ряд свидетельств говорит и о том, что в чекистской среде очень быстро возник комплекс самоуничижения. Свою статью в "Известиях", посвященную 5-летию ВЧК—ГПУ, М.И.Лацис симптоматично озаглавил "Чернорабочие революции", нарисовав образ самоотверженных чекистов, вынужденных выполнять самую черную, но необходимую работу. В 1921 г. чекисты из далекой Кушки жаловались в ЦК партии на повсеместное презрение к сотрудникам карательных органов со стороны других коммунистов и призывали к уважению к себе как к "мученикам революции".

Что привлекало людей на службу в эту организацию? Можно, конечно, предположить, что среди чекистов попадались революционные романтики, идеалисты, настоящие фанатики своего дела. Но большинство источников свидетельствует, что таких людей в ЧК было ничтожно мало, а по мере развития системы органов госбезопасности разговоры о чистом энтузиазме их сотрудников вообще теряют смысл. Многие попадали на работу в ЧК по направлениям партийных и советских организаций, из действующей армии. При всех недостатках чекистской службы существовала достаточно сильные стимулы, которые привлекли к ней многих людей делать выбор в пользу этой работы.

Работники ЧК освобождались от призыва в армию, приравниваясь к мобилизованным на фронт, а позже считаясь военнослужащими действующей Красной Армии. Чекисты получали оклады, превышавшие зарплаты красноармейцев и сотрудников большинства советских учреждений, продовольственные и промышленные пайки. Меньшевик Григорий Аронсон, сидевший в ЧК в Витебске, Орле и Москве в 1918—1921 гг., наблюдал чекистов вблизи и пришел к таким выводам о причинах, приводивших рядовых сотрудников на службу в карательный орган: "Кто освободился таким путем от мобилизации на фронт, кто соблазнился двумя фунтами хлеба в день и жалованьем, кого потянуло русское озорство, а кто по неспособности к производительному труду пошел в чекисты. Одному льстит, что его сверстники, с которыми он в детстве играл в гайки, сейчас его побаиваются, а другого прельстила легкая жизнь и безнаказанность человека с ружьем". Мотивы могли быть и другими. Часто они зависели от социальных, национальных и культурных факторов.

Особенности этнического состава сотрудников ВЧК—ОГПУ довольно быстро стали обращать на себя внимание. Очевидны свидетельствуют, что представители нерусских народов с самого начала заняли в этой организации очень заметное место. С.П.Мелыунов отмечает:
"Только в одной ВЧК непосредственных служащих в 1919 г. было более 2000, из них три четверти латышей. Латыши вообще занимают особое положение в учреждениях ЧК. Они служат здесь целыми семьями и являются самыми верными адептами нового коммунистического строя"... Латыши и латышки, зачастую не владея русским языком, ведут иногда допросы, производят обыски, пишут протоколы и т.д.

Активистка партии левых эсеров А.А.Измаилович, находившаяся в московской тюрьме ЧК, вспоминала: "Вся администрация — почти сплошь латыши. Этот революционный когда-то народ теперь специализировался на отхожем промысле шпионства, тюремной охране, провокации и палачестве". В воспоминаниях П.Е.Мельгуновой-Степановой слово "латыш" незаметно превращается в синоним слова "чекист". Гр. Аронсон вспоминает суету, которая царила среди чекистского начальства в преддверии годовщины революции, на которую ожидалась амнистия: "Но коридорам забегали... следователи, большей частью латыши или евреи, студенты, изредка женщины...". Философ Лев Шестов идет еще дальше, обобщая сложившиеся впечатления от латышского "засилья" в ЧК: "Все знают, как работают латышские чрезвычайки...".

Мнение о широком участии евреев в органах ЧК было также весьма распространено, однако не столь ярко отразилось в воспоминаниях современников. Причин здесь может быть несколько.

С одной стороны, наличие евреев в ЧК могло быть не столь заметным в первые месяцы революции. Так, американская журналистка Луиза Брайант, супруга Джона Рида, после своего очередного посещения России в 1921 г. писала: "Все важные посты в Чека занимали и до сих пор занимают латыши и поляки с безукоризненным революционным прошлым. Евреи там едва заметны".

С другой стороны, авторы большинства известных воспоминаний об этом периоде — антибольшевистски настроенные социалисты, члены партий с весьма заметным членством еврейской интеллигенции. В этой среде подобное обращение к "еврейской теме", вполне вероятно, могло вызвать "непонимание".

Представления о большом количестве евреев в ЧК, тем не менее, бытовали весьма и весьма широко. Современники давали разные объяснения большому количеству представителей нерусских меньшинств в ЧК.

С.П.Мельгунов, ссылаясь на бюллетень левых эсеров, так объясняет тягу в ЧК со стороны латышей: "В Москву из Латвии в ВЧК едут как в Америку, на разживу". Луиза Брайант полагает, что русские занимали в ЧК только незначительные должности, а латыши и поляки были там на первых ролях, поскольку, как ей казалось, русские "больше склонны к взяточничеству и легче поддаются влиянию".

Горький, вообще считавшийся юдофилом, очень болезненно воспринимал рост антисемитских настроений в послереволюционной России и одну из причин этого видел в сотрудничестве евреев в органах ЧК. В мае 1922 г., в интервью корреспонденту нью-йоркской еврейской социалистической газеты "Форвертс" Якову Лещинскому Горький сказал: "Я верю, что назначение евреев на опаснейшие и ответственные посты часто можно объяснить провокацией, так как в ЧК удалось пролезть многим черносотенцам,., реакционные должностные лица постарались, чтобы евреи были назначены на опаснейшие и неприятнейшие посты''.

С первых же дней работы ВЧК столкнулась с серьезными проблемами комплектования своих кадров. В отличие от большинства государственных органов, ВЧК не могла рассчитывать на помощь в работе со стороны старых специалистов. (Известное мнение о широком сотрудничестве в органах ЧК работников дореволюционных жандармских и полицейских учреждений не подтверждается имеющимися источниками.) Вынужденный отказ от привлечения дореволюционных кадров являлся, с точки зрения властей, положительным моментом, и позволял укомплектовать аппарат карательных учреждений "здоровыми" социальными элементами и партийной прослойкой.

Первый историк ЧК М.Лацис отмечал, что на Чрезвычайные Комиссии нельзя смотреть "как на учреждения, составленные из наемных лиц, работающих для получения средств к существованию''. Сама ВЧК разъясняла, что в отсутствие правовых законов в эпоху гражданской войны правильно подобранный состав сотрудников ЧК является "единственной гарантией законности ".

Отсутствие квалифицированных специалистов в карательных органах создавало на всем протяжении 1920-х особые проблемы для ВЧК—ОГГТУ. Одной из причин постоянно испытываемого ВЧК—ОГПУ кадрового дефицита была невысокая популярность этих органов и службы в них среди членов партии. Партийные и советские структуры нередко отказывали органам ЧК—ГПУ в какой-либо поддержке. Коммунисты в армии не хотели помогать Особым отделам — армейским подразделениям ЧК; несмотря на соответствующие директивы, отказывались становиться их осведомителями.

Другой причиной постоянного некомплекта в ЧК—ГПУ было отсутствие необходимого количества лиц, преданных революции и одновременно имеющих достаточный уровень хотя бы общего образования.
Постоянный кадровый кризис в органах ЧК следует иметь в виду при анализе статистических данных, отражающих национальные особенности их аппарата.

Видно, что среди следователей-чекистов заметно возросла доля евреев. Можно предположить, что такая работа требовала наибольшей квалификации, и этим требованиям, благодаря своему более высокому образовательному цензу, часто могли отвечать именно евреи.
Примечательно, что из 12 следователей отдела по борьбе с контрреволюцией — наиболее важного в структуре ВЧК — половину составляли евреи. У заметной части сотрудников-евреев в графе анкеты переписи служащих ВЧК в ответе на вопрос о последнем месте работы указаны учреждения, находившиеся в местах традиционного проживания евреев (Одесса, Могилев, Мстислав, Смоленск и пр.). Можно предположить, что значительная часть чекистов-евреев первого поколения происходила из бывшей черты оседлости и соседних с ней районов.

Интересны данные о партийности чекистов-евреев в 1918 г. Обращает на себя внимание высокий для ВЧК процент беспартийных среди них — 28,6%. Среди латышей процент беспартийных самый низкий среди всех национальностей, представленных в аппарате ВЧК, — 10,4%.
Данные, приводимые в анкетах работников ВЧК переписи 1918 г., позволяют сделать некоторые выводы об источниках формирования ее кадров.

Наиболее важную роль при приеме на службу в ЧК в эти голы играли личные рекомендации, которые в некоторых случаях могли облекаться в форму рекомендаций какой-либо партийной или советской инстанции. Кадровый дефицит мог восполняться при помощи личных связей сотрудников ЧК. Именно эта система личных рекомендаций способна в значительной степени объяснить весьма заметное представительство в этом органе латышей и, в меньшей степени, евреев. В анкетах служащих и сотрудников — латышей можно найти десятки подтверждений того, что родственники рекомендовали друг друга для работы в ВЧК и переезжали в Москву целыми семьями.

Такая "клановость", характерная почти исключительно для латышей, могла быть связана не только со стремлением устроить родственников и знакомых на хорошее место в Москву, но с и желанием вывезти их из оккупированной в тот момент немцами Латвии". (В анкетах есть многочисленные примеры того, как родственники рекомендовались на технические должности судомоек, сапожников, горничных, кухарок ВЧК.) Отсюда постоянно высокое представительство латышей во всех звеньях структуры ВЧК.

Представительство других национальных меньшинств также в немалой степени было обусловлено этой системой формирования кадров. Сотрудники-поляки рекомендовали своих товарищей по польской социал-демократии. Очевидно, подобная практика имела место и в ряде случаев с чекистами-евреями.

Еще одни важный показатель, отраженный в сведениях о личном составе секретных отделов местных ЧК, — образовательный ценз. В средней школе обучались 12,5% чекистов секретных отделов; закончили курс средней школы — 13,7%; обучались в высших учебных заведениях — 1.1%; получили высшее образование — 0,8%. Эти данные подтверждают, насколько остро нуждалась ЧК в образованных кадрах.

Заметные отличия доли различных национальностей в составе местных органов ЧК по сравнению с центральным аппаратом объясняются особенностями их расселения по территории Советской России. Так, например, основными центрами латышской диаспоры в России, сложившимися уже к 1915 г., к началу немецкой оккупации Латвии, были Москва. Петроград, Харьков, Поволжье и Сибирь. Еврейское население концентрировалось в первые послереволюционные годы в основном на Украине, в Белоруссии, Москве и западных губерниях Центральной России, составляя в некоторых районах Западного края до 50% городского населения. В общем по стране, и особенно в регионах массового сосредоточения, еврейское население было гораздо более многочисленным, чем латышское. Отсюда — значительная разница среди других показателей представительства евреев и латышей в органах ЧК в центре и на периферии.
 
Говоря об удельном весе евреев и других национальностей в центральных и местных органах ЧК, следует принять во внимание не только долю этих национальностей в населении, но и их долю в рядах РКП (б). Последний показатель ярче других может проиллюстрировать степень вовлеченности отдельных национальных групп в революционный процесс.

Видно, что национальные меньшинства, чьи этнические территории оказались за пределами советского государства, отличались очень активным участием в партии коммунистов. Первое место принадлежало латышам, 7,8% которых были членами РКП(б). Это отчасти также объясняет заметное представительство латышей в ЧК. Процент коммунистов-евреев также превышал их долю в населении страны, что может среди прочего объясняться высоким уровнем их урбанизированности.

Преобразование ВЧК в ГПУ не сразу сказалось на характере и составе аппарата органов государственной безопасности. Общий штат ГПУ на первых порах остался точно таким же, каким был штат ВЧК (без войсковых частей) в конце ее существования, — 105000 человек.

14 из 15 евреев в руководстве аппарата ОГПУ имели среднее и высшее образование (93%), у поляков этот показатель — 8 из 10 (80%), у русских - 28 из 54 (52%), у латышей - 3 из 12 (25%). Эти пропорции в значительной степени способны объяснить те изменения в национальной структуре аппарата, которые происходили по мере роста требований, предъявляемых к карательным органам в 1920-х.

Можно сказать, что в эти годы сотрудники-евреи являли собой наиболее образованную прослойку аппарата ОГПУ: поляки — наиболее надежную в партийном отношении (половина членов партии с дореволюционным стажем в руководстве ОГПУ — поляки); латыши — наиболее опытную в боевом отношении и преданную, в силу специфики своего положения в Советской России, группу чекистов.

Отмененные тенденции были достаточно устойчивыми и сохраняли свою силу на протяжении 1920-х. В этом убеждает один из наиболее полных и достоверных из имеющихся в нашем распоряжении источников — статистическая ведомость личного состава сотрудников ОГПУ, составленная отделением личного состава Административно-организационного отдела ОГПУ в мае 1924 г

Итак, на начальном этапе деятельности караульных органов, в эпоху красного террора, национальные меньшинства составляли около 50% центральною аппарата ВЧК. При этом доля национальных меньшинств на ответственных должностях в аппарате достигала 70%. Национальные кадры занимали должности, не пользовавшиеся особенной популярностью в партии большевиков. Возможно, евреи и представители других национальных меньшинств были в меньшей степени подвержены общему негативному настрою по отношению к ЧК.

Постепенно к середине 20-х доля представителей национальных меньшинств в аппарате снизилась. В целом по ОГПУ этот показатель упал до 30—35%, а в руководстве и среди ответственных  работников — до 40—45%. Отмечалось уменьшение процента латышей и увеличение процента евреев. Снижение роли латышей в ОГПУ к концу 20-х объясняется в первую очередь отсутствием притока свежих латышских кадров при постоянном росте аппарата. Напротив, 20-е были временем значительного притока еврейских кадров в органы ОГПУ. Этот период характеризуется активным включением евреев в социалистическое строительство. Наблюдался их массовый приток в крупные города. Евреи стремились реализовать свои возможности, не востребованные в дореволюционный период. С учетом углублявшейся профессионализации органов госбезопасности евреи часто лучше других отвечали требованиям, предъявлявшимся к кадрам ОГПУ в новых условиях. При этом интересно отметить, что годы увеличения роли евреев в аппарате ОГПУ были и временем борьбы с оппозицией, имевшей определенный антисемитский подтекст.

Руководители партии и самих карательных органов обращали внимание на несбалансированное представительство национальных меньшинств (особенно в местных органах) и на использование этого факта для ведения шовинистической пропаганды, но не предпринимали достаточно настойчивых попыток, чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Изменение в представительстве евреев, латышей и других национальных меньшинств в органах государственной безопасности являлось не результатом целенаправленной кадровой политики, а следствием объективных социальных изменений в советском обществе.

Евреи и другие национальные меньшинства, представленные в аппарате ЧК—ГПУ, могут быть по-разному охарактеризованы с точки зрения их социального облика и степени связей внутри своей национальной общности. Так, чекисты-латыши представляли собой достаточно сплоченную в национальном, сравнительно однородную в социальном отношении группу. В то же время сотрудники ВЧК — евреи в меньшей степени стремились к открытой национальной самоидентификации и представляли собой пеструю, весьма репрезентативную для своей национальности социальную группу.

Участие евреев в деятельности ВЧК—ОГПУ не может быть истолковано как национальный феномен. С одной стороны, это явление стало результатом социальных, политических и культурных процессов, происходивших в среде российского еврейства в пред- и послереволюционные годы. С другой стороны, свою роль сыграли особенности формирования аппарата карательных органов (кадровые сложности, невозможность привлечения старых специалистов, система личных рекомендаций). При этом в 20-е годы доля евреев в аппарате ВЧК—ОГПУ, как правило, была сравнима с их долей в партии большевиков.

Не стоит забывать и весьма неплохие результаты ВЧК-ОГПУ по борьбе с контрреволюцией.  После вроде как завершившейся Гражданской войны за границей оказалось огромное количество эмигрантов, в том числе не менее 200 тысяч офицеров, жаждущих поквитаться с большевиками за потерянные богатство и положение. Условно их можно было разделить на два лагеря – на монархистов и национал-патриотов.  Первый объединялись под  крылом двух претендентов на престол – Кирилла и Николая Романовых.  И офицерство тоже становилось в ряды двух бывших генералов – Врангеля и Крымова.  И те, и другие, не могли объединиться, и это давало шанс Советской России.  На этом строилась игра чекистов – сталкивать друг друга лбами.  Под видом созданной в России монархической организации «Трест», накапливающей силы для переворота внутри страны, чекисты заманивали на нашу территорию некоторых особо неуёмных террористов и  обезвреживали их.

А вот вторая группа, борющихся с Советской Россией, офицеров,  объединялась под крылом известного с дореволюционных лет боевика Бориса Савинкова, который в надежде получить деньги для своей организации встречался и с поляком Пилсудским, англичанином Черчиллем, итальянцем Муссолини. Денег не получил, но вреда нашей стране мог нанести много. Поэтому и была проведена чекистами операция «Синдикат-2» по заманиванию Бориса Савинкова на советскую территорию, где его арестовали.  Это были успехи первых чекистов, и забывать об этом не стоит. В числе разработчиков этих операций были:  поляки Феликс  Дзержинский и Вячеслав Менжинский,   родившийся в Латвии  от итальянского отца  Артур Артузов, ряд других сотрудников из числа национальных меньшинства . Об этих двух операциях у меня есть две статьи, которые будут опубликованы в ближайшее время.