Летящие Ангелы

моей бабушке

     Я помню хорошо только папину маму — бабушку Замиру. Лихая была бабушка, я вам скажу! Маленькая, сухонькая, весёлая. Рассказывала всё время, какая она в молодости была "белокожая и фигуристая", а я очень гордилась, что она выделяла именно меня, как на неё больше других похожую.
     Воспитала бабуля одна пятерых. Мой дедушка, её муж, ещё до войны умер от туберкулёза, а второй раз замуж бабушка не вышла. Во время войны она, как и другие женщины, вязала для фронта тёплые носки, шарфы и варежки. А ещё всю жизнь шила осетинские дзабурта — тапочки на особой выделки кожаной подошве. Иногда их, кажется, покупали её знакомые. Но в основном — она их дарила.
     Как сейчас помню старую ножную дореволюционную зингеровскую швейную машинку и бабушкины скрюченные маленькие руки, управляющиеся с толстенной иглой. Эти тапочки она шила всегда, и где бы мой отец ни служил, нас всегда находили посылки с фасолью, орехами и тапочками, удивительным образом вырастающими вместе с нашими детскими ножками. А мы стеснялись тогда их носить. Да, и по натёртым по тогдашней моде нашим паркетным полам ходить в них было очень скользко.
     Каждая пара была непохожая на другие, каждая была особенная — живое народное творчество. А я, "обделяя" своих кукол, собирала для бабушки красивые лоскутки от маминых сшитых на заказ нарядов, чтобы потом в ответных посылках ей переслать. В этих тапочках, мужских, женских, детских ходила вся наша многочисленная родня в Осетии, наши соседи и друзья, которым тапочки очень нравились. Наверное, именно так, исподволь, мы научаемся прекрасному, научаемся уважать человека, руки которого могут создавать красоту для других. Так мы и сами получаем самое правильное — ненавязчивое — трудовое воспитание.
     А ещё — бабушка Замира была верующая, хоть и жена коммуниста, ходила в церковь, надевая своё самое лучшее, меняя обычный тёмный платок на светлый. Часто рассказывала нам, внукам, о своём детстве, самым замечательным событием которого было вИдение летящих Ангелов. Мы, её внучата-октябрята, над ней, конечно же,  смеялись, а она сердилась и прерывала свой рассказ. Но я запомнила, как необыкновенно молодело её лицо, когда она говорила, как это было красиво, и умолкала, не умея подобрать нужных слов, молча глядя куда-то в пространство...
     Одно из самых приятных и дорогих моих воспоминаний о бабушке — это, как мы — я и двоюродные братья и сестра — пряли из шерсти нитки, из которых потом и вязались всем носки и свитера. Мы соревновались друг с другом, у кого быстрее и лучше получается, а бабушка нас хвалила. Представляете, я очень даже ловко в восемь-девять лет управлялась с веретеном. И это совсем не было скучно, и монотонная работа была весёлой и интересной, потому что мы при этом пели песни и рассказывали разные истории. А в ставеньки могли постучать соседи или родственники. Они заходили, и начиналась совместная очень скромная трапеза и неспешно текла беседа...
     Какой огромный и добрый, какой счастливый и тёплый был мир подле бабушки, где все тебя любили! А так вкусно, как бабушка, никто и никогда уже блинчики не пёк! С пылу-жару, посыпанные сахарным песочком! Аж сейчас слюнки потекли!.. Какое же в детстве всё вкусное было! И как же было солнечно и надёжно — от любви! Мне очень повезло, я жила с бабулей целых две первых четверти третьего класса в её домике в городе Орджоникидзе, потому что в Краснодаре, куда перевели служить моего отца, не было ещё для нас жилья.
     Бабуля, милая, весёлая, озорная, добрая и работящая, как мне тебя не хватает! Твоих всегда таких добрых глаз из-под чиненных-перечиненных очков в толстой роговой оправе. Прижаться бы, как в детстве, к твоему старенькому фартучку, услышать с какой любовью ты нас, озорников, отчитываешь, посидеть бы рядышком на маленькой табуреточке, глядя, как ты шьёшь свои дзабурта...
     Ты — моё счастье и крепость, и радость. Ещё увидимся, солнце моё! Ещё споём над крутящимся веретеном, как раньше, все вместе. И ты обязательно расскажешь нам про летящих Ангелов... Светлая и тёплая тебе память, родная моя! И — Царствие Небесное!