Сон в коронавирусную ночь

В телеэкране появилось знакомое лицо премьера. Экстренный выпуск. "В связи с тем, что крупные торговые сети отказываются открыть свои магазины, требуют от государства астрономических компенсаций и угрожают уволить большую часть персонала, мы приняли решение о национализации сетей, которые не откроют все свои филиалы в течение недели. Одновременно мы приняли решение о создании чрезвычайной комиссии по борьбе с вымогательством и саботажем, она же ЧК. Комиссию возглавит председатель Компартии Айман Худа. Гарантирую, что ни один работник национализированных компаний не будет уволен".

Моше Гиндельблюм протер глаза и перекрестился. Привидится же такое... Он уже забыл, когда в предыдущий раз делал этот инстинктивный жест. Наверное, более 30 лет назад, еще до того, как доцент с кафедры научного коммунизма в пединституте одного из приволжских городов-миллионников Михаил Яковлев репатриировался в Израиль. В новой стране он взял фамилию матери, ивритизировал имя и надел кипу. Большая вязаная ермолка величиной с половину футбольного мяча за эти годы успела прирасти к его лысине.

Теперь Моше работал охранником в одном из иерусалимских сетевых магазинов, а в свободное время активно боролся в социальных сетях против коммунизма, антисемитизма и арабской угрозы. Уже два месяца он находился в отпуске без сохранения содержания (ХаЛаТе), но у него оставались неиспользованные больничные и отпускные дни, так что деньги он получал. Однако эти дни закончились, и теперь ему предстояло зарегистрироваться на бирже труда и начать получать пособие по безработице. "Все-таки жаль, что это был только сон", - подумал Моше.

Биржа труда уже открылась, и путь к ней лежал мимо крупного рынка. На все еще закрытом рынке Моше увидел вывешенный кем-то плакат: "Да укрепит Господь судебную систему Израиля, и да сгорит Ликуд". "Вот сволочи, Сталина на вас нет", - подумал Моше о тех, кто это сделал.

Между тем в реале премьер-министр совещался в своем кабинете с генеральным директором министерства здравоохранения, который убеждал его продлить всеобщий карантин еще на месяц. Гендиректора тоже звали Моше. "Слушай, Моше", - перебил его премьер. "Неужели ты не понял, что пора заканчивать эту бодягу? Если ты будешь упорствовать, тебе придется сидеть здесь, в этом самом кабинете, не со мной, а с Айманом Худой. Но я надеюсь, что до этого не дойдет, и ты отправишься регистрироваться на бирже труда".