Моё ТВ. Я еду в колхоз

      
     К середине семидесятых, будучи уже мамой двух замечательных дочек, я после приличного перерыва, опять была отправлена в командировку. Собственно, эту командировку я сама себе организовала. Так уж получилось. В Москве проходило очередное совещание некой Всесоюзной общественной организации по здравоохранению, (точное название этой организации  я не помню.) созданной министром здравоохранения страны академиком Б.В.Петровским. Обсуждалось  в очередной раз санитарное просвещение нашего населения: что-то вроде годового отчета «общественности»  за это самое просвещение на местах. 
     Проходило совещание на Тверском бульваре в новом здании МХАТа, которое носит в быту издевательское название «Крематорий». Я же там была впервые и с первых же шагов по ступеням к залу, оценив иронию народа, вполне с ней согласилась: тёмных  мрачных  цветов в отделке внутренних помещений хватало с лихвой.
          Моя задача была послушать выступления и найти подходящие кандидатуры не медиков для участия в будущей передаче «Здоровье». А присутствовали там не только медицинские работники, но и съехавшиеся со всего Союза руководители крупных  промышленных предприятий, учебных заведений и даже колхозов-совхозов. Речи выступающих были стандартные, скучные. Все хвалились своей огромной работой по санитарному просвещению масс, приводили примеры, цифры. Мелькали лица известных, очень известных и совершенно неизвестных мне людей. Я, ничему не удивляясь, тихо  занималась своим делом: приглядывалась к возможным участникам программы «Здоровье» и вписывала в блокнот их фамилии. Как на ярмарке, но  с телевизионных позиций я оценивала внешность каждого говорящего, его ораторское искусство и, конечно, саму фактуру доклада: интересно - не интересно. Всё текло в сонных рамках кислого совещательного приличия.
    Но вот на трибуну пригласили  председателя колхоза «Россия» из Донецкой области. Да не простого, а кандидата сельскохозяйственных наук. Колхозник- учёный? Вот это да! Просто сенсация!  Я сразу же вышла из сонного состояния и сделала стойку.  К микрофону подошел стройный молодой человек  высокого роста и приятной внешности. Я еще больше оживилась. Был председатель колхоза в хорошем костюме, при галстуке и в очках, человек абсолютно городского типа, мало походящий на сельского жителя. Омельяненко Константин Сергеевич.  Ну чем не Станиславский? «Ага, - подумала я, - давай, хвались своей санитарно-просветительской деятельностью на колхозной ниве.  А уж от меня, родимый, теперь  никуда не денешься.»
     Товарищ Омельяненко отчитался, доклад произвел впечатление своей основательностью и непродолжительностью, что мне особо  понравилось.  Я оценила все нюансы его председательского  вклада в оздоровление жителей преуспевающего украинского колхоза «Россия» и в перерыве в толпе народа, спускающегося по лестнице театра, схватила красавца за руку. Представилась, похвалила доклад. Всё честь по чести.
     Стройный Омельяненко оказался еще выше ростом, чем смотрелся издалека. И еще привлекательнее. Красивые волнистые волосы, обаятельная улыбка, импозантная внешность. Неужели, вправду колхозник? Ну просто – первый парень на деревне! Задрав голову, я вглядывалась ему в лицо. А лицо выражало… иронию. Председатель  молча и явно развлекаясь, с улыбкой слушал меня. При этом за модными очками в  голубых глазах Константина Сергеевича прыгали насмешливые огоньки, и были эти глаза наполнены не радостью от приглашения выступить на  общесоюзном  телевизионном экране, к чему я привыкла, а абсолютной снисходительностью. Так обычно смотрит  взрослый человек на маленького ребенка,  прислушиваясь к его неразумным высказываниям. Но почему? Завышенная самооценка? Привычка быть Первым?
     «Станиславский» меня заинтриговал.  Была в этом человеке какая-то тайна.  Хотя в тот момент я не могла себе представить, сколько неприятных минут в скором времени он мне доставит.…Сниматься в Москве Омельяненко  не мог, колхозные дела поджимали и ему необходимо было улетать домой. Поэтому мы договорились встретиться в Донецкой области и прямо в  колхозе подтвердить своими съемками все тезисы его доклада. На том и простились.
   На дворе заканчивался февраль…..
…Командировка тоже начиналась не совсем привычно.  Прилетела я в Донецк с группой, но без оператора и его ассистента. Мне в «Экране» было сказано, что кинооператор Виталий Ч., с которым предстояло работать,   заканчивает очередные съемки документального фильма  где-то на Кавказе и ему будет очень даже удобно, возвращаясь   в Москву, заехать в Донецк и  слегка потрудиться на программу «Здоровье».
     Личность Виталия была известна практически всем  женщинам -редакторам Центрального телевидения. Сплетен об этом  любимце женщин, выпивохе и красавце ходило немало. Поговаривали, что у него сильная родственная рука в ЦК партии, а поэтому ему многие дерзкие поступки на съемках и  любовь к алкоголю сходят с рук. Но тем не менее Виталий славился своими профессиональными достоинствами.  Работал даже на документальную студию «Экрана». Входил в операторскую  элиту.   
     Итак, мы: я и режиссер Наташа Гилевич в аэропорту Донецка  с нетерпением ждали самолёта с оператором, а самолёта  всё не было и не было. Я нервничала, потому что в Москве мне было сказано, что именно Виталий Ч. будет здесь нас ждать   и никак не наоборот.  У терминала одиноко стоял старенький ПАЗик, присланный Омельяненко за московской киногруппой, а мы никуда ехать не могли. Какие же съёмки без кинокамеры? И где этот киномастер? Звукооператор в роли посредника  периодически ходил к телефону и связывался с Москвой.
   Время шло. День заканчивался.
     Наконец, прилетел нужный самолет откуда-то: то ли из Грузии, то ли из Армении, и к нам с поклажей в руках, вразвалку,  не спеша подошли два совершенно нетрезвых мужика. Один из них, высоченный, в распахнутой дубленке был Виталием Ч. Я моментально по телевизионной и женской привычке в первую очередь  оценила его абсолютную нетрудоспособность, а во вторую -  сногсшибательную мужскую природу. П
      Виталий  стал оправдываться, по-актерски  красочно и громогласно рассказывая, отчего они задержались. Картинка рисовалась сказочная. Оказывается в последний день пребывания в горах, пробираясь по какому-то шаткому  подвесному мостку, его ассистент уронил в горную речку кофр с запасными кассетами. Пока доставали… пока сами сушились…  потом опоздали на самолёт….Я тяжело вздыхала, представляя, сколько было выпито нашими творцами  на «обсушке» организмов  и прощании с кассетами.  Хорошо еще, что съёмочная группа на всякий случай привезла с собой из Москвы запас кинопленки.
    Итак, мы погрузились в автобус и отчалили в колхоз «Россия». Из кабины водителя доносилась популярная песня Шаинского  «Через две, через две зимы. Через две, через две весны, отслужу в солдатах и вернусь…» Я её слышала впервые.
 Дорога была степная, пустынная. В Украине уже почти сошел снег, но краски за окном автобуса были чёрно-белые. Это впечатление еще усиливали и пирамиды угольных терриконов, проползающих по горизонту.  Мелькали  застывшие темными свечками какие-то неживые тополя. Земля, наполненная влагой, была тоже черная, покрытая редкими снежными пятнами….
     Водитель доставил нас в районную гостиницу, где мы разместились, и обещал с утра приехать за нами. Так оно и произошло. Наташа  утром долго красила свои необыкновенные ресницы, увеличивая их в еще большем размере и готовясь к встречи, как я понимала, с Виталием. Очень он ей понравился.  А я надеялась, что меня в колхозе ждёт Омельяненко. И когда мы  по дороге,  вязкой от весеннего таяния снегов, добрались до места, то есть к зданию правления колхоза, к моему немалому изумлению  там нас не встретил никто. Просто никто. Да и сама малолюдная деревня мне как-то не показалась. Деревья еще не зеленели, погода стояла неприветливая,  аккуратные хаты казались серыми, под ногами хлюпала грязь. Скучный пейзаж перехода зимы в весну….
    В правлении  колхоза  секретарь председателя, мило улыбаясь, сообщила мне, что Константин Сергеевич « в городе по делам» и когда прибудет, не известно. Нам было велено его ждать.. «Поговорить вместо него с кем-то еще? Что вы! Это невозможно. Мог бы с вами поговорить секретарь парткома, но он тоже уехал. Завфельдшерским пунктом? Она занята. Ждите»
     Я растерялась. Что за черт? Вышла к ребятам, чтобы поделиться новостями. , Красавец-оператор, хвативший с утра пивка для опохмела, нервно вышагивал в своей распахнутой дубленке туда – сюда  возле крыльца правления и  яростно гудел на всю деревню:
     - Ну и где же этот ваш председатель? И сколько нам его ждать?
    Народ от нас разбегался и не было человека, который хотел бы с нами поговорить. Такого со мной не бывало. Такого просто не могло быть! Приехала же киногруппа из Москвы и никому это в каком-то колхозе неинтересно?!
     Я не понимала поведения «Станиславского». Конечно, всё в жизни бывает, в том числе и незапланированный вызыв в город по срочным делам самого Председателя.  И даже именно в день приезда группы Центрального Телевидения.  Но….Почему он не оставил вместо себя кого-то, кто бы встретил нас и показал необходимые объекты для съёмок? Что за неуважение такое  и к нашей договоренности, и к нашей работе, которая стояла на месте! Да и командировка наша была всего трёхдневной, где, как известно, день приезда и день отъезда считались одним днём. Что за странная демонстрация такая, корни которой я никак не могла определить?     Вспоминалось не к месту ироничное лицо Константина Сергеевича на фоне стен МХАТа....
     Время шло. Что-то эдакое неприятное для человеческой характеристики Омельяненко формировалось в моём мозгу. И чем больше мы томились в неопределенности возле здания правления колхоза, тем больше я накалялась. Гадкая мысль, что всё подстроено нарочно, чтобы поглумиться над  «москалями», возникала всё ярче и определеннее.  Сейчас бы, в 21-м веке, такая ситуация ярко сыграла на Телевидении. Мы бы сняли хороший острый репортаж, состоящий  только из разговоров с секретарём отсутствующего председателя. Показали бы на потеху всей стране!  Но на дворе был 1976 год, да и задача у меня была совсем другая.
    Огромный Виталий  метался по двору, месил сапогами грязь, грохотал, выражая лично мне своё негодование.  Ему почему-то очень хотелось работать. И я попросила Наташу заняться видовыми съемками колхоза и его жителей, детского сада, фельдшерского пункта и т.д. – всего того, о чем потом в передаче  пойдет речь и в кадре, и за кадром.
      ПАЗик  уехал с киногруппой работать, а я потребовала у секретарши немедленно пригласить в правление для встречи со мной любого представителя колхозной власти. Вид у меня был если не свирепый, то весьма решительный. Девушка испуганно взялась за телефон и немного погодя в комнату вошел рядовой член парткома. Я раскрыла было блокнот, чтобы собрать хоть какую-то информацию, но «представитель власти», не переставая улыбаться, всё время ссылался на Омельяненко: « Это Вам Константин Сергеевич расскажет… А об этом я не совсем точно знаю…»  И т.д.  Кстати, в отличие от обычных командировок, где гостеприимства больше, чем работы, здесь мне никто не предложил даже стакана чая….
     Я пыталась разговорить  секретаршу. Меня интересовала личность председателя колхоза, взгляд на него со стороны. Девушка была немногословна, но всё же сообщила, что Константин Сергеевич – свой человек,  местный, выросший в этой деревне, в этом колхозе.  Закончил сельскохозяйственный ВУЗ, кажется в Харькове, и вернулся в родной колхоз с намерением изменить в нём жизнь.
     Секретарь с гордостью сообщила, что Константин Сергеевич скоро защитит докторскую диссертацию. На лице девушки обожание.  «Другого такого председателя, как наш, во всей области не найти!»  Ну это уж точно! В моих глазах вырисовывался колхозный и вполне понятный культ личности товарища Омельяненко. Но мне хотелось выяснить у самого Омельяненко, чем же он так отличается от иных своих колхозных коллег?
     Время катило к обеду, а председателя всё не было. Вернулись со съемок мои ребята. Наташа похвалилась содеянным. Виталий, узнав, что мы еще находимся в режиме ожидания колхозного руководителя, опять принялся на всю округу извергать своё возмущение его хамским поведением. И выражения были не совсем литературные.
     Всем уже хотелось есть. Все были элементарно голодны. И только я собралась дать команду ехать в город и пообедать, как подкатила машина ( кажется «Нива», плохо помню) и к нам в красивой куртке вышел сам «Станиславский». Я было обрадовалась, но…. Окатив всех быстрым взглядом и махнув мне головой, как будто мы с ним только что расстались, Константин Сергеевич  быстро вошел в правление. Я за ним.  Дав какие-то распоряжения секретарю, он обратился ко мне:
     - Пойдемте, покажу нашу ферму.
      Какую, не сказал, спросить же не представилось возможным. Председатель буквально слетел с крыльца и не оглядываясь на меня, пошел быстро куда-то в сторону от правления, где метрах в пятидесяти от него стояло стандартное,  знакомое и вполне узнаваемое по незатейливой архитектуре здание. Вот она – ферма. Назначение её уже возле открытых дверей мне стало понятно сразу же по специфическому запаху, от которого можно было сойти с ума. Свиньи!  Я только не могла понять, а для чего это мы с председателем туда тащимся и почему именно со свиней нужно было начинать нашу встречу и разговор о санитарном просвещении народа? Но Омельяненко молча и стремительно вышагивал впереди, метрах в трёх от меня и задавать вопросы как-то не получалось. Получалось почувствовать  назревающую провокацию. 
     Под моими  ногами хлюпала чёрная – пречёрная грязь, которой было достаточно, чтобы испортить свою обувь.  У Константина Сергеевича на ногах были сапоги, а я сдуру  приехала в симпатичных полуботинках.  Думала - весна же на Украине! Да еще была  в своём роскошном замшевом пальто, купленном мужем в Чехословакии, да с модной гофрированной косынкой  на шее. Ну просто светская  дама!  Для Москвы-то хорошо, а здесь?....
 Я старалась не отставать от Омельяненко, который  продолжал быстро шагать впереди меня. Дорожка по центру фермы была покрыта чавкающей вонючей грязью. Хрюкающие по обе стороны дорожки  свиньи в своих еще нечищенных загонах были тоже невероятно грязными. И стоял жуткий запах, от которого меня начинало тошнить.  Я и на ВДНХ-то не могла войти в павильон свиноводства, хотя там была совершенно идеальная чистота, а здесь….
     Председатель, не оглядываясь,  всё шел и шел вглубь фермы. Зачем ? Впрочем, с каждым шагом ответ на этот вопрос мне становился уже не важным. Воздух от свиного смрада всё густел и густел. Кислорода почти не осталось. Я вдруг поняла, что хочет сказать  именно мне этот образованный представитель сельской жизни. «Вот как мы живем. – хочет сказать он - А ты, московская белоручка, способна была бы здесь поработать? Ах, не нравится? Нюхай, нюхай истинный запах буженины и окороков!» Вот что он хотел мне сказать. И заодно проверить, когда запрошу пощады. А то, что запрошу, он не сомневался.  Ха! Не дождётся! У меня тоже крестьянские корни и истинно русское упрямство!
  Но чем дальше мы продвигались по дорожке гнусного  вонючего свинарника, тем хуже мне становилось.  Я откровенно задыхалась. С острыми запахами  у меня всегда были отвратительные отношения под названием «Аллергия». Но это знать хамоватому председателю было необязательно. Вот только я реально могла грохнуться в обморок. Шагала на автомате. В затуманенном моём мозгу по-прежнему вибрировала лишь одна-единственная упрямая мысль: « Не дождёшься. Не дождёшься!!!» Откровенно тошнило. Я задыхалась.  Но именно в этот момент Омельяненко вдруг резко развернулся,  не дойдя до конца фермы,  и, опять же ничего не говоря, стремительно обойдя меня, зашагал к выходу. Просто цирк! Аттракцион! Но с немыслимой радостью  я устремилась за ним. Свобода! Воздух!
     В правлении с появлением председателя ситуация резко изменилась. Омельяненко  начал быстро давать указания и собирать каких-то людей.. Но я улучила момент, чтобы задать вопрос «Станиславскому»:
     - Моё испытание закончилось?
     Спросила с издёвкой, сердито вглядываясь в его лицо. В душе бушевала буря от пережитого унижения.  Омельяненко же ничего не ответил. Я сидела на стуле и с хмурой иронией наблюдала за оживлением  жизни вокруг нас. Уже и необходимые для съемок  «клиенты» вмиг появились. И сам лично секретарь парткома в серой кепке вошел, и врачи в белых халатах  примчались прямо с рабочего места. Еще кто-то… Стал вырисовываться график съемок. В первую очередь – синхронных. Интервью с собой Константин Сергеевич определил на следующее утро, а пока – колхозные медики, приём в фельдшерском пункте и т.д.
 Вот только мои мужики и мы с Наташкой были зверски голодные. Обеда же нам никто не предлагал. Ну что ж,  в командировках бывало и не такое….
     Работа началась и даже закипела. Несколько часов мы еще трудились и, наконец,  уехали в гостиницу, посетив небольшой поселковый магазинчик, где продавались, как и положено в таких местах, совместно продовольственные и промышленные товары. Походили, поглазели. Ассортимент порадовал. Виталий  увидел импортный складной велосипед, радостно всплеснул руками и приобрел его для своего сынишки.  С восторгом объяснял мне, что в Москве  такого не купишь. Честно говоря, я этот агрегат видела впервые и он мне очень понравился, а потому запомнился.. Нас же с Натальей интересовали в основном продукты. В гостинице ждали кипятильники. Приближался последний день пребывания в колхозе «Россия».….
     Этот последний день оказался полной противоположностью предыдущим двум. Омельяненко смиренно дал интервью. Рассказал, как хотел еще со школы стать агрономом, как хотел учиться, как хотел сделать свой колхоз передовым, что и получилось в результате. Потом мы снимали все достопримечательности колхоза, о которых он рассказал в Москве с высокой трибуны. Не преувеличил, однако. Хороший просторный детский сад, спортивная площадка для школьников и членов семей, достойная работа фельдшерского пункта по профилактике здоровья его односельчан.
    Я была  вполне довольна результатом. Оставалось снять сюжет-очерк с местным колхозником, ветераном, инвалидом войны, который многолетне и успешно лечил свои старые боевые раны в период обострения  только с помощью местной колхозной медицинской службы без участия городских хирургов.
     Днем в обеденное время неожиданно председатель пригласил нас на обед. Как бы прощальный. Под еще сонными яблонями в саду был накрыт большой стол, уставленный яствами и алкоголем. Во главе стола на правах хозяина сидел Константин Сергеевич . Мы пили и ели. Обстановка была неофициальная. Какие-то короткие фразы произносил председатель, что-то отвечала я. Но после третьей рюмки водки вдруг раздался нетрезвый голос нашего оператора:
   - Костя!
Виталик поднялся над столом во весь свой немалый рост и громко, проникновенно, почти по слогам произнёс:
   - Костя! Я тебя… не-на-ви-и-ижу!!!!
 Я слегка вздрогнула от такого панибратства и откровения, напряглась, бросила взгляд на Омельяненко. Группа перестала жевать и замерла. А «Костя» никак не реагировал, продолжал таинственно улыбаться. И даже поднял рюмку за нас. Выпил.  Затем встал, поблагодарил всех, предложил закончить день с ночевкой в доме у того самого ветерана ВОВ – героя нашей будущей передачи. И ушел. Больше мы председателя колхоза «Россия» не видели. Промелькнул в нашей жизни, как мимолётное виденье. Где-то он сейчас в пору противостояния с Украиной?.....
…..Мы летели в Москву с полным сознанием выполненного долга. Одноногий ветеран ВОВ отыгрался за весь колхоз: до глубокой ночи поил нас замечательным домашним сидром, который попросил наших мужчин достать из огромного подвала. Сам туда спуститься не мог, мешало старое фронтовое ранение. Бутыль была десятилитровая. Наши мужики с восторгом это оценили. Потом он рассказывал нам всякие байки, кормил домашними колбасами и соленьями. Звучала радиола. Мы даже танцевали возле внушительного размера кадки с двухметровой финиковой пальмой. Было весело и просто.. Да и сюжет с этим человеком получился ударным,  тёплым и хорошо снятым.
     Итак, командировка в колхоз «Россия» Донецкой области благополучно завершилась. И передача получилась интересной, насыщенной и необычной. Но  только в моей памяти навсегда остался звучать в полном согласии со мной голос нетрезвого, но справедливого Виталия: «Костя! Я тебя не-на-ви-жу!»