Полонянка. Глава6. Надежда

Время действия - 1860 год; киргиз-кайсаки - прежнее название казахов.

Переживала Дуня о том, сумеет ли она высказать свою просьбу так, чтобы Есим её понял. Ведь говорит она по-казахски совсем плохо. Нешто Кадишу взять с собой, чтобы толмачила?

Но к удивлению Евдокеи, бай хорошо говорил и понимал по-русски. Был он моложавым, коротко остриженные волосы и аккуратная бородка придавали ему вид опрятный и ухоженный. Узкие монгольские глаза на широком скуластом лице не вызывали неприязни.

Он приветливо улыбнулся вошедшей в дом Евдокее, а та замялась у порога, не зная, как обратиться к нему.

Есим сидел в глубине комнаты, на цветастом шёлковом одеяле поверх богатого туркменского ковра. Хлопотали служанки, расстилая перед ним скатерть, расставляя тарелочки со сладостями и лакомствами, несли самовар и жаровню с угольями, в которой пыхтел металлический заварочный чайник.

Никак не могла привыкнуть Евдокея к этой привычке казахов долго кипятить чай. Заварка получалась крепкой, насыщенной, а воздух наполнялся специфическим ароматом. Пить такой чай без каймака (сливок) было невозможно.

- Проходи, Дуня, садись, - жестом приглашая к дастархану, сказал Есим, - как твоё здоровье? Как живётся тебе?

- Спаси тя Хри… Благодарствую, - спохватилась Дуня.

Несмело прошла на указанное баем место. Тут же перед ней оказалась пиала, на треть заполненная горячим чаем. Эта особенность степняков – наливать напиток по чуть-чуть – тоже удивляла Евдокею.

- Не обижает ли тебя кто-нибудь? – внимательно глядя в глаза девушке, спросил Есим.

Должно, слышал уже, как Айша нападала на неё. Ну, раз так, то и говорить об этом не стоит.

- Никто не забижает, - ответила Дуня, поднося к губам пиалу.

Неторопливо попивая чай, расспрашивал Есим Дуню о жизни на кочевье, о родителях её спросил, о семье. Тогда и решилась Евдокея попросить его отпустить её домой за выкуп.

- Скучаешь по дому? Хочешь к родным? – грустно сказал Есим.

- Хочу. Жених ведь есть у меня. А браты выкуп за меня дадут.

Есим взял щипчики, расколол синевато-морозный кусочек сахара и, положив осколок в рот, неторопливо отхлебнул чаю. Дуня смотрела на него, широко раскрыв глаза. И столько в этом взгляде было и мольбы, и ожидания, и доверия, что сердце Есима затрепетало, жаром обдало всё тело.

- Не нужен мне выкуп, Дуня. Я богатый человек. Отпущу тебя без выкупа. Но я хочу знать, что ты дома будешь счастлива.

И такая радость плеснулась в глазах девушки, такая благодарность, что вознаграждён был Есим за всё, словно казной золотой одарили его.

- Давай решим с тобой так. Ты ведь знаешь, что мы не можем ехать напрямую в станицу. Отпустить тебя одну я тоже не могу, я отвечаю перед Аллахом за твою жизнь. Скоро в Оренбурге ярмарка. Мы поедем туда. В городе при губернаторе офицером по делам казахов и башкир служит наш родственник Губайдулла Чингизхан. Через него мы назначим встречу с твоими братьями. И с ними же ты поедешь в станицу.

Ах, как счастлива была Евдокея! Лёгкой козочкой прибежала она в дом Кадиши, тараторила, приплясывала, кружилась.

А та только головой качала, улыбалась молча.

- Ну что же ты мне ничего не скажешь? – спросила Дуня.

- Ну, а что мне говорить? И счастью твоему я рада, и грустно мне с тобой расставаться будет. Привыкла я к тебе, словно к дочери родной. И сердце болит, как тебя в станице-то встретят?

- Да нешто не рады будут? Браты-то мои? А мамынька? Нет, об этом и мысли нет у меня. А почему Есим так хорошо по-русски говорит?

- А ты думала, он дикарь, что ли? – расхохоталась Кадиша, - Он же в Оренбурге в школе для детей казахских баев учился.

- В школе?! В Оренбурге?! Не думала я, что есть такие.

- Есть. Есим там и татарский изучил, и арифметику, и разные другие умные науки. Он книги русские читал, о каких я и слыхом не слыхивала. И бумагу любую написать может.

Евдокея была поражена.

Через неделю Есим, Дуня и Кадиша отправились в Оренбург.

На улице было морозно, похрустывал под ногами иней на замёрзшей в камень земле. Евдокею нарядили в тщательно подогнанную тёплую одежду Катерины. Добротно и нарядно выглядела Дуняша, и только по лицу можно было понять, что эта щеголеватая казашка – вовсе и не казашка, а самая настоящая русская девушка.

Усадили женщин в лёгкую повозку, сам Есим и несколько лобастых молодых джигитов ехали верхом по обе стороны. Евдокея сияла от счастья – она возвращалась домой. И не могла она скрыть этого счастья, даже из благодарности к заботам чужих ей, по сути, людей.

А Есим поглядывал на казачку, любовался её красотой, и охватывала его сердце тоска.

Было ему всего лишь 34 года. Или уже? А Дуне сколько? Семнадцать, или около того. Получается, что вдвое он её старше. Можно было, конечно, не отпускать её, взять силой, но зачем? Разве насильно заставишь полюбить себя? Поселится в этих прекрасных глазах печаль, опустятся уголки губ, померкнет красота. Не хотел этого Есим.

И счастье, и несчастье познал он сам в семейной жизни. Женили его молодым, едва шестнадцать лет исполнилось. Невеста была дочерью бая из кочевавшего по соседству рода, красивая, с огромными верблюжьими глазами. Успел ли полюбить Есим свою молодую жену? Наверное, хотя любовь эта была неосознанная, юношеская. Родился сын, унаследовавший от матери внешность и характер, потом была дочка, не прожившая и трёх лет. А следующего ребёнка родить жена не смогла, и остался Есим в 23 года молодым вдовцом. Сына растили бабушки – отцовы жены, и недостатка в заботе и внимании у мальчика не было.

Но необходимость заключить союз с воинственными соседями заставила его жениться на Айше. Да и думалось, станет она матерью для его осиротевшего сына. Не стала. На дух не переносила она мальчишку. Лицемерно сюсюкала в присутствии старших, но когда думала, что её никто не видит, могла и толкнуть, и ударить ребёнка. А потом он погиб. И этот шип… Откуда взялся он под седлом?

В размышлениях и воспоминаниях не заметил Есим, как доехали до Оренбурга. Остановились на постоялом дворе у знакомого татарина. Дуню с Катериной разместили в просторной и светлой комнате в верхнем этаже. Изразцовая печь распространяла равномерное и мягкое тепло. Сновали приветливые татарочки, накрывая на стол, расставляя угощения. Есим сразу направился по каким-то своим делам, а женщины, изрядно озябшие в дороге и уставшие, с удовольствием подкрепились сочными мясными пирогами, выпили чаю с рассыпчатым сладким печеньем.

На следующий день Есим с утра отправился на назначенную встречу с Губайдуллой Чингисханом, а женщины в сопровождении джигитов – поглазеть на ярмарку. Дуняша уже бывала здесь когда-то с отцом. Людская суета и шум кружили голову, создавали праздничное, приподнятое настроение.

- Ой, так ты уже совсем киргизкой стала, хорошо живёшь! – раздался над ухом насмешливый женский голос.

Дуня обернулась. Перед ней стояла Аглаида – старшая невестка Голяковых.

Продолжение следует...