Полонянка. Глава7. На ярмарке

Время действия - 1860 год; киргиз-кайсаки - прежнее название казахов.

Перед Дуней стояла Аглаида – жена старшего брата Павла.

- Аглаюшка! – кинулась к ней Дуняша, раскрыв объятия.

Однако Аглая обниматься не спешила. Насмешливо глядя на золовку, поправила дорогую шаль на голове. И шаль эта была Дуняшина, дареная батюшкой.

- Никак на ярманку с супружником-киргизцем приехали? Должно, богат он? – язвила невестка, оглядывая Дуню с ног до головы.

- Нет у меня супружника. А Есим меня домой отпускат, - обескураженная поведением Аглаи, сообщила Дуня.

- Да кому ж ты таперича нужна? – картинно изумилась невестка, - Порчена-то? Киргизец натешился, да бросил, а честный казак тебя взять должон? Ну, ежели только вдовец какой согласится твоего киргизёнка растить!

Похолодела Дуняша:

- Как кому нужна? У меня жених есть.

- И, вспомнила! Был жених, да кончился. Давно уж свадьбу сыграли.

Ну конечно, разве можно было надеяться, что Смешниковы будут ждать её. Михайле на службу идти, вот и поспешил отец женить его. Однако, как может Аглая решать, нужна она дома или нет! Слово-то за братьями, за матерью, а невестка – человек чужой. Гордо вскинув голову, смерила Дуня Аглаиду взглядом.

- Шаль на тебе красивая! – ледяным голосом сказала девушка и повернулась к ней спиной.

Взяв под руку Катерину, рассматривавшую какой-то товар в паре шагов от родственниц и слышавшую весь разговор, потащила её прочь. Катерина сочувственно гладила Дуню по руке, успокаивая.

- Ничего, не она в доме главная. Раз Аглая здесь, значит, и Павел недалёко. Его найти нужно, - с лихорадочным блеском в глазах говорила Евдокея.

Но нашла она не брата, а подружку свою, с которой вместе росли, с которой в тот памятный день по ежевику ходили. Рада была Дунюшке подружка верная, она и весточки из станицы донесла:

- Отца твово на другой день в пойме нашли. Без коня, без оружия. Должно, бился он с киргизцами страшно, весь порублен был. Да один нешто одолеет разбойников? По всему видать, притащили его издалека. Мамынька твоя слегла с того, совсем слаба стала. Браты богатства отцовы-то поделили. В курене вашем теперь Павел хозяйничат. Аглаида там делами заправлят. Всех работников скрутила в бараний рог. Мать и то - против неё и слова сказать не может.

- А Михайла? – замирая сердцем, спросила Дуня.

- Женил его отец. Аккурат посля Покрова. Невесту богату взяли. Сколь-то там тышш, да скота, да нарядов в сундуках. Он-то сначала попечалился, а потом ничего, отошёл. Ты-то как? Не забижат тебя киргиз?

Грустно посмотрела на подружку Дуня:

- Не забижат. Добрый он.

Разве поверит она, что чиста Дуня, как тот лёгкий снежок, что падал с неба невесомыми хлопьями на головы прохожих.

Невесело было Евдокее. Померк день, и ярмарочная суета уже не казалась праздничной. Словно обломилась под ней доска, и летела Дуня в пропасть с головокружительной высоты.

Усталая, разбитая, вернулась она на постоялый двор. Отказалась от наготовленных татарками кушаний. Молча лежала на постели. Даже думать ни о чём не могла. Пусто было в душе.

Вернулся Есим. Обсуждал с Катериной в нижнем этаже произошедшее на ярмарке, рассказывал о разговоре с Павлом. Вызвали казака на встречу с баем по приказу помощника губернатора. Но Павел был резок и категоричен. Обесчестил девку – так и заботься о ней до конца дней её. А бросать её, опозоренную, он не даст. И кто же, как не брат, защитит её от срама, кто, как не он, заставит злодея расплачиваться за содеянное! Таков был его ответ. Ещё и отца погибшего припомнил.

Не знал Есим, как рассказать об этом Дуне. Чтобы не сломалось у неё в душе, чтобы веру в людей не потеряла от предательства близких людей. Как объяснить, что некуда ей идти! Как уберечь её от бед в будущем!

Но Дуня уже и сама поняла, что не рады ей в станице, что отрезанный она теперь ломоть, и не приставить его к родному дому. Богатства братья поделили, и её, по всему видно, в расчет не взяли. Даже наряды её Аглая себе прибрала. Была Дуня богатой невестой – стала нищей и никому не нужной.

Куда идти теперь? Податься в батрачки? Наняться к богатому казаку? Работать Евдокея умеет, ко всякому делу способна. Но слова Аглаи, что порченая она, не выходили из головы. Дурная слова впереди человека летит. Как уберечься от грязи, Дуня не знала.

Тихо вошла в комнату Катерина-Кадиша. Подошла, стала гладить Дуне руки, волосы.

Предчувствовала Катерина, что так и выйдет. И даже рада была, что не успела Дуня в Линёвку приехать. Возвращаться в степь из станицы, когда почти уже домой вернулась, было бы больнее. Быть изгнанной с порога родного куреня – что может быть хуже!

А в том, что возвращаться в степь нужно, Катерина не сомневалась. Теперь только Есим мог защитить Дуню от бед. А сама Евдокея со временем оценит доброту бая и, кто знает, может быть и полюбит его. И женой станет хорошей.

Было и ещё одно соображение у Катерины. Став женой Есима и получив неограниченную власть, сумеет Дуня поставить на место Айшу. И тогда легче станет жить всем аульчанам. И Катерине тоже станет спокойнее. Приближалась к ней старость, беспомощная, бессловесная. Боялась женщина, что с Айшой будут её преклонные годы далеко не радостными.

- Собирайся, Дунюшка, поедем домой, в степь, - ласково позвала Катерина.

- Поедем, Кадиша, - спокойным голосом ответила Дуня. Настолько спокойным, что содрогнулась Катерина. Так могла сказать только женщина, переживающая острую боль, и эту боль спрятавшая глубоко в душе своей. Сильная женщина, на глазах родившаяся из юной девушки.

Уложились в дорогу быстро, погрузились в повозку. Помчали кони по застывшей земле в степной аул, единственное место, где ждали Дуняшу. По обеим сторонам от повозки скакали на резвых конях молодые джигиты, охраняя женщин от опасностей пути.

Есим задержался, чтобы отдать распоряжения хозяину постоялого двора – купить для молодой девушки дорогих нарядов, заказать у ювелиров-зергеров красивые украшения. С готовностью взялся расторопный татарин за поручение. Уважал он щедрого и умного бая.

Нагнал Есим повозку, рядом ехал, искоса поглядывал на Дуню. Бледная она была, но лицо жёсткое, окаменевшее. Ни слезинки на глазах.

Приехали в аул поздно вечером. Высаживая женщин из повозки возле домика Кадиши, сказал Есим Евдокее:

- Живи в ауле столько, сколько захочешь. Чувствуй себя вольным человеком. А будет желание уехать – препятствовать не стану. Только помни, что здесь тебе всегда рады.

Продолжение следует...