Бегство от войны - о чём обычно умалчивают?

Величие Победы нашего народа в Великой Отечественной войне особенно ярко на фоне трагических страниц первых месяцев войны. Крупные поражения Красной Армии, огромные потери убитыми, ранеными и пленными, потеря огромной, самой густонаселённой и экономически развитой территории, эвакуация предприятий на восток, бегство от войны миллионов мирных жителей. СССР – единственная в мире страна, которая сумела пережить такие поражения, дать отпор фашизму и добиться победы.

В большом литературном массиве о войне рассказы о бегстве населения занимают скромное место. О чём обычно вспоминают их авторы? О трудностях транспортировки масс людей. О налётах вражеской авиации и обстрелах. О гибели людей, особенно больно – о гибели детей. О болезнях и отсутствии медицинской помощи. О голоде и нехватке воды. О холоде и жаре. Но есть одна тема, которую стыдливо не принято касаться – проблемы с туалетом. А они донимали людей куда больше остальных проблем.

Не буду ссылаться на кого бы то ни было. Мне достаточно собственных воспоминаний – настолько ярких, что они не стираются всю мою долгую жизнь.

Война застала меня в Ростове-на-Дону восьмилетним мальчишкой, только что перешедшим во второй класс. Отец в армии, мама на работе, а я болтаюсь дома один. Первые налёты вражеской авиации, вырытые во дворе щели, в которых прятались при «воздушных тревогах», противогаз. Плановая эвакуация работников гор- и облисполкомов на Кавказ, прерванная бомбёжкой, разрушившей впереди идущий эшелон и железнодорожный мост. Районный центр Зимовники на границе со Сталинградской областью и наше с мамой самостоятельное бегство из него на Урал. И несколько эпизодов по теме настоящего рассказа, описанные в моей книге «Школьная дорога, опалённая войной.

Мы плывём вверх по Волге из Сталинграда до Владимировки на большой барже, набитой людьми. Баржа грузовая, для перевозки людей не приспособленная. Маленькая каюта, куда засунули детей примерно моего возраста. Мама где-то снаружи, где сидячих мест нет, сидят на полу. Я проснулся рано утром, и мне нужно по малым делам. Пробираюсь наружу, к маме. Легко сказать… К маленькой уборной огромная очередь, и никто тебя не пропустит. Указали на «укромное место». Не знаю, для кого оно укромное – там одновременно с десяток человек, вынужденных не замечать себе подобных. Если уж мне неудобно, то что говорить о разнополых взрослых…

Эшелон, идущий на восток. Мы едем в небольшом товарном вагоне. Поперёк вагона, на некоторой высоте сделаны большие деревянные нары. Их покрывали одеялами, и это были элитные спальные места для детей и стариков. Остальные сидели, лежали внизу, на полу, где дуло и было холодно. В углу стояла железная печь-буржуйка, которую топили, чем бог послал.

Меня поместили на нары, там было очень тесно и очень душно. Там же высаживали маленьких детей на горшок. С соответствующими запахами. Как-то ночью я, сдавленный с двух сторон телами, не выдержал и слез к маме. Мама принялась отвоёвывать для меня территорию. Положила наше одеяло, на котором я спал, так, чтобы у меня была сносная спальная полоска. И отмела предложение соседей, чтобы я частично залезал на их одеяло.

Уже наступила зима. Эшелон шёл страшно медленно, подолгу стоял на станциях, полустанках, а то и вовсе в чистом поле. Пропускал составы военного назначения. Возможно, машинисты время от времени специально останавливали состав – чтобы не превратить вагоны в клоаку, способствующую распространению болезней. И никто не знал, сколько времени он простоит – несколько минут или несколько дней. Боялись отстать от эшелона. Когда поезд останавливался, люди высыпали из тесных вагонов. На станциях бегали за кипятком. И опять самой острой была проблема туалета. Все станции были страшно загажены. В укромных местах справляли нужду одновременно несколько человек. Использовали даже промежутки между двумя железнодорожными путями, где стояли два эшелона. Прилюдно справлять нужду было большим стрессом, но выбора не было. На всю жизнь я запомнил отчаянные глаза молоденькой девушки, которую мальчик застал с поднятой юбкой и спущенными трусами.

Однажды эшелон остановился на ровном месте, и я отбежал от него несколько метров по снегу. Вдруг гудок – и поезд тронулся. В испуге бегу обратно. Когда залез в теплушку, оказалось, что с бурки свалилась и потерялась одна калоша. Это была катастрофа: без калош ходить в бурках нельзя, а другой зимней обуви у меня не было. К счастью, поезд через десяток метров снова остановился, и мама нашла в снегу мою калошу.

Так бежали от войны миллионы. Беглецам предоставляли поезда. Нам ещё повезло. Мы ехали в вагонах, а не на их крышах и не на подножках. В пути нас не бомбили и не обстреливали. Наш эшелон не перехватывали прорвавшиеся немецкие танки. 

Но не дай бог кому-нибудь впредь пережить такое бегство!