Женюсь

                Женюсь!

  В восьмом классе я влюбился окончательно и на всю жизнь. Мы учились в одном классе. Она сидела за третьей партой в правом ряду слева, а я в левом ряду справа. Между нами был ещё ряд парт, но он слегка сдвинут так, что ни Колька ни Вовка не заслоняли её от меня даже когда склонялись над тетрадями. Стоило слегка повернуть голову вправо и я видел её. Женя! Женя Веденская! Красивая фамилия и имя! Красивая вся! Особенно я любовался её «лошадиным хвостиком» - это так называют длинные волосы перехваченные резинкой на затылке так, что они свисают, как хвост красивой маленькой лошадки. Волосы длинные, до середины спины и я ждал того момента, когда она резко повернётся к своей подруге за партой сзади, спросить что-нибудь, а хвост волос взовьется веером и опустится уже на грудь. Теперь, когда она вновь сядет прямо, её волосы так и останутся на груди с моей стороны, то есть слева потому, что к подруге она оборачивается через правое плечо. В такие моменты я забывал всё, мир для меня переставал существовать и только эти грациозные волосы на груди моей любимой связывали меня с ним.
 Да я любил, очень любил в ней всё: цвет щёк, колени, заманчиво выглядывающие из под передника, руки, но особенно пальцы рук, они, если указывали куда-то, не были прямыми, как жерди, а изгибались немного в виде маленьких сабель и оканчивались ноготками, словно клювиками, она ещё и покачивала ими, словно собирая зёрнышки. Вывести меня из этого оцепенения могла лишь Клавдия Ивановна
  - Что, Ионов, опять думаешь не о том. Куда ты там всё смотришь?
Куда я смотрю ей не понять, для неё Женя Веденская ни чем не отличалась от остальных четырнадцати учениц нашего класса. Для неё, для Клавдии Ивановны я ни как не мог смотреть на Женю, смотрел так просто, смотрел, задумался и всё.
 А я смотрел и думал: «Вот поженимся возьму её фамилию, ведь так красиво: «Андрей Введенский!», не то что какой-то «Ионов».
 И, оказывается пока я это обдумывал, класс жил своей жизнью, которую я начал упускать да так, что к концу второй четверти пришёл с отвратительным результатом.
  Мама, глядя на табель с оценками спросила:
 -Ты заболел? Ведь учёба тебе давалась всегда легко. Случилось что?
  Мама! Мама мой самый настоящий друг. Ещё Вовка Орлов, но тот оказался не настоящим потому, что когда я начал ему раскрывать свои чувства, он сказал:
 - Мне эти сопли ни к чему, это девчачьи дела, а мы мужчины, так что если нужно постоять за тебя с кулаками, я здесь, а с девчонками давай сам как-то.
 Я не обиделся. А вот мама – мой самый настоящий друг выслушала всё, и главное то, что это моя последняя любовь и что я решил жениться. Мама даже обрадовалась, чего я ни как не ожидал, она говорила, что это очень здорово, что редко приходит настоящая любовь на всю жизнь, и что совсем не страшно, что она пришла так рано, главное чтобы настоящая и навсегда и что бы ничего не могло изменить её: ни быт, ни старость, ни всякие природные недостатки, которые поначалу и не замечаешь, но которые потом начинают раздражать и действовать так, что и про любовь многие забывают, ранее считая её самой настоящей и навсегда.
 От последних её слов я немного насторожился и спросил:
 - Ты имеешь в виду что-нибудь конкретное, говоря про природные недостатки?
 - Нет, нет. Просто у каждого человека есть свои природные недостатки, ведь мы  не ангелы. Однако любовь любовью, а учиться надо хорошо, иначе семью содержать будет трудно. И как раз наоборот, если по настоящему любишь, должен ещё лучше учиться ради своей любви.
 Тут она была совершенно права, но наступили каникулы и мы с Женей много гуляли, катались на коньках, ходили на концерты, однако мамины слова запали в сердце и я стал выискивать те недостатки, которые могли бы разрушить мою любовь, но не находил. По этому неделю спустя вновь заговорил с мамой об этом. А с кем ещё? Отца-то у меня не было. Отец погиб на учениях в возрасте тридцати двух лет  в чине капитана. Мама бала единственным учителем и другом.
 - Ты говорила про природные недостатки каждого, но вот я смотрю на мою Женю и не вижу никаких. Это потому что любовь застилает глаза?
  - Можно и так сказать, а можно сказать, что не хочешь их видеть.
  - А ты видишь?
- Трудно не видеть очевидное.
Глаза мои от удивления округлились, а лицо вытянулось
 - Так они есть?
 - У всех есть, я же говорила, что мы не ангелы.
 - Про всех мне всё равно, я про Женю. У неё есть?
 - Что ты заладил? Что ты хочешь, чтобы я тебе перечислила, что сам не видишь?
 - Мама, мама, ну хоть один назови – взмолился я.
  - Один? Ну смотри, сам выпытал. Вот тебе один, хотя ты, я думаю, и сам знаешь.
 - Не томи.
  - Ноги у неё разные, - выпалила мама, - одна толще, другая тоньше.
 - Ноги разные? – задумчиво повторил я, - это ничего.
 - Ну ничего, так ничего. Ты просил, я сказала.
Теперь мне надо это было срочно выяснить, но оказалось не просто, ведь мы были всё время рядом, как отпустить её вперёд и наблюдать за ногами я не знал. Помог случай. Гуляя мы встретили приятелей и я под видом секретного разговора отпустил Женю вперёд, обсуждая всякую ересь наблюдал и увидел точно, что правая нога у неё тоньше левой. Это был шок. Мама оказалась права! Но разговор с приятелем неожиданно затянулся и я вглядываясь понял, что сначала ошибся, что как раз наоборот, что левая тоньше. Или нет. Так оставшись в сомнении и догнал Женю, но догнал уже будучи совсем другим человеком – сомневающимся.
 Дома я рассказал об этом маме и попросил  уточнить какая именно нога у Жени тоньше?
 - Какая тебе разница? Не морочь голову. Сам реши.
 То, что ноги разные, сомнений больше не было.
 Любовь моя не прошла, но я ещё заметил, что у неё уши немного не как у всех – без мочек. Там где у всех мочки  округло и маленькие серёжки кажутся лишними, прилепленными не туда и ещё волосы растущие ниже затылка прямо с шеи, хотя «ну и что».
 С третьей четверти учёба моя «пошла в гору» и год я закончил успешно.
Наша школа была «восьмилетней» и в девятые классы разбрелись кто куда.
Мы с Женей попали в разные, но я и не расстроился, а увлёкся учёбой и рисованием.
Мне нравилось прижаться щекой к земле и в близи наблюдать капельки росы, свисающие с надломленных стебельков осоки и там где её кончики немного подсохли, капельки были золотистые, а где свежие, чуть белёсые – серебряные. Они казались живыми и спорили кто краше. Потом я это пытался рисовать, но вместо капелек получались хитренькие рожицы.
 
 Лет двадцать или двадцать пять спустя мы с Женей случайно встретились в цветочном магазине. Я, выбирая розы, заметил, как незнакомая мне женщина поглядывает на меня, что было не совсем обычно, я немного улыбнулся ей и она сразу подошла.
 - Привет! Не узнаешь?
 Но я  узнал и поразился – это была и Женя и не Женя. Совсем чужая Женя, из другой жизни. Всё было не то. Абсолютно всё, что я любил исчезло, остались только уши без мочек, открытые короткой стрижкой, но волосы с шеи росли и росли. Как я люблю свою маму.
 - Есть время? – спросила она.
 - Сколько угодно! Рад видеть! Выпьем кофе?
 Мы сидели в кафе и она рассказывала всё, что тогда было скрыто от нас, рассказывала, как купалась в лучах моей любви и была уверена, что это навсегда, и что вдруг, когда лучи внезапно исчезли просто грохнулась в серую обыденность жизни, о которой не имела представления. И хотя мы даже тогда и не поцеловались ни разу, ощущала себя Джульеттой, но счастливой Джульеттой  у которой впереди счастливая жизнь и что «он», то есть я, невольно преподал ей самый настоящий урок при помощи которого она определила точно место мужчины и женщины в этой жизни, и что она совершенно счастлива и благодарна ему потому, что стала  независимой от мужчин, от любви, и такой стать бы не смогла никогда, не разлюби его. Ведь тогда считала иначе, считала, что без любви нельзя жить. Нет. С любовью нельзя. Нельзя. С любовью будешь нищим, голым, неустроенным. Без любви – состоявшимся, обеспеченным.
  Он кивал, улыбался виновато, поддакивал, и, постепенно она становилась той самой Женей, которую он когда-то любил. Когда-то? Нет. Он любил её сейчас и представить не мог, как так вышло, что двадцать лет прожил без неё. И как так вышло, что и оставшиеся годы так же будет жить без неё.
 Она уходила по бульвару. Оглянулась и помахала на прощание сразу двумя руками с пальчиками выгнутыми, как маленькие сабельки. Он глядел ей в след и точно видел, что ноги у неё совершенно одинаковые. Правая была точно такая же, как и левая. Он это видел  глазами настоящего художника.