Бремя желаний. Глава 4

      Глава 4. ДОЖДЬ И ДВА НЕСЧАСТЬЯ (ОКОНЧАНИЕ)


      Через пять минут, когда дуэт переместился из кухни в гостиную и разложил на столике при диване чай, ликёр, сладкое и сигареты, Свен предложил сменить тему:

      — О себе я достаточно наболтался, а что у тебя? Удачи, неудачи, смыслы, цели. Ты сам определил для себя задачи и приоритеты? Давай излагай, разумеется, в том объёме, который сочтёшь возможным раскрыть.

      — У нас сегодня вечер откровений… Да мне и таить особо-то нечего, история короткая и более определённая.

      В камине весело плясали языки пламени, источая тепло и придавая ещё больше уюту просторной комнате, освещённой тёплым жёлтым светом лампочек старого образца, ложки звякали о блюдца, рюмки наполнялись густой сладкой жидкостью, история Дани лилась тихо и размеренно и быстро подошла к сегодняшнему дню.

      — Отца своего я плохо помню, он ушёл из семьи, когда мне было пять лет, к другой женщине. Трудно было. Хотя он помогал, всё равно: мужчина в семье совсем не то, что далеко от дома. Мать быстро издёрганною стала, мне и сейчас кажется, что она всё надеялась, что муж одумается и вернётся. Но нет, на неё только сыпалось одно за другим. Сначала — уход, потом — официальный развод, после — ребёнок от бывшего мужа у чужой женщины. Меня поднимать тоже надо было… Когда окончил школу, в институт не пошёл. Бюджетных мест мало было, даже если пройти, то пять лет на крошечной стипендии пришлось бы жить, кроме того, потом куда? Все хорошие места, как всегда у нас водится, по знакомству, по связям, по услугам, а у нас таких родных и друзей не было. У матери тем временем со здоровьем проблемы начались. Мне говорили многие, что внешность красивая и примечательная, — я и решил попробовать себя в модельном бизнесе. Нащёлкал фоток, портфолио собрал — и прошёл кастинг. Уже надо было приступать к делу, важный вояж намечался, и тут — бац! — ветрянку подхватил. Куда там с рожей, разукрашенной всеми этими папулами… Месяц в постели провалялся, а, когда очухался и пятна сошли, вернуться не удалось: повестка в армию подоспела. Где-то я даже обрадовался, думал, хоть какое-то время не буду у матери на шее сидеть, а, только вернусь, так сразу…

      — А в армии не приставали?

      — Нет. Это раньше дедовщина была — сейчас же и срок короче, и порядка больше стало. Как военным жалованье прибавили, они за своё место держаться стали: дисциплина, прокорм нормальный, всё такое… Но, когда вернулся, надо было на работу идти, неважно куда: мать на лекарства поиздержалась. В доме шаром покати, отец уже перестал деньгами помогать: я-то вырос… В общем, делал что придётся: и пиццу развозил, и разнорабочим по стройке бегал. Но я не жаловался, потихоньку дела лучше пошли. Снова собрал фотки, попутно новые нащёлкал, разослал. Заинтересовались в парочке агентств, снова прошёл кастинг, снова близился выезд на лоно природы для натурных съёмок. Но опять моя злая звезда: мать слегла окончательно. Сначала в больницу с приступом попала, пришлось поддерживать, передачи носить. Кое-как подлечили, даже не подлечили, а симптомы частично сняли и обратно отправили. То ли квоты не было, то ли страховка больше не покрывала стоимость… В общем, вернулась домой. И оставить её я уже не мог. На работе — беготня, дома — или с матерью, или на кухне: хозяйство тоже на меня легло. Не знаю, зависело что-то от меня или нет, но, — Дани отрицательно покачал головой, — долго она не прожила. Тут, я думаю, она ещё виноватой себя чувствовала, что я из-за неё заманчивое предложение принять не смог, всё смотрела на меня страдальчески… И хотела поправиться… Иногда казалось: ну, сделай усилие — и восстановишься… Но нет: новый день — старая боль, я с работы к её постели, она снова нервничает — бег по кругу. Как это — цугцванг, когда каждый следующий ход ухудшает положение?

      — Кажется…

      — Да. Отошла тихо, только всё смотрела на меня страдальческими глазами. Родни у нас не было, один дядька в городе жил, но толку от него было как от козла молока. Так что и похороны, и поминки — всё снова на меня легло. Наверное, я оказался непрактичным, потому что в долги влез.

      — Но и на лекарства много ушло до… ну, до момента…

      — Не без этого, — согласился Дани. — Тут уже не о прогулках по подиуму, а снова спецодежда — и на стройку. Туда-сюда, бегал, с кредиторами рассчитывался, приходил домой — один, такая тоска брала…

      — Неужели у тебя девушки не было при такой внешности?

      — При такой матери, в долгах и без всяких перспектив? Кошелёк всегда предпочтительнее смазливой физиономии. А время шло. Когда более-менее с долгами рассчитался, от печали очухался, снова за старое решил взяться, но населфкался, нафоткался, гляжу на результат — тьфу! Депрессняк, что ли, своё дело сделал, или на стройке загорел, или просто замотался на работе — всё не то: хмурая тёмная противная рожа.

      — Ну, это ты наговариваешь, не могло же совсем уйти… Я же вижу, ты и сейчас очень красив.

      — Спасибо, но сейчас… Это я восстал из пепла. — Дани ухмыльнулся. — А тогда… Мне ещё кто-то говорил, что депрессия очень сильно меняет лицо. А, да, на работе у одной была такая же ситуация: несколько лет назад мать умерла — так она говорила, что через неделю после похорон сговорилась с тёткой у церкви встретиться, свечки поставить, та пришла — и её не узнала, только по одежде определила. Вот так. Нет, месяц прошёл, полгода, год — всё восстановилось.

      — И снова решил попытать счастья?

      — Решил, но на этот раз до конца не дошёл. Собрал портфолио, на кастинг заявился, смотрю — а там всё мелочь, пацаны шестнадцати-восемнадцати, я среди них переростком себя почувствовал. Даже стыдно стало, как будто меня в десять лет к первоклашкам подсадили. Я ещё в уме прикинул: раскрутить модель, лицо — ведь время надо, несколько лет, наверное. Кто же начнёт меня протаскивать, если мне уже двадцать четыре? И собрал я свои портретики, и почапал обратно. Ещё думал: хорошо вышло, что, пока на стройке вкалывал, попутно профессию электрика освоил. Так сказать, без отрыва от производства. Это легко было: сдал, квалификацию присвоили, сертификат вручили — готов недипломированный специалист. Со стройки, правда, ушёл: в конторе немного спокойнее, но, как видишь, тоже в беготне и в разъездах. Я ещё думал, что в модельный бизнес уже давно с детских лет идут, вон девчонки с пяти-шестилетнего возраста снимаются. Опоздал — ну и ладно. Так что поход за лаврами и славой не удался, всё кончилось, не начавшись. И ты честно можешь себе сказать, что по сравнению со мной тебе жаловаться на судьбу не пристало.

      Свену действительно было абсолютно некомфортно слушать о тщетных попытках завоевать Олимп шоу-бизнеса; к тому же было видно, что несостоявшаяся топ-модель намеренно гасит эмоции и оставляет за кадром свои переживания. «Наверное, одиночество его приучило к стойкости и скрытности. Я уверен, что на своей работе он ни с кем этим не делился».

      — Тогда мой черёд спросить, доволен ли ты тем, что имеешь.

      Дани пожал плечами.

      — Нет, понятно.

      — И у тебя есть варианты исправить ситуацию?

      — Нет, но я их ищу.

      — Я, собственно, не это хотел спросить. Не «исправить», а чем конкретно ты недоволен? Зарплатой, статусом, самой работой?

      Дани вторично пожал плечами.

      — Да всем.

      — Тогда поступай в лётную школу или иди в мореходку.

      Дани улыбнулся:

      — А, знаю: капитан морского судна получает шестьсот тысяч в месяц, первый пилот авиалайнера — триста пятьдесят, но я терпеть не могу летать самолётом, три раза приходилось — и три раза меня выворачивало. При такой «аллергии» у меня и на море обнаружится морская болезнь, а идти в водители или машинисты — те же разъезды, сотни, тысячи километров. Нет, это не для меня… Несмотря на негативное мнение окружающих, я буду искать гавань поспокойнее.

      — Какое же тут негативное мнение? Это естественно: отдать минимум, получить максимум. В ясноглазых альтруистов я не верю, тигр спит восемнадцать часов в сутки — и правильно делает. — На этот раз рассмеялись оба. Когда смех стих, Свен продолжил: — А о съёмках в фильмах ты не думал? В, извини, порно до тридцати лет набирают.

      — Нам остаётся только вдвоём туда записаться, потому что и ты по возрасту подходишь. — Дани скептически хмыкнул. — Нет, это не для меня. Я один раз смотрел как-то репортаж со съёмочной площадки…

      — Господи, чего в жизни ты только ни смотрел!

      — Я же говорил, что фактически был сиделкой у матери, из дому вечером практически не отлучался, и телевизор оказался единственным развлечением. Потом, правда, ноут прибавился… Кстати, в то время я и насмотрелся на твои победы… Да, так вот, смотрел я репортаж со съёмочной площадки, где очередную порнуху снимали, как раз там перерыв был, артисты расположились где попало, кто перекусить пошёл, кто загримироваться… На первом плане режиссёр интервью даёт, а сзади него на кровати парень сидит. Абсолютно голый, довольно откровенно, лица не прячет и так деловито себе дрочит. Весь беленький, член тоже такой не знаю почему беленький, внешность посредственная, а дрочит так старательно, причём в перерыве. Я и подумал: «Боже мой, он в перерыве нормально пожрать не может, вынужден натирать себе своё орудие, чтобы подготовиться к очередной сцене, то есть ни женщина, ни мужчина его уже не возбуждают. Небось, ещё переживает, бедный, как бы у него не упал, — и оторваться нельзя: неизвестно, как снова в боеготовность приводить». А он всё дрочит и дрочит, даже в какой-то разговор на заднем плане встрял, а рука так ходит и ходит, и всем тем, кто рядом, тоже на это наплевать. Это для них работа, обычное «вхождение в образ». — Дани прыснул. — Как я представил, как он будет после перерыва свой член поочерёдно совать кому-то в рот, во влагалище, в задницу, исторгать при том фальшивые сладострастные вздохи, чтобы через час вытащить, снова вернуться к дрочке, снова натираться неизвестно сколько, всё сильнее и сильнее сжимая кулак, чтобы наконец-то вылить несколько капель на задницу партнёрши, которая к тому времени вся изведётся и несколько раз проорёт: «Ну давай, козёл, быстрей, у меня уже ноги отваливаются!» Снимут всё это, вырежут половину этой тёрки, сунут актёрам по две сотни баксов за час, придут они домой — а дальше что? У кого из них есть партнёр или партнёрша, кто из них хотя бы о подобии любви или отношений думает, мечтает? Да их тошнит от этого, а меня — от таких перспектив. Совать свой член по дыркам, в которых сотня других членов уже побывала, за пару месяцев заработать истощение, превратить самое большое в своей жизни удовольствие в постылую обязанность и полностью от него отвратиться? Я вообще не представляю, как можно после такого когда-нибудь вернуться к нормальным сексуальным отношениям, да они при практически полной импотенции просто невозможны. Я не понимаю, для чего они деньги зарабатывают, если нормальной жизни, нормальных увлечений у них уже не может быть? Хата, шмотки, жратва?

      Теперь пожал плечами Свен.

      — Наверное, есть немало таких, для которых это действительно приоритет. Печально, но факт. А что теперь? Если ни мореходка, ни воздухоплавание, ни модельный бизнес не состоялись, ну, ты понимаешь, что порно я так упомянул, невсерьёз, — что теперь? Ты же не собираешься всю жизнь проработать электриком, бегать по вызовам?

      — Не собираюсь. Ищу. Я же не сдаюсь, в отличие от тебя.

      — Это понятно, тебе же только двадцать пять.

      — А тебе двадцать девять. Видишь, мне есть куда тянуться и на что равняться. Прожить четыре года, нажить собственный дом, обеспечить ежемесячную ренту. Работы край непочатый. И тебе есть куда стремиться. Как я сейчас ищу и не нахожу, так ты смотришь и не видишь. Но это сегодня, а завтра будет новый день.

      — Но итоги подводят по прошедшему дню, а не по завтрашним надеждам. Так что пока мы оба в минусе. Может быть, я получил больше, но и падать со значительной высоты всегда болезненнее, чем стабильно находиться на низком уровне, и ты в этом случае в более предпочтительной позиции, так как достижениями практически не обзавёлся, высоко не взлетел — тебе и падать неоткуда. Ты красивее и моложе. Так что у нас ничья. Дождь и два несчастья.



      Оживление беседы спало. Парни выговорились и удовлетворённо затихли, в какой-то мере рассчитавшись со своими горестями, но в то же время атмосферу стало наэлектризовывать другое напряжение. За окном продолжал хлестать дождь, их было двое, закончить вечер интимом казалось заманчиво. Свен никогда не пробовал это с парнем, но, может быть, именно потому, что не пробовал, это манило? Ему мнилось, что, упав со своим случайным знакомым в постель, он раздавит на своих губах ягоду греха и насладится соком всегда соблазнительной радости, сорвав с обстоятельств это соитие, частично рассчитается с судьбой, устроившей ему тягостное прозябание после уже далёкого взлёта. Дани тоже думал об этом, искры в глазах пробегали, немые вопросы не прозвучали, но были заданы этими взглядами. Обособленный мир и любовь посреди ненастья… Наплевать на то, что не удалось. Утащить в свои кладовые пару оргазмов в ночи наперекор всему… Лёгкий хмель только усиливал соблазн возможного разворота.

      Дарио Кроче, твой крест, смерть на вознесении — почему бы нет? Но Дани прекрасно осознавал, что то, что могло свершиться, будет лишь однажды: слишком разные, несмотря на одинаковые разочарование и злость на несовершенства и несправедливость мира и бога, они были. Дани — простой электрик, в копилке которого были только неудачные попытки прорваться в топ-модели, мотоцикл, небольшая квартирка в панельном доме и скромная работа, Свен — увешанный многочисленными регалиями, воспетый СМИ, овеянный легендами, продолжающий выходить в эфир, пусть и в качестве эксперта. «Ну что ж, подари мне эту ночь, а потом мы разбежимся. Мне даже интересно: ведь когда-то я был в тебя влюблён…»

      — А… ты был… в меня… влюблён? — голос Свена ступал осторожно, с паузами, словно понимая, что заходит на зыбкую почву. — Если… попытаться оживить… прошлое… былое…

      — Добрать недобранное? А что, я согласен. Это будет наша месть. Наше общее правое дело.

      — После таких аргументов…

      После таких аргументов оставалось только перейти в спальню и, погасив свет, в скрывающей недозволенность, относительность правоты и осмысленности предстоящего, наготу и стыд тьме, предаться одному из основных инстинктов. Им было просто хорошо; Свена, помимо этого, вела прелесть новизны. Возможно, не все ощущения были приятными, но позитива было больше. «Я мщу всем вам, копавшимся в моей жизни репортёрам, требовавшим побед болельщицам, претендующим на брак со мной женщинам, обходившим меня в соревнованиях соперникам, заставлявшим меня работать на износ тренерам. Я просто получаю наслаждение, газетчики об этом не узнают, телевидение не сунет свой любопытный нос, ни одна женщина не получит от меня сегодня ничего. Я там, в своём прошлом, и этот Дани, словно вызванный из забвенья Дарио Кроче, делит со мной эту ночь и это блаженство». Возможно, эти мысли и были лишними, но кто из нас не делал из краткого приключения праздник свободы и неповиновения?



      А наутро Свен проснулся в пустой постели и, ещё не полностью отойдя от сна, нащупал записку на тумбочке.

      «Мне понравилось. Мы на разных ступенях социальной иерархии, но я предлагаю тебе игру. Обрети свежие смыслы и застолби новые приобретения, я попытаюсь сделать то же. Кто преуспеет, кто выиграет больше? Возможно, нам интересно будет встретиться друг с другом ещё раз.

      P. S. Серебряные ложки в буфете можешь не пересчитывать».