Полонянка. Глава14. Джут

Время действия - 1861 год; Киргиз-кайсаки - прежнее название казахов.

Раны Есима стали заживать, и он уже не лежал целые дни в тяжёлом забытьи. Опираясь спиной на горы подушек, сидел он в постели и, улыбаясь, наблюдал за играми маленькой Амины с пушистой пёстрой кошкой. Иногда посматривал на женщин, хлопотавших у очага или занимавшихся рукоделием, любовался Дуняшиным точёным профилем, изящными изгибами её молодого тела, грациозными и одновременно сильными, уверенными движениями.

Но порой его взгляд затуманивался. Как навязчивый призрак возникал перед ним образ вожака напавших на него воинов. Кто он? Почему так знакомо его лицо? Эти глаза, прячущиеся между припухлыми тяжёлыми веками навевали какие-то неясные воспоминания, которые тревожили Есима. И эти воспоминания были далеко не радостными.

Часто казалось Есиму, что вот сейчас, сейчас он поймает эту ниточку, но мысль ускользала, словно змеиный хвост из рук, и он огорчённо крякал, начинал ворочаться на своём ложе. С обеспокоенным видом подходила к нему Дуняша, спрашивала, не нужно ли чего, подносила тёплоё питьё, поправляла подушки.

За окнами выли ледяные ветры, а в доме было тепло и уютно. Давно уже не чувствовал Есим такого блаженства – не умела Айша согреть мужское сердце, украсить его дни и ночи. Но приближался час, когда придётся баю вернуться в дом к жене, и это его тяготило.

Однажды его счастье было нарушено: на пороге возникли плачущие женщины – начался падёж скота. Первой под удар попала мелкая живность, овцы и козы. Целыми днями аульчане пытались лопатами и мотыгами освобождать иссохшие травы от снега, чтобы накормить их, но природа была сильнее. Ветер мгновенно заметал очищенное, и животные не успевали насытиться хотя бы чуть-чуть. Люди валились с ног от усталости, но толку от их трудов было не много.

Джут – страшное проклятие скотоводов-кочевников, целиком зависящих от милости природы. Зимой возникнуть он мог от ледяного дождя, после которого снег покрывался толстой коркой льда, или от сильной метели, наметавшей глубокие сугробы. Летом от слишком быстрого и сильного выгорания трав под солнцем. Случались малые джуты, и большие, когда гибло больше половины скота, а порой и весь. Погибали сайгаки, архары, дрофы и другая степная живность.

Следом за голодом и лишениями шли болезни: тиф, оспа, корь, чахотка, малярия. В такие годы вымирали целые кочевья казахов и киргизов, а в губернаторских отчётах чиновники писали, что причиной этого были «крайне неразумное ведение хозяйства и неприспособленность к здоровой жизни».

Самые сильные и работоспособные степняки могли уйти в города, податься в батраки, пополнить ряды казачьих войск. Но старики и дети были беспомощны перед лицом стихии.

А Евдокея вспоминала, как устроено хозяйство у казаков, и жалела, что не делают в степи запасов сена и соломы. Много в станице было пахотной земли, пастбищ, сенокосов. Были и бахчи с огородами в поймах, и заливные луга. От собранной и обмолоченной пшеницы и ржи оставалась солома, которую по большей части пускали на подстилку для коров да обмазку саманных сараюшек. А сенокосы и луга с избытком обеспечивали кормами немалый скотный двор на целую зиму. И не было у станичников такой беды, которая постигла сейчас степняков.

И вдруг пронзила Дуню мысль: а если купить у казаков избытки сена и соломы?

Дождавшись, когда уйдут заплаканные женщины, Дуня осторожно обратилась к Есиму:

- Агай, вы сказали, что вы богаты?

- Да, душа моя, богат.

- Ваши богатства только в ваших стадах и отарах?

- Конечно же нет. А почему ты спрашиваешь об этом?

- Богатство наших людей только в их скоте. А вы могли бы помочь им?

- Я бы хотел помочь им, если бы это было в моих силах.

- Тогда разрешите мне поехать в Оренбург и договориться о покупке сена и соломы у казаков.

Удивлённо посмотрел на Дуню Есим. Не ожидал он от молодой девушки такой разумности и решимости. Задумался бай. Конечно, в одиночку совершить такую сделку ей будет трудно. Но если направить её к знакомому татарину Валиту – хозяину постоялого двора, то с его помощью Евдокея сумеет купить корма. И это на самом деле может спасти скотину, и поможет не обездолить людей.

На следующее утро Евдокея в сопровождении джигитов отправилась в Оренбург.

Валит, хозяин постоялого двора, с удовольствием и радостью встретил Дуню, уже знакомую ему, и так сильно изменившуюся за прошедшую пару месяцев. Теперь перед ним была не убитая горем девчушка, отвергнутая семьёй, а молодая женщина, сильная, властная, каждое слово которой было умно и весомо.

За столом, уставленным сочными татарскими пирогами и разными сладостями, рассказала Евдокея о беде в казахской степи, о желании бая Есима закупить корма для скотины, уважительно попросила у хозяина помощи и содействия. Приятно было Валиту – и помочь баю он всегда был готов, и девушка была так дипломатична и любезна. Растаяло его сердце, с готовностью согласился он сделать всё возможное.

А через некоторое время Дуня в сопровождении Валита уже сговаривалась на Меновом дворе с бородатым кардаиловцем* о покупке сена и ячменя. Опытным глазом увидела девушка, что было сено отменным, и цену просил казак сходную. Но этого корма было мало, и Евдокея присматривалась к другим торговцам.

Внезапно услышала она голос, такой знакомый и до боли родной:

- Дунюшка, ты ли это?

Рванулась, повернулась к вопрошавшему, и кинулась к нему, и отпрянула назад. Стоял перед нею брат её Фёдор. Федюнька, как называла его Дуня когда-то. Был он в семье самым младшим из сыновей Голяковых, а Дунюшки на пять годков старше. По возрасту самый близкий к ней, был он с сестрёнкой дружен больше других.

- Дунюшка, что же ты? – тревожно смотрел он на сестру, - Нешто на меня обиду держишь? А я ведь искал тебя тогда, после того, как Павел с Аглаидой тебе подлость такую устроили. Мы с ним досель на ножах через это.

- Искал? – недоверчиво спросила Дуня.

- Искал. К тому офицеру губернаторскому ездил. Только он в Петербург уже отбыл, а другие не знали, кто из киргизцев привозил тебя. Ты ведь родная нам кровь. В такую беду попала, а мы тебя не спасли, только хуже в яму столкнули, получается. Дуня, едем домой, в станицу! – говорил Фёдор, обнимая любимую сестрицу, - Да нешто же это грех на тебе! Виновата ты, что ли, в чём-то! Даже если и с дитём ты будешь. Сколь татар-то у нас в станице казачит! И твой ребёнок казаком вырастет! Ты не думай, никто о тебе плохо не говорит. Станица Павла с Аглаидой осудила. Едем!

Затрепетало Дунюшкино сердце, рванулось к брату. Но вспомнила Евдокея маленькую Амину, привязавшуюся к ней, страдающего от любви Есима, стареющую Катерину-Кадишу. За короткое время стали эти люди дороги ей, протянулись от сердца к сердцу ниточки. Представила Дуня, что почувствуют они, если не вернётся она в аул. Больно стало за них.

- Нет, Федюнька, не могу я вернуться в станицу, - тихо сказала брату, целуя его, как в детстве.

- Почему? Не отпускают? – тревожно спрашивал Фёдор, - Следят за тобой? Я отдам за тебя выкуп, пусть не думают!

- Нет, братка, муж у меня есть. Любимый, - тихо, но твёрдо сказала Дуня брату.

Продолжение следует...
_________

кардаиловец* - казак станицы Кардаиловская