Человек и Решимость. Часть Вторая

  Солнце еще не взошло. Небо затянуло тучами, и на деревню упала их тень. Поднялся ветер. Природа волновалась, как будто бы чувствовала, что к деревне приближалось что-то плохое.
  По деревне бежал мужик, размахивая своей шапкой и громко крича что есть мочи:
  – Бегите! Сюда скачут люди на конях! Это наверняка шайка головорезов! Бегите сейчас же!!
  Этот крик поднял деревенских.
  Никто из них не стал выяснять, как и когда видел этот мужик каких-то головорезов на конях, ведь все и без того знали, что это было правдой.
  На территории их земель все всегда было спокойно, но здешний народ прекрасно знал, что существуют люди, кочующие на лошадях из одной земли на другую.
  Они бывают разными. Кто-то просто грабит, кто-то грабит и убивает, кто-то делает что-то еще страшнее. Объединяет их всех то, что они жестокие и бесчеловечные, хоть их испорченность и находится на разных уровнях.
  Эти люди разоряют и сеют хаос везде, где только появляются, и теперь настал черед и этой деревни.
  Мишку разбудил шум на улице.
  Он тут же подскочил к окну и увидел, что народ суетился, кричал и был крайне напуган.
  Тотчас он побежал будить своих родных, но в этом сразу же пропала надобность, когда он заметил, что они уже стояли за его спиной.
  По их лицам было видно, что они тоже были напуганы поднявшимся шумом.
  – Что там случилось?.. – едва слышно спросила Светилла, непонимающе глядя в окно.
  – Нужно бежать... – так же тихо ответил Мика.
  С этим его семья спорить не стала, поэтому они, едва успев одеться, поспешно выскочили из дома и помчались прочь, не оборачиваясь назад.
  Другие деревенские тоже повыскакивали из своих домов.
  Кто-то бежал, оставив и дом, и все ценное, что находилось там, чтобы было легче бежать, кто-то все же прихватил свое добро и нес тяжеленный сундук под мышкой, да так вцепившись в этот сундук, будто в нем и заключался весь смысл жизни, а кто-то нес на руках плачущих детей.
  Всей толпой деревенские бросились прочь из деревни, далеко в лес.
  В нескольких десятках километров от их деревни находился другой поселок, где они и хотели найти спасение и приют.
  Однако, стоило им приблизиться к окраине деревни, как вдруг вдалеке показались люди на лошадях.
  – Они уже здесь!! Это они! Зашли с другой стороны! – отчаянно прокричал кто-то из толпы.
  Народ уже было ринулся в обратную сторону, но и там путь был прегражден.
  Бандиты проникли в деревню с двух сторон, чего никто не мог ожидать, м теперь бежать куда-либо было невозможно – деревенские были окружены.
  Среди народа с еще большей силой поднялась тревога, шум, плач.
  Сейчас должна будет решиться судьба бедного деревенского люда, который со страхом в глазах ждал того, что же с ним случится.
  Разбойники расступились и к испуганным жителям деревни вышел мужчина.
  Он был одет почти что так же, как и они, по-крестьянски, только его бедный наряд украшал совсем новый ремень и сапоги. Все из натуральной кожи, очень дорогое и, конечно же, краденое.
  Самого мужчину можно было назвать исполином из-за его высокого роста и крепкого телосложения. Он был небритый, чернявый и немного загорелый. Над левым глазом виднелся небольшой шрам. За спиной у исполина висело ружье, на ремне же у него имелось два ножа по обе стороны, спрятанные в кожаные чехлы, которые были прикреплены к ремню.
  Судя по его важному виду, он был атаманом – предводителем всех этих разбойников.
  Он стал осматривать деревенских презрительным взглядом.
  Те испуганно смотрели на него в ответ.
  Плач утих, лишь изредка едва слышно было чье-то всхлипывание.
  – Хиленькие, – хмыкнул атаман, нахмурив свои густые брови и начав рассуждать о чем-то. – Впрочем, на первое время сойдет. Всех берем, детей и младенцев тоже, пусть их несут родители! Вязать не надо, нечего веревки тратить! – громко крикнул он своим подчиненным.
  Бандиты тотчас погнали народ прочь из деревни, постоянно грубо толкая их вперед.
  Сопротивление стоило бы деревенским жизни, поэтому им ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
  Все остальное время тянулось невероятно долго.
  Бедные люди, лишенные своих домов и своей свободы, шли пешком десятки километров, подгоняемые бандитами, которые то и дело били и бранили тех, кто отбивался от остальных.
  Никто из пленных и слова за все это время не вымолвил, ведь за лишние разговоры им тоже могло достаться.
  Впереди них шли всадники на лошадях. Одним из таких всадников был как раз тот самый разбойник с шрамом.
  Иногда он оборачивался и кричал то на пленных, то на своих разбойников и сердился на них из-за того, что они шли слишком медленно.
  Этот изнуряющий поход длился ровно день.
  За все это время нормально отдохнуть от дороги они смогли только тогда, когда они остановились на ночлег прямо посреди леса.
  Спали деревенские на холодной земле очень дурно из-за неудобства, усталости и содранных в кровь ног. Обувь у них и без того была старая и плохая, а после такого долгого похода и вовсе вся разорвалась.
  И сбежать было решительно невозможно. Ночью их караулили двое разбойников. Да и сил уж не было...
  Помимо всего этого люди нуждались в пище.
  Ее бедному народу все же пару раз выдали, когда те уже еле ноги волочили от бессилья.
  Случилось это днем и после ночи, проведенной в лесу, на десятиминутном привале.
  Но что там было? Корка хлеба да одна картошина на одного человека. Больше ничего. Наесться этим на весь день было тяжело, поэтому голод продолжал их мучить.
  Кто-то не выдерживал и падал прямо на дорогу от бессилья.
  В основном это были старики.
  Их сначала били, кричали на них и пытались заставить встать, но так измученные люди только быстрее испускали дух.
  Все это наблюдал Мика. Наблюдал за тем, как страдали другие люди и страдал тоже, и за себя, и за них.
  Особенно горестно ему было смотреть на своих родных, сестру и мать. Они были совершенно на себя не похожи – бледные, с потускневшим взглядом... Видно, что хотели заплакать, но молча глотали слезы, потому что не привыкли показывать слабость другим. В них совершенно угасла надежда. Они сдались сразу же, как только попытка сбежать из деревни оказалась тщетной.
  За это время Мика уже всякое успел обдумать, на многие свои вопросы так и не найдя ответа.
  Мыслей было очень много. Они приходили сами, иногда же он специально заставлял себя о чем-то рассуждать, чтобы отвлечься от усталости и голода.
  Он то с ужасом представлял в своей голове устрашающее будущее, что за ужасные вещи случатся с ним, его родными и всеми остальными жителями деревни, то вспоминал прежние лета, как он проводил время с близкими, вспоминал и отца... И в этом прошлом ему становилось хорошо, в нем он забывался.
  Он бы все отдал, лишь бы вернуться туда,. Однако же, это было невозможно. И нынешней ситуации тоже нельзя было помочь.
  Он был не в силах что-либо изменить, как и любой другой житель его родной деревни. На что способен слабый бедный люд? Не стоило даже и пытаться. Оставалось лишь только смириться со всем происходящим. Похоже, Мика и сам уже отчаялся.
  На другой же день они наконец вышли из леса и оказались в степи.
  Мика поднял голову и окинул местность отстраненным взглядом.
  Впереди, в отдалении от леса, он увидел высокий забор из бревен, за которым едва виднелись крыши каких-то домов.
  Мика впервые был здесь, но отлично понимал, что в этом месте наверняка их будут использовать, как рабов. Для чего же еще им сдались люди из бедной деревушки, когда грабить у них нечего, зато можно помыкать ими, как только заблагорассудится?
  Пленных повели в сторону этих сооружений.
  Казалось бы, идти было не так долго, по сравнению с предыдущим походом, однако деревенским было в этот раз гораздо тяжелее. Причиной этому был страх, а также голод, который окончательно лишил их каких-либо сил. Они едва ковыляли, но все же шли.
  Когда они наконец добрались до места назначения, атаман отдал приказ распределить всех пленных по камерам в двухэтажном деревянном здании. Вид снаружи у него был убогим, и внутри было не лучше.
  Мика оказался разлучен со своими родными, ведь они попали в разные камеры.
  Сам же он оказался в камере с двумя такими же молодыми, как и он, юношами.
  Там было тесно, холодно и сыро. Свет туда проникал только из коридора, такой тусклый, что и свои руки можно было едва разглядеть. Вместо кроватей на полу из старых прогнивших досок было постелено сено, на которое Мика как раз и присел.
  Он тут же почувствовал небольшое облегчение, хотя все же полностью его это не расслабило. Он все еще был весьма напряжен, ведь устало не только его тело, но и сердце. К нагрузкам он привык, но такую душевную муку он испытывал впервые. Даже когда он потерял отца, его состояние было не таким тяжелым, как сейчас.
  Он не знал, что случится с ними завтра или же послезавтра, но мысли об этом его уже не так сильно пугали. Он решил со всем смириться, ведь у него все равно не было другого выбора.
  Жаль только было, что он ничем не сможет помочь сестре и матушке.
  Он точно не знал, где они сейчас находились и что с ними происходило.
  Наверняка им сейчас было горестно и страшно. Оно и до этого так было, но теперь уж, когда они разлучены, им наверняка стало еще страшнее.
  – Видели этого заносчивого мужика с шрамом на лице? Одел ремень с краденными сапогами, на таком же краденном коне едет и мнет из себя невесть что! – вдруг горячо заговорил один из юношей, вскочив с сена. – Да какое вообще право имеют эти разбойники невинный народ запирать?! Какое право они имеют избивать беззащитных детей, женщин и стариков?! Да и откуда, собственно, они взялись-то?!
  С соседом Мике явно не повезло. Его энергичность и разгоряченность были совершенно неуместны, как думал сам Мика, даже раздражали. Он только и мог, что говорить, а изменить что-то у него наверняка вряд ли получится.
  – Я бы их!.. – продолжал ораторствовать этот юноша, при этом чувственно жестикулируя руками и грозя кулаком в сторону двери.
  Мика поднял на него беспристрастный взгляд.
  В полумраке он едва мог разглядеть лицо этого оратора, но какие-то черты он все же рассмотрел: этот юноша был невысокий, его слегка обросшие и растрепанные волосы были рыжеватого оттенка, благодаря которому он практически всегда выделялся среди других людей. На вид парнишка был исхудавший и хилый, это можно было разглядеть даже при таком тусклом свете. Из-за этого его угрозы со стороны казались смешными.
  Тем не менее, Мике было не до смеха, а вот их общий сосед по камере рассмеялся:
  – Это кого бы ты с такими малюсенькими кулачками?
  – Нельзя судить о человеке, всего лишь раз взглянув на него! – не растерялся рыжий. – Хотя, ты прав, – он вздохнул, уперев руки в бока и согласно закивал, – пока что я не смогу как следует проучить их. Да и к черту. Нам нужно сейчас все силы бросить на побег, это куда важнее.
  – Какой еще побег? – тот прекратил смеяться, но говорил и смотрел на рыжего с той же усмешкой.
  – А ты что, жить здесь собрался? Не стану я мириться с тем, что нас здесь взяли и заперли. Ладно мы, мы еще как-нибудь стерпим, а там, среди пленных, маленькие дети, хрупкие женщины, немощные старики. Их скорее выручать надо, – рыжий приблизился к своему собеседнику и заговорил почти шепотом, чтобы караул, стоящий в коридоре не услышал их разговора.
  – И как ты это сделаешь, позволь спросить?
  – Не придумал еще, но обязательно придумаю, – на полном серьезе сказал рыжий.
  – Да тебя сразу же на месте расстреляют или до смерти забьют, ежели высунешься.
  – Риск есть, тут ты тоже прав, но я лучше своей жизнью рискну, чем позволю и себе, и другим страдать! А если не хотите помогать – и не надо. Оставайтесь гнить в этой каморке и плясать под дудку этих бандитов!
  – Поехавший... – насмехавшийся над ним сосед по камере только и сделал, что рукой махнул, отвернулся и завалился на сено, решив, что сон куда лучше, нежели беседа с этим странным пареньком.
  Все это время их внимательно слушал Мика.
  Он, впрочем, был полностью на стороне их общего соседа, ведь тот не просто так насмехался. В конце концов, были на то существенные причины. Можно было сказать, он поступал разумно, сомневаясь в каждом слове рыжего паренька.
  Однако ж Мика невольно задумался над его словами. «В самом деле, дети... Они за что заслужили? Не себя, так хотя бы их... Стариков и женщин тоже жаль, – рассуждал он. – Нет, не все так просто. Не выйдет».
  В конце концов, он бросил эти безумные рассуждения. Безумны они были оттого, что не имели никакого смысла.
  Рыжий вдруг подсел к Мике, отвлекая его от раздумий.
  Он сложил руки в замок перед собой, сосредоточил взгляд на одной точке, подумал немного, и только потом заговорил с Микой:
  – Ты тоже не веришь?
  – В то, что у тебя ничего не получится? – уточнил тот.
  – Именно это.
  – Если честно, не верю.
  – Что ж, спасибо хотя бы за то, что не насмехаешься надо мной, как вот этот вот спящий наш товарищ. Меня зовут Ежений. Тебя?
  – Микаэль.
  – Имя-то хорошее, – заметил Ежений и дружелюбно ему улыбнулся. – Жаль, Мика, что никто не верит... Мало того, что не верят, так еще и насмехаются. Неужто это так смешно?
  – Мне совершенно не смешно, – возразил Мика.
  – Да, не смешно, а люди все равно смеются... Отчего же? Хотят мою решимость убить, потому что они боятся, а я не боюсь. Им за это стыдно, поэтому и клюют меня, чтобы я был таким же, как они, чтобы тоже боялся, чтобы им стыдно меньше было. Вот только не получится у них ничего. Я, хоть сам помру, но все же моя решимость будет со мной до самого конца.
  – И в чем же смысл? Получается, ты умрешь, если не от изнуряющей работы, то от рук бандитов.
  – Однако, есть шанс успеха, в который вы не верите! – бодро воскликнул Ежений, но далее он говорил уже тише. – Конечно, вероятность того, что у меня ничего не выйдет тоже есть, но нельзя ведь мыслить так односторонне. Это называется «отсутствие решимости», друг мой. Это сравнимо с болезнью, и эту болезнь необходимо лечить. А иначе ты так и останешься без ничего у разбитого корыта. И вся твоя жизнь вдруг станет такой незначительной. Сам не будешь знать, для чего живешь. Это ощущение просто ужасно, оно тебя убивает изнутри.
  – Зачем ты мне это все говоришь? – вдруг перебил рыжего Мика, посмотрев на него непонимающим взглядом.
  – Потому что по себе знаю, что это такое. Я тоже таким был.
  – Не имел этой «решимости»?
  – Не имел. Был ужасно нерешителен с самых пеленок. И шага сделать не мог, не задумавшись: «А правильно ли это? Не будет ли мне ничего?». Но, в конце концов, я понял, что свои страхи кормить бесполезно, я, наоборот, начал с ними бороться. Это было тяжело. Мне до сих пор тяжело перебарывать себя. Да и кому не тяжело? Однако это необходимо, иначе не жизнь у тебя будет, а река, в которой ты станешь безвольным листочком. Однажды ты упал с дерева и попал в течение этой реки. С тех пор и плывешь, не зная, что тебя ждет впереди: утонешь ты или на берег тебя выкинет. Однако ж ты ничего и не делаешь, чтобы стремиться к тому, чтобы попасть на берег.
  Мика слушал своего собеседника молча, а когда тот закончил свою красноречивую речь, лишь тихо сказал, потупив взгляд:
  – Нету у меня никакого берега...
  – Эх, не веришь ты мне совершенно! – с досадой сказал Ежений. – Берег у каждого есть. А если нет его – так найти надо! Ладно, давай лучше спать. Нам с тобой нужно набраться сил.
  С этими словами рыжий прилег на сено и отвернулся к стене, подложив руку под голову.
  Мика тоже прилег, но еще долго не мог уснуть. Ему мешали спать многочисленные мысли.
  После разговора с Ежением внутри него будто что-то зашевелилось, захотело прорваться наружу, но все же этого боялось.
  Он все думал об этом безвольном листке, который плыл по течению реки, не ведая, куда, и представлял, что этим листком был он, потом вспоминал про своих родных...
  Но, в конце концов, его глаза закрылись. Мысли понемногу утихли и наконец его сознание провалилось в сон.