Мир наизнанку-1, или Жизнь после третьих петухов

Во многих мыслях короновирус. В России месяц самоизоляции. В мире сценарий апокалипсиса. А в моей, личной, частной жизни весна, деревня, думки об «обживашках», счастье одиночества, сад, стройка, огород – новая жизнь, одним словом, и в старую я смотрю лишь через замочную скважину, подглядываю по мере любопытства.
Любопытство моё заключается в ежевечернем просмотре ленты Mail.ru с апокалиптическими прогнозами на будущее: мы так много снимали об этом фильмов, писали книг, думали и фантазировали – получите и распишитесь: хотели захватывающий экшен – получили изнурительный труд, мыслили красивые геройства – получили унылый страх, а смерть на баррикадах обернулась нытьём о трудностях жанра. Пару раз я даже втянулась в этот мир, но быстренько вынырнула, ибо считаю себя человеком, вышедшим в «социальный тираж», для которого время геройств и свершений минуло.
Однако… однако… однако… любопытство, ох, уж это моё неуёмное любопытство. И вот вчера просмотрев новостную ленту и почитав пессимистичный сценарий про катаклизмы, голод, нашествие саранчи, крах экономик, я решила посмотреть будет ли десятая казнь – избиение младенцев. В общем, я впечатлилась, и потому перед сном попросила у небес показать картинку мира через полгода. Но впечатление было настолько сильным, что мысль моя блуждала в пространстве и искала в нём место… для сына с невесткой: этакую тихую гавань, где можно пережить апокалипсис под названием «Короновирус» с тем, чтобы после вновь выйти в большой мир. Почему? Потому что сценарий затягивается, а легкомысленность детей, и особенно самоуверенность сына, мне мало нравятся. К половине второго ночи я нашла эту гавань – осталось теперь только «засунуть» в неё детей, и… мысль моя вновь обратилась к своим «обживашкам»: забор… да, забор поставить и там организовать место под склад металлолома, потом найду кого-нибудь пусть забирает весь этот мусор и денег не надо… забор, сначала забор! хочу!.. Это необходимость? Да, не прихоть: ворота тут, калитка так… Ага, ещё пока не высохло моё болотце, выкопать траву и… В общем, к первому петушиному крику в десять минут четвертого я и маленький пруд уже в мыслях своих придумала. Услышав крик петуха, удивилась… и, повернувшись к стенке, наконец-то, провалилась в сон.
Ото сна меня разбудил второй крик петуха в десять минут шестого утра… Я пробудилась почему-то. И пробуждение это было тяжелым. И спать очень хотелось, а ещё в туалет тоже. И я стала нехотя выползать из постели: ударилась головой о потолок, чуть не сыграла с лестницы, споткнулась о ровный пол… и пошла по назначению: «Мне что-то снилось? – Снилось… – И что за ересь мне снилась? – Хрень какая-то невразумительная… – А почему? – Господи!» И проснулась.
Снова забралась на второй этаж, в постель, под одеяло, укуталась чуть ли не с головой, желая одного – уснуть, но сон… сон требовал хотя бы запоминания, потому что расшифровать все картинки, безумной чередой пронёсшиеся в моей голове, я и не надеялась. До третьих петухов я фиксировала в своей голове образы и их очередность, всё больше и больше убеждаясь, что сына с невесткой нужно отправлять в тихую гавань, даже если ими она будет мыслиться как жопа мира. И снова как-то тихо и незаметно для себя уснула.
На этот раз меня разбудил телефон: 08:30 – играл будильник, отключив его, привычно дождалась СМС-ки с прогнозом погоды и открыла глаза, так как в девять часов у нас с отцом сеанс связи – обычай, проявившийся за время самоизоляции. И, кроме прогноза погоды, обнаружила на телефоне два непринятых вызова от «ЗаборыВсехВидов».
– О! Отлично! Мальчики заработали! – тут же перезвонила. – Мальчики, здрасте! Вы уже заработали? Как по пропускам работаете? А почему неделю назад, я пыталась до вас дозвониться, вы не отозвались? Ладно, вопрос в другом: вы мне ставили забор, но недоставили. Почему? Перепады по высоте, зима, холода и прочая история.
– А вы уверены, что это мы делали?
– Мальчики, обижаете! Конечно, уверена. Короче, у меня осталось недоделанным семь метров забора, но теперь они мне нужны с воротами и калиткой. Сориентируйте-ка меня по цене… Сколько?!! Вы шутите? Вы столько же взяли за восемнадцать метров, хотя обещались поставить двадцать пять, – и цена тут же на шестую часть слетела вниз. – И когда вы это сможете? Сегодня материалы, завтра – забор… Ладно, мальчики, счас проснусь, мыслями соберусь и вам наберу.
Спустившись на первый этаж, я быстро умылась и, недожидаясь сеанса связи, набрала отца: «Привет! У меня два вопроса: первый про забор, второй – это… опять один с моих фантастических прожектов, который нужно обсудить. С чего начнём? Ну, с забора, так, с забора…» И вот мы уже мимо переругиваемся по первому вопросу: «Ну, что ты сердишься! Я же совета спрашиваю, а не на своём настаиваю! Почему ворота должны быть четыре метра, а не три? Ты объясни! Ой… подожди… кто-то стучит…»
– Да, здравствуйте, – открыла я двери, за которыми стоял мужчина далеко не славянской внешности и изрядно потрёпанный этой жизнью.
– Хозяйка, металлолом забираю! Сам гружу! Сам вывожу! Ты ничего не делаешь, я всё сам!
– Подождите… Па-а-а-а-п, тут за металлолом пришли. Что делать? Хозяин спрашивает, по чём принимаешь? Слышишь, по десять. Нормально? Ну, пошли вместе металлолом показывать. Это хозяин, – представила я на экране отца.
– Здравствуйте, металлолом забираю! Сам гружу! Сам вывожу! Хозяйка ничего делать не надо. Как вешать?! Ты смотришь. Я смотрю. Хорошо плачу. Сразу плачу.
И мы пошли смотреть кучи изъеденного ржавчиной металла, которые я успела насобирать, пока расчищала завалы хлама вокруг своего старого дома. Довольно быстро сговорились о цене, хотя, в сущности, я прекрасно понимала: вес на глаз оценили минимум раза в два меньше, но мне было всё равно – в своём ночном бдении я всё отдавала всё за бесценок, лишь бы только вывезли. Я была рада, поэтому распрощавшись с отцом, обещалась перезвонить, как только освобожусь, отец обещался нарисовать варианты расположения ворот и калитки.
– Алик, – представился мой неожиданный гость.
– Рита, – кивнула в ответ. – Тебе точно помогать не нужно, Алик? – спросила, памятуя с каким трудом я добывала порой всю эту потрёпанную от времени жесть, и как она была тяжела.
– Нет, нет. Я сам. Я всё сам!
– Ну, хорошо. Если что зови, – и я ушла в дом, чтобы потеплее одеться.
Утро было солнечное, теплое, но ветер прохладный, а мой гость был одет совсем не по погоде, и это меня напрягало. Шастая по участку в демисезонной куртке, я посматривала за Аликом и мысленно содрогалась, как же ему не холодно в одной футболке с короткими руками.
– Алик, может воды? – видя, как он запыхался, предложила я. – Или чай сделать?
– Нет, не надо. Я всё сам!
Я отстала от гостя тем более, что он мне как-то мало нравился, вид у него был малоприглядный, и продолжила свои походы по саду, вокруг дома, раздумывая об остатках металла, которые не показала Алику. Остатки я решила попридержать, так как они бы ещё могли пригодиться в хозяйстве – уголки, скобы, чугунные раковины, железные сетки, где-то валялась обожжённая и неприбранная медь, алюминий. Зашла в дом и увидела непринятые вызовы от отца: «Он всё ещё таскает? – Да… – Сколько у тебя этой жести? – Много, папа, много… Ты нарисовал забор? Показывай!» И забыв про Алика, я вновь вернулась мыслями к воротам и калитке, однако понимание того, что тебя здорово нагрели стало назойливо кружиться в голове: «Успокойся! Ты всё готова была отдать за бесценок!»
Однако, когда я снова вышла в сад, то обнаружила Алика рыскающим по всей территории в поисках добычи. В добычу уже ушли и мои уголки, и столбы, и алюминий: «А… и бог с ним, чище будет», – подумала я про себя, но это самоуправство мне не понравилось.
– А там есть что-нибудь?
– Нет, там нет. Там уже территория соседей, – осадила я своего гостя.
– А в доме?
– Не знаю, не смотрела ещё.
И Алик пошёл в старый дом. Выбил из дверей кресло, которое я собиралась отреставрировать, как только освобожу.
– Оно же не нужно.
– Уже нет… – с печалью глядя на свою изувеченную фантазию, отозвалась я.
Гость мне всё меньше и меньше нравился, в голове всё настойчивей и настойчивей кружилась мысль о прощании и нескором свидании: больше я его звать не собиралась, хотя всё так хорошо начиналось. Из дома полетел старый телевизор и разбился.
– Ну, вот! А мне теперь убирать! Телевизор-то тебе зачем?
– Я уберу, хозяйка! Не переживай! Телевизор тоже принимают.
– Ну, ладно… – махнула я рукой и пошла в другую часть дома в некотором расстройстве. Освободила холодильники, о которых мы сговорились, но отдавать мне их уже совсем не хотелось, однако уговор есть уговор. Пусть забирает, лишь бы быстрее уехал, неприятный тип. Однако, когда я вернулась к гостю, он сидел в разбитом кресле и… рука его сильно подрагивала.
– Перерыв, хозяйка! Отдохнуть чуть-чуть!
– Что случилось?
– Порезался немножко…
– Покажи! Это называется немножко? У меня и бинтов-то нет, и… – я вдруг осознала, что аптечка в моём хозяйстве отсутствует от слова совсем. – Пошли! – скомандовала  и направилась к своей бытовке, ещё не ставшей минималистичным домиком.
Вышла с водой, одеколоном и чистыми неткаными полотенцами, хоть что-то. Алик сидел на стуле и дрожал, как осиновый лист, видимо, ему было плохо. Промыв и перевязав руку, я предложила чай, и мне согласно кивнули.
– Вот говорила же! Надо было сделать! Сейчас бы уже остыл!
Я снова зашла в дом, поставила чайник и полезла в «кладовку» за старой камуфляжной формой сына для гостя, не хватало, чтобы его ещё и просквозило вдобавок. Вынесла чай, конфеты: «Это всё! Больше у меня ничего нет… Ешь!» – приказала я и жестом попросила подняться, держа в руках куртку.
– Не надо, хозяйка! Не надо!
– Алик, она старая, будет тебе рабочая форма.
Пока гость пил чай и курил, я срезала с «хебчика» все шевроны, сняла лычки, и осталась довольна: куртка пришлась Алику в пору – хлюпеньким гость мой был, ибо сын из неё вырос ещё на втором курсе, и что-то такое жалостливое стало пробиваться в моём сердце к этому невзрачному мужчинке с жизнью полной долгих трудов, и устыдилась я своей жадности о холодильниках, мелко это было, очень мелко.
– Ты армянин?
– Нет, из Баку. Азербайджанец.
– Ясно.
Мы разговорились. Алик пятнадцать лет жил в России, в Воронеже у него были дети, там же он проводил зимы, а в теплый сезон уезжал в Москву на заработки. И зима, и лето у Алика были однообразны, унылы и трудны, ибо хлебного, солнечного и весёлого места ему под этим солнцем не досталось. Хотя… хотя… глядя, как подрагивали порой руки моего гостя, я подозревала, что многие хлеба уходили в горькую воду. 
– А ты здесь одна живешь, хозяйка?
– Одна…
– А семья?
– В Москве…
И неожиданно я вся напряглась внутренне: Алик был первым моим гостем, первым человеком, оказавшимся на моей территории и увидевшим моё нехитрое житие-бытие; и Алик был не только незваным, но и неприятным для меня гостем.
– Работают, а меня сюда на карантин отправили. Тебе вот куртка сына досталась, у мужа размер куда как больше, ты бы утонул.
– А кем работают?
– Военные… – и дальше я начала лихорадочно думать, чтобы такое соврать, если спросят о роде войск или занятий, но, слава богу, не спросили.
Мы допили чай. Я ещё раз перевязала Алику руку, помогла одеть перчатки, засунула в плечной карман сигареты и отправилась в дом мыть чашки, а гость догружать свой улов. И когда пришла посмотреть на труды его, увидела у машины Алика свою соседку - местную пенсионерку и весьма активную женщину.
– О! Галина Степановна! – обрадовалась я. – Галина Степановна, подождите, у меня к вам есть один вопрос…
– Ну, Риточка, – оживилась она, я была приятно удивлена цепкости её памяти, ибо мы лишь недавно познакомились и разговаривали единожды, когда она застала меня за трудами у дороги, расчищающей площадку под забор. – Что такое? Выкладывай!
– Вы тут всех знаете… – и я потащила её подальше от ушей Алика. – Пойдемте, я провожу вас немного, заодно и переговорим, – однако Галину Степановну было не переслушать, поэтому пообещав зайти вечером в гости, поспешила распрощаться. – Пойду я, а то там… человек чужой… волнуюсь что-то.
Вернулась к себе. Алик всё закончил, к моей вящей радости, но сказал, что за холодильниками заедет завтра с напарником.
– Ладно, – кисло согласилась я, чувствуя, как что-то опять недоброе рождается во мне и восстаёт против таких гостей.
– Жалко, хозяйка… – принялся прощаться мой гость, но замялся, – жалко… что у тебя всё хорошо… хорошо у тебя… хорошая ты… ну, всего хорошего…
– Алик, я ничего не поняла, что ты хотел сказать, но и тебе всего хорошего.
Мы распрощались. Гость уехал. Я зашла в дом. В доме был чужой запах. Напряглась. Может пока у дома сидел, в открытые двери надуло, успокоила я себя и распахнула все окна. Однако на душе как-то мало спокойствия у меня было, и волна неприятия подкатывала, когда мне вдруг вспоминалось о госте. Впрочем, помимо хлопот по обустройству пространства у меня в голове сидела идея, требовавшая настоятельного озвучания, поэтому, забыв о госте, позвонила отцу.
– Так, теперь второй вопрос на повестке дня… Только выслушай спокойно, хорошо? – отец обещал. – Я тут вчера начиталась о короновирусе и прогнозах о дальнейшем развитии событий. Судя по прогнозам, этот сценарий в мире надолго, наверное, года на два… или около того.
Отец, переживший в жизни свои апокалипсисы, со мной был согласен, поэтому я продолжила, минуя все свои заморочки со снами и прочей ересью, которая приводила его в трепетную ярость, ибо он сторонник фактов и реалистичных прогнозов без фэнтезийной примеси.
– Так вот… если предположить, что этот сценарий надолго, то и дети будут работать на удалёнке не один месяц. Что ты скажешь, если они переедут к тебе? Я ещё не озвучивала им эту мысль, прежде хотела у тебя спросить, как ты к этому отнесёшься?
Отец был согласен: у нас было много своих «за» и никаких подводных «против», с единственной оговоркой, отцу было бы спокойнее, будь и я рядом.
– Хотя… у меня тут крамольная мысль родилась…
– Ну! Озвучивай!
– С другой стороны, какая мне разница, кто будет наследство проматывать… Конечно, тебе всё отписать мне спокойнее было бы, но тебя в Сибирь, видимо, совсем не заманишь?.. – я промолчала, впрочем отец уже давно и не требовал ответов, догадываясь, что с Сибирью у меня личные счёты, которые даже Москва не сумела покрыть столичными разочарованиями.
– Папа, но ты понимаешь, да, что ситуация меняется? Помнишь, как я тётку к сестре подселила, а потом огребла за это, хотя имела самые чистые намерения и исходила из сложившегося положения. Помнишь, сколько вы мне за это предъявляли? – отец помнил, он многое помнил, мы многое помнили, ибо во многих своих надеждах и чаяниях обманулись и обмануты были. – Таким же образом может поменяться ситуация здесь, да? И всё будет без взаимных упрёков и обид, да?
В общем, мы договорились на берегу: он был полностью «за» переезд внука с женой на время коронавирусу в Сибирь, в пустующую квартиру, а там… по ситуации. Оставалось эту идею озвучить детям и услышать: «Мам, это полный бред! Я в Сибирь! Из Москвы?! Ты в своём уме? Нет, конечно же нет». Написав сыну СМС и попросив перезвонить, когда сможет, я занялась домашними хлопотами, совсем забыв об утреннем госте.
Однако… какой-то посторонний незнакомый звук… снова… и снова… я напрягаюсь и выглядываю из кухни в свою стеклянную дверь: за дверью Алик. Вышла и остановилась, не спускаясь с крыльца, хорошего ждать не приходилось:
– Алик, я тебя раньше завтра не ждала. Что случилось?
– Это тебе, хозяйка… – он протянул коньяк и шоколад, – душа у тебя хорошая, добрая.
– Это лишнее, Алик…
– Я от всего сердца, хозяйка!
– Алик, это лишнее. Мой муж будет очень недоволен, если я приму такие подарки.
– Он не узнает. Это тебе, хозяйка!
– Давай так: за шоколад спасибо, а коньяк – это лишнее, оставь себе, – но Алик не унимался и всё твердил про душу и от всего сердца; в конце концов, я приняла подарки, и мы распрощались.
Вернулась в дом. Было приятно в некотором роде: Алик «разорился» на коньяке вместо того, чтобы нажиться на металле – счёт сравнялся, но впервые за все дни своего полуторамесячного проживания в деревне я ощутила своё одиночество в полной мере. Нет, не моральное или какое оно ещё там бывает в юности, когда тебе хочется разделить с кем-то жизнь, а физическое: если Алик вдруг надумает прийти ещё раз… и будет более настойчив, то как я себя смогу защитить?
– Надо сковородку притащить в дом! Она валяется под вишнями в саду!
– Ты её закинула в металлолом!
- Что у нас в анекдоте? "Насиловать будете? - Нет! - Будете, будете".
- Прекрати юродствовать, дура!
– Господи, ну, почему? Почему? Почему всё всегда извращается? Почему всё всегда наизнанку выворачивается?
Я налила себе супчика, но как-то мне не вкусно хлебалось, с каждой минутой всё больше и больше хотелось забор, как будто он может спасти от чужих недобрых намерений, но мальчики заломили до унизительного высокую цену, словно я была не дурой, а идиоткой. Дохлебав суп, сгребла шоколад, набрала конфет, чая и пошла в гости к своей говорливой соседке. У меня появился ещё один повод для разговора…
До соседки я так и недостучалась.
От сына услышала ожидаемое.
Отец же в ситуации с Аликом разочарованно махнул рукой, подытожив, что сама виновата – заигрывала: «Зачем чаем поила? Зачем не прогнала, когда он начал шастать по участку? Разговоры, наверное, разговаривала? Зачем про мужа врала? Какое ему дело? Почему он вопросы смел задавать?» – и это я ещё про куртку промолчала, стыдно стало как-то очень.
И вот, оставшись в тишине и одиночестве этого уходящего в своей суете дня, мне вспомнился сон про постапокалиптичный мир после пандемии короновируса. Прости, читатель, я не смогу его пересказать, во-первых, внятно это не получится, во-вторых, не хочу приумножать ещё одно мракобесие в этом. Скажу одно, это не было героической сагой, это не было экшеном, это был мир после «Матрицы» Вачовских, но снятый Девидом Линчем.
Моё любопытство всегда мне доставляло много хлопот, но праздное любопытство – это… плохо, и своё наказание я сегодня за него получила. Я не знаю, в каких мирах блуждала моя мысль между первыми и вторыми петухами, в какой ад человеческих страхов она падала, в чьих фантазиях захлёбывалась, но мне остаётся только радоваться, что в мире после третьих петухов, в мире, где мы каждый день просыпаемся и осознаем себя живущими «здесь и сейчас», всё выворачивается наизнанку…

28 апреля 2020 г.