Звезды и ведьмы. Глава 71

                ГЛАВА  71.

         Когда   девушки  подошли ближе, плясовая сменилась на  музыку  Чайковского.  Танцовщицы  перестроились, и  показали   русский балет  во всей  его красе. Им  помогало  специальное (сливающееся со снегом)  покрытие,  на котором  они  чувствовали себя  почти так же, как на сцене Большого.  Я был восхищен  великолепным  представлением.

    Шедевр Чайковского  сменился необычной  музыкой, напоминающей психоделический рок. Балерины   перешли на современный танец, и  стали  подбрасывать вверх  платки, этим как бы   освобождаясь от всего земного.
 
         А затем  расступились и отдали внимание  балерине в центре, обладающей  особой грациозностью и отточенностью движений. Все движения солистки говорили о том,  как страстно  она  желает любви. Но не простой,  человеческой,  а любви космоса к своему разумному созданию. Я уже видел этот танец, его танцевала Настя в ту, «нашу» ночь. Как и тогда,  у меня появилось  странное ощущение, которое  трудно объяснить.  Будто в моё сознание  пытается проникнуть  некая неземная сущность. Мне приходилось напрягать волю, чтобы сопротивляться ей.

         А  балерина прыгала все  выше и выше, и казалось,  что  она   сквозь облака  взлетит   к звездам, и сама превратится в звезду. При  сильном  возбуждении нервов я  подумал,  что она может исчезнуть  (этот страх постоянно преследовал меня в отношениях с людьми),  и  я  попытался  схватить   девушку.   Но    ее подруги    начали  закрывать   мне   глаза платками, от чего она, когда я искал ее слева, оказывалась  справа,  и наоборот.
 
         И когда  я совсем потерял  голову,  пришла очередь  солистки  сбросить  с себя платок.  Следуя  сценарному заданию, она  встала передо мной в гордой позе.  С  эффектно  поднятой рукой,  как бы спрашивая: ну что, хороша  я, дева, подарок   вечной  вселенной? Женишься на мне?
 
            А я…  увидел Настю. От себя, она  робко смотрела мне глаза, пытаясь понять, изменилось ли мое отношение к ней за эти годы, и  люблю ли я ее по-прежнему. Столь милое, дорогое мне лицо! Мне захотелось  тронуть его, чтобы наверняка убедится, что это реальность, а не сон. Я протянул руку и бережно  коснулся ее  щеки. Обручальное кольцо, что Настя оставила мне, блеснуло на мизинце.  Она заметила его, и ее  глаза вспыхнули.  Она вдруг поцеловала колечко (со стороны снимающих камер выглядело, будто  ладонь «победителю»),  и произнесла одними губами так, что услышал  лишь   я:

–   Я помню, как отдавала  его тебе! Спасибо, что ты  сохранил мое сердце!

–    Я  сохранил не только твое сердце. Я сохранил  и  любовь к тебе! – Так же, как и Настя, губами  ответил я.

  Мой ответ наполнил  ее счастьем. Более не в силах сдерживаться, она бросилась мне на шею. Я подхватил Настю  на руки и принялся кружиться, как это уже было  когда-то, очень давно,   смеясь и плача вместе с ней.

         Таких аплодисментов, какими нас наградили присутствующие, наверное, не случалось  за всю историю  съемочной группы. Даже режиссёр сочла необходимым  позвать  нас, чтобы лично засвидетельствовать  свое почтение. При этом  голос у нее был жестким,   волевым,  не терпящим возражений. Она напомнила мне врача из больницы.  У женщин было много общего, причем неприятного мне, колдовского.  Это  вызывало   неприязнь, и    я решил не выполнять ее   просьбу.  К сожалению,   балерины  не могли  отказаться.  Но прежде чем идти без меня, только  со своими подругами, Настя, которой уже принесли  длинную, до пят, норковую шубу, успела  прошептать:

– Славик, приходи через час  в  первое общежитие, комната 217. 
Я едва заметно кивнул и отошел в сторону. Встал возле стойки с прожекторами так, чтобы быть как можно незаметнее.  Артистический триумф   нужен  был Насте  гораздо больше, чем мне,  я  не собирался менять профессию, и радовался тому, что могу отдать всю славу ей.
 
    Но наслаждаясь Настей  издалека, рядом  я  неожиданно    увидел  Олега. Он уже успел расстаться  с крестьянской одеждой, и теперь, держа Настю под руку,  вместе с ней слушал режиссёра, согласно кивая в такт ее словам.  Иногда  озирался, определенно,  ища меня, чтобы «скрестить» взгляды. Я  вдруг  понял, что с появлением Насти вернулось и наше былое соперничество. Но  учитывая, что мы оба женаты, любовным треугольником  его   никак не назовешь. Скорее, парадом самолюбия и эгоизма.