Мой Лесков

О произведениях Николая Семеновича Лескова, озвученных и оформленных мною на ЛитРес.

Лесков всегда разбивает свою прозу на восхитительно короткие подзаголовки. В "Человеке на часах" простор для артистизма представляют начало 14-ой главы (досада подполковника Свиньина на капитана Миллера) и 11 - 12 главы ("тактические эволюции" обер-полицеймейстера Кокошкина). Мне очень импонируют такие персонажи, как последний, и они напоминают мне склад ума самого Николая Семеновича. Воля ваша, но в нем много от лисицы. И "КРАСИВ - до чрезвычайности" )

Лесковский образ доброго солдата, "человека на часах" восходит к новозаветному образу "доброго воина Христова" и евангельского верного раба, которого Господин не застигнет спящим, и возвратясь посреди ночи.

Мой вариант обложки к повести Н. С. Лескова "Колыванский муж". Пряничные ревельские домики отсылают к семантике сказки братьев Гримм. Лесковский герой Иван Сипачев попадает в колыванское гнездо, как Гензель и Гретель к лесной ведьме.

Лесковский пан Игнаций ("Антука") напоминает мне образ моего любимого литературного героя – юноши по имени Тонда из сказочной повести Отфрида Пройслера «Крабат».

Краткое поучение царя Радована ("Брамадата и Радован"), достигшего в своих страданиях высшей мудрости, можно стараться исполнять всю жизнь, и даже если только приблизиться к этому исполнению, прослывешь среди обычных людей чудаком или мудрецом.

"Легендарные характеры" Лескова – русский Декамерон.

О повести Лескова "Павлин": Помимо «материнских чувств», злодейством Анны Львовны руководила, я думаю, и затаенная страсть к своему слуге. Ведь в гомотетичном сюжетном треугольнике «Глафира Бодростина – Лариса Висленева – и Андрей Подозеров» Павлину принадлежит место Подозерова.

Люблю Гуго Пекторалиса ("Железная воля"), как любит его и сам Николай Семенович Лесков, несмотря на весь свой уничижительный юмор и насмешки по отношению к главному герою. Люблю немецкую самодисциплину и немецкий романтизм. Вильгельм Гауф – первый автор моего детства. И сейчас с огромным удовольствием читаю на немецком его роман «Lichtenstein». Герман Гессе – кумир моей юности. Отфрид Пройслер написал мой любимый текст – сказочную повесть «Крабат». От много раз перечитанных книг Ремарка каждый раз, раскрыв, трудно оторваться. И все же «Железная воля» – шедевр русского классика и русского миросозерцания.

В своем ярчайшем произведении из раннехристианских времен "Скоморох Памфалон" автор противопоставляет гротескные образы ложного благочестия - образцам истинного самопожертвования и святости.

Для меня в Толстом слишком мало традиции, светскости, блеска - всего того, что Николенька Иртеньев так ценил в своем брате Володе. Его увлеченность откровениями в духе Руссо, его манихейство и тяжелый характер... Это не комильфо, это не сиятельный граф. Лескову больше пристал бы такой титул.

О прочитанной мною на ЛитРес повести В. Ф. Одоевского "Княжна Зизи":
Моветон и правила приличия изменились со времен княжны Зизи только на первый взгляд. Бессознательно мы руководствуемся в своих оценках теми же правилами хорошего тона, что и тогда. Счастье - узнать их вовремя. Утешение - узнать вообще.