12. Нитки. Мать

Я часто пытаюсь вспомнить мать в период  до моих шести лет, но в памяти всплывает только несколько крохотных эпизодов. Один из них – когда меня хотят отдать в школу. Мне шесть, и в сентябре, когда начинается учебный год, мне тоже всё ещё будет шесть. Я уже читаю, складываю и делю, отец даже начал рассказывать про дроби, а в школе не принимают документы.

И тогда мы идёт с мамой ВРУНО (оказалось, что это два слова, а не одно: «в» и «РУНО»), на приём к какой то женщине, там мать плачет и рассказывает о том, что ребёнок уже извёл всех дома, чо ребёнок умный, подвижный, что ребёнок к школе готов. Мать просит сделать исключение, потом мне задают какие-то вопросы, потом просят читать по слогам, а я читаю, выплёвывая слова целиком, пишу имена родителей и спрашиваю, хочет ли она, чтобы я разделила 12 на 4, потому что делить на 4 я люблю больше всего. Меня берут в школу, я счастлива, теперь мне купят портфель и красивый пенал. 

Я помню, что мать была постоянно мной недовольна, злилась, и в злости была безразлична ко мне. Или же не обращала на меня внимания. Ей не нравилось отвечать на мои вопросы, их было слишком много или она не знала, как на них ответить. Ещё мне кажется, что она ревновала меня к отцу. И боялась. Я была похожа на него, а её это злило.

Много лет позже, я спрашивала её, почему она была так строга со мной в детстве, а она молчала, потом сказала: «Не знаю». Наверно, ей было очень сложно любить. Просто никто не научил её, как это делать.  Хотя потом, в мои 21, она скажет: «Какая же ты дурочка, вся в меня – влюбляешься так сильно, но легко, без оглядки, страдаешь и переживаешь».  Эта фраза осела в моей голове, как величайший парадокс. Я никогда не видела её влюблённой.

Я жалею, что мои попытки поговорить с ней на тему любви были безуспешными – то она молчала, то я задавала не те вопросы. Всё отрывками, урывками и недосказанностью. Словно я собираю пазл, где каждая деталь разной формы, а цвета они одного. И нет никакой возможности собрать его целиком – подставляя одну деталь к другой нельзя быть уверенной, что всё на своём месте, а не скомпановано с ошибкой. Только собрав все детали и установив их на своё место, можно понять общую картину. Эту картину мне никогда не увидеть, я жалею об этом с досадой каждый раз, как вспоминаю.

Несмотря на запомнившуюся холодность ко мне, моя мать, среди коллег и подруг, всегда считалась невероятно отзывчивым и ласковым человеком. Она могла не спать ночами, зная, что «у  тёти Гали сложная проблема, которую могу решить только я» или отдать в долг деньги тёте Свете, потому что «у нас ещё осталось немного, а у неё совсем нет».

Отца злило, что мать работала за других, потому что «больше некому заменить», плакала, если «бабушка звонила и сказала, что у неё очень сильно болит голова». Казалось, что мать живёт чужими жизнями, поедая проблемы других людей и принимая близко к сердцу всё, что творится за стенами её дома. По сути, она была очень отзывчивым человеком, готовым на большие жертвы ради других. Странно, что при этом она практически никогда не целовала свою дочь и не говорила ей, что «ты у меня самая лучшая».

С другой стороны, несмотря на отсутствие внешних проявлений любви, думаю, что она действительно меня любила и постоянно оберегала и заботилась. Кроме того, ей с удивительной точностью удавалось определить моё внутреннее состояние, взглянув на меня лишь украдкой.