О черном квадрате замолвите слово

Кончались 80-е годы… Перестройка крушила привычные устои и уютные заблуждения. Мы были молоды, полны сил и амбиций.
Я училась в аспирантуре и преподавала на кафедре физиологии в мединституте. Интересная группа педиатрического факультета выбрала меня и мужа (он преподавал анатомию) своими «духовными родителями». Мы устраивали еженедельные «Четверги», заседание группы в свободном от занятий классе, где обсуждался какой-то один эстетический или этический вопрос за чаем. Девушки в группе были музыкальные, и мы слушали сообщения о фугах Баха, о Вагнере и его поклонниках и другое. Муж отвечал за сектор архитектуры, я за все изобразительное искусство, наш приятель – преподаватель философии по фамилии Ржевский – за религию и этику.
Однажды на таком «четверге» разгорелся спор о предметном и абстрактном искусстве. Мне предстояло готовить такую беседу, я погрузилась в изучение суперматизма, и вынесло меня на Черный квадрат Малевича в первый раз.

Он меня смутил. Я никак сама не могла понять его смысл и эстетический посыл, не то что объяснить пытливым студентам. Мы, преподаватели, не раз до полуночи спорили о черном и квадратном. Самый искушенный – наш философ, который защитил диссертацию по искусствоведению в ленинградском тогда университете, был твердо убежден, что это искусство, но что в нем гуманистичного и эстетического объяснял с трудом - его аргументы как-то расползались. С такой неразберихой в голове нельзя было выступать на «четвергах», тему мою отложили, заменив творчеством Босха. А я надолго осталась «с пулей в голове»…

Тема моей диссертации возникла из ошибки руководителя, профессорши Имярек. Она, по обыкновению одной рукой просматривая поступившие ей книги, вдруг нашла нечто, что было похоже на мои пигментные клетки (я изучала меланоциты сосудов мозга). Заложила закладку и поручила разобраться, и, по возможности,  применить в моей диссертации.
«Находка» была похожа на мои клетки только по цвету – черному, от живой клетки ее отличало… всё: ровные края, правильная квадратная форма, элементы выстроены в четкую цепь… Это была цепочка однодоменных кристаллов магнетита, выделенная, правда, из биологического субстрата – тихоокеанских магниточувствительных бактерий. И книга была по биофизике: на 5% по био- и на 95% по физике. Как было связать этих «ужей и ежей» – задача похлеще замысла Малевича!
Не прошло и года, как мне это удалось, и изюминкой моей работы стала магниточувствительность меланоцитов, расположенных на сосудах мозга позвоночных. И эта же работа привела меня к Малевичу.
 
ВАК – высшая аттестационая комиссия по защите диссертаций, находится в Москве недалеко от Крымского вала, который венчает  Галерея современного искусства, теперь филиал Третьяковки. Всякий соискатель степени, особенно младшей - кандидатской, должен был пройти в ВАКе 7 кругов ада - мучительных коридоров ожидания и бесплодных разговоров, и сохранять полную лояльность и желательно конформность, легкое заискивание и пресмыкательство – приветствовалось. Все это было мне поперек души, и в награду за эти «нечеловеческие» труды мозг требовал хорошей эстетической пищи, по крайней мере, перезагрузки мозгового компьютера… И я решила взглянуть прямо в глаза «Черному квадрату» Малевича.

Само здание с несколькими выставками пришлось мне очень по душе - оно было сложным и лихо закрученным внутри, снаружи оставаясь серым параллелепипедом, выстроенном 1983 году в стиле "ранний советский модернизм". В одном здании объединились две организации: Государственная картинная галерея и Центральный дом художника.
К вожделенному Квадрату вели залы с очень достойными работами «серебряного века» живописи: Ларионов, Гончарова, Волков, Куприн, Фальк, Осьмеркин, Машков, Рождественский, Лентулов , Петров-Водкин, Сарьян, Пиросманошвили, Кузнецов, Андреев, Кончаловский, Григорьев, Яковлев, Ходасевич, Альтман, Купреянов, Лебедев, Верейский, Митурич, Тырса, Львов, Филонов, Сулимо-Самуйло, Экстер, Розанова, Удальцова, Попова, Дровин. И наконец, Малевич...

И вот он – Черный квадрат. Он оказался совсем не таким, как я его представляла… Хоть он был расположен точно в центре зала, так, что любой зритель прямо на него натыкался, шока я не испытала. Старенький зачуханный холст, но семьдесят лет жизни никого не красят… В то же время 70 это не 700, ведь любуемся же мы работами Леонардо да Винчи и Рафаэля, уж не говоря о Джотто и Лоринцетти, и ничего, неплохо сохранились…

Я все кружила вокруг этого «квадрата», благо он был установлен на отделенном от стены стенде, и размышляла, что должен был думать автор, рисуя это «ничего»? Мозг услужливо подбрасывал мне идеи, где я еще могла видеть такие «квадраты»… Например, маленький сынишка, недовольный точностью батальной сцены на листе, брал черный фломастер и довольно методично закрашивал – сверху вниз и слева направо, а в конце провозглашал «The end!». Или вот надписи на бетонном заборе нашего нового микрорайона, нецензурные надписи, именно так и закрашивались, сплошняком, не всегда в черный цвет, но все же. Или, скажем, намалеванные на гараже юным умельцем граффити хозяин непременно закрашивал в такой глухой квадрат оставшейся от ремонта квартиры красочкой, в родном портовом городе, чаще темно-серой, в цвет военных кораблей…

А может, Малевич что-то, чем был недоволен,так закрасил, а потом из этого «надули» икону? И я стала внимательнее вглядываться в зияющий черным квадрат. Трещинки краски (кракелюры) не были равномерны по всему квадрату, более того, встав под определенным углом к свету можно было разглядеть даже разные тона в кракелюрах: в центре красноватый, по периферии зеленоватый, в правом верхнем углу явно синий… А черный ли черный квадрат Малевича?

Это открытие принесло мне удовлетворение,- все-таки Малевич не был психически ненормальным (первое, что приходит на ум тому, кто проходил практику по физиологии высшей нервной деятельности в психиатрии), а просто был человеком импульсивным, как все художники, которые в состоянии аффекта жгут свои прошлые работы, замалевывают ранее нарисованное или даже режут холсты… Но что же он закрасил?
В блокнотике, который у меня всегда был с собой, я зарисовала образы, которые воображение подсказало мне в этих неравномерных и неодноцветных трещинках в черном поле знаменитого «Квадрата». Я увидела старика с мальчиком и большой свечой, они шли из глубины, может быть церкви, старик придерживал мальчика за плечо… 
Старушки – смотрительницы пришли в движение, оказалось, что закончилось время работы выставочного зала. Я провела там три часа перед одной картиной! Пора было «домой», наутро улетал мой самолет во Владивосток…

В 2004 году моей дочери оставался год до окончания школы, дальше нужно было думать о поступлении. И хотя она училась в лицее для одаренных детей, беспроблемна дорога ей была только в приморский политехнический университет, а мне хотелось для нее большего. И я поехала пробежаться по вузам Москвы и Питера, повидаться со своими студенческими друзьями, разведка – боем. Для этой неясной цели из семейного бюджета мне не выделили никаких средств, а собственных хватило только на поезд до Москвы в одну сторону. И я поехала, за неделю в купе с двумя мальчишками и их мамой с редкой женской профессией –надсмотрщица в тюрьме,  я набросала план мест и мероприятий, которые мне непременно нужно посетить, среди них был и Выставочный зал на Крымском валу,  подчеркнуто – Малевич, Черный квадрат.
Листая блокнотик, вижу, что доехала и что посетила, и еще приписка: "Малевич – «Черный квадрат». Прообраз – мальчик играет на снегу, бросил свой черный школьный ранец в снег». Обобщение образа до самого значимого – ранец на снегу легко абстрагируется до черного квадрата в белом окладе, как охарактеризовал его Бенуа».

В это время дома во Владивостоке я дружила с двумя очень взрослыми людьми (после смерти отца я искала ему замену, чтобы поговорить…) – ученый биолог Д.И. Вышкварцев (ДИВ, как он сам себя сокращал, ленинградский блокадный еще ребенок) и П.К. Федотов – художник, Фрунзе-Москва (Строгановка)- Владивосток, племянчатый внук того художника Федотова, которого знают все. По отдельности я с каждым из них обсуждала волнующую меня черную квадратную проблему, и ни с одним не нашла консенсуса. Тогда я решила их свести – познакомить и «натравить» на обсуждение темы – Искусство ли «Черный квадрат»?
Это был незабываемый вечер в мастерской художника за бутылкой портвейна… «Старички – разбойнички» схватились не на страх, а на совесть. Хозяин мастерской  давил на разнообразие задач художников, в том числе и эпатировать, Ученый твердо стоял на другой позиции, утверждая, что потратив время на посещение выставки зритель должен выйти просветленным, обогащенным эстетическими откровениями и с улучшенной душой. Они спорили на разных полях, поэтому спор не приближался к итогу. Выбившись из сил, они обратили свои взоры к их единственному наблюдателю – ко мне. И я просто рассказала  про то, что нашла сама, без наносов философии и психологии – про старика со свечой под черным, про ранец на снегу…

ДИВ раз год ездил на поезде в Питер через Москву, посещая обе свои семьи, в каждой было по двое детей – подростков. Ну, бывает… О его возвращении все узнавали по шумному появлению в институтском автобусе, отвозившем ученых на работу. Пообщавшись с половиной автобуса он наконец уселся рядом со мной, обратившись:
- Приветствую. Что ж ты меня так подвела? Меня у твоего «Черного квадрата» чуть не арестовали…
Никогда не думала, что такой невинный сюжет может бить криминогенным! ДИВ поведал, что после нашей дискуссии у Художника ему загорелось узнать правду, есть ли под квадратом другая картина. Он прихватил с собой в поезд оптическое оборудование – небольшой телескоп, с помощью которого биологи наблюдали китов и считали тюленей, микроскоп с небольшим увеличением и сильную лупу. Пришел он на Крымский вал пораньше, к открытию, разложил под картиной все приборы и стал их применять. Телескоп информации дал немного – внутрь картины заглянуть не удалось, черной дырой его называют чисто номинально, и не прав тот, кто утверждает, что Черный квадрат – это постижение бесконечности, что в этой темноте мы можем… Ничего мы не можем, даже увидеть!
 Микроскоп тоже не подошел, вот если бы удалось вырезать кусочек картины да поместить на предметный столик, тогда бы огого!! А по кусочкам реставрировать целое… Ну, много бы кусочков пришлось рассматривать, картина – квадратный метр… Но сильная лупа сработала отлично, и ДИВ тщательно осмотрел нижнюю треть картины, сколько хватило его роста. Чтобы посмотреть под лупой выше, ему понадобился стульчик, а на нем сидела смотрительница. Она отказывалась вставать и помогать ученому в его изысканиях, несмотря на все аргументы красноречивого посетителя. Их рукопашный бой за стул (помните сцену в «12-и стульях»?) разнимал уже служитель закона…
Кошмар какой, подумала я, и сказала: «А просто глазами смотреть не пробовали?» На что он ответил: «Так глазами ничего не видно, а всегда хочется найти «второе дно»…

В третий раз тема Черного квадрата всплыла совсем недавно, в Инсбруке. Я была на выставке Профсоюзов Тироля – выставка непрофессионалов, но тем интереснее посмотреть, что здесь рисует обычный люд, у кого живопись и графика – хобби. Больше, конечно, абстракции и декоративных картин, совсем мало классической и предметной живописи… И вдруг я издалека увидела  «Черный квадрат», но не в белом окладе, как у Малевича, а в золоченой дорогой раме. Я рванула туда, ибо копирайт, господа! Прямо впритык к черному квадрату стояла небольшая подзорная труба на штативе. Я похолодела и стала оборачиваться в поисках ДИВа, который давно умер. Автором оказался лысенький улыбчивый человечек пенсионного возраста, он с удовольствием вступил в разговор:
- Вы тоже видите на этой картине только «Черный квадрат»?
- Господи, а что же еще??
- Ваше внимание затуманено известным брендом Малевича. Присмотритесь пока с расстояния, есть ли еще что-то на картине?
Я честно напряглась и увидела белую каплю на черном квадратном метре.
- Белая капля? Слеза по умершему искусству?
- Близко, но не точно. А теперь берите подзорную трубу и рассматривайте.
Эта капля оказалась вырезанным из слоновой кости черепом со всеми подробностями, даже с зубами. Явный символ «думай о смерти», может быть, искусства, но почему же так меленько?
- Я вообще резчик по дереву и кости. И это – самая маленькая в мире нецке, попала в Книгу рекордов Гиннеса.
Он явно хотел поговорить об этой костяной капле, а я – о Черном квадрате, но, увы, у меня не хватило немецких слов…

 
Интересную точку зрения высказал реж. А. Кончаловский в своей лекции студентам Академии искусств, мол,  не так важно, что нарисовано или вообще ничего на картине, важно место, куда он ее повесил, предъявляя зрителю. А в 1915 году на выставке в зале на Марсовом поле в Петербурге он повесил Черный квадрат в красный угол, туда, где люди привыкли видеть икону, образ Бога… Это был, конечно, скандал, но скандал тщательно спланированный.
 

Сам «Черный квадрат» появился чуть раньше – как часть декорации к опере «Победа над солнцем», композитором которой был Матюшин, текст поэта Крученых, а пролог написал В. Хлебников. Опера декларировала: Мы освободились от всего, и начинается новая эра искусства. Мы убили все в живописи и взорвем даже солнце!»
Я, кстати, послушала эту оперу, в самую первую Ночь музеев в Петербурге, куда я перебралась с детьми. Ночь музеев – это было что-то совершенно новое для нас. Мы с приятелем после музея Ахматовой поспешили к только что открывшемуся Дому-музею Матюшина. Там во дворе двухэтажного домика и разыгралось необычное представление… Самым ценным в музее были фотографии, точнее даггеротипы, тех кто творил эту оперу, скорее не как музыкальное произведение, а как манифест нового искусства. Декорациями служил черным пластиком затянутый квадратный подиум,окруженный частоколом черных воздушных шариков, явно накачанных гелием. Там по мосткам  в бледных смирительных рубашках с длинными рукавами ходили женские фигуры и пели истошными голосами что-то нечленораздельное. Впечатление от дурдома разбавлялось крошечными детскими черными галошками, нанизанными на воткнутые в землю штыри, и вино без ограничения. Зрители сидели и лежали на траве в свободной части дворика, но места было мало, мы все прижимались к рекламному билборду с названием оперы и именами авторов. За время представления эта реклама стала мне как родная.  По окончании представления я спросила у одной из фигур в смирительной рубашке, можно ли билборд снять с забора и забрать домой? Получив разрешение, свернув в рулон, мы доставили это домой, развернули и прикрепили к ковру над диваном, рядом с именем Малевича я нарисовала небольшой черный квадрат фломастером. А дом наш – это была квартирка ДИВа, которой он любезно выручил мое семейство на первых порах в Петербурге…

И все же, в чем секрет «Черного квадрата», почему он уже сто лет будоражит умы зрителей? В эссе Т. Толстой о «Черном квадрате», она пишет, что Малевич назвал картину «Икона нашего времени» и вывесил в сакральном месте на выставке осознанно, «с намерением оскорбить».
Художник Бенуа, современник этих событий, писал: «Черный квадрат в белом окладе – это непростая штука! Не простой вызов и не простой эпизодик на Марсовом поле, а это один из актов утверждения начала, имя которому «Мерзость запустения», которое кончится тем, что через попрание всего живого, любовного и нежного приведет всех к гибели. Художники, помолившись «Черному квадрату», заглянув в черную дыру неверия, станут прагматичными господами, знающими, почем земная слава и станут умеющими захватить ее самым плотным образом».


Кто прав, думайте сами…

Елена Загальская
 29.04.2020