Был у меня такой брат

 
     Как приезжали мы семьей на лето на Гранитный к бабушке и дедушке, то все погожие    дни  непременно проводили на канале.
  Шли купаться мимо водокачки по нынешней улице Нагорной, пересекая  железнодорожные подъездные пути, что подходили к камнеобрабатывающему комбинату. Вдоль них были навалены огромные глыбы необработанного гранита и мрамора. А между шпал наблюдались россыпи ржавой стальной дроби. Она применялась в струйных установках для резки и первичной обработки тех самых мраморных плит.

   Забегая вперед, скажу, что в 1961 году около тех путей появился огромный блок обшитый рубероидом. Потом обивка его  любопытным народом была надорвана и  в прорехи просматривались большие золотые буквы ЛЕНИН - СТАЛИН. Это была мраморная плита, убраннная из здания мавзолея, после выноса оттуда тела Сталина. И стояла она там  еще много лет. Наверное, сохраняли  на всякий случай.

   А на подходе к каналу поверху  были  посадки колючего боярышника, а потом спуск по заросшему травой достаточно крутому склону к воде.
     Это была та самая «Глубокая выемка» Про нее существует  расхожая байка. Туда (примерно в район нынешней гнилушенской церкви) привезли однажды товарища Сталина. И он наблюдая за работами усмотрел, что строители по дощатым трапам с тачками грунта бегают босые.  На вопрос - Почему так? Призванный под грозные  очи  снабженец ответил, что, вот, не успеваем с поставками обуви. Вождь разгневался и, как говорят, того снабженца там же и кондратий хватил - скончался он от сердечного приступа.

 А мы проводили целый день там. Я с братом Сашей и с нами мои двоюродные  Вовка  и Толя Сущевы.  Тогда береговой урез канала еще не был забетонирован, как сейчас, а плотно засыпан гранитными валунами по 20-30 см в диаметре. Взрослые выкладывали нам из них небольшие бассейны, где мы могли безопасно плескаться не боясь волн от проходящих судов.

 А более взрослые ребята, где был и Вовка Сущев, развлекались по-своему. Тогда в мосгортоп (отопления газового в Москве еще не было) шли не только баржи с дровами, но и  тянули небольшие плоты с лесоматериалами. Так вот те старшие пацаны (12-14 лет) залезали на эти плоты и плыли на них до северного речного порта. Плыли не без дела – покуривали и играли в карты. А в обратный путь добирались на попутных баржах. Прятались, конечно,  а у своего места спрыгивали с их борта.

   А потом где-то лет в свои 16 Вовка без должного родительского пригляда, пропал из семьи. Поначалу исчезал на несколько дней, а потом и навовсе. Мать его тетя Шура не особенно была этим озабочена. Хватало ей суматохи и с младшим Толиком. Правда все же он иногда появлялся на Гранитном, а потому сведения о нем  какие-то все же были. По слухам он работал официантом в вагонах-ресторанах в поездах дальнего следования.

   И вот летом 1968 года будучи в гостях у родни я озаботился поисками брата и спросил о нем тетю Шуру. Она сказала, что по последним сведениям он трудился официантом в ресторане «Рыбный» на сельскохозяйственной выставке. Поехал я туда. Спросил. Он там уже не работал и парень официант оттуда на вопрос о нем долго и подозрительно меня допрашивал. Потом предложил мне поехать в ресторан Чистые пруды и спросить о нем (Сущеве) официантку Веру Дронову.

     Приехал. Спросил. Встретила меня она как родственника очень радушно. Усадила за столик и сказала, что через часик другой он как раз придет.
  Пришел. Встретились. Обнялись. Спросил – как тетя Катя? (это моя мама) И мы пошли на трамвай, а потом, как он сказал, к нему в гости. Двинулись в сторону Тургеневской площади, и на углу Большого Харитоньевского переулка он подвел меня к дощатой палатке. В ней благообразный дедок пенсионного возраста,  торговал (не водкой или пивом!), а портвейнои в розлив.

   Мой братик подошел к окошечку, поздоровался и назвал свою фамилию – Сущев.  Дед глянул на него, кивнул и снял с верхней полки бутылку, обернутую бумагой на которой была написана фамилия моего брата.
   Налил из нее нам два стакашка  и выставил их  на доску-прилавок. Добавил две конфетки, а бутылку вернул на верхнюю полку в ряд других таких же с обертками.
  Мое удивление  брат удовлетворил так:
    - «Понимаешь, когда есть деньги, я стараюсь в разных районах Москвы сделать по подобным палаткам такую закладку. Бывает, что проснешься у какой-то малознакомой бабешки. В горле «сухи», в глазах «черны», а в кармане только пятак на метро.  И тут вспоминаешь, что есть  недалеко такая палатка-аптека с заначкой. Поправляешься на прежний аванс и  готов жить дальше».

  А потом мы с ним на трамвае через Абельмановскую заставу доехали до старого птичьего рынка. Пошли в сторону микояновского мясокомбината.  И там недалече во 2-м скотопрогонном переулке, сейчас такого названия и переулка нет,  стоял старый почерневший двухэтажный деревянный дом.  На первом этаже его как раз была квартирка той самой Веры, где она жила с сыном пацанчиком. И, как я понял, это была сожительница моего брата.

   Разлил он по трем стаканам принесенный портвейн и крикнул в коридор – Боря? Боря? Тут же зашел озабоченный чем-то мальчишка лет 10-12. Выражение лица его мне показалось немного ку-ку. В руках игрушечный мотоцикл, который он заводил ключом. Без разговоров, приветствий и повторного приглашения подошел к столу, молча замахнул стакан портвешка и не торопясь вышел,  так же сосредоточенно заводя игрушку.

   В этом же году я приехал в Москву на ноябрьские праздники 
 Конечно разыскал  братика.  И  он предложил мне  отметить праздник у его друзей. Сказал, что сам придет позднее, а я должен пойти туда и сказать, что ты от него. И адрес назвал - улица Щипок дом 3 (так запомнилось) к  Зое Старостиной.

 От метро Павелецкая дошел до места. Одноэтажная капитальная коммуналка  изнутри очень похожая на бывшую конюшню. В широком коридоре и одновременно кухне не менее десятка хозяек стоят у примусов и керогазов. Далее вдоль частый ряд дверей с обеих сторон. На мой вопрос – где живет Зоя? Сказали недружелюбно - Тебе еще морду не набили? Иди. Набьют. Вошел. За столом хорошо поддатая публика. Представился. Садись. Гостем будешь. Налили. Посидел часок. Брата нет, а за столом началась нехилая свара. Понял - надо линять. Тихо оделся и ушел не прощаясь.

  Иду по пустой улице в сторону метро,  и вдруг над головой раздается звук битого стекла и на тротуар передо мной падает его осколок и форточная рама. Остановился. Смотрю наверх, а из форточного проема третьего этажа извиваясь шустро лезут наружу две ноги в белых кальсонах. Как-то очень быстро вылезло все тело и солдатиком полетело вниз. Ударилось голыми подошвами о подоконник на втором этаже и плашмя спиной хряснулось передо мной об асфальт.

    Тишина. Смотрю, впереди кто-то улицу пересекает.  -Товарищ! Товарищ! Помогите? Куда там. Он  быстро исчез.
А вот рядом и вход в это здание. Оказалось это какое-то общежитие и вахтер внизу сидит. С чьей то помощью перетащили внутрь с улицы бесчувственное тело. Дождались милицейского наряда и скорую помощь. Я как свидетель для подписания протокола поднялся с милицией в ту комнату. Полный шалман - две пьянущщие бабы и еще один такой же в исподнем мужик.

     Когда спустились вниз, тот пострадавший чел спал и громко храпел лежа на холодных плитках в вестибюле. А врач пожимая плечами сказал - Осмотрели. Вроде никаких переломов. Только гематомы незначительные. Госпитализации не требуется.
    Потом где-то в начале 0-х я побывал там. Нашел и ту конюшню и ту общагу. Только в них были уже другие организации.

  А в последующие годы я несколько раз заходил в тот ресторан на Чистых прудах. Вера меня помнила и устраивала за столик даже при полном аншлаге. А однажды! Невероятно! Я даже попал на многочисленную тусовку студентов МАИ и еще какого-то института. Сошел за своего. А там их развлекали две вокально-инструментальные  группы «Земляне» и «Ариэль». Может и не те. А может это было их становление и начало! Это был где-то 1973-74 год. Я был сражен и поражен!

  Несколько раз в последствии встречался я с братом у его знакомых. Всегда он был с разными женщинами.
  Последний раз мы с ним повидались ранней весной 1974 года. Опять по многоходовой наводке я нашел его работающим в пивбаре на Автозаводской. Предложил он мне зайти завтра вечером и дал адрес в Лялином переулке, что напротив Курского вокзала через Земляной вал.

  Взял я с собой несколько бутылок болгарского крепленого вина Промантор и пошел. В полуподвальную комнатушку с малой кухонькой дверь мне открыла еще совсем не старая и привлекательная бабенка. Можно даже и девушкой назвать. Лариса. При ней был красивый подстриженный под льва пудель по кличке Джон.

   Вовки пока не было. Сели. Разлили. А потом она начала горько рыдать и сказала, что открыла его чемодан, а там, кроме всего много записных книжек, где только женские адреса и имена. Вот посмотри!

  А брата все нет и нет. Бабенка та в процессе выпивки разошлась. Схватила своего пса, положила спиной на колени, раздвинула ему пасть и сказала – лей!
 -  Как же так?
 – А он привычный!
  В общем пару стаканов в Джона влили (дураки полные) и собачарка тут же отрубилась.

  А я засобирался на выход. Достал из сумки последнюю бутылку, что хотел взять с собой на ночевку. Отдал ей и наказал собаку утром обязательно опохмелить.
  Больше я брата не видел и ничего о нем не слышал. Еще при жизни тети Шуры ей сообщили о его кончине. Но где он похоронен – неизвестно.

  На фото: Начало 50-х. Канал.  Я с младшим  братом Сашей, далее двоюродный Толик и тот самый Вовка Сущев.