Повесть-роман Золото. Глава 3

Анна шла по тропинке, прислушиваясь к ветру, который так вольно гудел по верхушкам высоченных сосен. Этот шелест вековых деревьев и скрип сушняка складывался в какую-то непонятную мелодию и не совпадал с песней, которую сегодня пели с подругами из бригады. Так и хотелось запеть «Бродяга Байкал переехал, навстречу - родимая мать…»
Но мысли повернулись совершенно в другую сторону.
А что мужикам от неё надо? Вот, возьми Геннадия Николаевича – солидный человек, самостоятельный. Дом у него на восемь окон, держит прислугу. И что он нашёл во мне? У меня дом вполовину меньше, а в доме детишек полный набор – два сына погодки - Михаил и Степан, старшая дочь Анфиса, за ней Мария и самая младшая Зинаида. Кому я нужна с такой оравой? А нет – в ухажеры метит, Аннушкой кличет, платок подарил расписной, уж больно красивый и, наверное, дорогой.

Все в бригаде перемерили его, даже пришли подружки с нижнего лотка, так же нахваливая, примеряя на голову и на шею – и все в один голос:
- Ох, Анна, это неспроста подарок – жди сватов!
 - Да ну вас, придумали тоже! Что, девок в деревне мало? А на такую ораву кто позарится? – отвечала Анна.
- Позарится, ещё как позарится! Он ведь не на детей заводит с тобой шашни – ему ты нужна!
- Давайте, девоньки, закончим эту тему! Если хотите, я сейчас же пойду и отдам ему эту красоту, - вспылила Анна.
- Не обижайся, Анна, - в защиту вступила соседка по дому Степанида. – Бабам больше и поговорить-то не о чем!   Давайте, девоньки, не донимать Анну.
Ну ладно, этот Геннадий Николаевич хоть пожил семьей – супругу похоронил, ещё год не прошёл. А этот «свистопляс», желторотый цыплёнок, куда лезет? На десяток лет моложе меня, не нюхал пороха семейной жизни. А всё туда же! Кто он вообще и откуда явился? Много болтают про этого ухаря. Пойди, разбери, где правда, а где придумка. А нет, глазки строит, приглашает в клуб на танцы под гармошку. Что он, сумашедший что ли? Или просто бабу захотел? Так на своих танцах и ищи такую! Вот в следующий раз протянет руки – я точно дам по его скуластой морде. Анна рассмеялась, представив, как она небольшого росточка бьёт по морде здоровенного парня. Вот будет цирк!

Да ну их всех к лешему! О детях надо думать! Ещё неделю, от силы две, работаем на прииске, а там по приметам придут заморозки, и встанет ручей, и нам дадут расчет. На заработанные деньги надо будет купить…  И Анна начала перечислять, что надо купить: детям для школы, сено для скота, ведь косить мужиков нет – сыновьям ещё не сподручно. А вот на следующий год сенокосом уже займутся. Дай бог! – перекрестилась Анна. А дрова? Дрова нужно срочно – осталась всего одна поленница и её хватит только лишь на месяц. Воза четыре надо заказать - зиму все ждут холодную. Да когда на Урале были зимы тёплыми?!
Анна вдруг заметила, что шагая по тропе, разговаривает сама с собой: «Вот тебе и да! Правда, нужно, чтобы в доме был хозяин, с кем можно было поговорить, поделиться новостями, какие-то планы строить. А то дожила! Чуть за сорок, а уже стала заговариваться! Так дело не пойдёт! А может всё-таки рискнуть, раз ко мне проявляют внимание два мужика?  Значит, получается, выбор за мной. Вот это да!» 

                ***
                Анне как-то светлее стало на душе. Она подняла голову, пытаясь рассмотреть сквозь сосновые ветки небо. Но где там!  А вот свист синиц она разобрала и подумала: «Вот и они стали собираться в стаи, скоро прилетят в деревню, распределятся по дворам и начнут подкармливаться остатками от корма скотины, зернышками, не брезгуя даже пойлом, садясь прямо на край ведра».
Наконец-то, вот и она - деревня. Село было расположено вдоль речки. Зареченские люди, где стоит её дом, жили как бы на отшибе, а вот на другой стороне речки и дома побогаче, церковь, которую коммунисты закрыли, школа, клуб, магазины – один принадлежал сельпо.

                А вот другой, стоявший прямо у тракта, открыт пять лет тому назад и принадлежал американскому акционерному обществу и назывался «Золотой». В нём всё американское, качественное, товаров полно самых разных - от иголок до сбруи для лошади. А обувь какая там продаётся! С толстой подошвой - чистый хром! Но всё это добро можно было купить только на золото или золотые боны. Американцы не зря построили этот магазин, зная русскую привычку, что сапожник без сапог не бывает, что работающие на золоте люди без золота не останутся, вот и скупали у населения золотые запасы.

И Анне придётся покупать товары для детей, для себя, для дома. С этими мыслями Анна подошла к своему дому, открыла калитку в воротах, услышала стук колуна. И вправду, старший Михаил колол дрова, а Степан складывал поленницу.
- Ну, как вы тут без меня? Скотину обиходили?
- Маманя, у нас порядок! Ждём тебя! Анфиска уже на стол накрывает. Мы сейчас приберём дрова и мигом будет за столом. Да, Степан?
- Давай, брат, быстрей! А то брюхо к позвоночнику прилипло, - ворчливо просопел Степан.
- Ну, пошли тогда.

                Анна вошла в горницу – чистота и порядок, наведённый дочерями, был идеален. На столе уже собран ужин. Горела единственная лампочка над столом. Электричество в деревне совсем недавно начали проводить, и подключили только одну лампочку. А в кухоньке, в которой не помещалась большая семья, горела керосинка, освещая русскую печь, где грелась вареная картошка с мясом.

Анна, а за ней и все остальные, помыли руки из рукомойника, стоявшего в самом узком месте за русской печью, расселись по лавкам вокруг стола и терпеливо ждали, когда, на правах старшей по дому, мама наберёт из широкой глиняной миски себе в тарелку такой же грубой ручной работы картошку с мясом, томившейся в печи.  Затем наложили себе в блюдо мальчишки. Анфиска разделила оставшееся кушанье по тарелочкам сёстрам и себе. Все дружно принялись за ужин. Детвора с удовольствием ела это варево да со своим хлебом, выпеченным умелицей на все руки Анфиской.
 
- Мама, а помолиться забыли перед едой? – это самая младшая Зинаида подала голос.
- Ладно, дети, вы в душе своей помолитесь. – спокойно ответила Анна.
-- Ты, Зинка, ещё маленькая и не понимаешь, что бога нет. Нам в школе на пионерских сборах это всё время говорят, - деловито заявил Михаил.
- А вот и есть! – настойчиво проговорила Зинка. – Есть, есть бог! Баба Варвара мне говорила, что кто не верит в бога, тот - безбожник! Вот! – и показала брату язык, облепленный картошкой.
- Всё! Молчите и ешьте! – властно приказала детям Анна.
- Есть! Есть бог! – продолжала Зинка
- Я кому сказала! – снова повысила голос Анна.
Дети уткнулись каждый в свою посудину, и только деревянные ложки мелькали от тарелки до рта.
- Мама, а Анфиска напекла шанежек к чаю, - как бы заминая свою промашку, опять подала голос Зинаида.
- Не только Анфиса, и я стряпала, - сказала Мария.
- Вы у меня молодцы, доченьки! Ну, давайте свои шанежки.

Анфиса вышла из-за стола и, прихрамывая на одну ножку, направилась к печке за шаньгами. При рождении повитуха сделала что-то не так, и с тех пор одна ножка у Анфисы стала короче с небольшим внешним разворотом, но это не мешало считать Анфису красивой девушкой со вьющимися русыми волосами.
Анфиса вынесла целый лист румяных шанег. Дети без суеты, опять соблюдая порядок старшинства, разобрали сдобу, наливая из принесённого самовара чай, и чинно поедали вкусную выпечку. За чаепитием можно было поговорить о делах домашних, о подготовке к школе, о скотине, и, конечно, о материной работе. Степан и спросил:
- Маманя, а самородка больше не попадало сегодня?
- Нет, сын! Такого, как на прошлой неделе больше не было. Я вам рассказывала, что самородок был с большую пуговицу и в образе конской головы. Весь прииск сбежался подивиться этой находке.
- Но это же ты, мама, намыла?
- Ну да! Мне он попался. Мог любой из наших намывщиц достаться, а попался мне. Премию обещали. Вот в конце месяца узнаем.
- Мама, в золотом магазине купишь мне галоши, а то у моих подружек у всех есть – такие блестящие, и в них ноги не промокают, – это опять Зинаида опережает своей просьбой.
- Конечно, куплю. Да вам всем будут обновки: Степану – сапоги, Михаилу - костюм тройку. Уже парень – пусть девки заглядываются.
- Нужны они мне, - пробасил ещё неокрепшим голосом Михаил.
- Нужны, нужны! Все мы кому-нибудь нужны, - подвела черту Анна. – Ну, что, дети, пора спать, на дворе - ночь.
- Ложитесь, мама. Мы с Марусей всё уберём, - как хозяйка распорядилась Анфиса.
Мальчишки одели чуни – обрезанные старые валенки – и вышли во двор.  «Наверно, покурить, - подумала Анна. - Надо бы выяснить. А что выяснять? В мужиков превращаются».  Дверь скрипнула, и на пороге - две рослые фигуры сыновей – оба с дрожью в голосе.
- О, мама, дюже похолодало! К утру, наверное, ледок станет.
- Ну уж как господь рассудит, – и подумала: «Ещё не курят мужики мои, а то бы за версту было бы слышно». - Давайте, дети, укладываемся.

Парни залезли на печь. Там на расстеленном тулупе они и ночуют, подложив под голову большую перовую подушку. Тепло и уютно. Девочки обычно расстилают себе постели в дальнем углу горницы, а Анна - на кровати, стоящей у самого входа.
Минут десять ещё шуршали посудой старшие дочери, помыв и протерев полотенцем каждую чашку и ложку, уложив всё в деревянную решётчатую посудницу, которую смастерил ещё их покойный отец Иван.

Девочки аккуратно выкрутили лампочку из патрона, потому что ещё не поставили выключатель, тихо разделись и молча улеглись в общую постель – спали втроём. Дети боялись помешать сну уставшей за день матери, понимая, что ей надо выспаться, восстановить силы, и завтра с раннего утра до темна снова искать самородки, согнувшись над лотком, шаря в мутной холодной воде руками, определяя по весу - самородок на порядок тяжелее простого камня и цвету, который блеснёт желтизной.