Распахнутая душа

   Он, Вадик, шел по жизни с широко распахнутой душой, нисколько не заботясь о впечатлении окружающих, глотая радости жизни, не задерживаясь на невзгодах

   Ровесник войны, сын родителей, в молодости спортсменов, Вадик воспитывался улицей, сохранив однако благородство и участие к слабым. Зачинщиком мальчишеских проделок он никогда не был, но активно подхватывал чужие инициативы, побеждая инициаторов своей отвагой. В каком-то классе он на спор выбросил в окно на проходящий троллейбус парту – символ школьной тирании, за что на неделю был исключен из школы.

   Настоящей во всех отношениях школой жизни стала его работа санитаром на «скорой помощи». Мир «скорой» - это и сострадание безнадежным больным, и эвакуация пациентов из старых домов без лифта, бессонные ночи с чувством осоловелости под утро. Но это и первая сигарета, и полстакана водки, предложенный старым фельдшером в комнате отдыха бригад. Да это и первый поцелуй симпатичной медсестры в недолгие часы между командами «На вызов!». К чести службы, она приютила поляка-врача, диплом которого не признавала власть, и он работал десятки лет санитаром. На «скорой» проверялись характеры ребят-санитаров, и достойные из них оставались его приятелями на всю оставшуюся жизнь. Часть из них в будущем составили костяк команды байдарочников, объявившей его адмиралом.
Более 10 лет меняющаяся по составу команда с семьями бороздили озера и реки Украины, Белоруссии и России. Но радостное общение будущих покорителей водных маршрутов начиналось уже ранней осенью в квартире адмирала, с парой бутылок вина и обязательными эклерами, которые готовила его мать, баба Зина. Обсуждались бесценные дневники и маршруты, которые удавалось достать из официального Клуба водных туристов города. Дискуссии иногда приобретали такой горячий оборот, что несогласные (это был обычно Юра Х.) покидали штаб.

   После двух лет работы на «скорой» Вадик поступил на педиатрический факультет мединститута (о привилегированном лечебном факультете нечего было и мечтать). Обладая прекрасной памятью, учился с удовольствием. Вадик хорошо знал живопись импрессионистов, художественную литературу, радовался, когда удавалось приобрести литературную новинку. Был влюблен в послевоенные итальянские кинофильмы, а «Ночи Кабирии» считал лучшим фильмом века, и после каждого его просмотра рыдал.

   На четвертом курсе он «крепко» влюбился в однокурсницу Леру, миловидную кареглазую девушку с бледным лицом и каре из черных как смоль волос. Она была тяжело ранена, но чудом осталась жива, когда родители евреи уже под обстрелами бежали из Одессы. Из-за «пятой графы» поступила в мединститут только с пятого раза. От одесской родины ей достались ироничность и самоуверенность, что меня, однокурсника, нередко раздражало. Начитанная, бескомпромиссная, она не могла не понравиться Вадиму, который, без колебаний сделал ей предложение. Свадьбы не помню, но последующая их учеба на курсе это были сплошные поцелуи. За их полноту и небольшой рост однокурсник предложил называть их «подушечками», но кличка не прижилась.

   По распределению оба были направлены на работу в Рахов. Жили в съемной квартире по длиннющей крутой улице Красноармейской, по которой зимой можно было гнать на санках до самого центра города. Как-то зимой я с женой приехали к ним погостить. Хозяйка дома, в котором они снимали квартиру, экономила на дровах, и ребята постоянно мерзли. Мы, гости, утром, собираясь умыться, обнаружили в ведре лед. Совершенно буднично они рассказывали нам о том, что кроме работы в городской больнице, приходится опекать детей в нескольких селах, в которые из-за бездорожья и заносов, можно было добраться только пешком. По этой причине бывали случаи смерти детей, когда родители не могли сообщить о заболевании.

   Освобождение из раховского «плена» состоялось, когда Вадика забрали на два года полковым врачом в танковую дивизию под Овручем Житомирской области. Кто бы мог подумать, что протекающая здесь река Уборть через 10 лет станет незабываемым байдарочним маршрутом? Пьянство, адюльтер, стрельба по бутылкам – забавы выходного дня – могли навсегда стать частью жизни Вадика, если бы он не отказался остаться служить в армии.

   Новая страница жизни Вадика вновь связана со «скорой помощью». В те годы «скорая» была единственным местом, куда брали на работу без блата и взяток. Вначале он работал на линейной бригаде, затем - на неврологической. Лере чудом удалось устроиться неонатологом в городской роддом. Как прекрасны бывали 1-2 дня рыбалки после ночного дежурства у излучины реки Стырь! Вначале следовало ехать автобусом до Берестечка, затем - 6 километров пешком до села Плешева и наконец - через лес к реке. Улов его интересовал мало, зато сколько было времени курить и думать, думать и курить. Счастливым он возвращался домой и шел на «скорую».

    И тут выпало счастье устроиться в больницу, да еще и заведующим неврологическим отделением в открывающуюся больницу скорой медицинской помощи. Рекомендовал его на это место заведующий городским отделом здравоохранения, приятель его покойного отца. В это время Вадик был на байдарочном маршруте по реке Великой. Мать умоляла его срочно сниматься и возвращаться домой, чтобы не потерять работу. Но Вадик закончил переход только у впадения реки Великой в Чудское озеро.

   По его словам, работать в стационаре было настоящим наслаждением, но и огорчением, когда обреченному больному нечем было помочь. Бывало, я заходил в конце рабочего дня за ним, чтобы подвезти машиной его домой. Он намеренно выходил из больницы через приемный покой, и если узнавал, что поступает в его отделение больной, тут же возвращался назад
.
 Настоящей его бедой была полнота и курение. Первый инфаркт миокарда он перенес в 45 лет, второй – спустя 2 года. Последнему способствовала автомобильная авария. Подвыпивший приятель решил пофорсить и разогнал машину по лесной дороге, не вписался в поворот и врезался в дерево. Случайно ехавший навстречу знакомый увидел горящую машину, отключил аккумулятор и вытащил обоих на дорогу. «Скорая помощь» доставила Вадика в реанимационное отделение родной больницы, где и были обнаружены типичные для инфаркта миокарда изменения на электрокардиограмме.

   Полтора года продолжалось лечение открытого перелома голени с использованием аппарата Елизарова. Добряк, он дал расписку о том, что претензий к виновнику аварии не имеет. Последний в первые недели болезни Вадика регулярно наведовался в больницу, «тревожась» за исход травмы. В случае смерти Вадика тюрьмы ему было не избежать. И Вадик, и его жена Лера наотрез отвергали материальную помощь негодяя.
 
   Наконец Вадик с палочкой появился на работе. Какое счастье было видеть его в отделении больницы. Запомнилась последняя наша встреча  на работе. Выглядел  он вялым, подавленным. Глаза его потеряли привычную яркость и смотрели на меня как бы издалека. В голову пришла страшная мысль: он уже не жилец и взирает из другого мира.
 
   Наступили майские праздники. Из города отправлялся поезд «выходного дня», чтобы доставить  туристов для подъема на гору Говерлу. Вадика было не остановить. Вместе с Лерой они отправились в этот фатальный маршрут. От стоянки поезда в Ворохте до подножья Говерлы надо было пройти 17 километров. Глотая нитроглицерин, Вадик одолел половину дороги и вынужден был вернуться к поезду. Этим же вечером он был госпитализирован в инфарктное отделение.

   9 мая приятели Вадика отмечали на даче День Победы, пели песни военных лет, не подозревая того, что их адмирал отправился в свой последний маршрут – в вечность. Как никогда была прекрасна эта ночь. Искрились звезды, ярко светила луна, лесная дорога отдавала накопленное за весенний день тепло. Таким необычным казалось отправленное  нашим другом утешение.