Вокзальная нега и негр подношение Веничке

Бывает, герой- не тот,
Кого освещает рампа,
А папа его – блокнот,
И мама – ночная лампа
Саша Лавренчук (Войтович) «Не Дурак»

Это напоминает ожидание поезда. У врат вокзала, больших врат, с обязательной стражей, толпа. Все ждут. И я жду. Я как все- купил чебурек, пиво и уселся в уголке. Пиво теплое, чебурек набит луком, а мясо трется под ногами и мяукает. До поезда еще далеко. Вокзальная нега и менты.
Задремал.
Проснулся, взглянул на часы- тебе уже 33 года, снова задремал, снова очнулся- тебе 48. Еще и сумку украли. Не просто украли- спёрли, прямо под носом у стражников, тут за углом от врат. Отвратно мне стало, и я снова пошел за пивом и чебуреком. По пути передумал покупать чебурек и решился на пирожок с капустой.
Пиво на вокзале всегда теплое, а пирожки холодные. Воспоминания потом как у Белки и Стрелки после возвращения на Землю. Снова вокзальные менты и негр. Да, да, самый настоящий негр, в натуральную величину. Стоит, подпирая арку врат, и раздражает сонную публику. Они из-за этого негра спать не могут. Им же интересно. А негр стоит и не уходит.
Задремал.
Проснулся, взглянул на часы- возраст неопределенный, но негра уже нет. Да и менты не те. Сменились. Вокзал утратил доверие. Стражи у врат выгоняли дурно пахнущего субъекта. Не положено дурно пахнуть на территории вокзала. За пределами- пожалуйста. Субъект бурчал что-то нечленораздельное и отмахивался пакетами. Из пакетов перманентно что-то выпадало. Фокусник, более чем, факир убогой нашей жизни. А негр куда-то делся.
И я снова пошел через весь зал за пивом и страсть как захотел трубочку со сгущенкой. Как оная беременная баба порой нестерпимо хочет лизнуть рельсу, так я в тот момент хотел вафельную потрескавшуюся с концов трубочку со сгущенкой, в которой, часто можно найти муху или даже осу.
Скоро поезд. Прибытие его всегда оглушительно - это хлопают стулья, от которых резко отрываются пятые точки пассажиров дальнего и ближнего следования. У пассажиров дальнего следования отрыв сильнее. Это я давно заметил.
Трубочек нет. Пиво осталось только дорогое. Есть (снова) чебуреки и пирожки (снова) с капустой. Всё холодное и удушливо неаппетитное. Беру только пиво. Пусть подавятся. Хотя такие никогда не подавятся, их хоть в космос из рогатки запускай, хоть к чёрту на кулички. Им всё нега, да рупь в карман.
На перроне уже знакомый негр. Стоит как фонарный столб. Даже поезд, завидев его, замедлил ход. Негры на вокзале по дальним направлениям- редкость. И машинист даёт два гудка. И все сразу видят, что, да, дескать, негр на дальнее направление собрался. Народ вообще серый, но это от плохой экологии и плохой водки, а тут встряхнулись, нахохлились, как снегири и очень даже ничего народ. Вполне солидарность имеет. Кто чем может. Возможно, даже, Олимпиада-80 или просто человеку в жизни не повезло родиться у негров. Теперь вот расхлебывай.
А я уже в вагон лезу. Скотовозка, а не вагон. Убить бы их всех, ответственных и безответсвенных. Но я практически сразу ложусь и смиряюсь с тем, что есть. Не умею долго злиться. Негр, значит, едет в купе. Конечно, где еще ему ехать. Его же в плацкарте или не дай бог в общем измордуют национальной нашей любовью ко всему иностранному, русскую душу загадочную на кукан наденут и на выходе уже будет не негр, а Вася Пупкин, фрезеровщик из города Лиски Воронежской области. А что черный такой - так экология сейчас такая и водка плохая, а народ- добрейшей души народ у нас. Хотя люди- говно.
Пусть мне приснится, что мне снова 33. Не хочу 48. Много это. Куда мне 48 эти девать то. Я же один на всём белом свете, мне и 33 перебор. Но пока еще справляюсь как-то. Заберите меня обратно в утробу к мамке. Я там сыт и весел был, песни пел, Окуджаву там и Высоцкого. Иногда и мерзоть тоже пел. Но меня по животу гладили и я успокаивался быстро. Не хочу 48, никак не хочу. Никогда не смогу привыкнуть. 33 – возраст Христа. А я чем не праведник. Я даже на украденную сумку никак не отреагировал. Сам её украл давеча. Легко пришла- легко ушла.
А негр сейчас, наверняка, проводницам рассказывает, что его папа король и людоед послал любимого сына учиться в холодную Россию в город Лиски Воронежской области на фрезеровщика, чтобы потом отпрыск стал министром всей фрезерной промышленности молодого африканского государства. И негр этот молодой, ему не 33 и уж тем более не 48. И не поймет он никогда русскую душу. Вернется в свою душную Африку и расскажет папе королю и людоеду, что люди там были хорошие, а народ- говно. И что фрезерное дело он так и не освоил. Зато научился пить водку из любой посуды и не умирать после вокальных пирожков и чебуреков. За что папа его простит и сделает министром всех железных дорог, которых у них отродясь не было.